Недавно со мной приключилась история, которую можно назвать нелепой, забавной и смешной одновременно. Был обычный серый питерский вечер … Если добавить ещё и слово декабрьский, то петербуржцы тут же интерпретируют его по-своему: стояла питерская беспросветная промозглая нескончаемая декабрьская ночь. И всё же я бодро шла по улицам и набережным родного города, и настроение моё было вполне сносным хотя бы потому, что уж если и не кончается эта «вечная» декабрьская ночь, то, по крайней мере, закончился рабочий день.
Зима началась с низкого старта и за две недели успела порадовать разными аномальностями в виде всех разновидностей снега и мороза. Снега насыпало от души и конечно чистить его было не кому. Оттепель превратила снег в кашу на воде, а небо всё сыпало и сыпало хлопья – радуйтесь настоящей зиме! И я радовалась. Ноги вязли и разъезжались, замшевые сапоги впитывали слабопросоленную жижку. Усложняя себе дорогу тем, что я умышленно её сокращала, я шла по заснеженным целинным землям, в которые превратились автостоянки с законсервированными до «лучших времён» машинами, черпая голенищами мокрый снег и ругая себя:
«Надо было всё-таки по тротуару!»
Слева нависал виадук. Он выгнулся над железной дорогой широким коромыслом, с трудом уместившись одним концом в набережную Черной речки, а другим потянувшись в сторону бывшего Комендантского аэродрома мимо такого же бывшего Северного завода. По разным сторонам от меня заснеженными рядками тянулись машины, а я шла по условной дороге, утопая по колено в снегу. Моё внимание привлекла инвалидная коляска, которая стояла на моём пути. Сидящий в ней мужчина пытался проехать на ней по снегу. Куда там! Колёса даже не крутились.
«Откуда тут взялся инвалид? Приехал на машине на стоянку? Но как он сел в коляску? Как его вообще родственники отпустили одного?»
За этими раздумьями я дошла до колясочника и предложила ему свою помощь.
- Попробуйте, - неуверенно сказал он и тяжко вздохнул.
Я попробовала. Передние колёса были маленькими и снег покрывал их полностью. Колясочник оказался тяжелым.
- Так не получится, - авторитетно заявила я, развернула коляску, выворотно ухватилась руками за ручку (а как ещё-то?!) и потащила её в сторону расчищенной дороги. До свободного от снега участка было не больше шестидесяти метров, но мне казалось, что в моей жизни они были самыми трудными. Дважды я чуть не перевернула коляску. Руки и ноги дрожали от напряжения, как если бы я накопала двадцать мешков картошки. Ответственность за инвалида зашкаливала – не уронить бы!
На последних метрах, пыхтя как сортавальский паровоз, я всё-таки спросила бедолагу колясочника:
- Как вас угораздило заехать на эту стоянку? Тут даже машинам не проехать …
- Да я тут живу, - просто ответил бедолага. – Вон там, под мостом.
- Под каким мостом, - не поняла я. – в каком смысле – под мостом?
- Да вот под этим самым!
Коляска дёрнулась от жеста инвалида в сторону виадука. Я невольно остановилась. До расчищенного участка оставалось не более десяти шагов, а пар в паровозе готов был вырваться со свистом.
А дальше – сцена:
- Там и живу … Навес видите? А сейчас еду на работу?
- Куда?! – я с трудом сдерживаю пар. Сортавальские паровозы могут мне позавидовать.
- На точку, - поясняет мне инвалид. – Мне сегодня надо заработать на сигареты и на водку.
Я дотягиваю коляску до асфальта, поворачиваюсь, кидаю беглый взгляд на инвалида. Одновременно ощущаю резкий запах нестиранной одежды и тела, которое уже года три не принимало душ. К этому добавляется запах перегара. На меня смотрит тёмное лицо с синяком под левым глазом и это лицо добродушно улыбается.
- Спасибо! – бодрым голосом благодарит меня «инвалид». – Поехал я …
- Не переусердствуйте с заработком! – кричу я ему вслед, - а то, кто вас домой потянет?!
Колясочник что-то отвечает, но я уже не слышу. Я поднимаюсь на виадук и безудержно смеюсь.)))