- У нас-то мандарины были исключительно на новый год. И то, только в тех семьях, кто был приближен. Но бабушка как-то умудрялась доставать.
"Ничего, ничего, - говорила она, - они не обеднеют, а ты хоть раз в год заморских фруктов поешь. "
Кто эти " они " я понятия не имела, но, если, бабушка говорила, что они не обеднеют, то значит так надо.
Помню как замирало у меня сердце, когда я разворачивала шуршащий пакет с новогодним подарком. С каким наслаждением перебирала блестящие конфеты и вдыхала аромат двух оранжевых мандаринов. До сих пор их запах ассоциируется с новым годом.
Я никогда не ела их сразу. Брала по дольке и, положив в рот, сосала, как конфету. А шкурки сушила и в течении года отламывала по кусочку и долго держала во рту, пока она не растворится, оставив послевкусие нового года, - рассказывала Глафира Альбертовна, улыбчивая старушка, всегда встречавшая меня сидя в просторном кресле у окна в комнате отдыха.
Я познакомился с ней в тот день, когда по просьбе друга приехал навестить его тётушку в дом-интернат для престарелых. Меня его просьба несколько удивила. С чего это я должен навещать незнакомых мне тётушек.
- Понимаешь, виноват я перед ней. Она меня с десяти лет воспитывала, когда родители погибли. А Нинка моя, та ещё стерва, поставила условия, мол, не собирается дерьмо выносить за старухой. Да она же и не лежачая была, сама себя обслуживала. Но ты же знаешь мою бабу, логические цепочки в её голове не поддаются пониманию. Ну вот так и получилось, что тетя Дуня в дом престарелых уехала. А я её так и не навестил за два года, всё по телефону о здоровье справлялся.
У меня командировка, а тут она мне приснилась. Как-то тревожно на душе. Ты бы отвёз гостинец, да привет от меня передал. А я через неделю приеду и тут же к ней, - говорил друг, протягивая мне пакет с гостинцем.
Как-то мерзко было от его просьбы на душе, но я согласился, тем более и дела были в той стороне.
Тетку Дуню-то я навестил, она рада была, всё благодарила, да о здоровье своего племянника спрашивала. Но друг мой не успел её в живых увидеть. Приехал уже на похороны. Убивался очень, да жалости у меня к нему не было. Нинка его, конечно, ещё та мегера, да тётка не чужая ему была. Мог бы бабу свою на место поставить, или, на худой конец, навещал бы тетку чаще. А теперь и у самого душа мается, и тетка последнее прощай не успела сказать. Не хорошо это по моему мнению.
А Глафира Альбертовна дружила с тёткой Дуней. Она, когда я собирался уже уходить из дома-интерната, тихо позвала меня из комнаты отдыха.
- Вы бы почаще навещали свою тетушку, молодой человек, - говорила она, грустно улыбаясь. - У неё только и разговоров, что о вас, да о внуках. Она целый пакет носков для них навязала. Кстати, почему вы их не взяли? Она же от души, от чистого сердца.
Я ей сказал, что во все не её племянник, а его друг, и приехал по его просьбе. На что она, не переставая печально улыбаться, покачала головой и, глядя в окно, сказала:
- Как это грустно, когда у поколений теряется связь рода. Ведь люди тем были и сильны, что за родичей своих горой стояли. А теперь? А теперь каждый старается оттолкнуть от себя стариков, чтобы они обузой не были. Как это грустно.
Очень мне запали в душу её слова. У меня-то ни рода не было, ни племени, вырос в детском доме, а там каждый был сам за себя. Хотелось, конечно, и мамку увидеть, и семью обрести, но, если я оказался в таком месте, то не очень я мамке был и нужен. А она мне была нужна. Тогда, в детстве. А сейчас? А сейчас вот Глафира Альбертовна сидела напротив меня и рассказывала о своём детстве.
Она мне много чего о себе рассказала. Ведь я к ней уже год как приезжаю раз в месяц. Она же тоже оказалась своим родным не нужной. А когда встречаются два одиночества, то их тянет друг к другу. Мне всегда не хватало таких вот неспешных разговоров, когда никуда не нужно спешить, ничего не нужно понимать, а лишь слушать и напитываться теплотой сердца. А Глафире Альбертовне очень не хватает того, кто бы её выслушал.
Поэтому сегодня пакет мандаринов в преддверии нового года и неспешные воспоминания о детстве, дающие мне силы простить мою мать, которой я не знал. Как знать, может, и она сейчас вот так сидит перед кем-нибудь и говорит, говорит, говорит.