Но вот и приехали, наконец: Владивосток! Вот оно – море! И наш лайнер – Советский Союз – на приколе стоит, самый огромный среди всех остальных, самый красивый и белоснежный!
Отправление его назначено только на завтра, но мы этому только рады: можно побродить пока по городу, по набережной, здесь все так необычно! Мы походили по музеям, заглянули в Институт искусств, в который кое-кто мечтает и надеется поступить на будущий год.
- Не рискнуть ли? – Думаю я. – Но нет, страшно, слишком уж далеко от дома…от мамы… Я к этому пока не готова.
А вечером нас пустили на теплоход: командир отряда договорился, хотя посадка должна состояться только завтра. И вот мы ступили на палубу. Их здесь аж целых четыре или пять: открытых и закрытых. Да еще вниз четыре яруса, - мы спустились в самый нижний, распределились по каютам. Нам с Леной досталась двухместная. Я взобралась на верхнюю койку, Ленка расположилась на нижней. Небольшой диван, стол, иллюминатор, открывающийся только наполовину. Выглянешь из него – вода совсем близко плещется тихонько. Завтра мы отплывем от берега, и под нами будет страшная, таинственная морская глубина…
А пока, отдохнув немного и перекусив, мы решили немного ознакомиться с обстановкой, хотя командир строго-настрого запретил выходить из каюты до завтра.
Тихонько выбрались в узкий низенький коридор…никого не видно. Поднялись ярусом выше, потом еще … выбрались на открытую палубу. Высота – как будто стоишь на балконе пятиэтажного дома! И остальные корабли, слегка светящиеся в темноте, и огни города на сопках плавают неподалеку и как бы ниже нас. А если взобраться еще выше?
Мы перешли с кормы на нос и нашли вход, поднялись по ступеням, вышли к ресторану, от него шла шикарная - широкая, устланная коврами мраморная лестница с хрустальными люстрами над ней. Мы пошли было еще выше, но тут услышали какие-то голоса, и, зажимая рты, чтобы не хохотать слишком громко, на цыпочках побежали вниз. Свернули в узкий коридор, нам показалось, что это наш. Но это был другой уровень. Стали плутать, то упираясь в тупик, то поднимаясь выше, то ныряя вниз по узеньким лесенкам. Выходили несколько раз на широкие лестницы, на одну из палуб, - то открытую, то застекленную…Заблудились окончательно.
Но нами овладело какое-то дикое веселье: морской воздух, дух свободы пьянил и кружил головы, и мы, встав на самой верхней открытой палубе, смеялись и протягивали руки к океану, навстречу ветрам, вернее – слабому теплому бризу. Но совсем скоро мы – мы, простые девчонки из далекой сибирской глубинки – выйдем на этом прекрасном белом теплоходе в открытое море и поплывем к острову посреди океана!.. Ну не волшебство ли, не сказка?!.
- Эй, девчонки, вы чего тут делаете? – Какой-то матрос окликает нас из темноты и подходит ближе.
- Да вот, заблудились.
Мы познакомились. Его звали Андрей В. И родом он из Украины. Служит здесь второй год уже.
Андрей проводил нас до нашей каюты, и мы, договорившись встретиться завтра, расстались. А нас поджидал уже давно разъяренный командир, и получили мы хороший «втык» от него, после чего отправились спать…
На другой день мы все сидели по каютам до самого вечера, пока заканчивалась погрузка грузов и посадка пассажиров. И вот, наконец, - отплытие!
Без малейшего толчка отошел лайнер от пристани и медленно она стала отодвигаться от нашего борта. Мы приникли к иллюминатору, чувствуя торжественность момента. Все шире полоса темно-зеленой воды с грязными разводами и мусором на поверхности, все меньше попадается самых разных теплоходов и пароходиков, и вот уже – только открытое чистое пространство моря впереди и вокруг нас! Под нами – страшная глубина, над нами – громадный корпус теплохода, а еще дальше – только небо и солнце!
Вечером нас, наконец, выпустили из кают, накормили ужином и даже разрешили погулять по палубе и пойти на танцы.
На закрытой стеклом террасе уже гремела вовсю музыка и голос Юрия Антонова разносился далеко, наверное, по поверхности воды, за пределами нашего корабля:
- Мооре, море, - мир бездонный!..
В полутьме и духоте толпились танцующие парами и в одиночку молодые и немолодые люди, разгоряченные напитками и свободой. Ко мне почти сразу же подошел Андрей, мы потанцевали немного, а потом вышли на свежий воздух, на открытые террасы, тянущиеся вдоль борта метров на двести. На корме стоят шлюпки, накрытые брезентом, а позади корабля тянется длинный искрящийся брызгами в полутьме след на черной воде.
Рассказали немного каждый о себе.
- Я пью до дна – за тех, кто в море! – Доносится с дискотеки.
- Надо же, - удивляюсь я, - а у нас Макаревича днем с огнем не достать, в нашей дыре.
- Да как и у нас. Я же из маленькой станицы родом, недалеко от Анапы. До Черного моря в общем-то рукой подать. Кстати, Сочи – на одной широте, что и Шикотан, но климат, конечно, отличается. Хочешь, приезжай летом. Вот отслужу на будущий год.
- Оо, через год, наверное, много чего изменится. Ты про меня и думать забудешь.
- Нет, ты что! Ты такая красивая! – Он пытается меня приобнять за плечи.
- Вот только без этого, а то уйду.
- Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто…девушки тут всякие попадаются, этот воздух свободы голову кружит.
- Я не такая! Сразу предупреждаю.
- Да я вижу. Потому и вина не предлагаю выпить. Нам и так хорошо, правда?
- Даа! Мне, наверное, никогда так еще не было хорошо! Я готова бесконечно стоять так, под этим небом-чашей, с нереально крупными звездами, - опрокинутой над чашей земли, то есть – воды, конечно. Кажется, что и земля исчезла, остались только эти бесконечные воды небесные, сливающиеся с земными. Как в начале сотворения мира. Или – как при Потопе…
- Не страшно, что под нами такая глубина – в несколько километров?
- Нет. Ну, самую малость если только. Этот корабль – он такой большой, надежный, даже на волнах совсем почти качки не ощущается. Ведь невозможно же, чтобы он утонул?
- Как знать, всякое случается… Да не бойся, я не хочу тебя пугать. Но однажды этот корабль уже тонул, - это во время войны было, в самом ее конце. Вообще у него интересная история. Лайнер «Советский Союз» - самое крупное пассажирское судно в СССР. Турбоход был заложен в Гамбурге в 1921 году для трансатлантических рейсов из Германии в Америку и получил название Albert Ballin. Он мог перевозить более 1800 человек в каютах первого, второго и третьего класса. 1923 отправился в первый пробный рейс на Нью-Йорк. Не слыхала про Титаник, кстати?
- Нет, а что это?
- Примерно такой же лайнер был, затонул по пути в Америку, разбившись об айсберг. Почти все пассажиры утонули, потому что шлюпок не хватило.
Я посмотрела на шлюпки:
- А здесь, надеюсь, хватает шлюпок?
- Да, конечно, и айсбергов тут, как видишь, не водится. Так вот. В 1935 году в связи с тем, что Альберт Баллин по происхождению был евреем, решением нацистских властей судно было переименовано в Hansa. В годы Второй мировой войны Hansa вошла в состав военно-морского флота Германии и перевозила военные грузы и войска. В конце января 1945 года Hansa должна была участвовать в конвое по перевозке немецких войск вместе с лайнером Wilhelm Gustloff. Однако через четыре часа после выхода из Данцига у Hansa произошла поломка главной машины. Конвой остановился для перегрузки и распределения воинского контингента по другим судам. В марте 1945 года во время эвакуации Восточной Пруссии Hansa подорвалась на мине и затонула на 20-метровой глубине в 9 милях от берега. В 1947 году аварийно-спасательная служба Балтийского флота обследовала затонувшую «Ганзу», после чего было принято решение о её подъёме. Сложность подъёма состояла в том, что судно оказалось сильно заиленным, а малая глубина осложняла постановку его на ровный киль. Работы продолжались около двух лет. В 1949 году судно подняли и отвели в Варнемюнде, где на заводе «Варновверфт» (ГДР) произвели восстановительный ремонт. В связи с отсутствием в Варнемюнде дока достаточной величины, корпусные работы провели в Антверпене. В ходе восстановительных работ из двух дымовых труб осталась одна, от четырёх мачт с грузовыми стрелами остались только две. В 1953 году судно получило официальное название «Советский Союз». В 1954 году, незадолго перед вводом в эксплуатацию, на судне по неизвестным причинам произошёл взрыв и пожар, повредивший помещения. После повторных восстановительных работ судно было в 1955 году передано Советскому Союзу и вступило в состав морского флота СССР. В марте 1957 года «Советский Союз» прибыл во Владивосток и стал работать на Камчатской экспрессной линии Владивосток — Петропавловск-Камчатский.
- Ничего себе! Представляю: лежит это судно на дне океана…рыбы заплывают в каюты…в эти залы, рестораны… Надо же было все это восстановить и снова сделать все так красиво! До моего рождения еще год, как он тут начал плавать.
- Да, столько труда и денег вложено, столько лет плавает, а все как новенький. Ты подзаработать едешь?
- Да нет, романтики ради, но и это не лишнее. Родители у меня не богатые, я стараюсь на степешку свою и проездной купить, и одежку кое-какую. Но если получится – можно будет приодеться, во Владике в магазинах намного больше выбор, чем у нас.
- Да, я вот тоже думаю – не завербоваться ли после Армии куда-нибудь на сейнер или плавучий рыбообрабатывающий завод, или на одном из островов Курильской гряды обосноваться. Заработать как следует, а потом – на юга, домой! К морю теплому. Приезжай в гости!
- Спасибо. А здесь вода холодная?
- Конечно, Охотское море же ведь в Тихий океан выходит. А он теплый только где-нибудь у островов, или уже в Калифорнии, в Америке, которая за океаном. Шикотан самый юго-восточный остров из Малой Курильской гряды. С него в хорошую погоду можно увидеть Японию.
- Правда что ли?!
- Да. А если встанешь на верхушке самой его высокой сопки – там, где маяк – и еще поднимешься на цыпочки, то и Америку увидишь! Шучу, конечно. Но второй остров из трех – Кунашир тоже видно будет. На нем, кстати, вулкан Тятя сейчас активизировался, Шикотан тоже может слегка потряхивать. Да не бойся, там восемьдесят кэм между ними, если и заденет, то слегка, - может цунами небольшое дойдет… Ты, если что, на Маяк беги, там волна не достанет!
- Не пугай меня, я трусиха. Все эти моря-океяны, острова, вулканы… - это для меня еще ведь первое такое путешествие, не считая Москвы. Она мне теперь кажется пресной и совсем не интересной, Владик лучше! На горах, сопках стоит. А бухты! А корабли усталые стоят, - только-только из дальних стран возвратившиеся! А небо какое здесь, звезды размером с мячик! Страшно представить даже, какая глубина под нами…
- А ничего не слышала про Славу Курилова?
- Нет, а кто это?
- Вот уж кто ничего и никого не боится! Он вот с этого самого места, с кормы, три года назад спрыгнул и поплыл…
- Да ты что?! Не может быть такого!
- Может! Он с детства мечтал о море, хотя жил вдалеке от него, в Семипалатинске. Тихий был, его дразнили «маменькиным сынком», и он в десять лет решил всем доказать, что это не так. Как ни запрещала мать, втихушку сам научился плавать и на спор переплыл Иртыш, чуть не утонул, под пароход попав.
- Это огромная река, мы ее переезжали на поезде. В десять лет! Я тут как-то раз нашу Томь пешком переходила по мосту, и то… далековато показалось. Испытание, конечно, не из легких.
- Слава всегда потом любил испытывать себя на прочность. Готовился поступать на моряка. Но – не получилось: не приняли по зрению в мореходку. Тогда он пошел учиться на океанолога. Параллельно (Андрей оглянулся кругом и понизил голос, - невдалеке стояли люди, обнимающиеся подвыпившие парочки, казалось, не обращали на нас никакого внимания, но он все равно понизил голос) занимался йогой. Слышала про такое?
- Нет, а что это?
- Это когда, расслабляя тело, медитируют, отключая сознание, как бы направляя свое внимание на Космический разум, и заряжаются от него энергией. И тренируют свое тело, упражнениями всякими, учатся переносить голод и жажду. По огню ходят даже, на гвоздях спят.
- Я что-то такое слышала, но не верила, что это возможно.
- А вот Слава Курилов занимался этим все время, от четырех до двенадцати часов в день. Мечтал о морях и океанах, неизведанных землях. Мечтал объездить весь мир. Но так получилось, что его сестра вышла замуж за индийца и они уехали в Канаду. И сколько бы Слава ни просился за границу, его не выпускали, он стал невыездным.
- Почему?
- Ты же знаешь, как у нас боятся шпионов… Можно подумать, он сразу привез с собой целую армию, которая завоевала весь Союз!.. В общем, у Славы росло желание порвать этот замкнутый круг. Он не понимал, почему кто-то должен диктовать ему свою волю. Мы же в тюрьме, в самом деле, хотя… очень на то похоже. Кто-то таинственный нашептывал ему, соблазняя испытать это чувство – полной свободы, стать ни от кого независимым, лететь и плыть, куда хочешь, - мир ведь так прекрасен! Почему же ему не дано увидеть эти красоты мира, - не для него ли они созданы, как и для всех нас?!. В конце концов он решил бежать из страны. И вот, три года назад, в декабре месяце, покупает Слава Курилов билет на этот самый турбоход, - в круиз «Из зимы в лето», в двадцатидневное путешествие к экватору, - на котором мы плывем сейчас. И в одну из ночей прыгает вот с этого места на корме – вон туда!..
Я, крепко вцепившись в перила, заглядываю вниз… За нами далеко-далеко внизу тянется след бушующей в винтах воды, и по скорости вращения сверкающих в свете прожекторов водяных бурунов чувствуется, как быстро плывет огромный лайнер по бескрайней воде…
- Он постарался сделать это так, чтобы никто не увидел, разделся до трусов, взял только маску и ласты, и, сильно оттолкнувшись от борта, прыгнул. Он ведь мог попасть на подводные крылья, которые тянутся внизу вдоль бортов, - они нужны для уменьшения качки, или - под винты, чего просто чудом избежал! И – оказался один посреди моря. Единственный ориентир – уходящий вдаль лайнер: штормило, и небо было затянуто тучами. По его рассчетам, он должен был быть недалеко от островка Саргау, - видел мельком карту в радиорубке на стене, - этот островок был самым удобным местом – ночью они плыли недалеко от него, и у Славы был час времени, чтобы совершить прыжок и оказаться поблизости от земли. Но когда утром тучи рассеялись, он не увидел земли. Его пронесло мимо. И вместо нескольких часов Славе пришлось плыть три ночи и два дня!
- Кошмар какой-то! И как он только выдержал, - без еды и питья, - столько времени?
- Да еще акулы. Когда они подплывали к нему, он ложился спокойно на воду и представлял себя рыбкой, невкусной такой заурядной рыбкой, очень невкусной, которая тоже здесь живет, и акулы не трогали его.
- Говорят, собаки тоже не трогают тех, кто спокоен и не боится, они чувствуют флюиды страха, исходящие от человека…
- У Славы, конечно, тоже были приступы страха. Самое страшное для него было – это если его хватятся и вернутся, найдут… Но еще страшно – потерять контроль над собой. Занятия йогой, тренировки помогали не испытывать голод и жажду, подавлять чувство безысходности, - когда он увидел, наконец, снова землю, но его пронесло мимо островным течением, и пришлось держаться, - уже на грани, когда были то ли видения, то ли галлюцинации разные (и пиратские корабли чудились, и затопленные шхуны, и даже Летучий Голландец), и он уже плохо соображал где находится… Его чуть не захлестнуло огромной гороподобной волной, он очнулся и понял, что снова рядом земля, рифы. Из последних сил преодолевая прибой, пробирался Слава к берегу, и, наконец, - вышел на него! Он весь покрылся светящимися водорослями, и был похож на привидение, местные рыбаки-филиппийцы сначала испугались, конечно: это же небывалый, первый случай, что из моря вышел человек, приплывший буквально ни на чем и из ниоткуда! С Филиппинами мы не дружим, и Славу не выдали русским, но посадили все же поначалу в тюрьму американцы, с которыми «дружат» филиппийцы. Но через три месяца его депортировали в Канаду. Теперь сбылась, наконец, его мечта: он ездит и на Северный полюс, и на южные моря, занимаясь их исследованием. Но обратно в Союз пути ему нет: осудили заочно, десять лет дали…
- Слушай, а откуда ты это все знаешь? Это так мало похоже на правду…
- Есть люди... Радиоволны слушают… рассказывают.
- Что-то я ни разу не слышала, чтобы по радио рассказывали что-то подобное.
- А это такие есть волны волшебные, которых никто не слышит… только некоторым людям немногим дано это слышать. Вот прислушайся, и услышишь…
Я прислушалась, но ничего, кроме равномерного шума воды за бортом не услышала. Музыка уже давно перестала звучать, танцы прекратились, люди, толпящиеся на палубе, начали расходиться. Везде нас обступала глубокая, таинственная, но о многом говорящая тишина.
Если не смотреть на буруны бурлящей воды за кормой, то кажется, что теплоход стоит на одном месте. Он завис между небом и землей, которые слились в одно загадочное нечто, которое приняло нас в свои ладони и, слегка покачивая в них, несло куда-то через пространства и времена… Куда-то далеко-далеко… к самому началу всего и вся… Туда, откуда все и начиналось…
- Как ты думаешь, Андрей, каким образом все это возникло, весь этот мир, вселенная? Неужели просто так, как объясняют нам в школе: взрыв, все разлетается, мечется в хаосе… Я сейчас никак не могу себе представить: к а к все это потом вдруг – с а м о - начало «собираться», самоорганизовываться, складываться вот так: прямо тютелька в тютельку. Превращаясь в звезды, свет, воду, землю, в тебя и меня?!. Это же чудо какое-то! Из ничего, из ниоткуда? Даже если это Космический разум – он-то откуда возник?
- «В начале Бог сотворил небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою…» Красиво звучит, правда?
Я удивленно воззрилась на Андрея:
- Ты что – верующий?
- Мать у меня верующая. Когда узнала, что меня направляют служить во флоте, наказала строго-настрого никогда не снимать крест с шеи, да еще ладанку мне надела, и дала с собой вот эту карманную Библию. – Он достал из-за пазухи небольшую книжку и раскрыл на первой странице. – «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы». Знаешь, я раньше не хотел ни в церковь ходить, ни молиться, ни Библию читать. А в море все совсем по-другому воспринимается. Особенно – когда вот так хорошо, тихо, как сейчас: так и чувствуется этот самый Дух, - как Он парит над тобой и всем управляет, кругом все Им дышит. Или – в шторм, когда ты на небольшом кораблике посреди бушующей стихии, которая решила показать тебе, слабому несмышленышу, свою силу и мощь, против которой ты – вообще ничто, ноль, в который она запросто может тебя превратить. И что бы ты ни мнил из себя там – на суше, здесь ты – полностью в ее власти, и, если она захочет, может запросто тебя поглотить и уничтожить. И тогда ты, даже против воли своей, начинаешь обращаться к ней, как к живой, мыслящей. Как к живому существу, видящему и знающему все, разумному, всесильному и всемогущему. И я верю, что с ней можно разговаривать, можно договориться о том, что Она тебя пощадит. Ты обещаешь, что будешь хорошим мальчиком. И если раньше чем-то грешил и прогневал Его – Бога, – то теперь-то уж не станешь этого делать. Я прошу: «Господи, ну хотя бы ради матери моей пощади!». И знаю, что и она сейчас молится обо мне, и верит, что я останусь живым и вернусь к ней. А иначе как материнскому сердцу пережить эти три года и дождаться сына, и не разорваться от тревоги и страха? Как говорится, на войне, в болезни или испытаниях нет атеистов, - все сразу становятся верующими.
- Я тоже ношу крестик, хотя не крещеная по-настоящему, а только «погруженная» при рождении. Моя бабушка верующая, и я, сколько себя помню, всегда засыпала под тихий шепоток: она молится подолгу, крестится и кланяется, сидя на своей постели, будто с кем-то разговаривает. Я не знаю, с кем, - у нас об этом не принято даже говорить в семье, - но так спокойно становится, так сладко засыпается, все страхи отступают, даже темнота как бы рассеивается и смотрит из углов не злыми, а добрыми глазами.
- Недаром же люди во все времена верили в потусторонние силы и учились ладить с ними. Я перед Армией несколько раз даже сходил в церковь, исповедался и причастился.
- А что это такое?
- Это такие Таинства: ты каешься перед Богом в грехах-ошибках, проступках делом-словом-помышлением. Священник Именем Его прощает их, допуская к Причастию. И ты воссоединяешься с Ним через вкушение Крови и Плоти Его. Может, видела, как люди со скрещенными на груди руками в конце литургии подходят к чаше с Дарами и причащаются из чаши? На клиросе поют в это время: «Тело Христово примите, источника безсмертного вкусите».
- В Загорске видела что-то такое, но ничего не поняла. Мне показалось поначалу, что все похоже на театральные декорации, хорошо поставленное действо. Просто мне понравилось: там так тихо, торжественно и благоговейно, красиво поют, иконы. Лица у священников такие добрые, простые, но как будто «знающие» что-то, - нам, простым смертным не доступное.
- У нас в станице под Одессой тоже есть действующая церковь. Но я ходил мимо нее, как бы не замечая. А тут, - перед дальней дорогой, - я ведь тоже до призыва нигде не бывал, кроме Одессы, - открыл Библию. Говорил с батюшкой, он мне разъяснил, что в Писании все написано богодухновенно, Сам Бог диктовал пророку Моисею, а он записывал: о том, как Он, - Творец: Бог Отец, при помощи второго лица Троицы – Сына (Слова Его) и (третьего лица) Святого Духа, - сотворил небо – мир духовный, энергией это можно назвать. Мир Ангелов, - бесплотных существ. Законы природы – как я понимаю – законы тяготения, например, - в силу которых потом частицы материи – земли то есть – начали притягиваться друг ко другу и стали появляться частицы света – фотоны, которые вообще-то не понятно: не то волна, не то частица, как бы на грани бытия. Материя начала «нанизываться» на энергию, появились атомы, появилась «вода», потом - «суша», звезды и планеты, все живое.
- ЗдОрово! Мне тоже такая версия нравится больше, чем какой-то Большой взрыв.
- Вообще Дарвин свою теорию у Моисея украл: у него ведь все по Писанию и происходит. «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду и подобию ее…» Потом: «Да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их…» в день пятый Он дал каждому созданию Своему живую душу, вдунув ее в тела. А человеку, которого сотворил после всех, еще и дыхание Духа Своего дал, - способность быть свободным, как и Он Сам, и – подобно Ему – быть творческой личностью. Ну разве не все по Моисею?!
- Да, почти – кроме взрыва… Но до начала всего этого Кто-то должен был еще и задумать все это, составить план творения, придумать сюжет, действующие лица, декорации… Знаешь, примерно об этом нам говорит наш препод по театральному делу, Марк Теодорович. О том, что театр появился раньше всех искусств, - когда первые люди начали задумываться о высших силах, молиться им. Только человеку дано это, также, как и способность к творчеству. Вот ученые говорят, что все у нас построено на инстинкте выживания, да? А музыка или рисование – они что, тоже этому способствуют? Или чувство красоты мира, желание постичь его загадки, - не только как устроена материя, но и все остальное, весь мир духовный.
- Кстати, на Курилах коренные жители – айны – появились откуда-то с юга, со стороны Филиппин, где-то шесть миллиардов лет назад. Если предположить, что один день творения – один миллиард лет, то – получается – они тут с самого начала появились! Пришли с юга, откуда-то с Эдема, и стали жить на этих вулканах, - смелые, однако, люди! Кстати, Курилы – это цепь в общем-то действующих вулканов, как я уже говорил. Но дор сих пор на них претендуют и японцы, и мы тоже не желаем их им отдавать. Японцы приничижали айнов, а мы, где-то с середины семнадцатого века, принесли им цивилизацию, орудия труда, научили обрабатывать землю, обратили их в христианство, - они ведь были все еще язычники, поклонялись духам земли, воды, огня. А потом поняли, что Бог, все сотворивший, – единое существо, гораздо более сильное, чем злые духи, - великое и всемогущее.
Неподалеку раздался ехидный смешок. Я оглянулась. Оказывается, у поручней на корме рядом с нами стояли Анька с Сережкой, - интересно, ка давно они здесь и подслушивают нас?!
- Давай отойдем подальше отсюда, Андрей.
Мы отошли и встали прямо напротив бушующих внизу волн, убегающих от винта в темную даль.
- Особенно в природе это все чувствуется, правда? Я почувствовала это недавно. Когда стало тяжко на душе, ну прямо совсем невмоготу, я пошла в сосновый бор. Первый раз я была там одна. Вслушивалась в тишину, и казалось, что она нашептывает мне что-то такое… нехорошее. Накинуть веревку на шею, например. Или спрыгнуть с моста в реку…
- Это потому, что смятение в твоей душе было, раздвоение как бы, темное борется со светлым. Надо стараться быть светлой, не впускать в себя зло.
- Да, точно! Я где-то на интуитивном уровне поняла, почувствовала это. Пришла домой и написала свой автопортрет. На белом листе – черной краской, одна сторона лица как бы в полной тьме утопает, только глаз слегка виден и пряди волос. Вторая – тоже на контрастах света и тени. Только красная капелька скатывается со щеки… Хочешь, сделаю с тебя набросок? Тут, правда, темновато. Но в каюту нельзя пригласить: командир сказал, что если еще раз нарушим дисциплину, он выбросит нас за борт!
- Да и нам не желательно заходить в каюты к пассажирам. Тоже дисциплина. Мне, кстати, давно пора уже на камбуз… Но нарушать, так нарушать. Не каждый день встречаются такие интересные девушки.
- Да ладно тебе. Попробую набросать хоть что-нибудь.
Ветер усилился, и мы присели на настил палубы возле шлюпок, с подветренной стороны.
- Большого шторма вроде бы не обещали, но погода в этих водах непредсказуемая. Присаживайся вот на эту бухту из канатов. – Сам Андрей присел на корточки напротив меня.
У меня с собой блокнот для набросков и карандаш. В свете прожектора, светящего откуда-то сверху, наношу на бумагу черты лица Андрея: а он симпатичный, между прочим. Чем-то похож на Сережку А., но гораздо красивее! Выше ростом, стройнее. Черты лица не совсем правильные, но выразительные. Взгляд, излучающий свет, мягкая улыбка, кудрявый, светлый короткий чубчик из-под бескозырки, развевающиеся ленточки. Пространство вокруг головы заштриховываю так, словно лучи идут от источника света откуда-то за его спиной.
Андрей тем временем рассказывает про Адама и Еву. Как они жили в Эдемском саду, для «возделывания» которого Бог и создал их, Адам давал имена животным, а Ева однажды поддалась соблазну сатаны и съела запретный плод, «чтобы стать, как боги», - сатана соблазняет людей разными благами, но обманывает их все время: идет борьба добра со злом. И побеждает то одно, то другое, но добро все же сильнее, потому что оно – от Бога, а Он зла не создавал.
- Тогда откуда же оно взялось? Зла много в мире, в людях.
- Из-за непослушания, нарушения заповедей оно все. Часто человек не отдает себе отчета, что переступает грань, и вот он уже - на той стороне. Но вернуться никогда не поздно.
- Почему бы Богу не сделать всех добрыми?
- По любви Своей Он создал нас подобными Себе – то есть свободной волей наделил. Каждый человек уникален. И должен идти своим путем, выбирая: на чьей он стороне. Если не с Богом, то с сатаной.
- Или ты – светлый, или – темными красками пишешь свой автопортрет. А если тебе все время мешают в этом? Расстраивают, злят, просто мешают жить? Вообще – непонятно, как строить свою жизнь так, чтобы идти все время по светлой стороне? Разве нельзя быть… светотенью? В живописи, например, невозможно написать портрет, не нанося тени.
- Мы все – светотени. Много всего в нас намешано. Главное, наверное, – просто не путать одно с другим, со смирением и терпением относиться к ближнему, - как учил Иисус Христос. Мы все – одно тело, тело Адама. И дух у нас один.
- Я, кстати, хочу покреститься по-настоящему, как вернусь домой.
- Креститься сознательно – это хорошо. Но главное, как сказал мне отец Анатолий, - это креститься «в Духе»…
Я сделала еще один набросок, - Андрей на фоне борта шлюпки и поручней, за которыми след воды, исчезающий в темноте моря.
- Ух ты! – Андрей просто в восторге. – Здорово! Меня еще никто не рисовал. Подаришь один? А у тебя есть автопортрет? Можно мне и его тоже взять? Вот спасибо! Повешу оба портрета на стенку у себя в каюте над шконкой.
И он бережно сворачивает в рулончик рисунки.
- А я тебе Библию подарю взамен, хочешь?
- Да, но неравнозначный по ценности обмен, однако.
- А еще – давай обменяемся адресами? Напиши вот здесь, на рисунках свой адресок, а я – свой в твоем блокнотике, хорошо? Я обязательно тебе напишу письмо! А когда отслужу – приезжай ко мне в Одессу, с мамой тебя познакомлю. Приедешь?
- Не знаю, может быть…
Мы простились, договорились встретиться назавтра. Андрей хотел было на прощание чмокнуть меня в щечку, но я отстранилась. Взгляд упал на Сережку, - показалось или нет, но он смотрел на меня, как-то пристально, по-новому… Или, наоборот, - по-старому: как тогда, в начале первого курса, когда мы украдкой обменивались из-за мольбертов испытующими, несмелыми взглядами…
Анька, заметив это, по-хозяйски обняла Серегу и впилась в его губы смачным поцелуем…