Эйфелева башня

Галина Коревых
     Это был энциклопедически образованный человек. Начитанность его и знание искусства поражали. Он чисто говорил по-русски, живя в Париже, считал родным языком французский, но свободно переходил на английский, немецкий и даже китайский. Внешность его не позволяла определить происхождение: светловолосый, голубоглазый,  с правильными и мелкими чертами лица.  Маленький рост при общении становился незаметен благодаря его энергии и улыбчивой доброжелательной манере. 

     Родители Бориса бежали от красного террора в Европу. Отец был в Сибири потомственным торговцем мягким золотом. Переехав в Париж, семья успешно продолжила и умножила дело.  Во Франции Борис был всеми уважаем и единогласно избран коллегами по цеху главой профессиональной ассоциации.  В Союз он приезжал регулярно: когда на аукцион в Питер, когда проездом в Китай или Монголию. Но однажды мы встретились  в Париже, когда мне довелось отправиться туда на международную выставку.

     Накануне открытия шел монтаж стендов, в павильонах царила суета. Дел было невпроворот. Все было готово лишь когда перевалило за десять вечера. Усталость валила с ног, но тут появился Борис, которого мы привлекали в качестве бесплатного консультанта и знатока местных тонкостей.

     - Поехали все в Coupole есть луковый суп!
     - Так поздно! А разве суп - это не обед?
     - В Париже на поздний ужин едут есть луковый суп.

Собралась компания человек десять, в которой нас было двое русских: я и коллега из Питера.  На Монпарнасе мы вошли в большой зал легендарного кафе и я была поражена тем, что оно полно народу, хотя дело шло к полуночи.  Вероятно стол был заказан, потому что иначе разместить нас в переполненном зале было бы невозможно. 

     Ужин, как оказалось, был естественным и логичным способом снять напряжение трудного дня  и поближе познакомить между собой приглашенных.  Утром нам была представлена Борисом наша новая пресс-атташе по Франции Астрид. Теперь она присутствовала на ужине с молодым французом, которого  назвала своим другом литератором, -  homme de lettres.  Мы сидели рядом и я радовалась возможности использовать свой еще слабый французский язык. 

     Указав на роспись на колоннах и стенах, мне рассказали их историю. Нищие и голодные художники импрессионисты так расплачивались за еду.  Монпарнас традиционно был богемным.  Публика в зале теперь выглядела вполне благополучно и буржуазно, наполняя его гулом оживленной беседы.  Разумеется, никакой музыки.

     Вдруг на том конце зала на каменный пол звонко упал круглый металлический поднос, продолжив шумно вращаться, в ответ на что раздались дружные  всеобщие аплодисменты.  Мы включились в овацию.

     Вероятно желая отметить наш интерес к французской культуре, я сообщила homme de lettre, что мне нравится французская музыка.

    - Например?
   
    - Мирей Матье.
   
    -  Oui je crois…, - вдруг пропел литератор голосом Буратино, имитируя певицу и  тряся головой от наложения грассирования на вибрато.
   
     - А почему она вам не нравится, - тупо спросила я,  вместо того, чтобы прикусить язык и постараться вникнуть во вкусы французов.

Разъяснений я конечно не получила. Тема ловко соскользнула на более общие вопросы.  Лишь позже я узнала, что любимыми певцами французов являются Ферре, Брассенс, Гишар, Гэнзбур, Реджани, Нугаро, Холлидей  и многие другие творцы и исполнители французской песни.  Что же до Джо Дассена и Мирей Матье, их считают экспортным вариантом, неким эквивалентом матрешки для туристов.

     На следующий день открылась выставка, полностью поглотив наше внимание, силы и время.  А когда пришел день закрытия,  Борис предложил нам отметить ее завершение.

     - Сначала у меня дома аперитивы, потом поедем есть fruits de mer.  Будет большая компания.

     В просторной квартире Бориса я познакомилась с его домочадцами.  Молчаливая и отстраненная жена его, тихо улыбаясь, провела нас показать свои скульптурные работы и мастерскую.  В минималистски оформленных  гостиной, столовой висело несколько произведений современной живописи. На высоком узком постаменте располагалась керамическая голова, возраст которой составлял десятки веков.

     Старший сын, архитектор, отдав долг вежливости, быстро растворился в недрах квартиры. За  ним последовала и дочь Шарлот.  Юный Ив, младший сын,  с интересом присоединился к нашей компании.  Возможно и не было бы в том вечере ничего примечательного, кроме знакомства с морскими ежами и устрицами белон, но развеселившийся от шампанского Борис вдруг провозгласил:

     - Едем в клуб!

      Шел 1976 год. Слово «клуб» у советского человека вызывало иные ассоциации, нежели слова bo;te de nuit у француза.  Теоретически я знала об их существовании, но плохо понимала, почему они ночные и что там делают.  Смутно чудилось что-то не очень приличное.
Потому не было предела моему изумлению, когда мы оказались перед глухой черной дверью без опознавательных знаков. Неведомо какой магией Борис заставил дверь открыться и нас впустили в  недра закрытого частного клуба.   

     Так состоялось знакомство с проклятым музыкантами диско.  О нем еще не знали в Союзе. В Европе был его расцвет.  На светящемся стеклянном танцполе двигалось несколько утонченных пар.  Пока компания наша рассаживалась и заказывала коктейли,  я не могла оторвать глаз от движений нового танца.  Когда минут через десять меня пригласили, я быстро включилась в ритм.  Пусть меня презирают рокеры, -  диско мне страшно понравилось.

    День спустя состоялся торжественный вечер, где присутствовала вся профессиональная ассоциация Бориса, а мы были гостями.  Моей соседкой за столом оказалась Шарлот, его дочь.  Ей было около тридцати лет, но выглядела она совсем юно.  Сочетание пышной рыжей гривы, природного яркого румянца и васильковых глаз делали ее очень заметной.  Шарлот была глухонемая.  Ее научили читать по губам, и я была в восторге оттого, что она понимает мой французский.  Ей оказалось тоже интересно пообщаться с новым человеком, поэтому мы оживленно проболтали весь вечер.

     Шарлот рассказала, как еще давно была в Москве…
Вероятно, это  было в начале семидесятых.  Она пошла одна погулять по городу, посмотреть Красную площадь, и заблудилась…  Стемнело.  На ее счастье, она заметила трех глухонемых русских, общавшихся жестами.  Она подошла к ним  за помощью.

     - Они спросили меня, откуда я.  Я ответила, что из Франции.
    
     - Как же вы объяснили это русским?

     -  Мы прекрасно понимали друг друга, общаясь жестами. Я показала вот так, и они сразу поняли, что я из Франции.
      
Она сложила ладони высоким узким домиком.

     - Это  же Эйфелева башня.  Потом они повели меня в подворотню, у них была бутылка водки. Они налили мне тоже, я выпила стакан и они дали мне соленый огурец.

     - Страшно было?

     - Нет, наоборот, - они ведь меня потом проводили, а так я бы не нашла дорогу.

                *                *
                *

     Прошли годы, десятилетия.  Давно нет Бориса, затерялись следы рыжей розовощекой девушки, а юный Ив, ее брат,  стал всемирно известным  бизнесменом,  магазины которого красуются во всех солидных столицах мира, и конечно в Москве и Питере.  Позором покрыли музыку диско:  про Джона Траволту никто теперь и не скажет, что звезда его взошла в диско-фильме номер один  Saturday Night Fever.