"Дай бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым..."
(Евгений Евтушенко)
19.. год. Ленинград. Осень.
Мне тогда было тринадцать лет, и учился я в 6 классе обычной ленинградской школы. В тот год, по совету нашего доктора, мне удалили гланды. Сделали эту операцию в больнице, которая находилась в «Волковой деревне», районе Ленинграда.
Помню, как на второй день после операции, я стоял в коридоре у окна и смотрел на стоящую внизу, мою старшую сестру, пришедшую меня навестить. В руках у меня был пакет с конфетами, которые она мне принесла. Со мной заговорила стоящая рядом черноволосая девочка примерно моего возраста:
- Мне вчера удалили гланды. А кто это к тебе пришёл?
- Это моя сестра. Родители сегодня не приехали. Отец в рейсе, он у меня шофёр на грузовике. А мама навестит меня завтра.
- У тебя хороший папа?
- Очень хороший. Он воевал, был ранен несколько раз и имеет много военных наград.
- А я из детского дома.
- Извини. Я же не знал.
- Да я уже привыкла. Меня зовут Тамара, фамилия Зима. Пацаны наши обещали прибежать. Я у них вроде атаманши – сказала Тамара с гордостью. И добавила грустно – наверно, их не отпустили.
- Я Миша. Угощайся конфетами.
Девочка, действительно, была моей ровесницей. Оставшуюся неделю в больнице, мы с Тамарой много общались, хотя и разговаривали мало, поскольку после операции врачи запретили. Тамара казалась мне красивой и очень какой-то искренней, без жеманства, не такая, как мои одноклассницы.
Мы договорились с ней встретиться после выписки из больницы, чтобы погулять вместе по городу.
В назначенный день мы встретились в районе, где я жил, на Васильевском острове. Это было удобно и Тамаре, поскольку их детдом находился в соседнем, Петроградском районе. Мы гуляли по гранитной набережной, вдоль Невы, и рассказывали друг другу о своей жизни. Вернее, больше рассказывал я, а девочка внимательно слушала. Это была не простая задача, рассказать о себе, своей семье, поскольку я понимал, что любой хороший образ моих родителей и моей жизни, мог больно царапнуть Томино сердечко. Я говорил лишь о мальчишеских делах, о своих интересах. О том, что увлечён занятиями боксом, люблю читать, ходить по музеям.
Когда мы гуляли, я заметил, что на некотором расстоянии позади нас, постоянно идут три парня. Я ничего не сказал Тамаре, но на всякий случай, зажал в кулаке ключи от квартиры, чтобы если предстоит драка, удар мой был сильнее. Мы остановились, и я увидел, как те парни направляются к нам. Я встал перед Тамарой, заслоняя её собой, приготовился к драке. Тут Тамара, поняв мою решимость, сказала: "Ой, Миша, это же мои охранники. Они хотели убедиться в том, что ты нормальный и смелый парень."
Мальчишки подошли вплотную, и один из них протянул нам половину батона белой булки, со словами: "Томка, мы тут харчами разжились, вы наверно голодные, поешьте."
Я, чтобы не обижать ребят, откусил кусок батона, хотя был совсем и не голоден. Дальше мы продолжили прогулку уже впятером. Мальчишки шли, развлекая нас анекдотами. Анекдоты были с матом, глупые и злые, в основном про армян и евреев. Мне это было ужасно неприятно. Очевидно заметив, что я не смеюсь, парни стали рассказывать просто смешные случаи, произошедшие с ними или другими ребятами из детдома. Эти истории мне были интересны.
Во время следующего нашего свидания с Томой, мы посетили Зоологический музей, потом гуляли по набережной Невы. В этот раз сопровождающих не было. Мы спустились по ступенькам к воде, и Тамара стала рассказывать откровенно о своей жизни:
"Мама моя погибла случайно, глупо. Она возвращалась домой с работы поздно вечером и на неё напали. От удара по голове она скончалась. Отец стал пить, и как-то, очень пьяный, он меня изнасиловал. Мне было тогда девять лет. Сейчас он в тюрьме."
Я стоял в растерянности, не находя слов, просто обняв Тамару, крепко прижав к себе, гладя её по волосам. Так мы стояли, прижимаясь друг к другу щеками. В какой-то момент, кроме жалости, во мне появилось иное, взрослое чувство к этой девочке. Наверно Тамара это поняла, но не отстранилась, а ещё плотнее прижалась ко мне своей упругой грудью. Так мы оставались неподвижными ещё некоторое время. Потом она резко отодвинулась от меня. Мы стояли молча, глядя на волны.
Прощаясь, условились, что в следующий раз я приеду к ним в детский дом, в гости.
Тамара встретила меня и провела в игровую комнату их группы.
Там было несколько мальчишек и девчонок, она меня подводила к каждому, знакомила. Мы проходили мимо парня, сидящего в углу и читающего толстую книгу, ему она меня не представила. Тамара, видя мой удивлённый взгляд, сказала:
- Этот жидёнок недавно здесь. Папочка его, известная у нас личность, помер недавно. Он один растил этого.
- А кто его отец? – невольно вырвалось у меня.
- Понятное дело, что не дворник и не шофёр. Он у нас в школе работал учителем литературы.
- Придирался очень?
- Нет, но в конце каждого своего урока по десять минут читал нам всяких авторов, тех, что не из программы. Типа Кюхельбекера, Мандельштама. Надоел. Как он говаривал: "Хочу сделать из вас гармоничные личности." (Последнюю фразу Тамара произнесла, картавя, по-видимому, подражая тому учителю.)
Так теперь мы из его сына выколотим гармоничную личность.
Парень, до этого безучастно сидевший, словно речь шла и не о нём вовсе, воскликнул: "Не трогайте память моего отца. Он герой войны. У него много боевых наград."
Эти слова вызвали смех среди остальных, присутствующих в комнате. А Тамара со злостью, как бы поясняя мне, ответила: "Как сказала наша воспиталка детдомовская, евреи не воевали, а ордена себе покупали."
Я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу. Сердце моё колошматилось где-то в горле.
Не знаю, чем бы могла закончиться эта мерзкая сцена, но ребят позвали обедать.
Все, кроме читающего парня, убежали.
- Привет! Я Миша. Почему ты не пошёл есть со всеми? - с этими словами я протянул руку парню для рукопожатия.
- Не хочу с ними. Пойду позже. Я Саша Галпелин, - парень пожал мне руку.
- Я, честно говоря, опасался, что ты, Саша, в ответ на нападки на твоего папу, сравнишь его с отцом Тамары.
- Что ты? – с ужасом ответил мальчик – это бы было бесчеловечно.
- Послушай, Сань, у меня в кармане тут конфеты, угощайся. (Я отдал парню те три шоколадные конфеты «Красная шапочка», которые принёс с собой и хотел отдать их Тамаре, когда бы мы остались вдвоём.) Саша, два года назад меня в школе здорово избили. Я не пожаловался никому, а пошёл заниматься боксом. Теперь никто ко мне не докапывается. Запоминай мой телефон, звони, я отведу тебе, если надумаешь, в нашу боксёрскую секцию. Только никому не давай номер моего телефона. Мне не хочется здесь больше оставаться. Скажешь Тамаре, что я буду её ждать на улице.
Она вскоре вышла и спросила, почему я ушёл?
- Тамара, я тебе рассказывал, что мой отец шофёр на грузовой машине и он провоевал всю войну, был ранен, имеет много наград. Но я тебе тогда не сказал, что отец мой еврей.
- Извини, я же не знала.
- А что тут нужно знать? Разве нужно знать, что нельзя ненавидеть людей за национальность? Мне казалось, что тот, кто сам много выстрадал, не может причинять страдания другому. Мы не сможем больше общаться, это всё равно будет стоять между нами. Ты в душе очень добрая девочка, но, как говорит мой папа, что нельзя быть доброй наполовину.
Саша позвонил мне на следующий день:
"Тамара вернулась вчера от тебя примерно через два часа, "без лица". Подошла ко мне, смотрит и молчит, а глаза совсем пустые. Я протянул ей конфеты твои и объяснил, откуда они у меня. Она зажала их в кулаке и заплакала.
Мальчишки закричали, наступая на меня с угрозами, думая, что я её обидел.
Тамара, показав им зажатые в руке конфеты, громко произнесла: "Не трогайте Сашку больше, он под моей защитой - и она тихо продолжила – прочти какое-нибудь из любимых стихотворений твоего папы. "
Я стал им читать:
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток...
Знаешь, Миша, все ребята стоявшие вокруг, затаив дыхание, слушали стихи Мандельштама."
П.С.
Саша стал мастером спорта по боксу, окончил педагогический институт, отслужил в армии, и преподавал литературу в школе. Удачно женился по любви.
Тамара Зима стала детским врачом. Теперь она Галпелина.
Да, она стала женой Саши.