Дарья Михаиловна Майская - http://proza.ru/avtor/33233323
Быль.
Моё повествование, дорогой читатель, идёт из прошлого века...
Самого его начала. Будет и необычно. И интересно. И трогательно
до слёз.
Евдокия. Замуж она пошла к Забрудилкиным с охотой. Очень порядочные,
умные, трудолюбивые люди. У них несколько дочерей, а сын только один. О! Это громадное преимущество перед семьями, где по многу сыновей.
Отделить их, когда они женятся, ну, никакой возможности! Бедность. Всеобщая. Повальная!
Вот и живут в одной избе свёкор со свекровью, сами ещё не старые, их
несколько женатых сыновей со своими семьями. Дети у снох сыплются
один за одним... Весь этот кошмар и воображать не хочется.
А тут другое: дочерей замуж выдали. Сын с женой и детьми... Свёкор и свекровь -
от них только польза. Живи да радуйся.
Но не только это радовало Евдокию - её молодой муж - блондинистый красавец-богатырь! Работяга! Весельчак! Добродушный бесконечно! И почему женой ему ... Евдокия? Она и сама понять не могла. И приданое за ней не такое уж и завидное,
а что до внешности... Крупная... Телом, лицом. Даже в девичестве - крупная
и грубоватая на вид.
Но умница. Это одна женщина, которой далеко за пятьдесят было, считающая себя небывало остроумной, когда при ней о ком-то с одобрением сказали: "умный" - просто подскочила - Умный? Это как? Ум - это шишка такая что ли? Где? На голове? На спине? - и кулаком показывает воображаемую шишку-ум. Мне это кривлянье страшно не понравилось, хотя и лет-то мне было... Да, чуть за десять.
И вот Евдокия забеременела, в положенный срок родила. Девочку назвали Анной,
Нюрой. Она малюсенькая копия своей матери. И спокойная... Представить невозможно такого спокойного новорожденного ребёнка... Вообще не плачет: ест и спит.
Не плачет, если мокрая, если не покормили вовремя.
Евдокия смотрит, смотрит на кроху и обращается к свекрови:
- Мам, а девочка-то - дурочка.
- Да ты что? Как ты узнала? Да ни у вас, ни у нас в роду дурачков
и дурочек никогда не бывало...
Но девочка росла, и все убеждались в том, что ребёнок умственно
не развивается. Да не знали таких слов, просто убеждались - дурочка.
Лет десять не рожала Евдокия после первенькой - боялась. Уж как они там с мужем исхитрялись, но ни детей, ни абортов. В те времена делали бабки аборты, которые очень часто заканчивались смертельным исходом для женщины.
И вот решилась Дуня, забеременела. Родила дивное создание - папанина копия.
Беленькая, как булочка! С хорошеньким носиком, кругленьким личиком,
голубыми глазками. Ниной назвали.
Приглядывается мать к своему сокровищу. Любуется.
- Мам, - окликает она свекровь, - и Нина дурочка...
Растут девочки. Свёкор со свекровью, как-то безвременно и тихо сошли один за другим в могилку. Видно, не пережили.
Нюрке уже лет двадцать пять, Нинке - пятнадцать. Никакой помощи в хозяйстве от них нет - не понимают, ничего не умеют. Отца тоже нет... Упокоился... Евдокия одна справляется с хозяйством и дочками. Пригодилась её крупность.
Девки обе разговаривают, но очень плохо, половину алфавита не выговаривают.
Нюрка спокойная, флегматичная. Больше сидит, наблюдает, а на лице ни единой эмоции.
Нинка носится по дому, двору, улице, хохочет и... поёт!!! Да так красиво! Просто заслушаешься!
И слова песен знает! Какие связи в её мозгу задействованы, вообще не понятно,
но что есть, то есть. Прибежит: Мам, я песню слыхала: начал - начал рысковать.
Что за песня такая?
А однажды Нинка прибежала запыхавшаяся, хохочет:
- Ох, мы и набегались с Нюрлькой! (У меня и умения не хватает
передать, как она говорит) Ох, и набегались!
- Где же вы бегали? - спрашивает мать.
- Да в кукурузе! За нами дядя Стёпка бегал... хватал нас... вот так хватал,
подол задирал... Мы убегали, а он опять догонял...
Всполошилась мать. Пошла в местную амбулаторию. Рассказала о своей беде.
Конечно, постарается со двора девок не выпускать, но ведь не углядишь...
Плачет навзрыд: Что мне делать?
Предложили сделать какие-то уколы, которые предохранят от беременности,
если уж беда такая случится. Не будут беременеть.
Сделали уколы. Девкам это отразилось на ногах - стали очень плохо ходить.
Передвигались с трудом, раскачиваясь, часто падали.
А девки в теле, мать мучается-мучается, помогая им встать.
Обливается слезами горючими... Нинка смеётся. А Нюрка - сама серьёзность.
Как-то сидели у них на лавочке около избы соседки. Одна и хвастает, какие у них цыплятки вывелись - шустрые, один к одному.
Ушла Евдокия на огород, дверь с улицы закрыла, а со двора девки выйти не смогут - огорожено. Полет-полет, а душа болит, как там они, не натворили бы чего.
Бросила, прибегает... Девки расстроенные.
- Что тут у вас?
Нюрка объясняет: кобель наш, жмей плоклятый, чиплят не выводит...
У всех чипляты, а у нас нету. Я его сажала-сажала в гнездо, а он убегает, вылывается...
Кинулась Евдокия в курятник, наседка на гнезде сидела, оставалось день-два и
выведутся цыплятки.
Нюрка её согнала, кобеля сажала... Все яйца подавлены.
Заплакала, запричитала, а что поделаешь?
Стареет Евдокия, а девки матереют. У Нинки зубы... не знают они, что голливудская
улыбка тихо отдыхала бы перед ними. Удивительной красоты. И Нинку они привлекают.
Сидит она и раскачивает зуб... Передний, белоснежный, безупречной формы.
Раскачала, вытащила. Радовалась, хохотала!
Мать жарит им семечки. Грызут (там не говорят - лузгают) с удовольствием.
Лузги вокруг - вороха! Мать решила дать им по баночке из-под консервов.
- Вот сюда шкурки от семечек плюйте.
Они обрадовались! Плюют в банку - пфу! Старательно, с чувством!
И разлетаются лёгкие кожурки красиво и весело. Смотрела-смотрела
мать и... рассмеялась.
В уличной двери их просторных сеней дырка выпилена, чтобы кошка
входила и выходила беспрепятственно.
Утром встаёт Евдокия пораньше, надо приготовить еды поболее своим
проестливым* дочкам, да и сама она не отстаёт, любит хорошо и много поесть.
Сначала в сени выходит, в любое время года.
И чего только в эту дверную дырку не напихано: хлеб, батоны, ткань всевозможная, платки, чулки и носки всякие, постельное бельё, мука, сахар в мешочках, деньги, крупы...
Невозможно перечесть.
Собирает всё Евдокия, раскладывает по положенным местам,
деньги пересчитывает - это всё тайное подаяние.
Заходит Евдокия в избу, становится на колени перед образами.
Уже рассвело давно, а она просит Бога о милости к тем,
кто принёс эту милостыню, кому плохо,
тяжко и нужны молитвы этой святой матери-мученицы.
Господь дал ей тяжёлый крест, значит, любит её. Прислушается к
избраннице Своей.
Состарилась Евдокия окончательно. Сама попросилась с дочками в интернат
или как-то по-другому называется этот дом, только затерялся там их след...
Не слышно было о них более.
Упокой, Господи, их души.