Мировоззрение Ивана Карамазова, одного из самых ярких персонажей Достоевского, часто ассоциируется прежде всего с известной фразой о "слезинке ребенка". "Представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!" («Братья Карамазовы», Книга 5, Глава 4 "Бунт")
Однако на это недоумение, тут же после пространного монолога Ивана, отвечает его брат Алёша словами о Том, кто Сам отдал "неповинную кровь Свою за всех и за всё. ... на Нем-то и созиждается здание, и это Ему воскликнут: «Прав ты, Господи, ибо открылись пути твои»." (Там же)
Действительно, "бунт" Ивана оказывается здесь не против христианства, ведь в замысле Божием о мире нет никакого зла, никаких "слезинок ребенка". Зло есть неправильно направленная свободная воля людей и падших ангелов; зло для Божьего творения - явление лишнее и ненужное, и более того, в конечном итоге уничтоженное, когда "отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло." (Откр.21:4) И даже временное зло, совершаемое тварями, промыслительно направляется Богом ко благу, как предательство Христа Иудой послужило ко спасению мира Жертвой Христовой.
Высказанная Иваном идея о строительстве на жертве-ребенке является отсылкой к распространённой языческой практике принесения в жертву ребенка перед важным начинанием, как царь Агамемнон свою дочь Ифигению перед поход на Трою, или в критической ситуации, как царь города Моава своего сына-наследника при штурме города израильтянами (4-я цар. 3:26-27). Эта практика неоднократно осуждается ещё в Ветхом Завете. (Лев. 18:21; 20:2; 4-я цар.23:10; Пс.105:37)
Однако духом этой практики руководствовались в Новое и Новейшее время многие строители "светлого будущего", руководимые принципом "цель оправдывает средства"...
Тем не менее тема «слезинки ребёнка» является важной для раскрытия внутреннего мира Ивана, его болезненной чувствительности к человеческим страданиям, жажды правды и добра.
Основной же идеей Ивана, сыгравшей определяющую роль в его жизни, стали другие знаменитые слова: "Если Бога нет, то всё дозволено". Именно эту идею подхватывает Смердяков, человек умный и хитрый в житейских вопросах, но крайне ограниченный духовно, и не только подхватывает, но и, без всякой ИвАновой рефлексии, реализует на практике, убивая отца и подставляя Дмитрия Карамазова. Тонко чувствующий Иван сходит с ума, столкнувшись с реализацией своей идеи; являя тем самым неразрешимое противоречие между высказываемой на словах идеей «всё дозволено» и внутренней невозможностью согласиться на «слезинку ребёнка».
Спустя немногие годы после написания Достоевским своего знаменитого романа, судьбу его вымышленного персонажа Ивана повторит реально существующий человек. Причём Фридрих Ницше сошёл с ума даже раньше, чем его идеи о становлении сверхчеловека "по ту сторону добра и зла" нашли своих многочисленных последователей-смердяковых. Ницше оказался ещё совестливей, тоньше и ранимее, чем Иван Карамазов. У человека, на словах постоянно отрицавшего нравственность, провозгласившего "падающего - подтолки", припадок, за которым последовало безумие, был спровоцирован - так не придумал бы и Достоевский! - сценой избиения лошади. "Слабосильная лошаденка, на которую навалили слишком, завязла с возом и не может вытащить. Мужик бьет ее, бьет с остервенением, бьет, наконец, не понимая, что делает, в опьянении битья сечет больно, бесчисленно: «Хоть ты и не в силах, а вези, умри, да вези!» Клячонка рвется, и вот он начинает сечь ее, беззащитную, по плачущим, по «кротким глазам»." (Там же, монолог Ивана)