Смерть-61

Рок-Живописец
3 книга:
Иду, а вокруг вражеские воины. Хорошо, что они не знают,  что я вражеский воин и  всех люблю, любя ненавижу и что я убиваю, когда умираю...

Комм:
Да, любя ненавидел… - в итоге, имел улыбчивый, но вспыльчивый характер… Имею и сейчас, но вот людей уже рассматриваю почти исключительно как ходячие функции – раз уж им именно этого хочется… Причем, и сам все больше функционирую… В современном мире почти нет места для жизни – как и для вольной природы, например… Под лозунгом «свободы» люди двигаются ко все большему детерминизму… Отсюда и извращения – ведь вся норма уже зарегулирована и негде больше выпустить пар, почувствовать свою оригинальную личность… Итак, есть люди-функции, с одной стороны и произведенные ими вещи, с другой – пока то и другое претерпевает различные метаморфозы, соскучиться не успеваешь, но эти процессы скоро  явно потеряют свою скорость… (и туфтово-бредовый Илон Маск тому порукой!)

Убиваю, когда умираю – раздраженно что-то кричу, когда у меня плохое настроение! …Человек постоянно чувствует либо свою благословенность и избранность, либо же проклятость – и кто имеет в себе силы смиренно принять проклятие? (как и быть подлинным скромником в избрании…) Т.е., господа евреи, избранничество, как и проклятие – это всеобщая норма, раз уж мы человеки, а высшим началом являются указанные смирение и скромность…

2 книга:
Навои – соцреализм 15 века. Всё, больше не буду с ними нянчиться – сколько я времени с ними терял, смотря бараном на эти вечные ворота в никуда – плюясь и бранясь, буду спускать их с лестницы. Сколько людей на них время тратило, умирая в мертвой скуке, сколько бумаги на них, «переведенных на 100 языков» переведено – леса бы шумели, зеленели. …Деревья падают как жертвы за грехи. Воспел пустозвонно дерево – и упало дерево, пошло на бумагу. Люди потребляют бумагу так же, как они потребляют мясо – не думая о тех ужасных бойнях, что за каменными стенами, за Уральским хребтом.

Комм:
Вот оно, убийство умирающего! От дохлых классиков (или дохлых переводов?) в молодости я постоянно умирал…; впрочем, как и от заурядной нехватки воздуха…; не хватало распахнутых окон и в книгах, и в комнатах…

ЦИТАТЫ:
Статуи обезглавленного короля Карла I и посмертно повешенного диктатора Оливера Кромвеля и сегодня украшают лондонский парламент.

Комм:
А панно с миллионами убитых и замученных туземцев там имеется? Вообще-то,  парламенты и правительства чуть ли не всех государств  должны быть трупами завалены – хотя бы в виде статуй…

Инет, Толстой:
Ты боишься смерти, но подумай о том, что бы было, если бы ты был обречен в твоей все одной и той же личности на вечную жизнь?

Комм:
 Боязнь смерти и перемен… Мне кажется, многие  люди как камни – и для них это не аргумент (когда мы говорим о «тупости», на самом деле мы говорим о «каменности». Сужу по брату, родителям и так далее… Ведь твердость, устойчивость, постоянство весьма котируются во все времена… Мужик и не может быть иным? Как баба не может вечно не течь водичкой. Они условно дополняют друг друга, но сами не меняются… - ведь кого обрадует кисель или болото?! Хотя кисель – отличная еда, а также известно, что наши мозги вовсе не камень… Как, собственно, и наши тела… Мы умираем именно потому, что в реальности мы и не каменны, и не киселеобразны - мы промежуточны, а значит и временны…  Наше историческое  прошлое – камень, наше историческое  будущее – кисель?! Под воздействием души камень человека продолжит потихоньку размягчаться… До потери индивидуальных форм?!)

3 книга:
Заранее весь день душил в себе надежду, не поднимая головы,  читал кого-то - чтобы нечему было умирать, ее увидев. «Я спрятал все шарики,   на которых мы с тобой могли бы покататься. Твой ход,  не  жди от меня больше ничего, и я не буду верить твоей улыбке.  Вообще как с шариком  с тобой стану играться и   даже сделаю ласковый вызов...»

Комм:
Да, к бабам  - да и к людям в целом – слишком живым нельзя подходить; будут не сами оживать, а тебя  умертвлять, чтобы ты с ними сравнялся… (Любовь и брак, как гений и злодейство, несовместны?!)

Не с тех ли пор именно как с шариками с людьми играюсь?! (чувствуя, что точно так же и они играются со мной – или используют меня как существа хозяйственные…)

2 книга:
Т.е. поездка в поезде к умирающему Найту – это описание своего творческого процесса! /и мучительного и безуспешного, со многими пересадками и забыванием адресов цели…/

Комм:
Уже никогда в жизни не загляну в Набокова - он умер для меня навсегда, так глубоко закопан, как мало кто…

ЦИТАТЫ, Дюсимбиев:
Как бы хотел сейчас я,прячась в своем укрытии, чтоб наша женщина, лежащая в соседнем купе, перебивающая своими газами меня, была худой, изящной, сексуальной женщиной. Она могла бы соблазнить врага. Враг, предаваясь сексуальным утехам, и не думал бы искать меня по моим газам. Он бы даже не заметил меня. Он бы занимался моей соотечественницей на всей вражеской территории, этим она спасла бы меня и совершила благородное дело. Но вместо этого она, укрывшись, незаметная, источает такие газы, что может привести врага в такое ожесточение, что пощады не будет. Не знаю, насколько мы приблизились к вражеской территории. С каждым стуком колес я мчусь навстречу смерти, источая газы. Возможно, провидение меня спасет, но я не верю. С такими женщинами мы беззащитны против свирепого злого врага

Комм:
Меняю одного такого азиата на сотню набоковых… (С такими женщинами мы действительно беззащитны… Они всегда будут на стороне соблазна, а значит и на стороне Америки…)

Инет, Кант:
Человек, как животное, противится смерти, но благодаря разуму он всегда может заменить это противление не только покорностью, но и согласием.

Комм:
«Кант как животное» – хорошая тема для диссертации… Кстати, заметили, как воняет фашизмом, концлагерями, расстрелами (не только смертоносной  наукой и требующей покорности цивилизацией)

3 книга:
Утром, на завтрак, я бегал по кругу; днем, на обед,  ходил на месте, а к вечеру да, крепко ноги в землю врастали, отнимал у меня ужин враг, с каждым разом всё свирепея при этом - и я умирал, запрокинув корпус назад, с ногами сидящими...

Комм:
Я не умираю «к ужину», но, как ни странно, в одной детали это пророчество сбылось: я теперь постоянно сижу на откидывающемся кресле – и читал это откинувшись… Да и в целом – конечно, с каждым годом я буду сидеть все больше и больше (отчего и рисование не очень хочется возобновлять…) И я врос уже в землю и в небо, ни понятия мои, ни занятия уже не изменятся…

2 книга:
Вечность и небытие он ощущал с силой умирающего и только рожденного, но схемы – это всё и ничего /им могут поклоняться как Библии!/. Вот и чувствовал, что он не нужен земле.

Комм:
Типичная, в общем-то, ситуация: в молодых еще есть сила жизни и уже есть мертвые схемы; соединяя, получаем фанатичных ученых и прочих спецов; или фанатичных бизнесменов; или фанатичных скалолазов…; ведь даже у профессиональных путешественников есть мертвые схемы… С годами жизнь слабеет и фанатизм заменяет солидность… (А тот, кого я тогда комментировал, видимо, выбрал неудачную схему, не вписался в нее, не по сеньке шапка была… Насколько помню, речь шла об энтузиасте диссидентского движения – еврейской вотчине, при том, что сам он был человеком с большими чувствами, писателем… Дмитрий Леонтьев, начало 80-х – уверен, что никто не знает его… Я сам не знаю, отчего он умер…; то, что я читал, было на бумаге – и те бумаги, видимо, давно потеряны… Если бы дольше прожил, он, конечно же, схему свою скорректировал… Вовсе бросил все схемы?! Это навряд ли…)

ЦИТАТЫ, Степанов:
Лимонов — автор, у которого нет воображения. Фактически он журналист. Он пишет только о том, что знает. Именно поэтому Лимонов прошел через множество войн, эмиграций, тюрем. Он с а м этого хотел. То, что для других смерть, для Лимонова манна небесная.

Комм:
Никакого особого множества не было… Лимонов для меня активист – он и как журналист, и как писатель какой-то недоделанный (но активист настоящий – такой активист тоже на вес золота в нашей  провинциальной – а то и вовсе кондовой - стране). И сейчас все так извратилось, что вряд ли возможно уже быть и настоящим журналистом, и настоящим писателем – мне как-то в голову никто не приходит. Алексей и Андрей Ивановы? В эпоху постмодернизма уже все ненастоящие (отчего я и стал углубляться – при моем-то универсализме, широкости…) Новая жизнь сломала прежние мертвые схемы…

Инет, Амиель:
Жизнь не чувствует никакого родства со смертью. Поэтому-то, вероятно, всегда и возрождается в нас машинальная, инстинктивная надежда, затемняющая разум и заставляющая сомневаться в верности нашего знания о неизбежности смерти. Жизнь стремится упорствовать в бытии. Она повторяет, как попугай в басне, даже в минут у, когда его душат: «Это, это ничего!»

Комм:
 Болваны, куриные мозги… (Когда купаешься, еще не чувствуешь родства со смертью – если совсем-совсем не боишься утонуть! – а как вышел на сушу, так сразу бренностью запахло…)

3 книга:
Авангардист  хочет спрятаться в больнице, в своем мнимом сумасшествии. Он бредит, обманывая и развлекаясь.  Огромные массивы знаний корчатся в нем, не желая умирать, выхолащиваться до квадрата, этой авангардистской пареной репы. «Есть деньги, на которые приятно покупать всякие фантики, и был первобытный человек -  больше ничего нет и никогда не будет».

Комм:
Нынче быть художником-авангардистом так же нелепо, как и быть профессиональным шахматистом – можно свои мозги напрямую задействовать в технарских профессиях или же в бизнесе. Авангардизм художничков по сравнению с этим как онанизм (особенно, учитывая, что там уже все вдоль и поперек  переезжено)

2 книга:
Радио: «…умирают ликвидаторы Чернобыля…»
«Не поеду ни за что! Пусть едут те, кто строил и задумывал эту пакость и её обслуживание. Где они вот сейчас – небось, кофе в постели пьют, ни о чем дурном не помышляя?! Я за чужие решения и действия не в ответе».
«Пронесет; улицу ведь я переходил, горячее на ноги не проливал…»

Комм:
Я жутко боялся радиации и Чернобыль для меня был немыслимым кошмаром (но у нас есть лютые любители быстрых денег, ударного труда и тройных зарплат)

ЦИТАТЫ, Белль:
Стоило ей попросить, и он отпускал ее  на  несколько часов, а то и на несколько дней; когда умерла ее мать, он сказал:
   - Значит, закроем контору дня на четыре... или на неделю.
   Но ей не нужна была неделя, четырех дней и то было много, ей хватило бы и трех, даже три дня в опустевшей квартире показались ей  чересчур  долгим сроком. На заупокойную мессу и на похороны он явился, разумеется, во  всем черном. Пришли его отец, сын и дочь, все с огромными венками, которые  они собственноручно возложили на могилу; Фемели прослушали литургию, и  старик отец, самый из них симпатичный, прошептал ей:
   - Семья Фемель знакома со смертью, мы с ней накоротке, дитя мое.

Комм:
Этот Белль мне вовсе не понравился, но все-таки я что-то выдрал из него… (поверил, что он накоротке со смертью? …Самый симпатичный шепчет про нее, а остальные  и кое-что похуже практикуют… Также представил нестандартно огромные венки…)

Инет, Толстой:
Ты пришел в эту жизнь, сам не зная как, но знаешь, что пришел тем особенным я, которое ты есть; потом шел, шел, дошел до половины и вдруг не то обрадовался, не то испугался и уперся и не хочешь двинуться с места, идти дальше, потому что не видишь того, что там. Но ведь ты не видал тоже и того места, из которого ты пришел, а ведь пришел же ты. Ты вошел во входные ворота и не хочешь выходить в выходные.

Комм:
 Да ну, мало кто всерьез упирается. В большинство заложена спасительная беспечность, и неверие в собственную смерть. Если не был на войне или не пережил массовый падеж среди родственников, надо делать сознательное усилие, чтобы поближе с этой темой познакомиться…

 «Горе от ума» - только умный видит проблемы,  а все проблемы в конечном итоге сводятся к какой-либо смерти; ведь ущерб жизни только смерть причинить в состоянии…

Против смерти придуманы медицина и религия, а за жизнь придуманы учителя и культура – эти четыре туфты образуют черный (а также белый, красный и… бежевый) квадрат… Черная религия, белая медицина, красное учительство и бежевая культура… Перед смертью проверьте ценность этих предметов – чему вас учили, как вас лечили, дала ли религия ум, а культура хороший характер… Мне кажется, у нормального, не ангажированного, трезвого человека уже лет в 50 тут не может быть никаких иллюзий в том смысле, что это все предметы лукавые, половинчатые - причем, эти половинки могут сами распадаться на части до бесконечности!

3 книга:
…«Меня беречь надо. Тебе – меня, хотя я тебя и вдвое старше...» - «Еще чего! Чего захотел, брат!» - «А если я умру?» -  «Ну и умирай. А ты как думал?! Чего захотел! Еще чего!..»

Комм:
По настоящему люди будут беречь и любить друг друга только в будущем мире – наша душевная эра показывает лишь вид и начатки его, а настоящей цельности и силы на деле не имеет (поэтому и воспитание здешнее должно быть жестким и трезвым…; всю жизнь нас ждут обманы, а в конце – смерть… – и слабость характера поведет к разочарованиям и ужасам…)

2 книга:
Вот ему умирать – «так давайте ценить его оставшиеся время,  давайте, всё время будем с ним: будем смотреть на него, говорить с ним и  запоминать его».
«Прощай, доколе свидимся; сейчас я стану трупом».

Комм:
Это тоже болезненная слабость…

ЦИТАТЫ, Акройд:
   - Не обращай на него внимания, - настойчиво зашептала мне мать поверх кровати. - Не верь ему. - Внезапно она поднялась и исчезла за дверью.  Я глянул на отца и, провожаемый его странной улыбкой, последовал  за  ней.
Мы пошли по больничному коридору, выкрашенному в зеленовато-желтый цвет; палаты по обе его стороны были отделаны в таких же тонах. Я знал, что на каждой кровати кто-то лежит, но  старался  туда  не  смотреть  и  только однажды уловил какое-то движенье под  одеялом.  Без  сомнения,  все  эти пациенты, подобно моему отцу, были погружены в навеянные морфием  грезы, и смерть здесь представляла собой лишь последнюю стадию  управляемого  и заключенного в жесткие рамки процесса. Она и на смерть-то не походила.
   - Как тут хорошо, спокойно, - сказала  мать.  -  С  больных  глаз  не
спускают.
   Я был так потрясен отцовским поведением, что  ответил  ей  совершенно свободно:
   - Ты, наверно, хотела бы, чтоб здесь  еще  музыка  по  радио  играла.
Надеть на всех розовые пижамы, а в руки дать воздушные  шарики. 

Комм:
Наркотики для того и существуют на свете, чтобы облегчать страдания тяжелобольных и умирающих?

Страдания существуют, чтобы мы не прохлаждались и не делали ошибок..; чтобы напомнить о смерти…; об аде? Тебя здесь только начинают наказывать, а на том свете продолжат? Любая боль от сатаны? Любая болезнь от какой-то нашей ошибки? Тонизированный, увлеченный человек почти никогда не болеет – а если и болеет, то почти не замечает болезни… В притче о Лазаре Христос говорит, что пострадавшим здесь на том свете зачтется…; да и на этом ведь только страдание нас углубляет и научает – в противном случае мы неизбежно будем как воздушные шарики…

Инет, Еп. Игнатий (Д. А. Брянчанинов):
«Мне скучно становится собирать еще доводы на то, что столь ясно кажется. Но я еще обращу взор твой на тебя самого. Если ты не убедился о своей вещественности тем, что видел душевные силы возрастаемы с телесными; что они расширены стали удобренным воспитанием; что воображение есть плод страны, где жительствуешь; что память твоя единственно зависит от твоего мозга, и когда он старится и твердеет, тогда и память теряет свою способность; что суть способы телесные на ее расширение, и что внимание твое утомляется напряжением: если все сие не есть тебе доказательством, войдем со мною во храмину, уготовленную человеколюбием для страждущего человечества, в хранилище болезней. Не содрогается ли, не немеет ли вождь твой духовный от сего зрелища? Если ты нетрепетно восходил на стены градские и презирал тысящи смертей, окрест тебя летавших, то здесь весь состав твой потрясется! Ты зришь твое разрушение, ты зришь конечную и неминуемую твою смертность. Не тужи о воспаленном огневицею, не жалей о лишенном ума: они варяют в мечтаниях. Верь, они нередко нас блаженнее. Болезни своей они не ведают, и душа веселящихся полна мечтаний. Но содрогнись на беснующегося, вострепещи, взирая на имеющего в мозгу чирей! О, душа, существо безвещественное! что ты и где ты? Если все доводы Эпикура, Лукреция и всех новых их последователей слабы будут на свержение твое с возмечтанного твоего престола, то желающий убедиться в истинном ничтожестве своем найдет их в первой больнице в великом изобилии.»

Комм:
Не разобрался, против души выступает сам епископ или он кого-то цитирует? Очевидно же, что душа, как вода, от всего зависима и всем вдохновляема, но по сути своей она неубиваема… Хотя и наверх вознестись прочно не может – всегда возвращаясь в свое любимое среднее, неопределенное положение… И чирей в мозгу – это только большая крестная смерть - таковая была бы проклятием до Христа, но не после Него, тоже умершего и мучительной и позорной смертью (а с другой стороны душа такова, что способна привыкнуть и смириться даже с таким страшным чирием – только чисто физическая боль мучит ее…)

 Вы видите ужасную смерть? – вы избранный, вам настоящий ум посылается для какой-то работы… И умирающий избранный – он в жертву приносит себя для вашего и других научения… До страданий и умираний он, может, ничем не пожертвовал по-настоящему, только прихоти свои исполнял – умирающему, ему дается последний шанс…

3 книга:
Звоню ей в назначенное время - пусто, никто трубку не берет. Звоню позже – то же самое. Звоню всё реже. «Эти звонки в ее комнате как дыхание умирающего. Сейчас перестану дышать в твои легкие. Сейчас мы оба умрем...»

Комм:
Даже вспоминать неприятно… - причем и о своем поведении (заслуживал смерти?! …В редкий период я ее не заслуживал…; в редкий период не находился в прострации и не ошибался в воззрениях своих на людей и прочие вещи…; я слишком сбоку бывал от Истины – хотя и не противостоял ей, как все остальные…)

2 книга:
«Пора умирать – мир слишком изменился». В юности был впереди мира и он не заслонял горизонт, в зрелости совпал с миром и принял участие в сотворении его в том месте и том времени, а в старости отстал и мир, в том числе и тот, что творил я сам, похоронил меня. В старости человек так же разбит духом, как и телом. Он мог бы обновиться, но он превращается в прежнего ребенка, учащегося прежней взрослости – семенит старательно и бессмысленно, словно бы всё еще сдавая свои последние выпускные экзамены, потому что милые дети выросли и первым делом изменили мир.

Комм:
В юности был, по сути, вне мира, во взрослости вдруг как-то отстал от него и только сейчас с ним совпадаю (хотя и раньше бывали такие периоды)?

К старости наш дух должен набрать такую силу, чтобы выдержать процесс умирания тела? Чтоб не разбиться, как и оно… (Болезни уже сейчас меня вовсю тренируют… И ощущения таковы, что, думаю, будь мое одиночество полным, я все же был бы близок к провалу…)

…Каждый мой фотошоп  - или текст – как цветок – но при каждом цветке есть горшочек земли – и если цветочки завянут, то останется столько земли, что можно похоронить даже слона…

ЦИТАТЫ, Акройд:
Моего отца близкая смерть не пугала, а, наоборот, чуть ли не радовала: помню, как он  насвистывал  в  ванной, уже зная, что жить ему осталось всего несколько месяцев. Он  никогда  не сокрушался,  не  жалел  себя  и  не  выказывал  признаков  беспокойства.
Складывалось впечатление, будто ему известно кое-что о  следующем  этапе пути;  как  я  упоминал,  он  был  католиком,  однако   столь   глубокую уверенность ему, похоже,  придавали  некие  более  личные  убеждения. 

Комм:
В его свисте были личные убеждения?! Скорее похоже, что кроме свиста он ничего не нажил во время своей жизни в ванных, и свое бодрячество – переходящее в тихое сумасшествие – ему особо нечем было подкрепить…

Инет, Еп. Игнатий (Д. А. Брянчанинов):
«Если и сего тебе мало, то соглядай вседневное свое положение, когда утомленное твое тело ищет покоя. Воззри на сон. Если хочешь вообразить, что душа твоя есть раб твоего тела и каково будет состояние ее по смерти, то рассмотри, что есть сон, и познаешь. Первое, когда мечты исполняют главу твою, скажи, властен ли ты на их произведение? Сновидения твои столь же мало от тебя зависят, как и от твоего понятия. А если можно тому верить, что сновидение есть начало пробуждения и производится внешним чем-либо, то предварено твое возражение, когда хотел сновидение отнести к действованию твоей души. Но рассмотри себя, когда пары, подъемлющиеся от желудка твоего, не тревожат мозга, когда сон твой покоен и крепок, ты не токмо не чувствуешь, но и мысль твоя недействительна. А если и то тебя не убеждает, посмотри на тех, коим болезни дают сон долговременный; спроси у них, мечтали ли они что-либо? Или думаешь, что в решении задач математических упражнялися? В последние скажу, воззри на объятого обмороком и чувств лишенного. Если когда-либо излишне испущенная кровь повергала тебя в таковое положение, то знаешь ты, что смерть есть, и что душа твоя от жала ее не ускользнет. И как хочешь ты, чтоб я почел душу твою существенностию, от тела твоего отделенною, веществом особым и самим по себе, когда сон и обморок лишают ее того, что существо ее составляет».

Комм:
 Во сне душа  пропадает, полностью скрывается во тьме лишь в случае тяжелой усталости – обычно она постоянно полусознательно нами ощущается и во сне – часто ничуть не менее сильно, чем при бодрствовании… При обмороках мы лишаемся сознания, т.е. зрения, а не души, того, что лицезрят… Душа не в мечтах и уж тем более не  в решении математических задач – она в чувствованиях и ощущениях (мечты – это наши умозрительные планы, помноженные на сентиментальные, наивные, незрелые чувства? И, соответственно, не бывает зрелых планов?! Пока не летаешь, пока смертен, бессмысленно мечтать и строить планы… Человек обретет бессмертие вместо со способностью к полету… Всякий план претендует на бессмертие и всякая мечта – на божественность, но эти наши претензии в текущую эпоху по-прежнему совершенно беспочвенны – хотя, казалось бы, и много исторического времени прошло…)

3 книга:
Нас всех съел зверь, внутри которого диваны, машины, дома, восьмичасовой рабочий день и восьмичасовой нерабочий. Нас всех съел какой-то бог, мы в нем и потому он в нас, в наших печенках, в молоке наших дородных матерей. Отрыгни меня, сволочь, я сделаю себя снова из этих жеваных остатков. Он никого не может съесть до конца, поэтому  мы все умираем живыми...

Комм:
И если бы не душа бессмертная, мы бы уже давным-давно были бы все переварены… Но если бы не было цивилизаций, и ошибки наши не нагромождались бы в таких чудовищных масштабах, что все же опасаемся, что если не сожрет, то завалит это чудовище наши души – сядет на них и будет беспрерывно пердеть им в уши… Именно душа делает нас богами – и позволяет доверить нам такие божественные инструменты, как тело и дух – которые в противном случае точно бы завладели нами как звери – и  убили нас… (за неимением машин и станков, вспомните какой-нибудь громадный перфоратор!)

2 книга:
…Дети сейчас ранние, а старики поздние – умирают, молодясь под молоденьких девочек!

Комм:
Клинтонша как девочка (а муженек ее как древний старик…) Вообще, это чуть ли не самая суть американской нации – молодиться, уничтожать все приметы смерти (в том числе, и путем физических убийств или тюремных заключений – типа, десятина приносится в жертву этому богу…). В начале 20 века в России был коллективистский проект цивилизационного рывка к бессмертию и вечной молодости – тоже с огромными жертвами - и в то же самое время в Америке был индивидуалистский проект того же самого типа. Уже обанкротился один, сейчас с шумом, треском, скандалом и невыразимой вонью обанкрочивается  другой. Слезают молодые маски и вылезает облезлое нутро (вылезает такая ужасная Правда, что человек в ужасе  снова обратится к Настоящему -  к Природе и к  Богу…)

ЦИТАТЫ, Акройд:
У  Крестоносцев   я похоронил своих мертворожденных детей,  двоих  мальчиков  и  одну  девочку,  а  за боковыми вратами монастыря  на  улице  Майнорис  покоятся  в  земле  мои братья.
   И все же я вновь слышу в сем городе смерти  возгласы  "Спелые  вишни, сладкие яблоки!", или  "Прекрасные  севильские  апельсины!",  или  "Кому артишоки?", слышу, как предлагают шарфы, лучины и камышовые подстилки. Я знаю, где раздобыть перчатки или очки, мольберт  живописца  или  гребень цирюльника, медную трубу или ночной горшок. Я знаю самые людные места  - харчевни и игорные дома, арены для петушиных боев и площадки, где катают шары.

Комм:
Кладбища на улицах – и сбоку площадок для петушиных боев  или катанья шаров (петухов, кстати, в боях убивают – да и шарами, наверное, можно убить) Можно было бы не асфальтировать улицы, а мостить их могилами – и на каждом шагу читать выбитые на камнях имена… (фотокарточки на могилах сказать могут не меньше, чем лица прохожих…; но можно было бы и тексты на этих камнях выбивать: скажи что-нибудь, что хотел бы оставить в наследство другим поколениям – и посоперничай за внимание и значительность с другими покойниками…)

Инет, Еп. Игнатий (Д. А. Брянчанинов):
«Скажи, о, ты, желающий жить по смерти, скажи, размышлял ли ты, что оно не токмо невероятно, но и невозможно? Вообрази себе на одно мгновение, что ты уже мертв, что тело твое разрушилося. Ты говоришь, что душа твоя жива. Но она лишена чувств, следственно лишена орудий мысли, следственно она не то, что была в живом твоем состоянии. И если состояние ее изменилося, то вероятно ли, что она ощущать и мыслить может, чувств лишенна? А если душа будет в другом положении, то следует, что ты в душе своей будешь не тот человек, который был до смерти. Ведаешь ли, от чего зависит твоя особенность, твоя личность, что ты есть ты? Помедлим немного при сем размышлении. Сие мгновение ты, посредством чувств, получаешь извещение о бытии твоем; в следующее мгновение то же чувствуешь; но дабы уверен ты был, что в протекшее мгновение чувствование происходило в том же человеке, в котором происходит в настоящее мгновение, то надлежит быть напоминовению; а если человек не был одарен памятию, то сверх того, чтобы он не мог иметь никаких знаний, но не ведал бы, что он был не далее, как в протекшее мгновение. Если по смерти твоей память твоя не будет души твоея свойство, то можно ли назвать тебя тем же человеком, который был в жизни? Все деяния твои будут новы и к прежним не будут относиться, то что успеешь, жил ли прежде или жив будешь по смерти? Жизни сии не суть единое продолжение; они прерываются. Жить вновь и не знать о том, что был, есть то же, что и не быть. Забвенное для нас не существовало. Что не можно душе твоей сохранить памяти, о том читай многочисленные и убедительные примеры в книгах врачебных. Памяти престол есть мозг; все ее действия зависят от него, и от него единственно; мозг есть вещественность, тело гниет, разрушается. Где же будет память твоя? Где будет прежний ты, где твоя особенность, где личность? Верь, по смерти все для тебя минуется, и душа твоя исчезнет».

Комм:
 Душа завязана только на конкретную личность: память – это сознание, дух, а не душа… Мы можем потерять все, но пока не потеряна душа, не потеряна личность, наш бог остается с нами – и этот бог, собственно, ни в чем не нуждается… И для души нет ни времен, ни пространств – это все преходящие местные, текущие условия…

3 книга:
Умирающий робот, уже старик – хрипя, рассказывает о тех  временах, когда роботам приходилось ужасно много работать на  страшных заводах...

Комм:
Наши борются против нечестности Запада – правильно делают, только надо понимать, что цивилизация не может быть ни честной, ни праведной – она может быть только красивой и эффективной (что бы это ни значило). По сути, сами того не желая и не осознавая, наши (вместе с прочими пострадавшими) борются против цивилизации («глобализм» - это всего лишь одно из ее имен, качеств…) Мораль возрождается, когда аморальность уже до ручки доходит (до пидарастии внутри и бесконечных убийств снаружи), когда уже не работают одни только широкие улыбки и корректные фразочки, как бы богаты ни были их носители…

2 книга:
Когда, как сейчас, настает пора меняться, я  погружаюсь в спячку. Новый день возможен только после сна. Пусть засыпает и умирает моё «я».

Комм:
В старости мы созреваем для новых изменений – которые и происходят после нашей смерти, как после очередного сна… Мне кажется, что настоящий ад там получат только настоящие здешние преступники и мерзавцы, те, от кого реально  пострадали другие люди – таких не слишком много… - зато чудовищно много будет тех, кто там окажется с пустыми руками, перейдет в разряд тамошних насекомых…

ЦИТАТЫ, Акройд:
Сведенборг учит нас,  что  после смерти человек попадает в компанию тех, кого он по-настоящему любит.

Комм:
И в чем учение?! Обыкновенные мечты – такие могут быть даже у какой-нибудь девочки… (Есть ли разница между «настоящей любовью» и «теплыми чувствами»? И способен ли человек «любить» кого-то, кроме родственников, любовниц и тех, от кого получил существенную помощь? Я поменял пять мест учеб и работ – и на каждом «любил» своих коллег – что совсем не помешало мне забыть о них уже через неделю-месяц-год после перемены обстоятельств… Те же детские компании мы в дальнейшем, как правило, теряем – а ведь именно эти привязанности были самыми сильными…)

Инет, Еп. Игнатий (Д. А. Брянчанинов):
«Итак, если мозг и глава нужны для мысления, нервы для чувствования, то как столь безрассудно мечтать, что без них душа действовать может? Как может она быть, когда она их произведение, а они к разрушению осуждены?

Комм:
 Мозг для духа, а нервы – для телесных ощущений…

3 книга:
Одни совершенствуют себя, а другие ситуацию, в которой находятся. Правы первые - ведь умираем не мы, а ситуация, в которой мы находимся. Т.е., конечно, и мы умираем, а ситуация остается, но эта истина менее главная, совершенный человек, более улучшает ситуацию вокруг себя, чем совершенная ситуация - человека в ней...

Комм:
Совершенствовал ситуацию, чтобы она не мешала мне совершенствовать себя – а даже слегка усовершенствовав себя с новой силой видел несовершенство ситуации (можно назвать это суетой сует, а можно и эволюцией…. Правда, длину всего пути мы все-таки не знаем, и продвижение на метры на многокилометровой дороге действительно больше похоже на бестолковую суету… - или это зависит от степени нашей смиренности и терпеливости?!)

2 книга:
2-ое послание к Тимофею апостола Павла, 1 глава,
 1ст.  Жизнь как обетование…
          "Жизнь в Христе, внутри Него, став частью Его" /"Я в вас и   вы во Мне"/ - если не вполне хороши, то болеет   Христос этим членом,   местом - но никогда не умирает, как не умирает дерево, лишившись любой из своих ветвей.

Комм:
Первые христиане жили в Христе как в утробе родительской, как в младенческих яслях. Важно было не потерять этот росток, эту новую землю, этот конец веревки, брошенный утопающим в языческом мире. Но когда росток укрепился, из яслей мы вылазим – хотя и попадаем сразу в лапы религий, жречества на еврейство помноженных… Т.е. жизнь во Христе (в одном Христе и ничем больше) – это натуральное  столпничество, необходимое только в самом начале…

 А в церкви единомышленников, в церкви, похожие на деревья я теперь не очень-то верю… Т.е. единомышленников полно и все они кучкуются и в церквах и в прочих организациях, но каковы плоды их? Не лучше ли жить отдельно, верить в дело и приносить плоды, чем самоублажать себя в коллективе – всегда борющимся, а то и воюющем  с другими коллективами… Не создал ли Бог людей существами отдельными – и не должны ли они вернуться к отдельности, прожив взрослую жизнь в коллективах? Т.е. коллективов нам не избегнуть – как и разномыслий… (И хочется ли тебе без конца фальшивить,  политиканствовать и делать вид, чтобы блюсти единство?!) …Если вы не стали личностями, то коллектив объединит вас в стадо, а не в христиан… Т.е. истинная церковь для меня это не условие спасения, а его результат (т.е. она возможна только в раю – и сама из себя рай представляет…)

ЦИТАТЫ, Акройд:
  Засим принц, облаченный в  синие  с  белым  одежды,  подошел  к  нему вплотную и поразил отца шпагой, что означало убийство; наверное, в  этот миг на деревянные  доски  был  опорожнен  бычий  пузырь  с  кровью,  ибо жидкость пролилась далее с края  помоста,  а  виолы  и  трубы  зазвучали снова, на сей раз более тревожно. Джон Овербери глазел на это разиня рот и соблаговолил молчать вплоть до самой интерлюдии, когда  четыре  фигуры со знаменами, олицетворяющие  Смерть,  Вину,  Месть  и  Неблагодарность, выступили на сцену, а затем принялись  вопрошать  друг  друга  о  смысле происходящего.

Комм:
В литературе смерть – часть игры; даже она относительна, пока играть ты способен, пока тебя носят ноги и шевелится обученная буквам рука… (И о смысле своих игр они вопрошают только для смеха)

Инет, Великая Лествица:
Невозможно, невозможно настоящий день провести благочестиво, если не будем считать его последним днем нашей жизни.

Комм:
 Невозможно, невозможно считать свои дни последними – хотя бы один (разве что, в случае катастрофы, когда истекаешь кровью? Но тогда ты неподвижен, беспомощен, никто тебя ни о чем не спрашивает, кроме твоего здоровья… - благочестие совершенно неприменимо! Да  ты и слишком ошарашен для него…) Если не выздороветь, то протянуться болезнь всегда может хотя бы лишние недели – а значит всегда можно слегка отложить, отсрочить вопросы своего благочестия (или ты все-таки начинаешь думать о нем в тот самый день, когда уже перестаешь усиленно лечиться?…)