С трудом открыв глаза и облизав пересохшие губы, Юра сел. Дергающая боль терзала простреленную левую руку. Прижав ее к себе плотнее, он меняет позу и опять забывается в тревожном сне. До рассвета ещё часа четыре и передышка поможет решить, что делать дальше. Но что делать, если «вертушки» не прилетели и он, с остатками бойцов, пытается продержаться до рассвета. А там,… там глядишь и повезет.
Сон снова незаметно наползает, туманит глаза и Юра видит свой посёлок, свою улицу и родной дом.
Юрий, Юра, Юрок…Так звали его все, кто был рядом: отец, если сердился, говорил строго: « Юрий, ты опять не послушал меня!», а мама называла только Юра, даже когда ругала его за проказы. Только верный дружок Севка мог звать его так необычно, протяжно: « Юроок», другим же ребятам с улицы не разрешалось, да они и знали, поэтому Юра резко пресекал все попытки повторить Севку. Ведь имя звучало так по-особенному и ему это нравилось.
А жил он в этом целинном поселке всю свою небольшую жизнь с тех самых пор, когда отец привёз его с мамой и бабушкой на большой грузовой машине. Сидя на руках у мамы и держась за руль, который так ловко крутил отец, он не сводил глаз с дороги. Вот тогда Юра и решил, что будет тоже сидеть в кабине, давить на педали и крутить такой огромный и гладкий руль. Шишечки на руле приятно скользили под пальцами, и он от удовольствия прикрывал глаза, представляя себя за рулем этой огромной машины.
Так и случилось: в школе на уроке начальной военной подготовки, Юра сразу записался в группу водителей и к концу десятого класса уже мог получить права. Но до 18 лет еще надо было дорасти, а пока он помогал отцу, хотя вместе они уже давно объездили не только свой район, а и Тургайские степи, что тянулись за горизонт. Самое раздолье было летом на каникулах, когда мама отпускала его с отцом в рейсы.
В этих поездках отец научил Юру метко стрелять из двустволки, когда они охотились на сайгаков, разжигать костер из саксаула и варить вкусный суп из дичины.
Выпускной, а следом попытку поступить в институт, Юра помнил смутно, но тот момент, когда районный военком, пройдя по дорожке, заваленной желтыми листьями, крикнул: «Стройся!», часто потом прокручивал в памяти. Звучал духовой оркестр, мама плакала и, крепко обнимая его, целовала в шею, приговаривая: «Сынок, сынок, пиши чаще!».
Тогда они вместе с Севкой попросился в погранвойска, наверно потому, что начитались в детстве про Карацупу. Ребята из поселка служили, в основном, в Германии или на Дальнем Востоке, а ещё в Сибири. Они же с Севой хотели на границу, чтобы ходить с собакой вдоль полосы, лежать в секрете и ловить нарушителей.
После погрузки в вагоны на родной станции, через четверо суток весь состав остановился в голой степи, даже не в степи, а в пустыне, как тогда подумал Юра. Здесь они набрали воды во все емкости, что остались после четырех дней пути и, разместившись по машинам, поехали дальше. Ребята рассказывали анекдоты, пробовали петь песни под гитару, а кто-то из городских говорил, что везут их в Кушку- самую южную точку СССР.
Так всё и оказалось, как рассказывали городские: именно здесь, в этом самом жарком месте, где заканчивалась география страны, их разместили в палаточном лагере и началась учеба.
Через шесть месяцев Юра и Севка, уже как заправские старожилы, приняли жару, как неизбежное, ведь дома бывало летом тоже до +45 и ничего. Конечно, +45-50 в тени и душные ночи согнали с ребят вес, а тренировки сделали их похожими если не на негров, то на местных точно. Подготовка была серьезной, приближенной к боевой обстановке. Юра вспоминал, как ребята не выдерживали изматывающих нагрузок и 50-градусной жары, часто падали в обморок. Они даже пережили «афганца», что дул с юга, нагоняя тучи пыли и песка. Уже не так остро реагировали на змей, скорпионов и тарантулов. А местные ежики и вовсе были похожи на сказочных гномов.
В конце февраля сразу после завтрака всех построили на плацу и была дана команда собирать вещи для дальнейшего распределения к месту службы. Собрались быстро, по-военному, получили сухпаек и отбыли из части. Когда загрузились в самолет и Кушка за бортом уже напоминала маленькую букашку, ребята знали, что летят в Афганистан. Перед полетом их покормили в солдатской столовой, потом построили на аэродроме и командир дивизии объявил:« Летим в Афганистан, просьба домой ничего не писать.» Дали час на подготовку, а Юра с Севой сели писать письма домой, где сообщили, что едут на учения в Киргизию.
Приземлились в Афгане уже поздно ночью. Аэродром «Баграм» встретил их гулом самолетов, которые садились один за одним. Было жарко, но ночь немного скрадывала тепло и ветер с гор был свежим. Вдали полыхало. Ребята молча выгружались, уже поняв, что Кушка-это был рай.
Сейчас Юрий, лежа на камнях Кандагара, понимал, что та жесткая тренировка в Кушке помогла многим ребятам выжить здесь. Его, Севу и еще десяток рослых ребят сразу отобрали в спецроту. А потом они мотались везде, где было горячо, где наши ребята попадали в страшный переплет и выбраться почти уже не было шансов.
Состав бойцов часто менялся, но их группа из десяти человек была на удивление постоянной. Они сроднилась и жизнь каждого была важна для всех. Были ребята из Мурманска и Сибири, а невысокий крепыш и первоклассный снайпер Эрчим, оказался родом из Якутии. Вот тогда-то его в группе все стали называли только Юрок.
Началось всё с Севы, когда при знакомстве Юра замешкался, а Севка выдал: «Мой земляк Юрок, но зову его так только я. Понятно?» Эрчим без заминки сразу сказал, что здесь нет «только я» и с тех пор вся группа уже звала его Юрок. Имя прикипело и даже как-то старший группы при разборе задания обратился к нему: « Рядовой Юрок, а ты что думаешь, получится проскочить и обмануть «духов»? Ребята засмеялись, а тот сплюнул и махнул рукой.
Юра открыл глаза и понял, что «забылся» часа на три, спать больше было нельзя. Звезды уже почти погасли, а небо побледнело и это значит скоро вывалится яркое солнце, как всегда неожиданно в этих краях. Рука нещадно ныла, но было не до неё.
Кишлак, на подходе к которому застряли наши ребята, был за сопкой. Сплошной камень и серая пыль делали место безжизненным, но это только на первый взгляд. Караван с оружием, что ждали, оказался больше на три грузовых машины. Сначала всё шло хорошо, уложили моджахедов из головной машины, потом разобрались с группой прикрытия. Однако «духи» не собирались сдаваться и из кишлака к ним прибыла подмога. Обстрел был очень плотный, и душманы потеснили ребят. Погибло сразу трое, а дружок Севка получил пулю в грудь. Он крикнул : «Юрок, я всё» и упал. Юра, понимая, что исход боя предрешён, с остатками группы решил отойти за сопку ближе к рассвету. В темноте не стоило рисковать.
Но «духи», зная, что застряли на дороге из-за этой группы русских, были в бешенстве. Как только догорели звёзды на небе, они открыли огонь и двинулись вперед. Огонь был такой ожесточенный, что отойти за сопку уже было невозможно. Юра увидел, как погиб самый молодой парень из группы, что пришел к ним месяц назад.
Чалмы на головах уже мелькали со всех сторон, а их крики « Аллах акбар!» звучали совсем рядом. Очередь из «калаша» останавливает их на мгновение, но горячая боль пронзает ногу и Юра, падая на спину, продолжает стрелять. Автомат захлебывается, когда кончаются патроны, но он ещё жив. Нащупав здоровой рукой свой нз, Юра осторожно тянет кольцо «лимонки».
Душман, хорошо одетый и так же хорошо вооруженный, останавливается в паре шагов. Он смеется и что-то говорит, пытается наклониться к Юрию, потом подходят остальные.
А Юра, улыбнувшись, говорит негромко: «Сева, друг, я тоже всё!» -вытаскивает руку с гранатой и разжимает кулак…