Сплав

Любит русский мужичок поболтать под шашлычок

На поросшей молодой майской травой лужайке под окнами обычного загородного домика перед мангалом стоял крепкий мужчина лет пятидесяти в шлепанцах и шортах. Не смотря на слегка возвышающуюся над поясом «подушку безопасности», в нем без труда угадывалась недюжинная врожденная сила, поддерживаемая естественным активным образом жизни без биодобавок и тренажерных залов. Ухоженность участка не оставляла сомнений в характере тренировок. Мужчина со знанием дела превращал кочергой прогоревшие дрова в тлеющие угли. Движения его были уверенны, сам же повелитель огня был поглощен беседой.

– Не перестаю удивляться на вас, Славка, как изобретаете велосипед опять и снова. Неужели не судьба почитать что-нибудь, кроме своих блогов? Во все времена люди начинают с изучения опыта предшественников, ваша же индустрия самозабвенно бродит по известным всему остальному миру граблям.

Собеседник его, одетый в просторные белые брюки и исписанную английским текстом футболку, был примерно того же возраста, но жилист, очкаст, с ранневесенним спортивным загаром.

– Давайте отучаться говорить за всех. Ты прекрасно знаешь: я не меньше твоего ориентируюсь в смежных отраслях. Первое, что пришлось автоматизировать, была АЭС. Наобщался я тогда с аборигенами ядерного улья и начитался по теме. Интересно оказалось. То, что в целом в айти такое положение… Хотел бы я посмотреть, на бардак, который будет у вас твориться, набери вы десятки тысяч плохо обученных искателей шальных денег. Да и рано тебе еще старческой ворчливостью обзаводиться.

– Энергетика так же когда-то бурно развивалась.

– Ага, только тех, кто плохо учился взорвавшиеся котлы с собой унесли, – засмеялся Славик.

– Философ, что скажешь? – обратился хозяин к третьему участнику беседы, бородачу в элегантном полуспортивном костюме. Тот блаженно растянулся в шезлонге, прикрыв лицо бейсболкой.

– Философ прорабу не товарищ.

– Серега, прорабом я был лет двадцать назад. Эх, молодость…

Пётр Семенович в прорабы подался от безденежья в 90е, но будучи человеком патологически принципиальным, всеми силами старался работать честно, хоть в те годы такой подход граничил с идиотизмом. Все же пару раз он поучаствовал в дележе отката от субподрядчика, и то под давлением жены в критический момент строительства дачи. Дачу достроили, но червячок совести временами точил мозг, и в начале нулевых Пётр, забросив строительную карьеру, ушел с заметной потерей в деньгах работать по специальности – устроился инженером в частную фирму по реконструкции энергосетей. Впрочем, очень скоро убедился: в жизни ничто не происходит зря и любое пройденное испытание оставляет свой след.

Через полгода его отправили в командировку на сдачу объекта. Прибыв накануне дня приемки, он ожидаемо обнаружил массу недоделок, а в бытовке набиравшую обороты пьянку по случаю аванса. Строительный опыт научил его оставаться внешне спокойным, даже когда внутри все кипело и булькало. Войдя в бытовку, Пётр молча обвел взглядом притихшую бригаду наладчиков, задерживаясь на каждом, кто рискнул посмотреть ему в глаза. Затем взял со стола пустую кружку из нержавейки, сжал ее в руке, превратив в подобие раздавленной сапогом пивной банки. Положив получившуюся безделушку на место, невозмутимо сказал: «Завтра в 16:00 вернусь» и не спеша удалился.

Гулянка свернулась сама собой, не смотря на ожидающий в углу початый ящик водки. Более сметливые добрым словом и подзатыльником донесли сказанное непонятливым. Бригада дружно устроила ранний пионерский отбой. Утром, еще до рассвета поднялись и чуть позже полудня все блестело и работало. Прибывший ровно в четыре Пётр, молча и тщательно осмотрел смонтированное оборудование, подошел к внимательно наблюдавшими за его действиями работягам. Со словами «Теперь можно» вытащил из сумки новую кружку и передал ее бригадиру. Пьянка продолжилась с точки сохранения, а Семеныч получил прозвище «остановивший время» и должность заместителя начальника отдела по урегулированию претензий…

Серега тоже философом формально не являлся. Он был математиком по образованию и призванию. В байдарочном походе, где трое молодых студентов познакомились, в свободное время он читал прихваченного с собой модного в те годы Шопенгауэра. Кличка прилипла намертво. Серега не возражал, к тому же с годами неленивый и пытливый ум стирает границы между науками.

– Что тебе сказать, дорогой? Вспомни сопливые годы энергетики и отнесись к подросткам по-отечески.

– А ведь действительно, – миролюбиво произнес Пётр, поворачивая шашлыки на мангале. – Когда интересовался долгим и замысловатым путем нашей отрасли, выделил для себя четыре периода. Первый – время героев. Когда ваяли какую-нибудь паровую машину не до конца были уверены, что она заработает. Зато всегда знали: рвануть может основательно. Но вера в интуицию и шило изобретательства в одном месте, двигали дело вперед. Точно, как мы в детстве химию во дворе изучали, – он повел левым плечом, на котором красовался небольшой белый шрам. – Карбид с водичкой. Бодренько бутылочка разлетелась.

– Еще легко отделался, потому как в мегаполисе жил, – прокомментировал Славик. – У нас в военном городке, пацану чуть пальцы не оторвало при разряжании старой шумовой гранаты. Спас ангел-хранитель – в руках были пассатижи. В лоб ими получил, но ничего не отрезало. Зато десяток свидетелей происшествия разом завязали с пиротехникой.

– Во-во. Вторая фаза – искусства. Принципы известны, границы возможностей примерно очерчены, но требуется масса знаний, опыт и чутье, чтобы выжать из машины побольше и не гробануться. Тут-то и проявляются умельцы от Бога и машинисты-кудесники. Когда все из паровоза выжимают 30 км/час, то они 35. И главное – никто повторить не может. У каждого в запасе свои приемчики и подходы.  В этот период технику любят, холят и лелеют. Первейшее значение приобретает чувство машины. И люди самые интересные: не слегка помешанные герои, но и не винтики.

Пётр сделал паузу, сдвинул шашлыки в сторону и занялся улучшением качества углей.

– Третий период – время инструкций. Опыт умельцев второго отливается в письменные указания, множатся формальные структуры управления и контроля. Начальники из людей, принимающих смелые и, часто, рискованные решения, превращаются в чиновников, пекущихся лишь о своей заднице. Менеджеры по новомодному, – Пётр посмотрел на Славика. – Русские слова забыли, все из английского тащите без перевода.

– В точности как вы когда-то немецкие притащили, – отозвался Славик.

– Тоже верно… И четвертая фаза – быта. Все возможное и проверенное из инструкций заменили автоматикой. Уже не только технику знать не надо, даже без методичек все понятно. Любого можно за неделю обучить. Всю смену смотри на лампочку. Если загорится, доложи по телефону и в журнальчик запиши. Как в современных авто. Характерно, что в этой фазе появляется очень много женщин. Они лучше справляются с унылым делом наблюдения за лампочками, потому как усидчивее и на работе не пьют.

– Неплохая классификация, – Серега приподнялся в шезлонге. – Судя по славкиным рассказам айти сейчас в третей фазе.

– Похоже, мы вошли в нее лишь в фантазиях руководства, следуя их желанию оправдать свое существование. Инструкции пока больше мешают и их мало кто соблюдает. Если по ним пытаться жить, дело сразу останавливается.

– Желание, даже коллективное, мало значит, – вмешался Серега. – Исключительно размер имеет значение. Укрупнились вы выше критического порога своими слияниями и поглощениями. Человек, как и другие приматы, не в состоянии неформально контактировать более чем с сотней сородичей. А деньги способны людей сгонять в миллионные армии. А что овца в огромном стаде менее эффективна чем волк в крошечной стае, хозяев мало волнует, они не любуются людьми, а стригут их. Более того, со стадом проще. Когда овцу режут, другие разбегаются. А попробуй волка тронь – со всей стаей дело иметь будешь.

Метрах в десяти от мангала послышался нарастающий шум разногласий. В беседке Даша, двенадцатилетняя дочка Петра, что-то не поделила с соседской девочкой, на вид чуть постарше ее.

– Так не честно, Кристина!

– Даша, б***ь, все по правилам!

Пётр напрягся. Если бы на их месте были мальчишки, то кому-то уже через пять секунд оборвали уши, но Пётр никогда не позволял себе даже повысить голос на дочку и тем более на посторонних девочек. Пока он соображал, как реагировать, неожиданно вмешался Серега.

– Девчата, можно вас на минутку?

В беседке притихли, и вскоре к нему осторожно подошли обе подружки. Даша держалась чуть позади.

– Мы тут спорили о том, все ли девочки хотят быть красивыми, – продолжил Сергей, глядя на них. – У тебя очень классный костюмчик, Кристина. Ты ведь хочешь всегда быть прекрасной принцессой?

– Конечно!

– А зачем?

– Чтобы, типа, нравиться всем.

– Понятно, – Серега выдержал паузу, будто вспоминая. Затем задумчиво произнес, – Знаю я один секрет.

– Какой? – заинтересовалась Кристина. Даша молчала поодаль, но внимательно слушала. Она привыкла в присутствии старших свое мнение высказывать только когда к ней обратятся лично.

– Понимаешь, это действительно важно. И просто так нельзя рассказывать. Но можно на что-нибудь обменять. Я готов поделиться, скажем, в обмен на апельсин или большое яблоко.

– Ну и не надо, – обиделась Кристина и, решительно развернувшись, зашагала прочь. Даша, чуть помедлив, осторожно последовала за ней.

– Ты что задумал, педагог? – спросил Пётр, когда девочки скрылись за углом дома.

– Скорее педофил, – поправил Славик. – Ты поосторожнее с этим. Сейчас всяких ювенальных идиотов развелось немеряно. Засудят, пикнуть не успеешь. А ты даже не женат, что усугубляет твое положение в глазах случайного свидетеля.

Еще в юности на сплаве Серега встретил свою любовь. Уже через пару дней он не отходил от Кати далее трех метров. Она и не пряталась, а одаривала его своей очаровательной улыбкой. Слепому было видно, и даже немного за-видно, что отношения, как говорится, складываются. Полгода Серега летал на крыльях, а потом они разбежались. Через несколько месяцев, когда Ромео перестал напоминать лицом и настроением покойника, и находящиеся в курсе событий наконец выдохнули, пара вновь сошлась с еще большей страстью. Сценарий повторился и в третий раз, а через пару лет Катя неожиданно вышла замуж за заезжего москвича. Походная троица была приглашена на свадьбу, но Серега ожидаемо не пошел, а Петя со Славиком, взглянув на невесту, сошлись во мнении, что она не замуж выходит, а на ходу спрыгивает с качелей захватывающего, но утомительного аттракциона. Друзья не выдержали и после ЗАГСа незаметно потерялись по пути в ресторан.

Брошенный кавалер выжил, сочинил версию про не востребованность: дескать, математики – не ходовой товар у женщин, и научился жить один. Годы спустя, после неумеренного «обмывания ножек» новорожденной петиной дочки, Серегу удалось разговорить, и он признался, что скучает. Славик на полном серьезе заявил: Серега просто обязать отбить ее у наглого москаля. Пётр, будучи человеком дела, предложил немедленно втроем выехать в столицу и похитить Катю. Серега решительно отверг все предложения, заявив, что любит и не может делать ей больно. Семеныч проникся до глубины души и единственный раз пустил слезу при корешах. Ну что с пьяных возьмешь…

Над лужайкой, бесцеремонно дразня обоняние, витал аромат готовящегося лакомства, смешанный с дымком и весенними запахами отходящей от спячки природы.

– Как змей искуситель, – проворчал Пётр. – Даже хуже. Тот Еве яблоко дал, а ты его назад требуешь.

– Единственный еврей в семье, – хихикнул Славик.

– Ничего я не задумал, просто хотел чем-нибудь, зажевать. Твоих шашлыков когда еще дождемся, а я с вечера ничего не ел.

– Жди, – отрезал Пётр. – Сильный огонь – враг вкусной пищи.

– Ты всегда был ленивым и прожорливым, – добавил Славик. – Готов был лосем скакать по болотам с бревном на плече, лишь бы у котла не стоять.

– Не ленивый, а немотивированный, – поправил Серега. – Не люблю я кухню, не для того в лес езжу. А по дрова сходить – милое дело. Таков уж мой походный миф.

– Какой еще миф? – Пётр, снова сосредоточился на шашлыках, позабыв об инциденте.

– В любом деле, или как говорят у Славика, в проэкте, – Серега намеренно саркастически акцентировал «Э», – четыре компонента успеха.

– Не ехидничай. У нас все работы по проектам, – отозвался Пётр.

– У вас проекты по делу. А по славкиным рассказам у них даже для похода до ветру по малой нужде проект могут открыть. С уставом, планами и отчетностью.

– Потому что у нас скоро программеров будет меньше, чем бизнес-тренеров.

– А нечего сверхприбыли грести лопатой, тогда и паразиты не заведутся, – посоветовал Пётр. – Бизнес-тренеры – не вши, на голодных не лезут. Серега, ты начал про миф втирать. Жги глаголом!

– Вот. У проекта, как у любого зверя, четыре ноги, и только сбалансированное их сочетание приносит отличные результаты. Ущербность любой превращает дело в табурет без ножки. А в отсутствии двух конструкция пригодна для одних лишь эквилибристов.

– И какова же твоя великолепная четверка конечностей?

– Цель, ресурсы, организация и миф.

– С первыми тремя все ясно, – Славик, тем не менее, обратился во внимание. Серёга временами выдавал на редкость любопытные ментальные конструкции.

– В наше время понятно только с ресурсами, которых всегда мало, и с организацией, которая при отсутствии персональной ответственности хромает на обе ноги.

– Чего же не понятного в цели? Ее в первых строках всегда явно описывают.

– При всей кажущейся ее очевидности, это не то, что в бумагах пишут, а реальный интерес затеявшего и спонсирующего движуху. У Семеныча, как правило, все прозрачно: свет не гаснет – все в ажуре. А у вас, Славка, целью в 90% случаев является отмывание денег или карьерный рост какого-нибудь блатного мудака.

– Не могу не согласиться, – кивнул Славик.

– Любое дело стремится к своей цели, иногда чуть отклоняется из-за несовершенной организации, почти всегда не дотягивает до нее из-за утечки ресурсов, но результат никогда не приходит к тому, что целью не являлось. Если задуман автомобиль, телевизор точно не получится.

– Логично, – согласился Пётр. – А миф?

– О нем часто забывают или стыдливо молчат. Оттого-то столь скромный выход годных результатов. Миф – штука почти неосязаемая, но от того не менее важная. Именно он является основным источником мотивации. Под мифом я разумею иррациональное и не связанное с целью желание участников жертвовать свои силы и время на проект. Что называется, по зову сердца. Не для результата, а токмо за ради участия в процессе. Проще говоря, любить дело, которым занимаешься. Как в золотые шестидесятые ковали щит Родины, а вероятный противник меч. С противоположного берега, подозреваю, все выглядело как в зеркале.

– Открыл Америку, – разочарованно хмыкнул Славик. – У нас такой фигней занимается огромная свора дармоедов. Всё вдохновляют и вдохновляют. Да без толку.

– Правильно! Ибо миф не создается болтовней о нем за деньги. Он из ноосферы. Достаточно мощный для успешного функционирования миф годами взращивается тысячами увлеченных людей. Помнишь, как ты ночами сидел со своим компом в молодости? И даже бабки тебе платили смехотворные. Тобой двигал миф. Шло бурное развитие компьютеров, и ты застал еще время героев, если по Семенычу. Как в тридцатые мальчишки мечтали стать летчиками, а в шестидесятые – космонавтами, так в девяностые – программистами, а сегодня – блогерами. Но мечтатели так и остались на земле. С земными ориентирами и героями прошлого в голове взлететь не получится.

– Просто мы тогда молодые были, – не согласился Славик. – И только.

– Не только…

Друзья прекрасно знали историю, которая в юности принесла Славику известность на весь НИИ, где он молодым специалистом работал при вычислительном центре. Мужской технический персонал по графику выходили дежурить в ночь. Бонусом был доступ к единственной в лаборатории персоналке. По злой иронии компьютеры в высшей степени группового пользования в те годы назывались «персоналки». Примерно, как «верные проститутки». Позже, когда машины оказались действительно в личном владении, название, растеряв свой сарказм, незаметно уступило место англокальке «компьютер» и двусмысленно игривой аббревиатуре «писишка». По пятницам всенощного дежурства не предусматривалось, и Золушке следовало покинуть помещение в ровно полночь, когда охранники запирали этажи на выходные.

В ту пятницу ровно в шесть вечера Славик, вооружившись бутербродами и чаем, погрузился в программирование. Новый неопытный вахтер не заметил сидящего в закутке, запер и опечатал этаж. Славика обнаружили в понедельник абсолютно счастливого с красными глазами и кружкой холодного чая все у того же компьютера. На вопрос, почему не пытался выбраться, он ничего не смог ответить, поскольку принял за розыгрыш утверждение, что оказывается у людей уже понедельник. Туалет располагался на этаже, окна в лаборатории были прикрыты изнутри звукопоглощающими ставнями, а диванчик тогда имелся в любой уважающей себя организации. Пригодилось ли спальное место герой истории не помнил или не хотел рассказывать. Двое суток, потеряв счет времени, довольный Славик жил на четырех бутербродах и неограниченном запасе чая и сахара…

– Хотя, ты прав, – согласился Славик, вспомнив свое «великое сидение». – Нынешние пацаны у нас в основном за бабки работают. По-настоящему интересующихся и увлеченных единицы на сотни меркантильных Кю.

– Не приходится удивляться, что вы заваливаете каждый второй проект, а каждый первый заливаете безумными деньгами и срываете сроки, – проворчал Семеныч. – Сидите и зачем-то по пятому разу бухгалтерию автоматизируете.

– Ответ вытекает из истинной цели их проектов, – заметил Серега.

– А вот скажите, – пошел Славик в контратаку, – почему у вас обоих четверичные классификации. Вы тайные поклонники степеней двойки?

– Элементарно, – невозмутимо ответил Серега. – Разделение на два почти всегда очевидно и столь же малополезно. Оперируя бо;льшим числом понятий, человек прибегает к помощи геометрических представлений. Четверка самая удобная, наглядная и привычная. Восемь – уже трехмерная картинка получается. Куб. Многие плохо представляют пространственные фигуры, привыкнув жить на плоской Земле. Больше восьми вообще неподъемно. Человек единомоментно способен оперировать максимум семью объектами, поэтому приходится использовать многослойные классификации. Остается шестерка – проекция куба на плоскость. В двумерную книжную эпоху шестерка была довольно популярна. На часах 12 делений – тоже отсылка к шестерке и тройке.

– А тройка чем примечательна?

– Циферблат часов – попытка отразить на плоскости сложное трехмерное относительное движение Солнца и наблюдателя на поверхности крутящейся Земли. Я глубже не копал, но в эдакой хитрой проекции троечка всегда вылезает тонким намеком на потерянное измерение. Семеныч, ты же в институте много чертил детальки в аксонометрии. Должен понимать… Сегодня всякая интерактивная мультимедиа появилась, может статься, и поменяется что-то в сознании людей через пару поколений.

– А пять или семь не нравятся? – поинтересовался Пётр.

– Пятеркой древние китайцы баловались. С семеркой персы заигрывали, а вслед за ними европейские маги. Вероятно, в них есть скрытый смысл, но с подобными вопросами тебе не к математикам, а к нумерологам на прием надо. Я предполагаю: просто плохо запоминается, ибо мало примелькавшихся аналогов в природе. Но важнее то, что хорошая классификация – не просто список покупок, который вам жены выдают. В ней должны отражаться взаимные связи, такие как противоположности и соседства. Приветствуется и наличие красивого способа уменьшать размерность объединением элементов в группы. Четверку в пары тремя наглядными способами объединить можно. Математические свойства нечетных чисел не позволяют с ними творить подобные безобразия. Да и логика разума бинарна.

– А вы над двоичностью компьютерного мира потешались, – гордо заявил Славик. – Мы, можно сказать, творим мозг человечества по образу и подобию своему…

– Готовьте тарелки, ждуны! И боги-творцы, тоже! Кушать подано, – хозяин лучился гордостью, любуясь результатами своих стараний.

– И увидел Пётр, что это хорошо, – пошутил Славик, взглянув на него.

Друзья подошли к мангалу, нагребли себе из тазика по горе ароматного обильно политого маслом и пересыпанного зеленью овощного салата крупной нарезки и приняли из рук шеф-повара шампуры с благоухающим сочным шашлыком. Расселись вокруг пластмассового садового столика и налили по стаканчику красного вина. По старой походной традиции ели прямо с шампуров, тарелки использовались исключительно для салата. На запах подтянулись Кристина с Дашей.

– Девчонки, берите шашлык и идите в беседку, – скомандовал Пётр. Он был строг и за стол с алкоголем дочку, да и других детей никогда не допускал.

Даша послушно отправилась к мангалу, а Кристина вытащила из-за спины огромный апельсин и протянула его Сереге.

– Договор есть договор. Слушай. Чтобы быть привлекательной, надо всегда, когда в твоих силах, избегать делать вещи, которые не сможешь сделать красиво. Согласна со мной?

– Да.

– Ты хочешь нравиться мальчикам?

Кристина слегка опустила взгляд и кивнула.

– Тогда открою тебе большой секрет. Ни в жизни, ни в кино за полвека я ни разу не встречал девушки, которая красиво бы курила или ругалась. И то и другое женщины элегантно делать не умеют. Совсем. Это не одного меня наблюдения. Я многих мужчин спрашивал.

На лице у Кристины отразилось разочарование, но апельсин по-прежнему лежал в ее вытянутой руке.

– Потому что девушки устроены гораздо лучше нас и некоторые умения мальчиков природа заменила на красоту для вас.

Девочка, сменив настроение, осторожно улыбнулась.

– Одно из таких умений – улыбаться. У тебя очень очаровательная улыбка. Улыбка украшает всех, но девочек она превращает в прекрасных всемогущих фей. – Серега принял апельсин. – Запомни: твоя улыбка сильнее любого крепкого слова.

У Кристины уголки рта потянулись к ушам, она неожиданно развернулась и убежала.

– Даша, захвати для подружки шашлыка, – попросил Пётр.

– Молодец! Солидарен. Хотя вряд ли она последует совету, – скептически резюмировал Славик, когда подружки удалились в беседку.

– Сейчас, возможно, и нет. Но придет время, она однажды вспомнит этот апельсин, точнее, как она его добывала. Люди любят и ценят исключительно свои личные усилия. Во что вложились, то им и дорого. С кем они тянули воз, тот и близок. А остальное – просто любопытно. Не пройди мы с вами сотни километров по порогам, не проведи десятки ночей в тайге, сидели бы сейчас здесь?

– Точно… Давайте за красоту, – Пётр поднял стакан. – За красоту природы и женщин.

– Есть разница? – поддразнил Славик.

– Нет!

Пригубили и приступили к мясу. С тех пор как по разным причинам они перестали ходить на сплавы, осталась традиция собираться в начале сезона у Петра на даче. Только теперь не для планирования маршрута и составления продуктовых списков, а лишь для воспоминаний, обмена свежими новостями и обсуждения абстрактных жизненных вопросов. Постепенно разговор вернулся в русло рассуждений о природе вещей, и хозяин привычно начал троллить Славика.

– Все же признайся, зачем вы программы без конца переделываете. Полезных задач не осталось? Уже тошнит от ваших квитанций, микроплатежей и душных мобильных приложений.

– Что пристал к человеку! Не он же эту муру выдумывает. Солдат не осуждают за убийство при выполнении приказа. Даже вермахт по домам распустили, а в Нюрнберг поехали только генералы.

– У солдата выбора нет, а у нас есть. Берясь за дело, неплохо с совестью посоветоваться, чтоб совсем берега не потерять и сделать жизнь лучше, – несколько неуверенно проворчал Пётр.

– О чем ты? Какая совесть? Капитализм на дворе! Бюджет они пилят. И правильно делают: меньше хозяевам достанется, – не без зависти отметил Серега. Репетиторство, которым ему все больше приходилось заниматься, не особо доставляло удовольствие, а времени отнимало немало.

– Я и сам над этим думал, – после недолгой паузы ответил Славик. – По иронии судьбы все ништяки, сделавшие мир таким удобным, корнями уходят в придуманные военными орудия убийства. А подвижники, заботящиеся о благе человечества, чаще отмечались в истории кровавыми революциями. Благими намерениями вымощена дорога известно куда.

– Я не зря говорил о первичности целей, - Серега довольный откинулся в кресле. – Вояки стараются придумать нечто, повышающее могущество бойца. И создают. Потом конверсия приспосабливала это на благо. А борцы за счастье, прикрываясь красотой лозунга, раскручивают свой лохотрон и, набив карманы или брюхо, в удобный момент сваливают.

– Отчасти ты прав. У нас тоже попутно обнаружились интересные побочные эффекты, –  воодушевился Славик. – Еще лет десять назад все стремились сделать суперкомпьютеры, сейчас повсюду облачные технологии и распределенные вычисления. Всю эту тряхомудию делать дорого и сложно – постоянно разваливается. Но когда наконец начинает работать, то проявляются чудесные свойства: она совершенно не убиваема и неограниченно растет. Как грибница. При всем оказывается дешевле и не привязывает к жадным производителям супержелеза.

– Опять велосипед изобрели, – буркнул Семеныч. – Энергосети так давно работают.

– Я не спорю. Дело даже не в этом. На базе облачных сервисов начали меняться социальные отношения в обществе. Раньше человек участвовал в небольшом числе иерархий, а теперь появилось множество практически однородных сетевых сообществ. Даже способ оплаты все чаще становится добровольным. За счет пожертвований, а не за фиксированную цену.

– Формально, иерархии – частный вид сетей, – заметил Серега. – Большие одноранговые сети долго не могут существовать, они или распадаются, или трансформируются в набор иерархий, поскольку последние требует заметно меньше ресурсов на поддержание своей управляемости. Но ты прав – иерархии сильно неоднородны. Чем выше, тем уязвимее. В этом плане сети практически неуничтожимы, но и вектор их развития не управляем. Он объективен и адаптируется к ситуации, а такого человечество, привыкшее со времен древнего Египта к вертикальному управлению, терпеть не может. Людям нравиться думать, что они управляют процессом.

– Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что человечество вообще не управляет путем своего развития, – возразил Славик. – Прогресс, безусловно, существует, но плевать хотел на мечты и планы любых организаций. А новая инфраструктура впервые позволяет скинуть власть иерархий в пользу свободных сообществ. Количество переходит в качество.

– Дикий Запад во времена освоения американских прерий тоже был свободным, – вмешался Пётр. – Сейчас Штаты превратились в оплот предельно жесткой мировой иерархии. Любые вертикали озабочены одним – как бы похоронить своего конкурента, в крайнем случае слиться с ним в еще большего монстра и раздавить оставшихся. А когда поглощать становится некого, иерархия теряет смысл своего существования, каменеет или загнивает без движения и разрушается, оставляя питательную среду для сетей. Потом некоторые из них вообразят себя лучшими и начнут навязчивую саморекламу. Чтобы было сподручнее нести благую весть в массы, устанавливают внутри вертикальные связи и всё по новой. На руинах Рима вознесся Ватикан… Я к тому говорю, чтоб ты не витал в ваших облаках и «не думал, что ты первый грузинский космонавт и тебе Нобелевскую премию дадут».

– Согласен, но сейчас появилась существенная особенность, – не сдавался Славик. – Во все времена самые нижние слои общества ввиду многочисленности и разобщенности не способны были организоваться и на повлиять на ход событий. Борьба и смена иерархий происходили исключительно в верхах. «Народ безмолвствует». Массами просто пользовались. И почти всегда втемную. Нынче, благодаря технологиям, нижний слой окутан огромным количеством горизонтальных связей, а значит менее чувствителен к воздействию сверху. Он из податливой воды превращается в коварную шугу. Пирамиды рискуют потерять контроль над своим фундаментом. Верхи никогда особо не задумывались о творящемся внизу, ибо всегда уверены: со стадом управятся легко. Сейчас подобная уверенность – скорее привычка из прошлого, чем реальное положение дел. У вертикалей появился серьезный конкурент. Правила игры незаметно поменялись. Соцсети – не только помойка, но и инструмент, открывающий возможность для географически разделенных людей находить близких себе по духу или коллег, и потом образовывать сообщества. Такая возможность у человечества появилась впервые.

– Соцсети созданы и содержатся иерархиями, чтобы держать народ в узде, – заметил Пётр.

– Ядерное оружие тоже создавалось для победы в большой войне, а в результате поставило крест на таких войнах, – ответил Славик.

– В твоих словах есть резон, и пример с грибницей хороший, – наконец вмешался Серега. – Одной пулей можно убить слона. А извести грибницу – нужна ядерная бомба или цистерна кислоты. То есть, она уничтожима лишь вместе со средой обитания. Парадокс в том, что при незначительном изменении внешних условий грибница может погибнуть. Она спонтанна и не способна к релокации, а слон сознателен. Если он умом повредился, убьется быстро, но пока действует адекватно – непобедим. Он просто уйдет в другое место. К воде или от воды… Хотя горькая правда в том, что слонов человечество почти истребило, а грибы живут преспокойно, в том числе и в людях.

– Получается, истина в грамотном балансе: хочешь двигаться – организуй иерархию; если все хорошо – расширяй сеть, – заключил Пётр. – Гибридная организация, как в энергосистемах. Получается дешево и устойчиво в масштабах страны.

– Теперь айтишникам хоть есть между чем искать компромисс, – поддержал Славика Серега. – А то раньше у нас в институте вечная проблема: собрался поработать, а центральный сервер лежит.

– Если вам приятнее, можете считать, что мы пока в пеленках, – подхватил Славик. – Но история учит: кто владеет умами молодежи, за тем и будущее. Советская власть быстро сообразила и организовала комсомол, пионерию и октябрят. Вы на молодых посмотрите – они же в сети живут.

– Ничего в этом хорошего нет, – проворчал Пётр.

– Есть. Теперь можно выбирать между дорогущим реалом и доступной виртуальностью. И не известно, что нынешние дети считают более важным и ценным.

– Славик прав, – подытожил Серега. – Всему должна быть альтернатива. Качнулись в смартфоны, следующее поколение поймет: перебор. И где-то посередине зависнет. А середина не зря золотой называется.

– Золотое сечение не ровно посередке, – блеснул эрудицией Славик.

– Золотое сечение не к теме равновесия относится, а к фрактальности устройства вселенной. Другими словами, к вопросам соотношения масштабов, – поправил Серега. – Но мысль твоя любопытная. Надо на досуге обмозговать. В конце концов, существуют системы с бистабильными состояниями.

– А что! Две золотые середины лучше, чем одна, – пошутил Славик. – Если они еще и равновеликие… И до кучи третья: виртуальная точка неустойчивого равновесия ровно по центру.

– Очень даже может быть. Мужчины и женщины – весьма устойчивые и равносильные образования, а всякие андрогины и гермафродиты скорее редкие нежизнеспособные аномалии, если вообще не выдумка.

Серега погрузился в свои мысли, медленно пережевывая мясо. Похоже, его увлекла по неведомым тропинкам извилин спонтанно возникшая шальная идея. Славик молча заправлялся салатом. Понаблюдав за клубом молчальников с минуту, Семеныч решил вернуть друзей на землю.

– Короче, Славка. Временно реабилитируем твои облака. Твори! Интересно сейчас жить стало, хочется посмотреть, что завтра будет, – Пётр поднял стакан. – Будем здоровы! Дети вырастут, можно и собой заняться.

– Для родителей дети никогда не вырастут, – грустно заметил Славик, отец двух студентов. – Да и останутся ли силы к тому времени. Со сплавом уже завязали, потом врачи шашлык или винишко запретят.

– Не каркай! – шикнул на него Пётр.

– Не стоит переживать по таким пустякам как диета, – очнулся от своих размышлений Серега. – В каждом возрасте свои радости. Для радостей «как» важнее чем «что», «с кем» важнее чем «где», а «сколько» имеет совсем скромное значение. Сопереживание немощным – всего лишь наши выдуманные проекции их состояния на себя теперешнего. А как воспринимают проблему они сами, не всегда ясно. Может мы недооцениваем ее или переоцениваем, а, скорее, видим под совершенно иным углом. Помните, на Шуе с нами шел мужичок без глаза, так он, мне кажется, был самым счастливым из группы. Ибо счастье не в объективной марксовской реальности, а в нашем отношении к ней. Человек, привыкший к ограничениям, от них не страдает, а свою долю добирает в другом.

– Ты обломовщину не разводи, – строго сказал Пётр. – Я считаю, если мужик расслаблен и всем доволен, значит он тонет. Когда что-то не устраивает, надо бороться. Вперед идти. Счастье наше в победе над обстоятельствами и собой.

– По-твоему, одни женщины созданы для счастья покоя? – полюбопытствовал Серега.

– Женщины, по моим наблюдениям, – перехватил инициативу Славик, –  ухитряются быть одновременно обиженными и сострадающими, недовольными и счастливыми. Наверно, поэтому от них никогда не добьешься внятного ответа даже на простейшие вопросы. Существа с нечеткой логикой. И болтают много, ибо язык изначально придуман для дела, а лишь потом оброс мутными словами, значение которых каждый понимает по-своему. Сколько лет наблюдаю, как люди нашей бинарной профессии не понимают друг друга, что уж говорить об отражении эмоций и оттенков чувств.

– Нечеткая логика требует матричных инструментов, а человеческий язык скалярен, – уточнил Серега.

– Именно! Наверно, поэтому женщины так падки на всякие безделушки. Для них цветочек, заколка или вензель на чашке несут гораздо больше информации, чем часы разговоров. Нам их не понять, поскольку ощущения в слова толком не вмещаются. А женщины часто понимают нас превратно, поскольку из наших слов и действий считывают информацию, которую в них не вкладывали. Мы из шума пытаемся выделить полезный сигнал, а они внимательно изучают характер помех, подчас сигнал игнорируя. Мы рубим глаголом, они стелют прилагательными.

– Ты, прямо, поэт, – улыбнулся Серега.

– Даже привычное физическое пространство, судя по всему, мы воспринимаем не одинаково, – не унимался Славик. – Субъективно пространство воспринимается человеком в полярной системе координат с центром в себе любимом. Но мы первейшее значение придаем направлению, а для женщин важнее расстояние. Оно и понятно: мужчины склонны к концентрации на объекте, как бы далеко он не находился, вплоть до недосягаемой абстракции. Женщины больше заботятся о своем ближнем личном пространстве. Они – реалисты.

– Шовинизмом попахивает, – прервал Пётр. – Ты отказываешь женщинам в разуме?

– Вовсе не отказываю, я о несовместимости интерфейсов говорил. Женский ум работает с совершенно отличным от нашего потоком информации. А лучше или хуже справляется, не берусь судить. Кто круче: рыбы или птицы? Вопрос такой и задавать странно, если мы не с кухонным ножом, конечно. Ну, ничего! Сейчас нейронные сети с нечеткой логикой потихоньку развиваются. Когда-нибудь и женский ум смоделируем.

– А нафига? – удивился Семеныч. – У женщин не ум надо моделировать, в них главное что-то другое.

– Что же?

– Гусары, молчать, – рявкнул Серега.

– Если бы я знал, – серьезно ответил Пётр. – О чем молчат гусары, конечно, существенно. Однако гораздо важнее, что женщины заполняют наши пустоты.

– Ты ломаешь мою картину мира, – развеселился Славик. – Всегда считал: с пустотами дело как раз наоборот обстоит.

– Я о деталях. Мы часто слишком целеустремлены и много мелочей упускаем из виду. Чувствуем лакуны в нашей жизни, но ничего с ними поделать не можем… Или не хотим. А у женщины каждый сантиметр самой себя и дома продуман и ухожен. Заодно и наши порванные души латают. – Пётр покосился на Серегу и добавил, – Если сочтут душу не совсем пропащей… Интересно, а для чего мы им. Ведь не только, как кошельки.

– У жён спросите, – посоветовал Серега. – Хотя боюсь, что в свете славкиной сентенции о нечеткой логике, тайну сию нам не постичь никогда.

К столу подскочила Даша. – Пап, можно мы на гору пойдем?

– Идите… Телефон возьми и от воды подальше.

– Вот скажи, можно ли сравнить вытоптанную кочку у мутного пожарного водоема с отражением гор в прозрачном Телецком озере? – заметил Серега, провожая взглядом девочку, бегущую вприпрыжку к ожидающей ее у ворот подружке.

– Она настоящую природу еще не видела, – скептически заметил Славик.

– Видела, еще какую, – возразил Пётр. – В прошлом году на Байкале две недели путешествовали. В восторге была!

– Дети умеют радоваться тому, что под рукой и перед глазами, – назидательно поднял указательный палец Серега. – А взрослые бывают довольны в редкие минуты, когда реальность вдруг случайно совпадет с придуманными шаблонами, каковой ей до;лжно быть. Даже обиднее: шаблоны не придуманные, а по большей части из телевизора.

– Если бы дофамин выдавали за смирение с действительностью, вряд ли люди хоть что-то толковое создали, – заметил Славик. – Скорее всего, тихо вымерли бы.

– Верно сказал, – одобрил Пётр. – Однако, надо бы на заслуженном отдыхе восстановить навыки детства хотя бы частично.

– Ты даже вопрос ставишь по-взрослому, – улыбнулся Серега. – «Надо.» Единственное требующееся для детского счастья – забыть все «надо» и пошире открыть глаза и уши.

– Бороду-то я сбрею, а умище куда девать? – процитировал Славик известный анекдот.

– Индусы вообще предлагают мозг отключать. Им, конечно, можно: тепло, и фрукты с деревьев сами падают… Но есть возможность и ум порадовать. Но не сравнением мира с фантазией о нем, а познанием, как все устроено на самом деле.

– Сравнение является единственным стимулом к развитию, – возразил Славик. – Сопоставление с худшим не порождает эмоционального отклика, а вот с лучшим – угнетает или мобилизует. Изучить, не сравнивая, тоже не получается. Сплошное горе от ума.

– Ловко ты подменяешь понятия: познание на изучение. Изучить – значит провести анализ. Чтобы познать, за анализом должен последовать синтез, когда из знаний строится понимание. Между ними разница такая же, как между прочтением рецепта торта и его дегустацией. Знание в удовольствие непосредственно не конвертируется…

– И тут мы вступаем на скользкую дорожку нечеткой логики и размытых вербальных смыслов, – перебил Славик.

– Ну так предложи концепцию попроще, – слегка обиделся Серега.

– Дабы не отстать от высокомудрого общества, я тоже поиграю с четырьмя возрастами счастья, – Славик ненадолго задумался. – У детей счастье простое: они только начинают знакомиться с миром, и любая новая вещь или ситуация могут их порадовать. Вопреки тезису Сереги о незначительности «что», дети охотятся за неизвестным, их мало волнует какое оно. В молодости принципиально новое появляется в жизни все реже. И люди начинают гнаться за количеством и меряться им. Не важно за чем, лишь бы измеримо было: сантиметры, лошадиные силы, баллы IQ, сумма наличности, лайки, число женщин. Удобно, понятно и на первый взгляд даже объективно. С годами расклад сил в обществе меняется в пользу поколения, и оно все больше принимает мир из рук предшественников. Вопрос «сколько» становится доминирующим. А за вершиной жизни, когда старшее поколение завершает передачу планеты по наследству, поток ништяков резко иссякает, ибо вклад наш в мир более чем скромен. В основном делим унаследованное.

– Верно подметил, – одобрил Серега. – Некоторые поколения вообще ничего не привносят, только распределяют и в навоз переводят.

– В самом пропащем поколении всегда находятся подвижники, и в самом героическом не без гнид, - не согласился Пётр. – Нечего на поколение и время пенять. Человеком надо оставаться всегда и везде. Хотя бы в меру собственной совести. А совесть у каждого своя: кому-то покоя всю жизнь не дает, у кого-то молчаливая, а у большинства – пару раз кольнет, да и отстанет. Поэтому нужно понимать ее с первого раза. Второго предупреждения может не последовать… Давай, лучше, про счастье дослушаем.

– Так вот, третье, – Славик продолжил рассуждения. – Перейдя перевал жизни, если вовремя не сменить парадигму счастья, можно впасть в депрессию, называемую кризисом среднего возраста.

– Коли человек не окончательно зомбирован, а иногда своей головой думает, то у него что ни возраст, то кризис, – вздохнул Серега. – Извини, Славка. Продолжай.

– Тут-то на помощь приходят твои вопросы «как» и «с кем». Первейшей становится тема качества. Один Мерседес оказывается лучше, чем три Форда плюс две пылящиеся в сарае лодки, даже если они в сумме дороже. Круг общения тоже постепенно чистится. Сокращается и число негласных состязаний, в которых человек участвует. Для душевного спокойствия достаточно собрать лучшую коллекцию испанских почтовых марок средины XIX века или виртуознее всех в окру;ге играть на губной гармошке. Остальное свертывается до необходимого минимума или выбрасывается из жизни. Даже если бабла немеряно, иметь всё лучшее не реально, а воспользоваться купленным и подавно… Как видите, все вполне материалистично и является естественной реакцией на возрастное изменение возможностей.

– Ты обещал четыре, – напомнил Пётр. – Есть счастье в старости?

– Мы уже очень скоро узнаем. Похоже, Серега нам как раз и втолковывал рецепт, как стать счастливым на закате: научиться жить в гармонии с миром, не пытаясь изменить его. Стратегия вынужденная: сил и возможностей у стариков остается мало, а ограничений все больше. Но если удастся доказать себе или хотя бы поверить, что мы живем в невероятно мудро устроенном, красивом и гармоничном мире – задача решена. То есть, счастье следует придумать.

– Можно подумать, первые три твоих счастья не придуманные, – возразил Пётр. – Они столь же иллюзорны, как и четвертое. Только более энергетически затратные или дорогие. К тому же меньше зависят от самого человека. В конечном счете, надежный критерий один – выработка гормонов удовольствия. Не помню, как они называются. Философ, принимаем классификацию?

– Принимаем. Вполне стройно получилось.

– Серега говорил, что четверку можно в различные пары сбивать, – продолжил Пётр. – Я могу только одну составить. Первые две – половина роста, третья и четвертая – угасания.

– Средние две – время для действия, – принял эстафету Славик. – Крайние – для познавания.

– Нечетные объединяет концентрация на единичном, – не оставшись в долгу, добавил Серега. – В четных акцент ставится на картине в целом. Если во второй считается простая сумма, то в последней – оценивается общая гармония композиции. Кстати, четвертая логично вытекает из третьей. Первую половину жизни можно также назвать количественной, вторую – качественной.

– Я даже затрудняюсь сформулировать, за что мы сейчас выпьем, – признался Пётр. – Как научиться быть счастливым до конца?

– Да мы же всегда умели, но забывать стали, – неожиданно воскликнул Славик. – Любой наш сплав был по сути путешествием из ниоткуда в никуда. А пёрло нас от процесса, не взирая на погоду, мозоли и ссадины. Прожжённые на костре кроссовки или утопленный котел казались веселыми бонусными приключениями, а вовсе не проблемами. Один лишь конечный пункт маршрута наводил тоску. Жизнь – тот же сплав.

– Жаль только, накопленный опыт привязывает нас к прошлому, – вздохнул Серега. – «Вчера погода была лучше». «На той излучине красивее было». Да, было красивее, но ведь и здесь сегодня восхитительно!

– Значит придется заново учиться видеть, слышать и удивляться, – Пётр на правах хозяина и бессменного адмирала долил всем до полного, поднял стакан и подвел черту. – За главное путешествие!

EuMo. Май-труд-мир. 2021.