СЕРГЕЙ НОСОВ
ЧЕРНАЯ РЕЧКА
ОЧЕРК
Вся моя жизнь связана с Ленинградом - Петербургом где я родился и безвыездно фактически прожил свою жизнь.
Я покидал Петербург в детстве и в годы молодости обычно только летом на два - три летних месяца. Сначала уезжал на школьные летние каникулы на дачу в благословенное свое Лимузи на южном берегу Финского залива. Потом покидал город летом во имя участия в лодочных и байдарочных походах и археологических разведках и экспедициях, в которые записывался лаборантом исключительно ради странствий и романтики.
Но жить без Петербурга сколько-нибудь длительное время я просто не мог.
Однажды в голодном 1993-ем году после погромных для нашей страны «реформ» Гайдара когда мне в Институте Русской Литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук где я проработал Ведущим научным сотрудником в целом более тридцати лет платили сущие копейки которых едва хватало на элементарное выживание - я записался на службу профессором в Польшу, в город Лодзь, в местный университет. Там все таки можно было жить получше, жить сытнее.
Но выдержал я в этом польском городе Лодзь только два месяца (хотя первоначальный контракт мой был заключен там на два года как минимум). Я сам не ожидал такого - нестерпимая тоска охватила меня тогда по своему родному Петербургу. И я бросив все, «сбежал» тайком обратно в Россию и в Петербург - к прежней полной бедности жизни.
Москву я тоже не любил никогда естественно. Москва при советской власти лишила Петербург - Петроград столичного статуса, превратила его в рядовой «провинциальный город» по всем внешним признакам (таким как государственное финансирование, местное городское начальство и пр.)
Какая симпатия могла быть у петербуржца и ленинградца к Москве? - Да никакой!
И ведь все и на далеких окраинах бывшего СССР, те кто хотел из Советского Союза выйти и те кто советский режим не одобрял - всегда они были рады ленинградцам и петербуржцам и всегда ненавидели москвичей.
Я помню в студенческие свои годы был я туристической поездке в Закарпатье ( Ужгород, Мукачево, другие примечательные точки этого края). И достаточно было сказать - «я из Ленинграда» - чтобы все двери перед тобой раскрылись как в сказке. Чтобы тебя всегда встречали широкие и открытые улыбки и дружеские взгляды и услуги…
А скажешь - «я из Москвы» - и все ровно наоборот. Люди закрываются. Скупо отвечают на вопросы. Смотрят недоброжелательно.
Ленинград был гонимым в советские времена городом. И при этом самым европейским по духу городом в советской России.
Но что интересно вспомнить - я собственно в старом Петербурге практически никогда и не жил. Или почти никогда не жил.
Я родился на 6-ой Линии Васильевского острова в доме № 5 по этой линии в бывшей квартире моего деда по отцу Евгения Ивановича Носова, который был профессором, историком права, на юридическом факультете Ленинградского Университета.
Однако мой дед умер от рака задолго до моего рождения. И его былая профессорская квартира на шестой линии Васильевского острова после его смерти сразу стала коммунальной. Ведь частной собственности на жилплощадь в советские времена и в помине не было.
Никакой интеллигентской атмосферы я в этой коммунальной квартире уже не застал. Да и прожил я там только до пяти лет.
После чего мой отец как в то время Ученый Секретарь Ленинградского Института Истории добился возможности переехать в Гавань в свою отдельную трех комнатную квартирку в скромной «хрущевке» на Наличной улице Васильевского острова. Где и прошло реально мое детство до подросткового двенадцатилетнего возраста.
Я помню свою 6-ю линию Васильевского острова и сейчас. Напротив нашего дома №5 было здание какой-то старой церкви, превращенной в склад. Но тут же рядом был и большой сад с огромными старыми деревьями - он тянулся прямо до близкого Малого проспекта Васильевского острова.
И хотя мои родители страдали от новоявленных соседей по коммунальной квартире на 6-ой Линии мне-то самому моя жизнь на 6-ой линии нравилась тогда.
Однако после жизнь в районах старого Петербурга мне уже определенно не нравилась когда я в нее попадал. Пусть и на короткое время.
Я не был жителем пригородов каким стал например в зрелые годы Пастернак, переселившийся из Москвы в Переделкино навсегда причем вполне сознательно, а не по воле случая.
Но и центр Ленинграда - Петербурга для жизни меня никогда не привлекал.
В молодые годы после того как я женился (жить-то мне с молодой женой было тогда в первое время толком негде) я жил и на 5-ой Красноармейской улице в старом доме еще 18-го столетия и затем на 8-ой Красноармейской улице в доме у самой Фонтанки с местными сфинксами тоже жил чуть ли не три года.
Но светлых воспоминаний эта жизнь в историческом центре Петербурга у меня не оставила - рядом не было живой природы, негде было просто даже гулять… Сады в центре города выглядели жалкими в сравнении с любимым моим парком Сосновка рядом с бывшей Ольгинской улицей (ныне давно уже улицей Жака Дюкло) в преддверии Сосновки.
Там в доме - улица Жака Дюкло, дом 9, корпус 3 - я прожил в новой отцовской квартире свои юношеские годы.
А сейчас несколько слов о другом…. Хотя это тоже - из области воспоминаний.
Никто из моих родственников своих воспоминаний не оставил. Хотя ведь многие из них по линии отца были незаурядными людьми.
Меня это всегда удивляло.
Ты живешь свою жизнь так как будто ты исчезнешь из числа живущих - и нормально что никто об этом и не вспомнит. Просто никто.
А как в сущности и вспоминать? Ты никому не рассказал кто ты такой, что тебя волновало и чем ты жил…
И потому ты и погрузился в пропасть забвения. По собственному выбору на самом деле.
Мне же всегда хочется вспомнить о прошлом и написать о нем - как будто это хоть как-то сохраняет былое среди действительных реалий бытия.
И повинуясь этому зову души - хранить прошлое насколько это возможно - я и сейчас пишу очередной очерк воспоминаний.
Ныне стало модно рассуждать о счастье жить в собственном доме, стоящем «на земле». Каждый кто берется писать о проблемах современного жилья теперь обязательно неприязненно упомянет огромные «человейники» новостроек и то что жить там якобы просто невозможно.
Все хотят (на словах по крайней мере) иметь свой собственный индивидуальный дом с участком земли вокруг него и конечно со всеми удобствами. При этом однако все таки жить рядом с Петербургом или Москвой, а не оставаться где-то в глухой провинции. Там где и жить в нашей России нередко бывает не на что. И там где сама проза будней и обыденность существования кажется неизмеримо тяжелее.
Понятно это конечно.
Но так похоже на пустые сладкие грезы.
Всем хочется молочных рек с кисельными берегами.
Однако если безмерно разрастутся за счет частного строительства личных домиков-коттеджей с прилегающими к ним участками земли площади огромных городов-миллионников - города эти собственно навсегда утратят свой облик, превратятся в какие-то необъятные по площади поселения сельского типа, заполненные бесконечными маленькими домиками на множество километров.
И это будет одноообразная, унылая и угнетающая картина.
Жить в красивом и старинном городе - великая привилегия, которую теперь незаслуженно перестали ценить.
Пусть мой любимый квартал Ленинграда- Петербурга у парка Сосновка был застроен почти исключительно современными новыми домами и был славен только живописной природой, соснами своими и карьером-озером с прекрасным песчаным пляжем. Но ведь я учился и потом работал более тридцати лет на стрелке Васильевского острова - в красивейшей и величественной точке старого Санкт-Петербурга.
Там в монументальном здании бывшей Таможни помещался Институт Русской Литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии Наук где я и служил Ведущим сотрудником большую часть своей жизни после окончания Университета.
Я постоянно видел старый Петербург и так сказать ежедневно прикасался к нему. И это украшало мою жизнь.
Помню что с приятелями мы ходили через Дворцовый мост на перекус не куда-нибудь а в Эрмитаж, находившийся неподалеку, пользуясь нашими служебными удостовере6ниями «музейных работников» и проходя в Эрмитаж бесплатно. (Ведь Пушкинский Дом был одновременно и значимым Литературным музеем).
И бывать в Эрмитаже едва ли не ежедневно мне нравилось. Сам «воздух жизни» становился от этого другим - наполненным дыханием истории и более одушевленным.
Другое дело что жить в самом «памятнике истории» - будь-то дворец, старый роскошный особняк или что-то подобное - мне было бы неуютно. И мне приятно было вечерами возвращаться к соснам любимого парка Сосновка - там я как бы отдыхал от мира и оставался наедине с собой.
И я тоже очень ценил это благословенное уединение вдали от исторического центра города.
Сейчас я живу на Ланском шоссе Петербурга (с 1995-года) недалеко с одной стороны от Черной речки у которой прошла трагическая дуэль Пушкина с Дантесом, а с другой стороны - недалеко от старой железнодорожной станции Ланская с которой начинается железнодорожный путь от Финляндского вокзала Петербурга на Выборг и Хельсинки.
А так же через эту станцию Ланская до сих пор проходит путь пригородных электричек в курортные пригороды Петербурга - в Сестрорецк и в Курорт по одной ветке. И в Репино, Комарово и Зеленогорск по другой ветке.
Когда-то в царские времена район вокруг Ланского шоссе был застроен в основном деревянными дачными домиками. Это в конце Х1Х и начале ХХ вв. был дачный пригород старого Петербурга подходящий для людей преимущественно небольшого достатка.
Меня поразило что в этом районе было в старые годы огромное число кабаков и питейных заведений разного «калибра» сведения о которых я нашел в одном старом городском дореволюционном справочнике. Видимо и отдыхали здесь простые петербуржцы в преимущественно традиционном стиле - «по русски», когда без стопки водки отдых не обходится.
Но были рядом и старинные парки - парк Лесотехнической Академии и старый Удельный парк. Оба эти парка живы и сегодня. И я по ним нередко с удовольствием бродил и брожу в любое время года.
В конце 1950 - первой половине 1960-х годов этот старый близкий пригород Петербурга фактически ушел в небытие - его площади были застроены новенькими пятиэтажками, которые впоследствии стали называть «хрущевками».
От старых дач остались кое где лишь высокие и раскидистые старые липы, вязы и клены, да яблони и груши вперемежку с какими-то то еще плодовыми деревьями, то ли декоративными, то ли действительно приносившими настоящие плода при должном уходе в старое доброе время.
В одной из скромных (правда кирпичных, а не блочных к счастью) пятиэтажен внутри этого нового квартала нашел себе пристанище на четвертом этаже с 1995-го года и я.
Прямо за окном моей комнаты - старый раскидистый клен. Осенью он покрывается на весь почти октябрь золотыми кленовыми листьями которыми я годами не перестаю любоваться и восхищатъся.
И летом в ветряную погоду этот мой старый клен так величественно и романтически шумит в порывах ветра…
Помнится 8-го мая 2015 года прилетели на ближайшую к моему окну широкую ветвь только еще распускавшего свою листву моего старого доброго клена сцепленные вместе какой-то тесемкой три разноцветные воздушные шарика….
Я тогда переживал светлые дни нового пробуждения души после почти двадцати лет вынужденного молчания в поэзии (вынужденного потому что меня как поэта толком не печатали в эти долгие годы и я, не желая «писать стихи в стол», вообще оставил в то время поэзию). И появление за окном в светлый день мая замечательных воздушных шариков я воспринял как таинственный «добрый знак», открывающий передо мной новую и настоящую жизнь поэта.
Так потом и случилось на самом деле - уже в июле того памятного для меня 1915-го года я стал вновь писал стихи… И эти стихи начали наконец печатать литературные журналы - новое время нового ХХ1-го века приняло меня как поэта.
Началась светлая для меня и долгожданная творческая жизнь - жизнь свободного поэта, которого все таки печатают и замечают в обществе и который вправе не считать себя никому не нужным и отверженным в литературе.
И за чудесные минуты и дни этой новой своей жизни я благодарен как это на вид ни странно и своему старому клену - ведь я поверил в неслучайность появления на ветвях клена за моим окном замечательных в своей простой красоте воздушных шариков.
Да и действительно - шанс был один из тысячи или один из многих тысяч, что воздушные шарики эти, кем-то когда-то выпущенные на волю прилетят именно к моему окну и прочно зацепятся на ветви моего любимого клена под моим окном.
И тем не менее это случилось.
И моя новая жизнь к лету 2015-го года действительно началась - жизнь свободного поэта, преодолевшего для себя мрачное безвременье, пережившего тяжелейшие для себя и для всей своей страны годы - чтобы творить и жить.
Ныне я в основном живу вдали от центра Петербурга. Но весь исторический Петербург присутствует в моем сознании постоянно. И я явственно ощущаю себя его частью - пусть маленькой, но живой его частицей.
И это очень важно для меня.
Помню свой обычный маршрут из Пушкинского Дома где я работал (то есть из здания старой Таможни на стрелке Васильевского острова) к Фонтанке и мимо Михайловского замка и здания старого Цирка к Литейному проспекту - там на углу улицы Белинского и Литейного проспекта находилось здание где пятнадцать лет помещалась редакция петербургского «Нового журнала» в котором я все эти годы подрабатывал и получал небольшие деньги за публикации в виде многочисленных «Посткриптумов».
Пятнадцать лет я несколько раз в неделю шел по Дворцовой набережной Петербурга мимо Зимнего дворца и до Мраморного дворца обычно, где сворачивал вглубь кварталов и выходил на Марсово поле.
Потом шел к Михайловскому замку. Перекусывал там что-нибудь на пустой скамье у памятника Петру 1 поставленного императором Павлом. И затем шел уже вдоль Фонтанки к зданию Цирка. И далее через мост налево к Литейному проспекту и к своей редакции «Нового журнала.
Я как поэт и как человек «впитывал» в себя величественный Петербург. Этот безусловно.
И Петербург постепенно стал частью моего сознания и моего мироощущения в мире.
Я могу и не ездить больше в исторический центр Петербурга - я его ощущаю в себе самом как естественную часть своей души. И может быть даже и как части своего тела - настолько осязаем и «телесен» стал для меня с годами образ Петербурга, начиная с моей «колыбели», дома№5 на 6-ой линии Санкт-Петербурга.
То что с годами все таки ушло из моего личного восприятия Петербурга и поблекло в нем - это образ вольной водной стихии.
В детстве, живя на близком к Неве и заливу Васильевском острове и в своем благословенном Лимузи на берегу Финского залива за Ораниенбюаумом, я был восхищен и покорен могуществом и красотой вольных морских просторов.
С годами это ощущение пропало. Слишком редко я стал видеть широкую и вольную Неву. Слишком редко стал я бывать на берегах Финского залива.
Что поделаешь… Реальность есть реальность. Мне не суждено было всю жизнь свою прожить на Васильевском острове где я родился. Хотя все годы моей учебы в Университете и последующей службы в Пушкинском Доме проходили именно там - на Васильеском острове и на стрелке Васильевского острова, в «сердце» старого Санкт-Петербурга.
Но может это и к лучшему.
Я увидел другие районы своего города и был им близок. Это старый Московский проспект. И вот нынешнее Ланское шоссе где я живу уже двадцать пять лет на самом деле.
И только в последние годы я по настоящему полюбил свой тихий район заросших зеленью пятиэтажек - в нем мне комфортно и спокойно. В нем отдыхает моя душа, в нем не чувствуешь, кстати говоря, поражений и обид своей жизни.
Это тоже важно. Вокруг тебя не «верхи общества», а простые люди. И среди них ты чувствуешь себя очень комфортно. Нет больной игры самолюбий и игры в престиж. Просто жизнь.
А в целом я хочу сказать вот что - исторический центр города с его памятниками культуры и архитектуры конечно не есть главное для реальной жизни творческого человека в своем городе.
Нужны какие-то выходы в издательства или творческие союзы, в журналы или театры…. В живую творческую жизнь одним словом.
Во все советское время в Ленинграде в сравнении с жирующей «при начальстве» Москвой всего этого не хватало.
Многие ленинградцы тогда переезжали в Москву - за привилегиями, за возможностями больше публиковаться,
Но ведь это же были в основном карьеристы. Неправда ли.
Маршак в Москву переезжал. Корней Чуковский «для удобства» в Москву переехал.
Ахматова навсегда осталась в Петербурге. И академик Лихачев никуда из Ленинграда - Петербурга не уезжал.
И дело тут не в конкретных обстоятельствах жизни конкретных людей - «выгодно - не выгодно». «Выходит карьера - не выходит карьера.»
Дело в том что жизнь обычно привязывает тебя с определенному городу как и к определенной женщине.
Ты живешь в этом городе и с этим городом связал всю свою жизнь - он часть тебя самого. С его улицами и проспектами. С его праздниками и бедами.
Ты растворился в этом великом городе. И даже если тебя не будет - ты в нем останешься…. Останешься проникновенной тенью, что так цепляется за скрип святых ворот…
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1961-м году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009.
Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате - в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ВЕРЛИБРА», «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ЛИРИЗМА», печатал стихи в «ДНЕ ПОЭЗИИ РОССИИ» и «ДНЕ ПОЭЗИИ ЛЕНИНГРАДА», в журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «НОВОМ ЖУРНАЛЕ», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах.
После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт и в России и во многих изданиях за рубежом от Финляндии и Германии, Польши и Чехии до Канады и Австралии
В настоящее время является автором более 1000 журнальных публикаций в России и за границей. оссии и за границей.Ро
Печатался в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «ПЕРИСКОП»», «ЗИНЗИВЕР», «ПАРУС», «АРТ», «ЧАЙКА» (США)«АРГАМАК», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ» (КАНАДА), « ДЕТИ РА», «МЕТАМОРФОЗЫ» , «ЛИТЕРА НОВА», «ГРАФИТ», «ЛИТКУЛЬТПРИВЕТ!», «СОВРЕМЕННАЯ ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА» (ПАРИЖ), «МУЗА», «ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ», «НЕВЕЧЕРНИЙ СВЕТ, «РОДНАЯ КУБАНЬ», «ПОСЛЕ 12», «БЕРЕГА», «НИЖНИЙ НОВГОРОД». «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» и др., в изданиях «Антология Евразии», «АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ1 ВЕКА». «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН», «АРТБУХТА», «ЛИТЕРАТУРНЫЙ СВЕТ», «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» , «АВТОГРАФ», «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах « НОВЫЙ ЕНИСЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТОР», «45-Я ПАРАЛЛЕЛЬ», «ПОРТ-ФОЛИО»Й (КАНАДА), «ПОД ЧАСАМИ», «МЕНЕСТРЕЛЬ», «ИСТОКИ», «БИЙСКИЙ ВЕСТНИК», «ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ БУКВ», « АРИНА НН» , «ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ» (ГЕРМАНИЯ), «СИБИРСКИЙ ПАРНАС», «ЗЕМЛЯКИ» (НИЖНИЙ НОВГОРОД) , «КОВЧЕГ», «РУССКОЕ ПОЛЕ», «СЕВЕР», «РУССКИЙ ПЕРЕПЛЕТ», «БАЛТИЙСКИЙ БЕРЕГ» (КАЛИНИНГРАД), «ДАЛЬНИЙ ВОСТОК», «ЛИКБЕЗ» (ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ), в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборниках «СЕРЕБРЯНЫЕ ГОЛУБИ(К 125-летию М.И. Цветаевой), «МОТОРЫ» ( к 125-летию со дня рождения Владимира Маяковского), «ПЯТОЕ ВРЕМЯ ГОДА» (Альманах стихов и прозы о Любви. «Перископ»-Волгоград. 2019), «Я ДУМАЮ. ЧТО ЭТО ОТ БОГА…» ( Сборник стихотворений современных авторов к 80-летию Иосифа Бродского. «Перископ- Волга». 2020 ) и в целом ряде других литературных изданий.
В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др.
Является автором более 26-ти тысяч поэтических произведений. Принимает самое активное участие в сетевой поэзии.
Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге