Окончание Крымской войны

Вячеслав Макеев
    (Отрывок из романа "Держава")
1.
В то же время, когда в Кремле завершались последние приготовления к коронации, положение защитников Севастополя становилось безнадёжным.
В середине августа Главнокомандующий русской армией в Крыму князь Горчаков с согласия недавно коронованного императора Александра II, возложив при этом полную ответственность на своего начальника штаба полковника Васильчикова, приказал готовиться к сдаче исчерпавшего все оборонительные ресурсы  Севастополя и эвакуации гарнизона и жителей города на незанятую противником Северную сторону большой бухты.
Под руководством генерала Бухмейера  севастопольцы принялись строить наплавной мост через большую бухту из сотен соединённых между собой плотов общей длиной более 450 сажен , на что ушёл весть имевшийся в городе строительный лес.
24 августа началась последняя, 6-я по счёту, усиленная бомбардировка Севастополя. Уже скоро русским нечем было отвечать, иссякли последние снаряды на батареях Малахова кургана и бастионов. Севастополь представлял собой груду развалин. Исправлять повреждения укреплений стало невозможным. Оставшиеся в живых горожане ютились в погребах и возле последних оборонительных сооружений под защитой солдат и матросов.
27 августа (8 сентября) на следующий день после начала многодневных торжеств, связанных с коронацией императора Александра II, в полдень, войска антирусской коалиции: англичане, французы, турки и сардинцы, получившие боевое крещение в сражении на Чёрной речке, которое произошло 4 августа, двинулись на штурм города.
После ожесточённой схватки с последними, героически погибшими защитниками, французам удалось овладеть Малаховым курганом. На других укреплениях обороняющиеся, совершив чудеса храбрости, всё же сумели отразить нападение.
Однако дальнейшая оборона Севастополя становилась бессмысленной. В последние дни нескончаемые бомбардировки вырывала из рядов русской армии по 2 – 3 тысячи солдат, матросов и офицеров. Стало очевидным, что держаться при подобных обстоятельствах не было никакой возможности. Город был зажжён, пороховые погреба взорваны, уцелевшие военные корабли, стоявшие на внутреннем рейде, затоплены.
В ночь на 30 августа (11 сентября) князь Горчаков приказал оставить Севастополь, и в течение ночи перевести войска и гражданское население по наплавному мосту на северную сторону большой бухты.
Рота капитана Булавина, сильно поредевшая в последних боях, находилась в арьергарде первой колонны русских войск, переходивших на Северную сторону. В авангарде медленно двигавшейся по мосту,  растянувшейся да добрую версту колонны из тысяч усталых пеших людей, вперемежку с подводами и лошадьми, находилось сильно сократившееся гражданское население города – портовые рабочие, старики, женщины и дети.   
Василий и Надежда Рябовы оставались в роте Булавина, и в окружении стрелков их можно было не заметить, однако полковник Васильчиков, руководивший эвакуацией, их всё же разглядел. На Рябова он вряд ли бы обратил внимания, но сидевшая на подводе женщина с младенцем на руках, укутанным в лоскут от одеяла, привлекла его внимание.
– Кто такая? Почему среди солдат, да ещё с ребёнком? Все гражданские должны быть в голове колонны! – Возмутился Васильчиков. – Ваши солдаты, господин капитан?
– Стрелки моей роты. В подводах раненые и жена моего капрала. Виноват, господин полковник. Из боязни их потерять, оставил при себе. После отправим в Симферополь, а далее в Феодосию. Сестра там у неё. А когда из Севастополя уйдут враги, хотят вернуться.
Накануне, Булавин передал Рябовым триста рублей на то, чтобы после возвращения построили новый дом. Отказывались, но Булавин настоял.
– Ладно, капитан, прощаю! Дай вам Бог удачи! – Улыбнулся полковник женщине с ребёнком и неожиданно спросил.
– Сколько ему?
– Третий день, – ответила Надя, ещё крепче прижимая к себе малютку.
– Как назвали?
– Ещё не окрестили, хотим назвать Иваном.
– Мальчик! Правильное имя! – Согласился полковник и, сопровождаемый адъютантом, вернулся на берег, где формировалась вторая колонна, преимущественно из моряков.
– Виктор Илларионович! – Окликнул Васильчикова капитан 1-го ранга Кутров.
– Здравствуйте, Константин Синадиевич! Почему отстали от своих моряков?
– Последним сходил на берег с «Трёх Святителей», последним оставлю Севастополь! – Смахнул невольно набежавшую слезу капитан 1-го ранга.
– Тогда вместе со мной, – пожал руку Кутрову полковник Васильчиков. – После нас плоты разведут.
 
*
Войска коалиции не решились преследовать русских ночью, полагая, что город минирован, и только утром 30 августа вступили в дымящиеся развалины Севастополя, не найдя среди них ни души. Лишь перепуганные чужаками, одинокие бездомными собаки и кошки мелькали изредка, хоронясь, где придётся, да кое-где кружились чайки, жалобными криками оплакивая руины Русской Трои. 
Павших в последнем штурме Севастополя русских воинов и солдат союзных армий британский генерал Мак-Магон велел похоронить в общей братской могиле, установив на ней памятный монумент.
За  11 месяцев осады Севастополя союзники потеряли, не считая умерших от болезней, не менее 70 тысяч человек, в том числе главнокомандующего английской армией фельдмаршала лорда Раглана. По странному стечению обстоятельств, Раглан умер от холеры в один день со смертельным ранением адмирала Нахимова. Британского фельдмаршала постигла судьба французского маршала Сент-Арно, с которым Раглан начинал Крымскую кампанию.
Обороняя Севастополь, русские потеряли свыше 80 тысяч человек, включая своих боевых адмиралов – Корнилова, Истомина и Нахимова, упокоившихся во Владимирском соборе возле гробницы бывшего командующего Черноморским флотом адмирала Лазарева.
Потеря Севастополя не изменила решимости русских продолжать борьбу. Русская армия в Крыму, численностью в 110 тысяч солдат и офицеров, занявшая оборону вдоль Северного берега большой севастопольской бухты, сковала 150-и тысячную армию союзников, разместившуюся на позициях по реке Чёрной и южному берегу бухты. В военных действиях в Крыму наступило относительное затишье, прерываемое лишь диверсиями неприятеля против приморских городов.
Помимо Крыма и Приазовья, война объединённых сил католиков, протестантов и магометан против России и Православия продолжалась на Кавказе , подтвердив, что можно проиграть сражение, потерять крепость, но при этом не сдаваться, выстоять духовно.
В следующем 1856 году, благодаря проявленной стойкости и победам на Кавказе, Россия вынудила истощённые войной страны вражеской коалицию к заключению приемлемого мира.
18 марта 1856 года в Париже был подписан мирный договор между Россией и странами антироссийской коалиции. Восточная (Крымская) война была закончена. По условиям мирного договора Россия возвращала туркам город Карс с крепостью, получая в обмен, захваченный у неё Севастополь, Балаклаву и ряд других приморских городов Крыма.
Чёрное море объявлялось нейтральным, открытым для коммерческих и закрытым для военных судов. Российской и Османской империям запрещалось иметь на Чёрном море военные флоты и арсеналы.
Плавание по Дунаю объявлялось свободным, для чего русские границы были немного отодвинуты от устья реки.
Россия лишалась предоставленного ей Кючук-Кайнарджийским миром 1774 года протектората над Молдавией и Валахией, а так же покровительства над христианскими подданными Османской империи.
Россия обязалась не возводить укреплений на Аландских островах.
В ходе войны участникам антироссийской коалиции не удалось добиться всех своих целей, но удалось предотвратить усиление России на Балканах и надолго лишить её Черноморского флота, постепенное восстановление которого началось после унизительного поражения монархической Франции в результате Франко-Прусской войны 1870 – 1871 годов.

2.
Спустя 15 лет, после окончания Восточной войны  1 марта  1871 г. прусские войска, разгромив Францию в скоротечной Франко-Прусской войне, вошли в Париж и заняли часть города, подавив вспыхнувшее восстание коммунаров (Парижская коммуна).
На глазах у перепуганной Европы, как это и предрекали «лондонские мудрецы», под эгидой Пруссии рождалось новая могущественная Германская империя, объединившая все германские земли от Немана до Рейна, присоединившая к себе спорные с Францией Эльзас и Лотарингию. Ещё раньше 18 января 1871 года в Версале близ Парижа, где более тысячи лет назад располагалась ставка Карла Великого  был коронован императором прусский король Вильгельм I.
Победоносные Германские полки маршировали по пустынным улицам Парижа, жители
которого прятались в своих домах, испуганно выглядывая из-за занавесок. Лишь самые отважные из парижан жались к стенам домов, наблюдая за стройными колоннами германских солдат.
Среди них оказался Жак Логан с блокнотом и карандашом в руках. В блокнот Логан заносил всё, что казалось ему примечательным, а в голове журналиста уже рождался «горячий» репортаж о вступлении «новых тевтонов» в столицу Франции.
Внезапно его окликнули.
– Мсье Логан! Вы ли это?
Жак Логан вздрогнул и на мгновенье оторвал глаза от блокнота. На него смотрел рослый германский офицер в звании оберста .
– Адольф! – Вздрогнул от неожиданности Логан.
– Адольф фон Готфрид! – Назвал своё полное имя гордый собой оберст, протягивая руку журналисту, с которым не встречался все прошедшие пятнадцать лет.
«Надо же, пугали нас русскими, которые, если их не остановить, опять придут в Париж, а пришли немцы...» – Промелькнуло в сознании растерянного, сильно постаревшего, французского журналиста.