И вот опять мы беженцы.
Из какой страны или города - не знаю. Просто, толпы народа живут тут на вокзалах, на площадях, в переходах...
Что именно неладно и почему бежали? Не знаю. Но знаю, что это уже не в первый раз.
Со мной моя семья и еще одна женщина с дочерью из нашего города. И мы живем на железнодорожном вокзале, на втором этаже. Спим на картоне от бывших ящиков или на газетах, потому как картон дефицит и его тут часто крадут.
Женщина с дочкой, которая была с нами, попросила меня отвести ее дочь к музыкальному продюсеру, чтобы ее прослушали.
Я согласился. Нашел студию, выяснил когда можно прийти с девочкой на прослушивание и уже собрался было уходить, как продюсер надел наушники и взял несколько аккордов на синтезаторе.
Я остановился. Точнее, эти несколько аккордов меня остановили. Продюсер закончил прелюд и тихо запел на неизвестном мне языке. С первых слов, с первых нот я просто рухнул в мир этой песни.
Язык я не знал, да он и не нужен был. Тут всё было ясно без знаний языка. Сначала это был рассказ от лица Грифа Кондора который плыл в небе над каньоном с рыже-терракотовыми скалами, он плыл и молча делился с миром своими чувствами. Гриф не просто любил свой каньон. Он был его частью. Они вместе родились, прожили огромную, наполненную событиями жизнь и будут так, вместе, до конца времен.
Потом, песня пошла куда-то вниз, к реке, по берегу, по влажным кустам, по прозрачной воде в которой жили рыбы, и они как бы намекали о том, какой должна быть вода и какой должна быть Жизнь... с поверхности воды неслышно сорвалась стая уток и как в далеком детстве пошла вдоль реки по утреннему туману.
В песне были еще много мест, тем и событий по которым она вела, вспоминала, намекала, рассказывала.
Когда я вернулся в себя, я понял, что сижу на какой-то табуретке, а по по лицу ручьями бегут слезы. Понял, что был где-то не просто в другом мире, а был в мире, куда может провести эта песня.
Поднялся, и пошел к выходу. Слезы заливающие глаза мешали видеть. И уже на выходе, то ли консьержка, то ли секретарша попросила:
- Скажите, чтобы следующие заходили.
Вышел во двор. Передал ожидающим чтоб заходили и пошел к себе на вокзал.
На вокзале народу вроде как еще прибавилось, гул и гвалт стояли несусветные. Прошел на своё место, где лежала моя картонка и лег ждать неизвестно чего.
Через какое-то время вижу, ко мне идет очень крупный седой мужчина лет шестидесяти с безукоризненной прической, в плаще, какой мог быть только у президента Франции или Швейцарии шестидесятых годов прошлого века. Это и был музыкальный продюсер песню которого я слушал.
Он подошел ко мне, присел на корточки. У него были удивительно правильные черты лица и умные, печальные глаза. А сейчас в этих глазах были остатки недавнего землетрясения.
- Благодаря Вам я состоялся как музыкант и как человек. До этого я тоже всю жизнь был беженцем. Что я могу для Вас сделать? - продюсер сидел возле меня на корточках и было ощущение, что я помог случиться самому главному событию в его жизни.
Но что он может для меня сделать??? Для себя, я должен сделать всё сам. Я улыбнулся. И продюсер понял о чем я думаю.
Он понял. Немного помолчал, подумал, поднялся и ушел не простившись. Через пару минут он вернулся с сияющим лицом и большим красивым стаканчиком мороженного. Он нес его перед собой как букет, счастливый и даже немножко гордый.
- На! Ешь... - он вручил мне стаканчик с таким выражением лица, будто это было не мороженное, а самый шикарный букет на свете.
Я взял стаканчик и поставил его на перила.
- Пусть немножко растает... не люблю холодное.
Гул, гвалт, гомон вокзала пошел на спад, начал таять и пропадать. Примерно так, как исчезают помехи и треск в радиоприемнике. А когда они исчезли совсем - осталась Тишина и Чистота. И великолепный стаканчик мороженного...