***
Пришла реклама: «Гастрономическая карта ВДНХ». Ну какая на ВДНХ может быть гастрономическая карта. Это в эпоху СССР там в павильонах хрюкали свиньи, мычали коровы, блеяли бараны, из которых делали тающий во рту шашлык, сочащийся янтарным соком. А еще ленинградское мороженое, и сладкая воздушная вата, и колкая газировка из автоматов и колесо-обозрения. Где скажите, колесо-обозрения. Всё, всё срезали, напялили на детей пластмассовые шлемы и наколенники с налокотниками и заставили кататься на роликовых коньках. Бедные, бедные детишки. Без строек, без карбида, без рогаток, без самострелов одни наколенники. Ну какая на ВДНХ сейчас гастрономическая карта. Хот-доги да гамбургеры с шавермой. Один павильон «Армения» стоит неприступным утесом. О! О! Этот зеленый армянский коньяк! Именно зеленый. Не верьте армянским коньякам в «Пятерочке». Любой уважающий себя армянин скажет, что в Москве армянский коньяк только в павильоне «Армения» на ВДНХ, туда его возят в чемоданах волонтеры, а в «Пятерочке», в «Патерсене» и даже в «Ароматном мире» с «МЕТРО» дешевая голимая подделка.
***
Сегодня впервые в жизни меня назвали отцом. Подошел опустившийся, но ещё молодой человек. Попросил закурить. Осторожно вынул сигарету из пачки и также осторожно вложил в грязные грубые пальцы с заусенцами и чёрными полосками под ногтями.
Сигарету повертели, понюхали, поднесли к глазам, прочитали надпись.
- Оооооооооо, - сказали мне, - без кнопок, без понтов, не то что вся эта шваль.
Опустившийся молодой человек обвел глазами алуштинский двор, потом перевёл взгляд на кипарисы, потом на небо, потом посмотрел в сторону моря. Оно виднелось где-то за горой, на которой стояла пятиэтажка и лавочка, где я сидел под кипарисом возле этой пятиэтажки.
- Спасибо, отец, - тепло сказал молодой человек и спрятал сигарету за пазуху.
***
Как приятно ощущать свой возраст. Что тебе не 16, не 35, не 48, а именно 50. От скольких дел можно отказаться, сколько людей послать, сесть в автобус, а не пойти пешком, сославшись на свой возраст.
***
Дачу я продал знакомым, можно сказать соратникам (точнее соратнице) по литературному мастерству. Продавать ее пришлось в Реутове. Это ближайший областной МФЦ. Я приехал заранее и ходил средь высотных монстров. Потом появился агент, настроенный решительно.
- Вот договор, - сурово сказал агент.
- Договор – это хорошо.
- Если они не заплатят, мы их засудим, - сурово сказал агент.
Я представил, как мы засуживаем мою подругу-соратницу. В принципе, ничего кроме стихов у нее не было. Она приехала с Украины, долго жила в Москве на съемных квартирах, накопила на дачу и решила ее купить, а тут подвернулся я – уставший от дачной идиллии: цветочки, земляника и пруды сидели у меня и уже давно в печенках.
Я еще раз посмотрел на договор.
- Посадим, - не бойтесь, - сказал агент.
Когда я представил, как везут в обезьяннике старую подругу-соратницу, я вздрогнул, но тут пришла подруга-соратница.
Мы обнялись, прослезились, вспомнили литературную молодость, кафе, подвалы, фестивали, совместно выпитое вино и рассмеялись.
Агент отвел меня в сторонку и сказал:
- Зря вы так с ней.
Я понимающе кивнул, и еще раз обнял соратницу.
Потом мы пошли в окошко в МФЦ, подали договор и достали паспорта.
В окошке тоже сидела суровая девочка. Она сурово посмотрела в наши паспорта, мы поставили подписи. Когда я ставил подпись, мне стало жаль дачи. Все-таки я пытался ее построить 7 лет. Соратница тоже задумалась. Видимо ей показалось странным, что продавец строил дачу семь лет, и когда уже построил решил продать.
- Слава, она хорошая? - вдруг спросила соратница.
- Не боись, - сказал я, вспомнив туалет на улице, отсутствие душа и барахливший электрический котел.
- Не боитесь, - расплылся в улыбке агент.
Соратница вздохнула и поставила подпись.
Меня обуяло чувство горечи и радости. С одной стороны я обрадовался, что продал дачу, а с другой стороны чего-то боялся и отчего-то страдал.
Потом мы пошли на электричку. Мы обсуждали наших литературных друзей. Говорили нехорошее, как говорится, перемывали косточки. Я страдал от того, что продал дачу. Соратница стремилась на Выхино и мне на Выхино, но мы почему-то приехали на Казанский вокзал. Мы перепутали направление. Я вдруг понял, что я зря продал дачу ведь мне подали знак. Теперь куда бы я не поехал я всегда буду на Казанском вокзале, как Венечка Ерофеев, правда он шел к Курскому.
- Мы все перепутали, - сказала соратница.
- Жизнь одна путаница, - ответил я.
Соратница грустно посмотрела на меня и добавила:
- И смерть путаница.
Мы загрустили, но тут нашли какой-то забытый вход и по тем же билетам поехали обратно на Выхино.
По дороге мы перемывали косточки общим литературным друзьям.
Садилось алое солнце. Стучали колеса. Контролеры проверяли билеты. По-июльски жарило и палило. Мне было жаль дачу. Выхино встретило нас людским гомоном. Час-пик. Мы вышли, я сел на автобус, а соратница пересела на свою ветку. Мне все равно было жаль дачу.
***
И вот звонит будильник утром, раз звонит, два звонит, три звонит, на работу пора, а я встать не могу, глаза не открываются и вот из последних сил шепчу: «Послал мне Всемогущий с небес защитников трех ангелов, трех архангелов, верных моих охранников. Где же вы Михаил, Гавриил, Рафаил, что же вы на работу меня не поднимаете, что же я кушать буду и жена что кушать будет, что же делать мне».
И тут вдруг мой кот подходит, миску теребит, мяучит, а будильник звонит, а кот сначала щеку лижет, а потом подходит и лапой, лапой по морде. Тут и будильник звонить перестал, и глаза я открыл, и радостно вздохнул, видимо от удара лапой архангелы с небес спустились.
***
Когда я работал в одном банке у нас был сисадмин Женя, у которого ничего не падало. Никогда ничего не падало! Но его очень не любило начальство, потому что он постоянно играл в Дум, и видимо подавал плохой пример. Зато у него никогда ничего не падало. Будь как Женя. Если сисадмин играет в дум, значит в организации все хорошо.
***
В пятницу мне было хорошо в Южном городе, как когда-то в юности в Москве. Я немного пишу, со мной шли режиссёр и художник. Мы немного устали от горячительного и громко в ночи на весь проспект Кирова, а это Тверская Южного города, читали стихи Тимура Кибирова про Нашего, который на ослике цок да цок. И нам было хорошо. И нас не трогала Росгвардия. И дул тёплый южный ветер.
***
Покупаем с Костей коньяк в розлив в подвале Массандра, по сто грамм. И каждый хочет за другого заплатить. Пререкаемся, спорим, каждый отталкивает кошелёк другого. За нами стоят молодые люди девушка и парень. Зашли выпить кофе. Мы толкаемся с Костей, кому платить.
В конце концов Костя восклицает:
- Блин, что за гоголевщина.
Мы начинаем ржать, ржут и посетители кафе, кто нашего возраста, а молодые люди не ржут. Не считывают.