Даниэля разбудило ощущение пристального, направленного взгляда. Приоткрыв один глаз, он обнаружил, что ему не почудилось. В ногах кровати пристроился и бесцеремонно пялился на него худенький встрёпанный паренёк.
— Барруни, — проворчал проснувшийся, — сколько тебе твердить, что спальня — это личное пространство? Границы которого нарушать неприлично.
— В деревню идёт человек, Дан, — услышал он в ответ. — Чужой. Будет через пару часов.
Даниэль выругался. С тоской посмотрел в окно — светать и не начинало. Покосился на сладко спавшую жену. Мэйра словно почувствовала, улыбнулась во сне.
— Отвернись хотя бы, пока я одеваюсь, — сердито бросил он пареньку, нисколько не сомневаясь, что тот и не подумает выполнять его просьбу. Понятия о приличиях у раррхов сильно отличались от тех, которые внушали в детстве ему.
Путь до деревни они проделали рядом. Барруни с трудом приспосабливался к слишком быстрому для него шагу мужчины, но упрямо шагал плечом к плечу. У самого дома паренёк посмотрел на Даниэля с тревогой:
— Ты справишься?
— Конечно. Не в первый раз. Ступай, пригляди за остальными.
Тот кивнул и растворился в полумраке. Даниэль распахнул тяжёлую, отвратительно скрипучую дверь и вошёл. Прищёлкнул пальцами, чтобы зажечь свет, и тут же одёрнул себя: силу применять нельзя, безопасность превыше всего. Он наощупь прошёл к столу, нашарил коробок, чиркнул спичкой. Свеча с готовностью подхватила пламя.
Пробежаться по дому заняло несколько минут. Спальня с кое-как заправленной кроватью, ношеная одежда, небрежно повисшая на спинке стула, невычищенный камин в гостиной, кухня с немытой посудой в раковине — всё создавало впечатление в меру запущенной холостяцкой берлоги. Время от времени приходилось даже ночевать здесь — чтобы поддерживать иллюзию настоящего жилья. Даниэль относился к этой обременительной обязанности добросовестно, признавая её необходимость. Сейчас он решительно натаскал воды — по старинке, из колодца во дворе, перемыл тарелки с кружками, затопил печь и поставил на огонь чугунок с крупой. Неизвестно, насколько дотошливым и пронырливым окажется «гость», можно остаться не только без завтрака, но и без обеда.
Чужак объявился, когда солнце уже вовсю хозяйничало в долине. Даниэль заметил его издали, стоя на пороге и любуясь острыми пиками гор, тёмно-синими с такого расстояния хвойниками, весёлой бурлящей речушкой и рассыпанными по её берегам аккуратными домиками. Деревня была его гордостью.
«Если ты хочешь что-то спрятать, положи это на видное место», — припомнил он и улыбнулся. Сорок спокойных лет. Потихоньку востанавливающаяся численность раррхов. Воспитание подрастающего поколения в осторожности и с осознанием грозящей опасности. Полное прекращение слухов и сплетен, подогретых редкими встречами, одной из которых он сам обязан собственному счастью…
— Доброе утро, — вежливо поздоровался с ним запыхавшийся «гость». — Господин Даниэль Анхельм?
«Странно было бы ошибиться», — усмехнулся про себя Дан. Среди смуглых местных брюнетов он выделялся и более высоким ростом, и белой кожей, и светло-русыми волосами.
— Доброе, — он тряхнул отросшей гривой. — Даниэль Анхельм-младший, к вашим услугам. Чем обязан?
Пришедший жадно оглядел его с ног до головы. Недоумённо округлил глаза — несмотря на огромное сходство, мужчина перед ним выглядел лет на двадцать-двадцать пять. Тот, кого он искал, был втрое старше. Дан внутренне рассмеялся, ожидая, когда же чужак воспользуется данной ему подсказкой.
— Простите, — несмело продолжил гость, — вы — сын господина Анхельма из Торнакса?
«Того самого Анхельма?!» — без труда различил Даниэль между слов.
— Да, я сын именно того учёного-обманщика, со скандалом исключённого из членов Академии наук за попытку подлога, — услужливо подтвердил Дан.
Чужак смутился. Изучая его без зазрения совести, Даниэль успел отметить и исключительную молодость — лет девятнадцать? Двадцать?! — и усталый вид, и общую потрёпанность облика и костюма.
— Простите, — опять повторил юноша, — я не хотел напоминать вам… Господин Морис Фабиан, — поспешил он протянуть ладонь для рукопожатия.
Отвыкший от обычаев людей Даниэль чуть не выпустил принятый при знакомстве у раррхов силовой импульс. Вовремя сдержался, стиснул узкие пальцы в своих:
— Можете звать меня Дан, чтобы не путать с отцом.
— Благодарю… — юноша с испугом уставился на свою ладонь. Даниэль ещё раз отругал себя. Привыкнув к силе местных, он забыл, какие городские жители хрупкие. — А ваш отец… С ним можно повидаться?
— Увы, — вздохнул Даниэль, — к сожалению, он не вынес той травли, с которой столкнулся. Согласитесь, господин Фабиан, из уважаемого члена общества, учёного, труды которого были признаны во всём мире и переведены на десятки языков, за сутки стать изгоем, посмешищем, героем анекдотов — испытание не из лёгких.
— Значит он?..
— Умер. Если хотите, я могу показать вам его могилу.
— Нет, — лицо юноши сморщилось. Даниэлю показалось, что гость сейчас расплачется. — Я так надеялся поговорить с ним. Хотел узнать…
Его глаза подозрительно заблестели.
— Идёмте в дом, — сердито сказал Дан.
Аромат каши уже разносился по всем комнатам.
— Позавтракаете со мной? — не дожидаясь ответа, Даниэль сноровисто накрыл на стол, достал чугунок, разделив еду на двоих. Гость не стал отказываться, смолотил всё вмиг.
— Благодарю вас, очень вкусно, — облизнулся Морис. — Я, честно признаюсь, не успел поесть. Достать пропуск в заповедник огромная проблема. Дают его на сутки, машиной сюда не добраться, а единственная тропа ведёт всё в гору… Чтобы уложиться, я вышел затемно. Племя раррхов закрыто от всего мира.
Даниэль ухмыльнулся. В своё время господин Анхельм-старший приложил все усилия к тому, чтобы этого добиться.
— Правительство милостиво позволило последним коренным обитателям планеты вымирать на крошечном клочке земли, когда-то принадлежащей им всецело, — резче, чем собирался, бросил он. — Мой отец воспользовался остатками своих средств и связей, чтобы сохранить им право доживать в родных горах. Что вы хотели от него?
Юноша замялся, затем полез во внутренний карман старенькой куртки и с величайшей бережностью достал небольшой кусочек пластика — яркое и чёткое изображение, которое Даниэль узнал сразу.
Изображение, чуть не перевернувшее мир.
— Откуда это у вас? — желание набросится, вырвать и уничтожить пришлось подавить в зародыше.
— Позаимствовал… нет, надо называть вещи своими именами! Я его украл. Недавно я закончил университет, получил диплом, но с работой туго. Мне удалось устроиться в архив Академии наук. Разбирая папки, я натолкнулся на дело о Торнакском скандале, заинтересовался и нашёл этот снимок… Понимаете, он — настоящий! Я проверил его всеми возможными способами, исследовал на компьютере, консультировался с другом, который… имеет некоторый не совсем законный опыт в данной области. Снимок подлинный! Посмотрите, как лежат тени, как рука утопает в шерсти… Нельзя подделать каждую волосинку! А эти крылья? Они живые, трепещут от ветра!
Даниэль послушно смотрел. На постаревшую копию себя, обнимающую невероятно прекрасное, нереальное существо. На короткий золотистый мех, сияющий в лучах солнца. На распахнутые за спиной непостижимого создания огромные крылья…
— Отец прилюдно сознался, что это изображение — ловкая подделка, — сурово произнёс Дан. — Это признание стоило ему карьеры, лишило всего — честного имени, прошлых заслуг, уважения коллег… Неужели вы хоть на миг предполагаете, господин Фабиан, что он сознательно оболгал себя?
— Господин Анхельм был блестящим, выдающимся, талантливым учёным, — краснея, замотал головой Морис, — исследователем и защитником редких и вымирающих видов… Я думаю, что подобный человек мог бы… наткнувшись на настоящее чудо, пожертвовать своей репутацией ради чего-то большего.
— И, найдя неизвестного науке зверя, предпочёл позор открытию века? — насмешливо вздёрнул брови Даниэль.
Юноша окончательно разволновался:
— А если не зверя? Я изучил легенды о племени раррхов. В них говорится о могуществе, данном Богами, о вечной жизни, о способности принимать иной, крылатый облик… Если господин Анхельм столкнулся с чем-то, выходящим за рамки современной науки, чем-то, что необходимо беречь и защищать, — разве его остановила бы собственная незавидная участь? Он был героем — не только анекдотов! Благодаря ему выжили редчайшие аниосийские барсы! Если ваш отец открыл новый вид… человека?!
— Господин Фабиан, — расхохотался Дан, — сколько вам лет? Восемнадцать? Девятнадцать?
— Почти двадцать!
— Тем более. В ваши годы пора перестать верить в легенды, оборотней, магию и зубную фею. Спасти популяцию редких кошек не означает повесить на себя одного ответственность за выживание древнейшей человеческой расы. Это чересчур самонадеянно даже для блестящего учёного… Моего отца обуяла гордыня, он подделал тот снимок, чтобы досадить своей Академии. Тем более, что все они, как и вы, клюнули на его злую шутку. Собрали всех ведущих учёных, цвет мира… После чего господин Анхельм-старший во всеуслышание признался в своём розыгрыше… Вы знаете, что его пришлось выводить из зала под охраной? Обманутые им выдающиеся умы хотели растерзать его прилюдно.
— Пусть так! — упрямо возразил Морис. — Но если его больше не привлекала научная деятельность? Если он узнал нечто более ценное? Получил… вечную жизнь, например?
— Пойдёмте, — зло бросил Даниэль.
Солнце заливало долину. Идти пришлось недалеко — на обрыве возвышалась невысокая пирамидка из накиданных друг на друга камней. Рядом росло небольшое корявое деревцо.
— Могила отца, — Дан повысил голос, чтобы перекрыть шум ветра. — Его похоронили по обычаям раррхов, которым он посвятил остаток жизни. Можете расковырять камни и поднять кости, взять анализы и провести проверку ДНК. «Вечная жизнь» отца закончилась в сорок три года. У вас ещё остались вопросы, господин Фабиан?
— Нет, — уныло откликнулся юноша. — Мне очень жаль…
— Я провожу вас, — на тон мягче сказал Даниэль.
— Почему вы из всех мистификаций прошлого заинтересовались именно этим скандалом? — как бы невзначай спросил он, когда они шли через деревню под внимательными и любопытными взглядами немногочисленных жителей — хрупких, невысоких, с удивительными золотистыми глазами, одетых лишь в лёгкие штаны и длинные туники.
— Потому что господин Анхельм поразил меня, — вздохнул Морис. — Так много фальсификаций — и ни разу, несмотря на неопровержимые свидетельства обмана, никто не признался: «я пошутил», «этого не было»… А тут неоспоримое доказательство — и такое заявление… Я должен вернуть снимок к вечеру, иначе у меня будут неприятности.
Даниэль нахмурился и подкорректировал импульс силы. Теперь злосчастный кусочек пластика превратится в пыль лишь завтра утром.
— Прощайте, господин Фабиан!
— Прощайте… Дан.
Морис уходил вприпрыжку. Спускаться с горы гораздо легче, чем на неё взбираться.
Барруни возник из воздуха, встал, касаясь плечом:
— Всё хорошо? Мы можем его отпустить?
— Можете, он не опасен… Хорошо, что ты уговорил меня сменить тело. Теперь любая экспертиза подтвердит, что Даниэль Анхельм мёртв и давно кормит червей…
Паренёк заулыбался — и возле Дана оказался золотистый крылатый зверь, шёлковую шерсть которого трепал ветер:
— Твоё тело не соответствовало твоему сердцу. Ты пожертвовал всем ради сохранения тайны, я вернул долг. Силу — достойным.
— Достойным… — Даниэль помрачнел. — Но я-то достойным не был! Прокрался, как вор, докопался до правды, тайком установил камеры, сделал тот клятый снимок, отослал в Академию… И не влюбись я по уши в Мэйру, всех вас давно ожидали бы клетки в секретных лабораториях и сотни бесстрастных потрошителей, разделывающих на части во имя науки! Цена моей славы.
— Но ты так не поступил. Не ради могущества или вечной жизни — о них ты тогда не знал. Ты предпочёл позор предательству доверившейся тебе девушки. Цена твоей любви.
— Да, — улыбнулся своим мыслям Даниэль. — Бар, скажи, почему вы позволили мне уйти? С доказательствами вашего существования, с жаждой объявить об открытии всему миру… Пусть вас была жалкая горстка, но справиться с одним любопытным идиотом… Я ведь даже сопротивляться б не смог — в слабом-то человеческом теле!
— Убийство лишает силы, — хмыкнул стоящий с ним рядом ровесник окружающих долину гор. — Шучу, Дан. Ты знаешь, большинство из нас просто долгоживущие люди… Мы веками защищались от агрессии изменившегося мира как могли. Но как бы я потом посмотрел в глаза Мэйре?
Даниэль согласно кивнул и обернулся сам. Крылья подняли его и понесли к дому, настоящему дому, не обманке для случайных чужаков. Туда, где ждала его та, что стала для него дороже всего на свете. Не существовало такой цены, которую бы он не заплатил за счастье быть с ней.
Октябрь 2021
Рассказ входит в альманах "Краткость и талант":
Аудио книга: