От самой земли и до самого неба дождь стоял непроглядной, глухой стеной. Дни к ряду стихии непрестанно неистовствовали в своем жестоком противостоянии и неизбежном слиянии. Небесный огонь рассекал небосвод зигзагами, а вспышки, будто взрывы, опаляли окружающий мир. Всякая жизнь забилась в норы и щели от страха, приняв свой неизбежный конец от буйства стихий. И лишь один единственный безумец – человек! – танцевал; и от его ударов ступнями по земле, рождались всплески воды. Казалось, будто эти крохотные волны танцуют вместе с ним под ритм его барабана, о который он ударял изо всех сил.
Сила человека совсем не уступала силам неба и земли. Его босые ноги и ладони безустанно сотрясали мир. Гром и человек словно соперничали друг с другом, чтобы доказать всему миру, чья мелодия ритмичнее и сильнее, чьи звуки достигнут первыми тех, кому предназначались. Оба выкладывались изо всех – и потому их игра была прекрасна. Столь слажено она вдруг зазвучала, что скоро слилась в единое целое, – как земля и вода под ногами человека. Потоки музыки и голоса стихий.
Вода стекала по телу человека, а вся его одежда, – изодранная в клочья, – была мокрой, и прилипла к разгоряченному телу. Длинные, потемневшие от напитавшей их влаги волосы облепили лицо, и лишь только оскал широкой улыбки сиял, обнажив белые, крепкие зубы. А он все продолжал плясать свой безумный танец, и сами стихии теперь подыгрывали ему в такт, подстраиваясь под ритм человека. Искренние чувства, которые шли из его сердца, – покорили природу.
Должно быть, этот дикий танец и примитивная музыка предназначались кому-то очень дорогому сердцу мужчины, и потому в этих звуках было столько жизни и радости, в движениях – силы! И вот дождь начал слабеть. Но человек все упорно танцевал и бил в свой барабан. Волны, пляшущие вместе с ним, поднимались все выше уже над самой его головой, почти скрывая его.
Наконец, мужчина упал на колени, тяжело дыша. (Волны тотчас же послушно улеглись.) Грудь его сильно вздымалась. И из последних – лишь каким-то непостижимым чудом оставшихся сил – он поднял дрожащие от усталости и напряжения руки, сжимавшие барабан, словно символ триумфа. И хотя человек больше не бил в него, звуки грома и вспышки молний над его головой гремели и сверкали, подхватив музыку, которая покорила их самих.