Глава 9
Сон отлетевший
1963
«Очередная депрессия. Плохо... А годы идут, бегут, - летят! Уже двадцать шесть! И были мечты кем-то стать, что-то сделать, но теперь они быстро тают, словно снег под апрельским солнцем. И остаются лишь нетающие с четырнадцати лет вопросы: для чего живу, зачем? Федор Михайлович Достоевский* пишет: «Беспокойство и тоска - признак великого сердца». Но почему моему, маленькому не живется спокойно?
... У Евгения Евтушенко* есть строки:
Но пришла неожиданно взрослость.
Износивши свой плащ до дыр,
В чьё-то детство, как в дальнюю область,
Гастролировать убыл факир…
Вот и мой «факир», обещавший мне здесь, в Комитете, интересных и талантливых людей, покинул меня, оставив лишь одну тайну. И она - Стас. Когда еду в Карачев, часто твержу его слова: «Но где-то есть дом, понуро припавший к земле, словно прислушивающийся к нашим шагам… но где-то мы можем забыться хотя бы на миг и удивиться, что первый снег выпадает всегда беззвучно…» А услышала это, когда он провожал меня на автовокзал, и еще спросила, не скрывая радости: «Да ты еще и романтик?.. почти поэт?» А он ответил: «Нет, лишь пытаюсь им стать. - И усмехнулся: – Вот... позавидовал тебе, что скоро войдёшь в родной дом и…»
Когда садилась в автобус, услышала тихое: «Может, останешься?» Нет, не осталась.
И потому, что отчаянно хотелось побыть одной там, в переполненном автобусе, но вместе с ним… таким! А приехав домой, радовалась – как и всегда каждый раз заново! – моим родным, нашему старенькому дому, земле, солнцу, дождю, пропахшему соснами и травами, но всё равно душа рвалась назад, в большой город, потому, что в нём - ОН.
... Читаю дневник за прошлый год: «Приходил Стас. Пробирался к нашей комнатке через хозяйские и ворчал:
- Можно и ноги поломать…
Оказывается, он уезжает «покорять» Москву. Сердечко моё так и дрогнуло, но вида не подала и лишь спросила:
- А если не покорится?
Взглянул… и грустно ответил:
- Не покорится, вернусь сюда и тогда…
Нет, не спросила, что тогда? Но улыбнулась:
- Вот как раз Москва-то тебе и покорится. - И улыбкой хотела проявить то, что не досказала: она-то, может, и покорится, но не я: - Так что счастливого пути.
И он, наверное, понял мой намёк, - тут же встал, чтобы уйти, а проходя возле наших старичков, бросил:
- Если что украдёшь в этом доме, то не сразу и выход найдешь.
На что те так и остолбенели».
... Пластинка с классической музыкой... Какое счастье слушать «Лунную сонату» Бетховена*! Боже, как страшно потерять мечту, перестать замечать прекрасное, не стремиться к нему. И чем тогда жить? И разве любовь – не ожидание встречи с прекрасным?
... В Москве, в издательстве «Советский писатель», вышел сборник стихов Стаса «Начало слов» Молодец! Как же хочется верить, что это стихотворение – мне!
Это - сон отлетевший...
И в нем присутствуешь ты...
На тропинках, уходящих куда-то,
Мы с тобою одни.
Я не знаю: есть ли солнце над нами,
Но свет загадочный явлен.
И тепло твоих пальцев моего касается сердца...
Что еще?
Желтизна и свечение леса;
Листья осени - словно янтарь под ногами...
И не видим мы этого, но видится это само.
Ты подымаешь глаза,
И очертанья светлеют,
И вдали проступают дотоле неясные лики.
Кто-то нам помогает любить...
Кто-то делает нас совершенней...
Кто-то вывел на ясную эту тропинку...
И спросить я хочу,
Порываюсь, но медлю -
Почему ты поникла, и звуки какие тебя одолели?
Какие загадки в себе ты скрываешь?
Дай увидеть твоими глазами
И слухом своим надели!
Ибо мира,
Что вижу с рожденья,
Мне не хватает.
Но молчу я.
И ты недвижима.
И губы твои холодны от ветра
В этом сне, отлетевшем куда-то... давно.
... Из дневника за прошлый год: «На подоконнике, возле которого стоит моя раскладушка, - стакан с веткой сирени из сада Стаса. Вчера, когда шла с ним по дамбе, была счастлива, а когда пришла, Раиса отрезвила:
- Опять была со Стасом? – И ухмыльнулась, взглянув на ветку сирени: - Ну, что ты нашла в этом… поэте?
И я почувствовала в её ухмылке презрение и к моему принесенному настроению, и к Стасу.
- А что ты имеешь против него? – спросила, будто не заметив этого.
- Да так… Ничего. Только он тебе не пара. Для тебя не такая рама нужна, - повторила, уже не раз сказанное и засмеялась: - «Ах, бабка, бабка, жаркая, как печка, и мягкая, как облако в июле!»
И это - его строки. Как-то, придя к нам, он прочитал их, а она запомнила и вот…
- А что? – улыбнулась я: - Яркий образ и всего - несколькими словами.
- Ну кому этот образ нужен? – снова рассмеялась: - Да и вообще, тебе не он нужен, а добротное и надежное обрамление.
Моя прагматичная подруга… А я не смогу продаться за это самое «обрамление»!
... Снова листала сборник Стаса. Думаю, что вот это стихотворение - его портрет:
На окнах лучатся
Созвездья мороза.
Тоска да кручина.
Ах, осень-морока!
Но счастлив, кто занят
Беседой застольной
С дружком стародавним
Да с рюмкою стольной.
Не стоит нам ныть
И печалиться, друже,
Хлебнем этой влаги
За милую душу!
И песни споем,
Оглашая полсвета,
И хлынет по жилам
Веселое лето!
Ведь там, за окошком,
Тревожно да сыро.
И стылая пожня
Щетинится сиро.
Ну да, Стас – вольная душа и не хочет, да и не может никому подчиняться, - не зря же носит усы и бороду, а ведь на таких, как он, пальцами показывают, да и начальство не жалует. И вообще, любит он эпатировать! Раиса рассказывала, как на каком-то торжественном заседании в Доме культуры, когда на сцене в президиуме сидели коммунистические начальники и один из них делал доклад, Стас вдруг встал, вынул из кармана носовой платок, громко высморкался и вышел, отчего у президиума вытянулись лица.
... Ведь там, за окошком,
Тревожно да сыро.
И стылая пожня
Щетинится сиро.
Конечно, трудно ему в нашей провинциальной серости, вот и уехал в Москву от этой «стылой пожни», - если уверен в себе, то надо пробиваться.
... Брату кто-то дал самиздатовские сочинения русского философа Владимира Соловьева* «Смысл любви» и вот читаю: «Сила любви, переходя в свет, преобразуя и одухотворяя форму внешних явлений, открывает нам свою объективную мощь, но затем уже дело за нами: мы сами должны понять это откровение и воспользоваться им, чтобы оно не осталось мимолетным и загадочным проблеском какой-то тайны».
А, может, и не надо стремиться понять «это откровение»? А, может, пусть оно навсегда останется прекрасной тайной? Ведь «воспользоваться» им - значит попытаться приобрести что-то сверх этого волшебного, загадочного чувства. Но зачем?
... Из дневника за прошлый год:
«Вчера шел дождь, было холодно и я не поехала в Карачев. Сидели с Раисой в нашей темноватой комнатке и я читала ей стихотворение Стаса:
У слов начало было…
Роса была когда-то без названья,
И не имела имени Любовь.
Вино и Хлеб,
Невеста и Жених –
Слова священные возникли после.
Посмотрела на Раису: как слушает?.. Смотрит в пол. Читаю дальше:
И первой доброты сияние в глазах,
И первое немое состраданье,
Возникшее внезапно, как гроза,
И озарение на лике диком,
Подобное мерцанию растений,
И вдруг над головой замеченное солнце,
И небо синее и чистое, как ласка,
И белое свеченье облаков…
И зверь двуногий,
Придавлен к жарким травам
Рыданьем первым,
Уже не зверь, а человек.
Вино и Хлеб,
Невеста и Жених –
Слова священные возникли после…
Дочитала, взглянула на неё:
- Ну… и как?
Дернула плечом:
- Знаешь, - и тоже посмотрела на меня, но трезвым, а вернее, отрезвляющим взглядом: - Я думаю, что человек стал человеком не потому, что вначале заметил… как там, у твоего Стаса? – Взяла книжку, нашла строки: - «И небо синее и чистое, как ласка, и белое свеченье облаков...» - Захлопнула её и снова уставилась на меня: - Так вот, не потому, что будущий человек вначале заметил всё это, а потому, что научился разжигать костер, готовить пищу…
- Но Раисочка, – попробовала воспротивиться: - одно другому не мешало и не мешает.
- Мешает! – отрезала: – Да ещё как!
- Нет, - уж совсем заупрямилась я: – «И первой доброты сияние в глазах, и первое немое состраданье…» - Открыла книгу, чтобы найти продолжение: - «И зверь двуногий, придавлен к жарким травам рыданьем первым, уже не зверь, а человек». Думаю, что именно эти строки верны в определении человека.
Нет, не согласилась со мной Раиса и на этот раз».
... Стас приехал! Позвонил мне на работу, что хочет прийти «обмыть своё детище», а я… А я уехала в Карачев. Почему? Чего испугалась? Нет, не знаю.
... И всё же вчера бродили со Стасом по тихим, совсем сельским улочкам Лубянки, и он снова, как и год назад, пригласил заглянуть в его сад, - «Ведь яблони цветут, сирень!» И я пошла. Но лишь взглянув на этот весенний праздник, заспешила домой. Чего опять испугалась?.. Но он провожал. И снова была счастлива только тем, что идет рядом.
Когда с веткой сирени из его сада пришла домой, долго не могла уснуть.
... Из его сборника:
И зелены да будут зеленя,
И смех да будет солнцем осиянен,
И пусть пребудет вечной доброта,
И россыпь рос, роящаяся зыбко,
И очерк малахитовый листа,
И колоса янтарная улыбка.
И полдень стройный, как полет стрелы,
И облаков вселенское величье,
И бескорыстность страждущей пчелы,
И безыскусность этой песни птичьей…
Да, конечно, его восприятие мира глубоко поэтическое, поэтому думаю, что и меня он воспринимает как образ. Образ, который даёт ему временное, столь необходимое в данную минуту вдохновение, а потом… Так может, как раз и боюсь этого «потом»?
... Шли со Стасом по парку, и он всё говорил, говорил: зачем убиваю в себе любовь, чего боюсь? Я молчала, но каждое его слово, улыбка, жест... Всё наполняло меня счастьем.
... Владимир Соловьев. «Смысл любви»: «Истина, как живая сила, овладевающая внутренним существом человека и действительно выводящая его из ложного самоутверждения, называется любовью. Любовь, как действительное упразднение эгоизма, есть оправдание и спасение индивидуальности. Познавая в любви истину другого не отвлечено, а существенно, перенося центр своей жизни за пределы своей эмпирической особенности, мы тем самым проявляем и осуществляем свою собственную истину, свое безусловное значение, которое именно и состоит в способности переходить за границы своего фактического, феноменального бытия, в способности жить не только в себе, но и в другом». Да, Стас прав. Я люблю его, но стараюсь уйти, боясь выпорхнуть «за границы своего фактического, феноменального бытия» о котором пишет Соловьев. Боюсь потерять свою эгоистическую свободу и «жить не только в себе, но и в другом». Так значит, я не могу любить?..
... Когда Стас не приходит, начинаю идеализировать его, видеть таким, каким был в последнюю встречу. Но, увы, он не совсем такой, не такой! Есть и в нём ложь.
Ведь написал же:
…А завтра снова
Над толпою весёлая кепка блеснет,
Будет ветер хлестать по знаменам
И площадь руками вскипать.
И глядится в глаза его детские Русь,
И светлеет, и грезит…
Это у Ленина* глаза детские?.. Да, понимаю: чтобы издали, надо таким подкупить редакторов. Но всё же!..
... Прочитала у Дмитрия Мережковского*:
«У буддистов есть легенда: Сакья-Муни* неподвижно сидел в пустыне, вперив взор в небо, не видя земли. Он созерцал Вечное, он был близок к Нирване. Его протянутая рука окостенела и в ладони ласточки, принимая отшельника за камень или дерево, свили гнездо. Они прилетали к нему каждую весну, но однажды улетели и не вернулись. И тот, кто умертвил в себе все желания и волю, кто не страдал и не думал, кто погружался в блаженное спокойствие Нирваны, кому завидовали даже Боги , увидев, что ласточек нет, заплакал. Таково человеческое сердце: оно не может достигнуть полного спокойствия и мудрости, потому что оно не может не любить. И кто знает! Именно эта слабость, не есть ли величайшая его сила?»
... Бродили со Стасом у Покровской горы, потом по деревянным исхоженным ступенькам поднялись на смотровую площадку, стояли над панорамой лугов, реки, чуть синеющего вдали леса, и он вдруг сказал:
- Давай-ка съедем вниз прямо по траве, туда, к Набережной!
- А как мы съедем... на чем? – рассмеялась.
- Как на чем? – усмехнулся. – На твоей попе.
Я взглянула на него, покачала головой, повернулась и пошла прочь. И он не шагнул за мной… остался там, на горе. Нет, иногда не понимаю его. И не принимаю… таким».
Через несколько лет муж будет рассказывать, как и он бродил со Стасом, Колей Иванцовым по улочкам той же самой Лубянки, как стояли они на Покровской горе и спорили, спорили!
- Какое было хорошее время! – умилялся: – Все были молоды, доверяли друг другу, говорили обо всём, что взбредёт в голову. И тогда ещё не было разочарования ни в себе, ни в каждом из тех, кто был рядом, а потом…
Потом они расстались… Но что тогда я могла ответить? Всё, мол, проходит, прошло и это? Банально. Но ведь прошло!
«Давно не встречала Стаса, но слышала: опять уехал в Москву. Не пришел, не попрощался. Ну что ж, значит, была права, что не подпускала к себе, а то страдала бы!
... Тащатся дни. Тащатся однообразные, тусклые. И хочется отчебучить что-либо из ряда вон выходящее, - поехать в Москву, найти там Стаса, напиться с ним, но...
Но знаю: ничего подобного не сделаю.
... А, может, выйти замуж за Николя? Ведь шлёт такие влюблённые письма: «Снова и снова хочу повторить тебе, что ты отвергаешь человека, который не любил сильнее и который мог бы все силы свои, способности, желания, стремления отдать ради тебя. Да что говорить, если и сейчас у меня набегают слезы». А я… Но если выйду за него, то уж конечно не потеряю себя, - не растворюсь в нём.
... Ходила в театр. Ну, почему так остро чувствовала, что встречу Стаса! Оказывается, возвратился только на несколько дней. Было очень приятно… Приятно? Сладостно!.. Сладостно сидеть с ним рядом. И был понятным, родным. Но вида не подала.
- Пригласила б на чай, - улыбнулся.
Нет, не пригласила. Но проводил до троллейбуса. Вошла, села, взглянула: стоял т смотрел грустно. Но ведь не шагнул за мной! И хотелось крикнуть: «Ну что ж ты?..»
... Волки воют от тоски. Изливают душу? Жаль, что не могу.
Ах, гули, гули, гули
На бронзовой щепе!
Зачем встречались губы?
Зачем щекой - к щеке?
И руки, словно стебли,
Сплетались и текли.
Задумчивые тени
К поляне приросли.
И ты у края неба
Качнулась, поплыла,
А под тобою немо
Качались тополя…
Стас Могилевский...»
Тогда еще не знала, что приезжал он, чтобы продать опустевший после смерти матери дом, а потом снова и, - уже навсегда - уехать в Москву.
А я у заветной черты
Храню нерушимо и свято
И утро твоей чистоты,
И терпкую свежесть заката.
*Фёдор Достоевский (1821-1881) - писатель, мыслитель, философ.
*Евгений Евтушенко (1932-2017) - русский советский поэт.
*Людвиг ван Бетховен (1770-1827) - немецкий композитор и пианист.
*Владимир Соловьёв (1853-1900) - религиозный мыслитель, мистик, поэт, публицист.
*Владимир Ленин (1870-1924) - лидер большевистской революции, глава советского правительства (1917-1924).
*Дмитрий Мережковский (1865-1941) - писатель, поэт, литературный критик, переводчик.
*Сакья-Муни - духовный учитель, легендарный основатель буддизма, одной из трёх мировых религий.