Настоящий

               

Карьера популярного киноактера Романа Хазина пошла по наклонной года два назад.
Бессменный его, хоть и неофициальный, промоутер Маркуша сказал со свойственной ему многозначительной еврейской прямотой:
- Стареем-с. А амплуа не меняем-с. Потому как не тянем мы другие амплуа-с, таки.
Слышать это Хазину было хоть и неприятно, но не обижаться на правду он, слава Богу, умел.

Да, так оно все и было. Недавно, казалось-бы незаменимому в сериалах и киношном «мыле», герою-любовнику и «правильному» менту стукнуло 45.
Вроде – ну что за возраст? Но жизнь внешность Хазина не пощадила. Вернее – образ жизни, которого он долгие годы придерживался: банкеты, бухло, поклонницы. Но не он же один эксплуатировал таким образом пену популярности? Не один. Но тут уж кому как дано. Кто-то и в 70 по туснякам скачет, а кто-то еще до 40 лет с дистанции сошел. Совсем. Так что прав Маркуша – судьбу гневить не стоит, а исходить надо исключительно из реальности.

А реальность была такова – некогда блондинистый крепыш, с удивительно правильными чертами лица и пронзительным зеленоватым взглядом, превратился в обычного стареющего дядьку с оформившимся брюшком, залысинами и непроходящими мешками под глазами. Завораживающий взгляд пока, правда, оставался. Его-то и надо было продолжать эксплуатировать, но мешало этому то самое чертово амплуа...
Рома приехал покорять Москву с Белгородчины.

Родители – из инженеров. Участвовал, как многие тогда, в местной самодеятельности, неплохо пел под гитару. Как-то, руководитель этого их театрального кружка, Афанасий Иванович, узрел у него «наличие актерских задатков», упирая, правда, в первую очередь именно на внешние данные. Но этого было достаточно для того, чтобы юный Хазин отправился поступать в ГИТИС. Армия ему не светила, потому как была у Романа врожденная проблема с одним легким (правда!) – не расправилось оно, почему-то, полностью. Эта аномалия проявляла себя только при беге на длинные дистанции, а год, по жизни, дистанция короткая, поэтому ни с первого, но со второго раза – свершилось. Поступил. Да и не был Роман настолько уж бесталанен, чтобы этого не могло случиться от слова никогда. Внешность опять помогла, конечно.

Учился как все, звезд с неба не хватал, но и в безнадежных не числился.  Курсом их руководил один известный в советские времена исполнитель ролей председателей колхозов. Создавалось, порой, впечатление, что он сыграл этих сельских руководителей на экране и подмостках столько раз, сколько и колхозов-то по всему Союзу не набиралось. Может от этого развилась у его учеников пресловутая одноплановость? Хотя, если человек талантлив по-настоящему, то никакая учеба его не испортит.
   
Студенты ГИТИСа, с самого первого курса, искали любую возможность «подсняться». То-есть поучаствовать в массовках, а если повезет, то и в эпизодитечских ролях какой-нибудь киношки. С одной стороны, это позволяло хоть как-то пополнить их жидкий бюджетишко, а с другой, справедливо считалось, что чем раньше ты засветишься на экране, тем больше шансов будет у тебя в будущем. А там – как лотерея. Может повезти и на тебя (в особенности если ты симпотная, раскрепощенная девушка) обратит внимание какой-нибудь маститый режиссер, или кастинг-менеджер, а может и не повезти – и тогда ты на долгие годы, если не на всегда, завязнешь в этих самых эпизодах и массовках.

Не отставал от остальных и Роман. У него, помимо выигрышной внешности, было перед многими еще одно преимущество. Большинство его сокурсников, в глубине души, мечтали когда-нибудь сыграть Гамлета, или князя Мышкина, а Роман – нет.
Его вполне устраивала атмосфера легких съемок в облегченных же киношках  и сериалишках. Во-первых, он обладал достаточными способностями, для того чтобы вообще не напрягаться при работе над столь тривиальными ролями, а во-вторых он понял, что легче зарабатывать количеством, «чесом», чем ждать эфемерного качества.

С учетом времен, что пришли откуда не ждали, выбор Романа оказался правильным. В безрадостные девяностые, когда даже многие маститые актеры перебивались с хлеба на воду и готовы были, порой, сняться хоть в откровенной порнухе, он был уже весьма раскрученным «мылом» и абсолютно не бедствовал.

Именно в те годы Роман успел закончить институт, стать востребованным и познакомиться с Маркушей. Маркуша пришел сам, заломил за свои «промоутерские» услуги конский процент, а потом полностью эти затраты оправдал. Дело в том, что он имел просто какое-то фантастическое чутье на финансовую перспективу. Если он говорил, например, что вроде удачно начавшийся проект не протянет и сезона, то так оно и случалось. И, напротив, какой-нибудь доходяшный, глупейший сериальчик, на участии в котором Маркуша настаивал, становился мега-хитом и приносил немалую стабильную прибыль. Вот такая была у Марка-Маркуши чуйка. Чуйка и связи, конечно…
А еще в те годы, перед самым окончанием театрально-киношной бурсы, Хазин женился. К браку он подошел с несвойственным его молодому возрасту умом и расчетом. Он уже прекрасно понимал, какая жизнь его ожидает, потому выбрал в жены симпатичную и тихую москвичку Тату из группы реквизита. Она смотрела на молодого перспективного красавца-актера с бессильным обожанием и потому завоевал ее Роман без боя и надолго.

Он угадал тогда почти во-всем: жена молча сносила его многочисленные загулы и измены, вела хозяйство и тихо, пока он спал, плакала по ночам. Хазин утешал свою совесть тем, что взамен всего этого она имела пришедший со временем достаток, хорошую квартиру, машину и шмотки. Верил ли он сам в такое ее утешение? Скорее нет, чем да. Но жизнь, как говорится, прирастает нашими недостатками, которые становятся привычками, а затем и принципами.

Кроме того, Тата восемь лет назад, нежданно уже, подарила ему дочь Светку, нареченную так в честь ушедшей в мир иной Романовой матушки. Любил ли Хазин свою дочь? Да. Должно-быть. Ему, до поры, разбираться в своих отцовских чувствах было некогда и лень.

В «нулевых» Роману удалось засветиться в нескольких лентах на большом экране. Фильмы эти не были шедеврами от Кустурицы, или даже от Михалкова, но факт оставался фактом – полноценные ленты в творческом багаже Хазина имели место быть. А потом все пошло на спад…

Последний гвоздь в ящик и без того слабеющей востребованности Хазина забил недавний паскудный эпизод, напрямую к Роману вроде и не относящийся. Так сам артист считал, во-всяком случае.

Дело было так. Года полтора назад, ему позвонил один его старший однокашник Федька Корзубов. Корзубов был артистом наследным, с большой, волосящейся от таланта лапой и потому по сериалишкам не разменивающимся. Но между ним и Романом, за годы киношной жизни, сложились определенные отношения, которые в творческой среде иногда обзывают, почему-то, дружбой. Частенько гуляли они вместе по-черному, короче. Так уж получилось, ведь сердцу и залитой глотке не прикажешь. Бухать им вместе было комфортно.

Как выяснилось, Федьку, явно по блату, утвердили на главную роль в фильме, который готовился к очередной годовщине Победы. Ему предложили исполнить роль одного очень известного во время Войны командира партизанского отряда. Роману же, с подачи Корзубова, была предложена странная эпизодическая роль «правильного» немецкого офицера, который при всей этой своей совестливости, почему-то продолжал воевать на Восточном фронте. Но выбора тогда уже, считай, что не было и Хазин, посовещавшись с Маркушей, согласился.

Не вдаваясь в художественные особенности картины, следует признать, что съемки, подкрепленные государственным финансированием, прошли гладко. И вот недавно, в установленные сроки, состоялся предпремьерный показ.
Все и тут прошло успешно. По окончанию показа, один видный чиновник от культуры даже пообещал Корзубову, после официальной премьеры, звание заслуженного, а всем остальным – премии, в зависимости от степени вклада, так сказать. Ну что ж, и то хлеб.

А на завтра Федька предложил отметить знаменательное событие, в узком кругу, в одном из приватных ночных клубов. Он сказал, что торжество это организуют в его честь поклонники и спонсоры. Зачем-же отказываться от халявы? Роман пошел…

Следующим вечером, в зале клуба «для своих» собралось семь мужиков. Всех их Роман в лицо помнил, но не всегда точно – при каких обстоятельствах это происходило. Выпили, для начала, пару раз вискарика, Федька вдул дорожку для настроения. Роль конферанса исполнял давний собутыльник Корзубова – Костик Лоретцкий, бездарный актеришко, который, однако, тоже исполнил фоновую роль одного из партизан в обмываемом киношедевре.
- А сейчас, - торжественно и таинственно произнес Лоретцкий, - гвоздь программы – живой фуршет в стиле «9 ; недель»!
Свет плавно пошел на убыль и под музыку из озвученной нетленки, служки ввезли в зал лежащую на подсвеченном темно-красной неоном абсолютно голую симпотную девицу, с призывно раздвинутыми ногами. На «фуршетке» были богато разложены всевозможные явства. Роман запомнил лишь красную икру вокруг сосков, черную на животе вокруг пупка с пирсингом и главное – крупную ягоду черешни приткнутую в самом интимном, гладко выбритом месте бабы-стола.
- Но, - продолжал вещать Лоретцкий, - мы не можем начать наше пиршество, пока главный виновник сегодняшнего торжества – Федор Сергеевич Корзубов, без использования рук, не изведает вкус ягоды, прикрывающей лоно красавицы. Тем самым, он снимет со всех нас печать тоски, для дальнейших наслаждений…
У «главного партизана» Федьки взять губами ягоду получилось далеко не с первой попытки. Все дружно хохотали по этому поводу. Потом еще долго пили, курили и шутили. Под утро пустили измазанную закуской девицу «по кругу» и разошлись. 

Как относился Роман к прошедшей оргии? Да ни как, в общем-то. Грязновато, конечно. Но ведь если кому-то из круга «неприкасаемых» позволено ездить на катафалке в свадебном платье по всей Москве, то почему группе частных лиц не развлечься приватно по своему усмотрению? Так рассуждал он тогда.

Но «приватно» не получилось. Кто-то из Федькиных «доброжелателей», видимо из числа «друзей» и «спонсоров», на следующий же день выложил в Интернет видео с развратом в клубе. Упор, разумеется, делался на Корзубова с его черешней, но и Хазин в кадр тоже попал. И слкдует признать, неплохо в нем смотрелся.

Выложили компру адресно, но уже через двенадцать часов скандальное видео из доступа исчезло. Видимо, договорились. Но все, кому надо, посмотреть живое порно с участием известных актеров успели. Среди успевших была и жена Хазина.
В тот день, вернувшейся с «творческой» прогулки Роман застал Тату с собранными вещами. Светка тоже была уже одета.
- Не могу больше… - сдавленным голосом произнесла жена.
- Светка видела?
- Нет, конечно…
Роман присел на корточки перед мнущей в руках детский рюкзачок дочерью.
- Свет, ты меня любишь?
- Да, пап. Но ты… ты какой-то ненастоящий. В телевизоре ненастоящий и дома тоже. Ты исправишься, пап? И мы с мамой после этого вернемся домой от бабушки?
- Конечно исправлюсь, дорогая. Я обещаю. Мы скоро увидимся…
Дверь за женой и дочерью нарочито громко захлопнулась.

*****

Роман сидел один на большой кухне, в своей уютной квартирке на Шелепихинской набережной, грел в руках бокал с коньяком и ни о чем не думал. Иногда полезно ни о чем не думать. Иногда это признак перезагрузки и скорых перемен. Правда, перемен не известно в какую сторону.
 
Из состояния невольной медитации его вывел звонок домофона. Подошел.
- Эй, Эммануэль хренов, открывай, - это был Маркуша.
- Ну что, предаемся унынию? – продолжил он, зайдя в квартиру.
- Скорее – созерцанию. Но и унынию тоже.
- Не знаю, почему у вас, гоев, уныние считается смертным грехом… Налей коньячка то… Уныние есть дно, от которого, при желании, можно и оттолкнуться.
- И ты, я вижу, уже придумал как?
Маркуша отхлебнул коньяк.
- Ну для начала, сообщаю тебе, что вопрос со снятием вашей порнухи «с эфира» решил я.
- Ты?!
- Да. Были у меня кое-какие сбережения, а основатель династии Ротшильдов говорил, что иногда надо быть и щедрым. Ну это для того, чтобы потом было с чем быть жадным.
- Так кто снимал то?!
- Это сейчас не важно. Важно сейчас то, что любитель черешни Корзубов хоть и не получит пока заслуженного, но со своими волосатыми лапами нам еще не раз пригодится. А еще я договорился, что скоро «компетентные органы» публично объявят ваш ****ский фуршет монтажом и фальшивкой.
Роман вытер рукавом проступивший со лба пот.
- Ну а это то ты как организовал?!
- Связи-с. Связи и сила финансового убеждения. А скандалы творческим личностям только на пользу иногда идут. Но ты помни, что ты у меня теперь в должничках числишься. Впрочем, как всегда-с… Тата ушла?
- Ушла…
- Ничего. Вернется, после того, как узнает, что ты у нас герой.
- Какой герой? Ты что задумал, старый еврей?!
Маркуша, отхлебнув еще коньяка, направился к кофемашине.
- Ты ведь актеришку такого Витюху Поречкова знаешь?
- Ну, знаю…
- А то, что у нас на сопредельных с южными границами территориях война за Русский Мир второй год идет, знаешь?
- Слышал, разумеется…
- Так вот, Поречков этот, как и ты, тоже на излете был. Так что сделал, хитрец? С полгода назад, поехал, по договоренности, к этим союзным нам «сепорам» и с лидером ихним фотосессию провел. Их лидерам это тоже на пользу, типа и в кадре лишний раз появиться, и показать, что российская творческая и иная интеллигенция, хе, поддерживает их в борьбе. Потом Витюха этот, съездил, типа, на линию фронта. И везде где только можно, в СМИ, в Интернете показали: вот Витюха из автомата в кого не видно шарашит, вот из люка танка с былинкой во рту и неестественно чистой для танкиста рожей, куда-то вдаль задумчиво пялится…
- Ну и что?
- А то, что Поречков теперь востребованный чел, который, кстати, до-кучи и амплуа свое сменил. Теперь он не заумный очкарик, а воин. Во все его батальные фильмы зовут, да из ток-шоу всяких не вылазит: «Как вам там было, страшно?» «Да, всяко бывало»... Модная это сейчас тема, понимаешь? А еще он медальку от туда привез. Блестящая такая. Что-то из серии «За виртуальное посещение сортира, на территории противника». Щеголяет сейчас в ней везде-с…
- Видел я подобные медальки… От моего деда, который воевал, еще на Белгородчине у нас в семье хранился орден Красной Звезды. Потускневший такой… Так вот от него кровью и преодолением страха веяло. А от этих… значков…одеколоном, что ли, и алкогольным пОтом, после танцпола, воняет.
Маркуша допил кофе и внимательно, поверх модных очков, которые он носил не по зрению, а для солидности, посмотрел на Романа.
- Так ты оказывается это… действительно артист-с. В том смысле, что ощущения у тебя в наличии не только тактильные и половые. Но сейчас время из зиндана тебя вытаскивать и деньги в тебя вложенные возвращать…
- И что ты предлагаешь? – спросил Хазин, хотя уже вполне догадывался, к чему клонит его хитроумный «промоутер».
- На самом деле, пока ты тут предавался тоске и унынию, я обо всем договорился. Через недельку, ты с оператором Владом… ну, ты должен его помнить – молодой такой, наглый, но «рисовать» умеет. Так вот, ты с Владом едете к «сепорам». У них там два лидера, поэтому повторяться за Поречковым мы не будем. Ты встретишься со вторым. Ну, фотосессия там, беседа, рукопожатия, обещания гуманитарной помощи из России -  это все как обычно. Мы должны переплюнуть Витюху сроками. Тот «воевал» дней десять, а ты будешь, скажем – три месяца…
- Сколько?!
- Не ссы в коньяк, герой. Желательно было-бы и подольше, но там, блин, листочки на деревьях цвет менять начнут. Не понял? Понял?... На деле же, ты проведешь там дня два-три. Ну, четыре, от силы. Влад мастер мистификаций, а пейзаж там однообразный, да и по сезону мы должны уложиться… Короче он «нарисует» и нащелкает кучу материала с тобой, который потом через меня будем порциями выдавать на обозрение восхищенной публики с соответствующими комментариями. Кроме того, ты потом, в эфире, озвучишь и то, чего их Второй хочет. Таков уговор. Политика-с, конкуренция… Ты же, после своей героической сессии, отправишься к моему старому знакомцу бутлегеру Борьке Шульману. У него дом под Анапой, в Витязево. Там и отсидишься с комфортом, но без излишнего кайфа. Ну а мелочи и подробности, как говорится – письмом… Согласен? Кстати, можем и про инвалидность твою вспомнить: мол, невзирая на…
Хазин вздохнул. На душе у него стало тоскливо. Все-таки иногда хорошо, когда ни о чем не думаешь…
- Медицинскую карту мою светить не надо, а так - данк зайер, Марк. А данк зайер…

……………..

«На войну» ехали на большом комфортабельном минивэне Маркуши. Разговорчивый оператор Влад рулил, а Роман сидел в салоне, в «штурманском» кресле и потягивал вискарик из плоской никелированной фляжки. Влад без умолка тараторил о своих достижениях, смысл которых сводился к тому, что он реально может, в процессе съемки, превратить муху в слона.

Роман слушал его в пол уха, а думал о своем. В частности, о деде. Он плохо его помнил, потому как Данила Сергеевич умер, когда маленькому Ромке не исполнилось и пяти лет. Думалось так: вот если бы дед, пехом под пулями прошедший пол Европы, вдруг бы узнал, что его внук едет на войну в комфортном «американце», то, наверное, удивился бы и спросил: «На «Студебеккере» ехал то, в кузове?» «Не, дед. На «Шевроле Экспресс», в «штурманском» кресле». Дед бы тогда, мало чего поняв, удивился еще больше, но вопросы задавать наверняка бы перестал. Ведь командованию, по его воспитанию, было виднее на каком транспорте следует доставить его внука на передовую. А если б дед узнал всю правду о цели вояжа своего прямого потомка «на войну», то… То об этом лучше не думать. Факт лишь, что за внучка он бы точно не возгордился. Роман в очередной раз отхлебнул из фляжки…
 
До столицы «сепоров» добрались без проблем. Встретили, проводили ко Второму. Им оказался крепкий мужик, лет сорока, с грубыми, шахтерскими чертами лица и умными, слегка сощуренными глазами. Поговорили о Москве, в которой он был лет десять назад, о сложности текущей политической обстановки и прочей ни к чему не обязывающей дребедени. Влад сделал несколько совместных снимков. Вел себя Второй внешне вполне радушно, но Роман чувствовал за этим хорошо наигранным радушием, что к приезжим «знаменитостям», отношение у предводителя «сепоров» было сродни брезгливости. Пора было встречу завершать.
- Я могу разместить вас в гостинице – сказал, прощаясь, Второй. – там, в целом, не плохо, но встречаются гниды…
- Кто?!
Второй усмехнулся:
- Да не люди, хотя таких тут тоже хватает, а насекомые. Не воши, правда, а обычные клопы.
- Мы уж лучше тогда в машине кантоваться будем, - за двоих быстро ответил Влад, - она у нас большая, разместимся. В ней тоже вОшей нет, вроде.
- Ну как знаете. Припаркуйте тачанку свою во дворе штаба. Ночью не гуляйте, у нас комендантский час. А завтра с утра, в 7.30, к вам от меня двое подойдут. Они-то вам все и обеспечат, согласно договоренностей. Если что, звоните, не стесняйтесь…
- Спасибо. Всего вам доброго…

Ночь на охраняемой стоянке штаба прошла спокойно. Встали в 6.30, отлили за стоявшим по соседству БТР, смочили физиономии водицей из пятилитровой баклажки, выпили кофе с печеньем. Роман пополнил с горкой запасы во фляжке, но пить с утра не стал.
Ровно в 7.30 к «Шевроле» подвалила «Буханка». Из нее вылезли двое на полном, что называется, боевом фарше: камуфляж, полностью снаряженные «разгрузки», завернутые до самой макушки, почти как ермолка у Маркуши по кашерным праздникам, балаклавы. У бойца что пониже, был АК. Оружие более длинного, очевидно, осталось в «буханке».
Представились: у мелкого позывным был Кавказ, у длинного – Злодей. Причем оба имели чисто славянские лица, да и на злодеев похожи были мало. А вот свое недовольство выпавшей им миссией и презрение к приезжим «звездам», бойцы, в отличии от своего командира, почти не скрывали. 
- В нашем «минивэне», - через губу сказал Кавказ, выразительно посмотрев на «Шевроле», - два пакета с обшитой «зеленкой». Там же обувь подходящая вашему… статусу. Переоденьтесь. Размеры должны подойти. Поедем сегодня, для начала, в Бальцы. Это с пятнашку от сюда. Вам же фон для съемок нужен? Так там, месяц назад, мясорубка была. Все там найдете – и броню покореженную и развалины. Все устраивает?
- Конечно… Меня, кстати, Романом зовут, а его – Владом…
- Вот и познакомились. Твою ро… тебя я, вроде, видел по телеку, его – нет. Ладно, чего резину тянуть, переодевайтесь, да поехали…
«Пакеты с формой сами не принесли», - отметил про себя Хазин. «Оно и правильно. Они же не жены-реквизиторы».
Вдалеке отчетливо несколько раз громыхнуло.
- По позициям Арбуза, похоже, долбанули, гады, - спокойно сказал Злодей, подчеркнуто обращаясь исключительно к Кавказу…

Пятнадцать километров ехали очень долго. За рулем был Кавказ. Дорога была разбита в хлам. Но основная причина медленного движения была не в дороге. Влад действительно оказался профессионалом своего дела. Он мало того, что постоянно вел съемку из приоткрытого окна «буханки», еще и часто просил остановить машину. Останавливали. Выходили. Влад снимал Хазина на различных фонах и в ракурсах. Один раз даже пристроил его в хвост идущей навстречу по дороге небольшой группе «сепоров», выпросив у Злодея автомат на съемку. Тот дал нехотя, прокомментировав:
- Стволом вниз неси, мать твою… - и смачно сплюнул.

Но особо бурную деятельность Влад развил, когда доехали, наконец, до Бальцов. Здесь и правда было что поснимать: несколько дырявых БТР, танк со сползшей гусеницой, открытыми люками и вражьим двуколором на броне, два сожженных дотла «Урала», и развалины, развалины. Развалины некогда жилых, живых домов – целая улица частных и две трехэтажки.
Роман дал заученное «интервью» «корреспонденту» местной «сепорской» газеты Владу, которого в кадре, разумеется, не было.
- Эх, жаль, что трупы все убрали! – воскликнул вошедший в творческий раж оператор.
Хазин посмотрел на него удивленно и вдруг отчетливо понял, что этот высокопрофессиональный хлыщ ему неприятен. Но сказал лишь:
- Ты это… Поосторожней выражайся. Здесь же люди гибли… Хорошо, что наши бойцы не слышали этого, а то мы и сами в трупы могли бы уже превратиться…
- Так я же это… - Влад испугано стал озираться - я же это о врагах говорил. Убитых…
- Какая разница…

До этого диалога, у Романа временами было устойчивое ощущение, что он находится на съемках пресловутого фильма о партизанах. Не хватало только бутафорской стрельбы и то наступающих, то отступающих «немцев». И эта химера вдруг исчезла. Моментально и безвозвратно. Просто Хазину вполне хватило развитого актерского воображения понять, что реально происходило здесь в Бальцах месяц назад. А была здесь та самая мясорубка…

На ночевку остановились рядом с ближайшем к Бальцам блокпостом, на пересечении двух дорог. Готовили на двух «Шмелях» крупу с тушенкой и чай. «На огонек» подтянулся с блокпоста рыжий и конопатый ополченец Ирландец. Он оказался очень словоохотливым.
- Из России-матушки к нам, значит? Слышал, типа артисты больших и малых форм?
- Типа. Да. Из Москвы.
- Эх, Москва – златые купола! Только раз был! Красотища, мощь державная! Не то что тут. Хотя до войны и здесь тоже жить можно было…
Роман достал из кармана фляжку, час которой настал. Предложил окружающим. Кавказ и Злодей, сидевшие до этого молча, несколько оживились. Кавказ спросил:
- А что у тебя там?
- Виски.
- Спасибо, но не, тогда. Мы тогда свое выпьем, что покрепче…
- А я вискарика то хлебну, коли дадите, я же Ирландец, - хохотнул рыжий.
Пустили две фляжки по кругу. Те, кто пили спирт, громко и браво выдохнули.
- Так я че говорю-то, - продолжил Ирландец, - здесь тоже жить можно было. Я вот, например, мент местный. Содержание, ясен пень, из центра получал…
- А что у нас то тогда? – беззлобно поинтересовался Злодей.
- А я так скажу. Да, приходили ко мне «с той стороны», а я их послал и командованию об этом доложил. Ведь, я уверен, еще с полгода назад у метрополии были возможности избежать раскола страны и сепаратизма…
- Это каким таким образом?
- А таким образом, что, как ни крути, никто идти воевать и умирать, до последнего не хочет. Это нормальное чувство самосохранения у любого человека. Глядишь, пронесет. Армии там повоюют, да перестанут. А моя хата с краю. И это все так. – выпили еще – И это все было-бы так. Но они сделали одну фатальную ошибку. Стали стрелять по всем подряд гражданским, не разбирая у кого хата с краю, а у кого нет. Вон, сами все в Бальцах видели. И так получилось, что через некоторое время, почти у всех здесь живущих, либо брат погиб, либо сват, либо друг. А хуже, если кто из семьи – жена, ребенок, не приведи Господи. Вот после этого процесс становится необратимым. Тут уже сам народ поднимается кто за свата, кто за брата. И плевать ему становится на все остальное. Злость, понимаете? Всепоглощающая жажда мести. И если даже свое правительство в такой ситуации скажет: - Братья, харей воевать, такое правительство тоже снесут к чертям…
- А как-же там война за Русский Мир? Против нациков и бандер? – спросил Хазин.
- Да, и это тоже, конечно. Но месть за близких, один хрен, в приоритете будет…
Помолчали. Выпили. Заметно захмелевший Кавказ сказал:
- Не знаю. Может ты и прав. Но у меня вот, например, да и у Злодея тоже, никого вначале не убили. У меня просто дед в Отечественную здесь воевал. Потом жил здесь, папку моего родил. Папка вот меня с сеструхой. А потом эти пришли… Вот ведь странно, «эти» еще вчера вроде своими были. В гости друг к другу ездили, выпивали. И вдруг… херня такая. Как подменили всех… А у тебя то, Ирландец, кого-то убили?
- Друга, Кавказ, друга…
- Понятно… Ну, давайте по последней и в тряпки. Завтра с утра в Верхний Хутор поедем. Там до передовой километров пять, не больше. Звуковое сопровождение погромче будет слышно, но недели две как никого нет вокруг. Тихо… Там и пострелять дадим. Идеальное для этого место…

Кавказ со Злодеем спали в «буханке», а Романа со ставшим настороженно молчаливым Владом, разместили в прицепном кунге со спущенными колесами и странным сладковатым запахом внутри.

До Верхнего Хутора добрались ближе к полудню часа за два, не более, потому как Владу в ультимативной форме было запрещено просить останавливать машину. Это мотивировали близостью линии соприкосновения.
Селение было небольшим – с десяток полуразрушенных хат. Начал накрапывать назойливый дождик.

Оставили «буханку», чтобы не светить, в небольшом перелеске не доезжая хутора, впервые надели на себя каски.
- А что, спросил Роман, - безуспешно пытаясь застегнуть ремешок изделия ЛШЗ-1 на подбородке – спасает она от чего?
- От штукатурки, когда сыпется, - усмехнулся Злодей, - но в ней, один черт спокойней как-то. Психоделически…
Пошли выбирать дом для стрельб и съемок. Кавказ и Злодей хотели выбрать хату с уцелевшей крышей – дождь ведь. Но у Влада на сей счет было свое мнение:
- Дождь – это же замечательно! Какие кадры будут! Мол, невзирая на непогоду, ну… и все прочее.
Злодей в очередной раз сплюнул, но согласился. Видать, вынуждено. Им же за проводку московских «звезд», тоже наверняка доплачивали.

Выбрали крайнюю хату, у которой остался целым лишь фасад да часть разделявшего когда-то комнаты простенка. Разместились у выбитого окна. Удивительно, но у соседнего окна каким-то чудом сохранилась рама, хотя непосредственно под ним зияла большая пробоина. За наличие рамы то, это второе окно Влад и забраковал. Типа – не столь убойный кадр будет.
Злодей присел у края обрушенного фасада, а Кавказ снял с плеча автомат, передернул затвор, вновь поставил на предохранитель и протянул оружие Хазину.
- Знаком, герой?
- Слабо… На школьном НВП, помню, разбирали…
- Разбирааалиии – передразнил он Хазина, - а потом собирали, хоть? Значит так: становишься с края проема окна. Левая рука на цевье… Да, это цевье называется, твою мать Шульженку, снимаешь с преда на стрельбу очередями – это один щелчок вниз. Два щелчка – одиночные. Предплечье на остатки подоконника, приклад в плечо плотно и короткими – на раз, два, опустил, - вооон туды мочишь…
- А куда целиться то? - растерянно спросил Роман.
- Целиться то? В белый свет, как в копеечку… Да хоть вон в угол дома напротив. Все понял?
- Вроде…
- Ну, тогда давай…

Неожиданно, от куда-то сбоку раздался похожий на удар плетью хлопок. Злодей как сидел на корточках, так и остался сидеть. Только, почему-то, выронил из рук АК и уперся головой в стену.
- Ааа, бля, снайпер, развед-группа, рыжий, сука, сдал… - это последнее, что успел сказать Кавказ в своей жизни. Он только начал пригибаться, уходить куда-то вбок, но следующий хлопок «плетки» заставил его застыть, а потом и упасть, как подкошенный. На каске, выше левого уха, появилась аккуратная дырочка. Вторая же дырочка была под правой скулой, и из нее очень медленно стала сочиться кровь.
Роман и Влад свалились один на другого за межкомнатный простенок.
С противоположной стороны неширокой улицы хутора раздались веселые голоса:
- Ну что, Мыкола, снял «сепоров», али жиду Маху дал?
- Ха! Обижаешь, пан. Завалил как в тире на Шулявке зайчиков. С такой-то позиции, расстояния и с их то дурью!
- Ну, иди сюди тоди… Эй, москалики! – это «пан» уже к Роману с Владом обращался, - вылазьте. Мы знаем, шо вы артисты какие-то из вашой столици, а не солдаты. Выходите, не убьем. Так, за жизнь погутарим, пару фоток на память сделаем, ну может в жопу разок уважим, - ха-ха-ха, - да и отпустим к чертям. На кой вы нам? Даю ровно пять хвилин, пока мы курити будемо…
Если бы Владу сейчас предложили выйти с белым флагом, то он бы ему не понадобился. Цвет его лица вполне бы этот белый флаг заменил. Впрочем, своего лица Роман видеть не мог. Влад громко, душно зашептал:
- Пойдем! Чего ловить-то!? Мы ведь и правда не «сепоры»!! А то ведь убьют сейчас!
- Не «сепоры», но москали…
- Чего?! Чего ты говоришь, не понимаю!
- Ты, Влад, иди. А я… тоже пойду. Чуть-чуть позже. Голова шумит сильно…
- Ты бредишь?! Какой позже? Какая голова?! Ты как знаешь, а я сейчас пойду…
Влад слез с Романа и с поднятыми руками, пошел в обход простенка и фасада, переступив сначала через лежащего Кавказа, а потом обойдя и сидящего Злодея.
- Не стреляйте! Я всего лишь оператор! Пресса!
- Иди, иди, пресса! Сейчас мы тебя малость попрессуем… ха-ха-ха! А че один то? Где второй?
- Он сейчас, чуть позже, сказал…

Роман перевернулся на живот и преодолевая животный страх выглянул в пробоину под окном с рамой.
Их было шестеро, одетых в какой-то странный, сероватый камуфляж. Он видел как Влад, не опуская рук, подошел к ним. Ему разок сунули под дых, но больше бить не стали. Влад, с трудом распрямившись после удара, начал что-то быстро говорить их остроумному старшему. Тот через некоторое время воскликнул:
- Да не может быть! Сам Роман Хазин к нам в гости пожаловал! Видел, видел с ним сериальчики. Особенно один помню, где он роль мента-любовника играл. Мент у него не очень удался, а вот любовник… Слышь, Хазин, выходи! Всю жизнь мечтал с какой-нибудь известной рожей сфоткаться. Пусть даже москальской рожей. Выходи! Не бойся!... А этого… оператора, в хату пока увидите. Он хер, а не «звезда», с ним и фоткаться не интересно…

А с Хазиным в этот момент происходило что-то странное. В голове у него по-прежнему шумело и шум этот чем-то напоминал то-ли прибой, то-ли музыку из фильма «9 ; недель». Неожиданно, сквозь этот фон отчетливо прорвался голос дочери, а потом и его собственный голос. Это был их последний диалог, перед расставанием: «Свет, ты меня любишь?» «Да, пап. Но ты… ты какой-то ненастоящий. В телевизоре ненастоящий и дома тоже. Ты исправишься, пап? И мы с мамой после этого вернемся домой от бабушки?» «Конечно исправлюсь, дорогая. Я обещаю. Мы скоро увидимся»…
Рома дотянулся до лежащего рядом с Кавказом автоматом. Снова повернулся к пробоине под окном с рамой. Взял оружие на изготовку.  Кажется, так это называется? Так. Теперь, как тут на стрельбу очередями переключить? Вот – один щелчок вниз. Рома, как мог, прицелился в их старшего «пана» и нажал на спусковой крючок.
Он много раз умирал в кадре, а вот по-настоящему – никогда…

p.s. Все события в этой небольшом повествовании о настоящем человеке вымышлены, возможные совпадения случайны.