3 книга:
То хорошо горит печка, а то тянет угарным газом тоски: «ничего не изменишь, никого не переделаешь, ни одну стену не пробьешь головой, а тем более кулаком. А пинаться - это так вульгарно и злобно, что сначала надо умереть...»
Комм:
Я регулярно своей лютой руганью чиркаю это смертоносное дно – хорошо еще, обошлось без аварий… Да и по жизни, может, не совсем уж несправедливо я никем не возлюблен? Весьма напряжен и напорист по тону бываю, но крайне невнятен и неприятен по тембру (даже странно, что с некоторых пор с легкостью делаю уникальные Аудио!)
2 книга:
Человек, имея 3 части, должен иметь 3 собственности, чтобы эти части были не голодны. В частности, мои писания – это пропаганда духовной собственности. Но что-то не так, раз я всё еще в пессимизме и не имею желания продолжить род и не верю в успех своей общественной миссии. «Моя жизнь слишком фантастична – тут не могло обойтись без ошибок; но если бы тут был кардинальный тупик, то я бы уже умер. Или тупик только ждет, пока ты в него заберешься поглубже – но он не захлопнется, если ты будешь верить, что выберешься из любых глубин».
Комм:
И духовную собственность я слишком долго в ступе месил, топтался с нею на месте, а уж с душевной и вовсе плоховаты дела – с людьми общается лишь вывеска моя, да и то нечасто. Физическому миру отдал немало сил и времени, но больших способностей не обнаружил – как и больших учителей (ведь именно учителя меня вывели на путь истинный и горячий в мире духовном). Впрочем, как ремонтер что-то все-таки из себя представляю (только стоило ли за хлам так держаться?!)
ЦИТАТЫ, Петрарка:
Надеялся, что страх превозмогу,
Но всем благим и злым, что я имею,
И светом дней, и смертью связан с нею,
Увижу взор ее - и не могу.
Комм:
Петрарка – это человек, к которому я чувствовал очень сильную любовь (какое-то родство душ у нас? Любой скажет, что «и не подумаешь»! Любовь моя к девицам, к людям так и остается втуне…)
Петрарка был слишком умен и талантлив, он слишком опережал свое время и не мог быть правильно понят – женщины всего этого не любят…; а нежности у них своей хватает…
Инет, Тургенев:
Я встал ночью с постели… Мне показалось, что кто-то позвал меня по имени… там, за темным окном.
Я прижался лицом к стеклу, приник ухом, вперил взоры – и начал ждать.
Но там, за окном, только деревья шумели – однообразно и смутно, – и сплошные, дымчатые тучи, хоть и двигались и менялись беспрестанно, оставались всё те же да те же…
Ни звезды на небе, ни огонька на земле.
Скучно и томно там… как и здесь, в моем сердце.
Но вдруг где-то вдали возник жалобный звук и, постепенно усиливаясь и приближаясь, зазвенел человеческим голосом – и, понижаясь и замирая, промчался мимо.
«Прощай! прощай! прощай!» – чудилось мне в его замираниях.
Ах! Это всё мое прошедшее, всё мое счастье, всё, всё, что я лелеял и любил, – навсегда и безвозвратно прощалось со мною!
Я поклонился моей улетевшей жизни – и лег в постель, как в могилу.
Комм:
А ведь Тургенев не только в последний год своей жизни эти унылые предсмертные записки писал – нет, они писались года четыре (если не пять) – и, наверное, почти весь этот срок он был на ногах и в своей Франции играл свои немаленькие литературные и прочие роли? Мне это знакомо: днем бодр, а ночью почти умираешь. (Или днем трезв, а ночью сумбурные сны) Думаю, такие расклады – плохая примета и жизнь нужно как-то менять… (Честен в доску? – значит, фальшивить будешь через бодрячество… Как отец? Он, кстати, никогда темы снов своих не касался, но утром вставал весьма замороченным…)
3 книга:
Воскрешение Лазаря: пошел его воскрешать к врагам, в опасное место. Украл у убийц мертвеца…
«Господи, уже четвертый день, смердит» – но не смердел, напрасно привалили камень, он хотел воскреснуть, он почти не умер, почти спал; на нем уже поставили крест, а надо было только скорбно крикнуть. …Вообще-то, это не было неслыханным делом: кажется, Илия воскресил ребенка, упав на него и согрев его… Интересно, насколько часто люди впадают в летаргический сон…
Комм:
Одни учатся воскрешать мертвецов, а другие… к примеру, строить огромные заводы …; я, собственно, тоже с трудом верю, что все гигантские сооружения обычными людьми построены… И то, и другое меня заставляет только пожать плечами: зачем, например, мертвецов воскрешать? Чтобы еще лет десять пожили? Чтобы дрожали, дожидаясь второй своей смерти? Чтобы несли на себе отпечаток загробного мира и больше уже никогда не смеялись? И все равно же люди наверняка не верили, что он умирал – без сознания больные часто валяются, и их в таком виде нередко тогда хоронили…; да и летаргический сон вроде случается…; возможен и сговор…; возможны и слухи, все исказившие…
2 книга:
Не умерши, не очистишь своё жизненное пространство – а при первых опытах несовершенного человека его нельзя не замусорить.
Комм:
Чем больше взрослым умираешь, тем больше как личность растешь (но пороков это не касается! От пороков спасает только бегство, только ампутация, только трудотерапия? Одними переживаниями и раскаяниями от них избавиться невозможно… Как невозможно и очиститься от мелких грешков через одни благие намерения и самоправедность… Мои творчества – это рассказы о моих умираниях и это трудотерапия, позволяющая вытеснить пороки на периферию…)
ЦИТАТЫ, Петрарочка:
Что ждет меня, когда, казнимый роком,
Лишусь я снисхожденья божества,
В чьем взоре милость теплится едва?
Неужто смерть приму в огне жестоком?
Комм:
В Средневековье были какие-то двойные стандарты – с одной стороны, женщины ставились ни во что, а с другой, им посвящали стихи и прочие рыцарские вещи…
И еще непонятны взаимоотношения Петрарки с Богом (и неужто баб он плохо понимал?!)
И он явно не был страстным человеком – он был мягким, музыкальным, интеллигентным, нежным (и свои стихи он писал ради любви вообще; и ради музыки стиха – которая у него несравненна… - сравнима с баховской!)
Инет:
Академик И. П. Павлов описывал больного Ивана Кузьмича Качалкина, проспавшего 22 года с 1896 по 1918 год. Он находился в кататоническом состоянии — «лежал живым трупом без малейшего произвольного движения и без единого слова» . Его приходилось кормить с помощью зонда. В последние годы до своего шестидесятелетия он начал постепенно делать какие-то движения, в конце концов он смог вставать в туалет и иногда есть без посторонней помощи. По поводу его прошлого состояния Иван Качалкин объяснял, что «всё понимал, что около него происходит, но чувствовал страшную, неодолимую тяжесть в мускулах, так что ему было даже трудно дышать». Он умер в сентябре 1918 года от сердечной недостаточности.
Комм:
А как он в это состояние впал? А нельзя ли было выход из подобного маразма как-то ускорить? Ведь спящих, например, можно просто разбудить! (не ударили ли его по башке и не был ли он шизофреником…)
3 книга:
Иоанна 20, 16 Плачу, по-моему, это любовь. …«Не прикасайся ко Мне, иначе Мне трудно станет уйти с земли». Кто «хранит своё девство», тот имеет шанс быть взятым живым на небо. «Хранил, но умер»? – может, не сохранил всё-таки, хотя бы в мыслях.
Комм:
Есть тут ехидный подтекст? (или сохранил я себя от подтекста?!)
Заплачу, опять же, легко – и тоже удивительно, что особо никогда не опозорился в нашем железобетонном краю…
2 книга:
Одни: "нынешнее смехотворное добро - остатки прошлого добра-раздобра», другие: "нынешнее, прямо сказать, еще не совсем доброе добро всё же сулит нам в будущем добро-раздобро". /Будущее настолько удаленное, что мы успеем смыться – умереть./
Комм:
Да, уже многие герои 91-го сдохли – нет ни Собчака, ни Немцова, ни Афанасьева, ни Гайдара, ни самого ЕБНа… Каждая смерть праздником была для меня! Мол, какая-никакая, но вот и справедливость на свете… От любой тюрьмы миллиардер откупится, но не от смерти же… (Мечтаю Чубайса пережить! Вексельберга, Фридмана и Дерипаску! И даже с длинным Прохоровым посоревноваться… )
ЦИТАТЫ, бедный Петрарка:
Скорей во все поверю чудеса,
Чем кто-то, кроме смерти, мне поможет
Комм:
«Сначала во все другие поверю чудеса и только после – в то, что кто-то мне поможет…» Петрарка про любовь писал, чтобы забыться в этом жестоком мире, это его медитация и терапия была; любовь от нас не ближе, чем на Марс полеты…
Кстати, могли бы устраивать конкурс на самую знаменитую или самую сильную в мире, в истории любовь! Хотелось бы, чтобы огласили результаты… (Ромео и Джульетта? – чушь собачья!)
Инет:
Известно, что Николай Васильевич Гоголь очень боялся быть заживо погребенным и поэтому просил своих близких похоронить его только тогда, когда появятся явные признаки разложения тела. Однако в мае 1931 года при ликвидации в Москве кладбища Данилова монастыря, на котором был похоронен великий писатель, при эксгумации было обнаружено, что череп Гоголя повернут набок, а обивка гроба разодрана.
Случай со знаменитым итальянским поэтом ХIV века Петраркой был бы точно таким же, но закончился он благополучно. В 40 лет Петрарка тяжело заболел и «умер», а когда его стали хоронить, то очнулся и сказал, что прекрасно себя чувствует.
Комм:
Неужели Гоголя похоронили без признаков разложения? Или у него была такая болезнь, что он уже при жизни разлагался? При каких тяжелых болезнях легко обмануться со смертью?
Надо было Гоголю ручку с бумагой в гроб положить…
Под землей нечем дышать и полная тьма, ничего сообразить не успеешь, как уже задохнешься…
3 книга:
Так хочется, чтобы никто не умер, родившийся умершего не заменит…
Комм:
Надо отстраняться, чтобы было легче смерть воспринимать? Дело важнее человека, по крайней мере, с точки зрения двух из трех Богов. А с точки зрения третьего Бога важен не столько сам человек, сколько Любовь в человеке; без любви мы – прах (и любить в нас нечего!) Любить надо любовь… – и в этом справедливость…
2 книга:
Набоков /и А. Толстой/: «большое умерло, зато мелкое теперь ничем не заслонено». Наряжают мелкое так, как раньше наряжали большое…. А потом наступила пустота «экзистенционализма»…
Комм:
Большое переместилось в другие сферы? Сейчас, например, миллионы играют в некие онлайн-игры – а я уже совсем смутно представляю, что это такое… - вряд ли очень большое, но карты с шахматами, а то и весь спорт, может заменить?! Как на все занятия людей хватает?! Хотя бы маленьких? Так ведь и людей сейчас миллиарды, и денег – триллионы, и сил свободных до фига…
Размер – это объем помноженный на интенсивность, а интенсивность – это тонкость в мелочах (в конце: корабль огромный, но внутри – сплошные микросхемы?!)
Большое – это материальный мир, мелкое – человеческий, а пустота – это условие для рождения мира духовного…
ЦИТАТЫ, simon benjamin:
Умершие насильственной смертью,
выглядели на смертном одре спокойно,
порою даже гордо, как будто только что
окончили учебное заведение.
Комм:
Еврейский почерк…
Инет, Тургенев:
Проживая – много лет тому назад – в Петербурге, я, всякий раз как мне случалось нанимать извозчика, вступал с ним в беседу.
Особенно любил я беседовать с ночными извозчиками, бедными подгородными крестьянами, прибывавшими в столицу с окрашенными вохрой санишками и плохой клячонкой – в надежде и самим прокормиться и собрать на оброк господам.
Вот однажды нанял я такого извозчика… Парень лет двадцати, рослый, статный, молодец молодцом; глаза голубые, щеки румяные; русые волосы вьются колечками из-под надвинутой на самые брови заплатанной шапоньки. И как только налез этот рваный армячишко на эти богатырские плеча!
Однако красивое безбородое лицо извозчика казалось печальным и хмурым.
Разговорился я с ним. И в голосе его слышалась печаль.
– Что, брат? – спросил я его. – Отчего ты не весел? Али горе есть какое?
Парень не тотчас отвечал мне.
– Есть, барин, есть, – промолвил он наконец. – Да и такое, что лучше быть не надо. Жена у меня померла.
– Ты ее любил… жену-то свою?
Парень не обернулся ко мне; только голову наклонил немного.
– Любил, барин. Восьмой месяц пошел… а не могу забыть. Гложет мне сердце… да и ну! И с чего ей было помирать-то? Молодая! здоровая!… В един день холера порешила.
– И добрая она была у тебя?
– Ах, барин! – тяжело вздохнул бедняк. – И как же дружно мы жили с ней! Без меня скончалась. Я как узнал здесь, что ее, значит, уже похоронили, – сейчас в деревню поспешил, домой. Приехал – а уж заполночь стало. Вошел я к себе в избу, остановился посередке и говорю так-то тихохонько: «Маша! а Маша!» Только сверчок трещит. Заплакал я тутотка, сел на избяной пол – да ладонью по земле как хлопну! «Ненасытная, говорю, утроба!… Сожрала ты ее… сожри ж и меня! Ах, Маша!»
– Маша! – прибавил он внезапно упавшим голосом. И, не выпуская из рук веревочных вожжей, он выдавил рукавицей из глаз слезу, стряхнул ее, сбросил в сторону, повел плечами – и уж больше не произнес ни слова.
Слезая с саней, я дал ему лишний пятиалтынный. Он поклонился мне низехонько, взявшись обеими руками за шапку, – и поплелся шажком по снежной скатерти пустынной улицы, залитой седым туманом январского мороза.
Комм:
Я думал, что холера бывает только на югах, только в жару, а тут северный апрель, что ли, получается? Но парень-то мог как раз с юга приехать… С месяцами мог Тургенев напутать… (и да, оказывается с 1865 года появилась у нас холера…)
Бедность в России нашей не меньше мне сделала больно… Почему и тогда столь чудовищным, азиатским был разрыв между богатыми и бедными? Одни не вылезали из нужды, другие – из удовольствий. А ведь только средний класс развивает технические науки и прочее благоустройство… Ни один царь до Александра Второго о народе не думал, одна геополитика была на уме… Да и после… (Александр Третий думал о промышленности? Николай Второй о потребительском рынке?) Странная Россия страна – вроде бы добивалась геополитических успехов (через кровь и труд тех же бедняков), а ее по-прежнему презирали в мире как страну деспотического ига и нищего народа… Только через страх, как некое чудище, заставляла себя уважать! (и теперь любителей такого расклада хоть отбавляй!) Немецкие цари были добросовестными, но слишком воинственными и народ русский, крестьяне, был им совсем чужд и непонятен. И таким же геополитиком был и Сталин (Вот в Хрущеве была крестьянская жилка – и сразу народ зажил, повеселел, и страна вперед рванула…. Путин всем хорош, но крестьянской жилки в нем нет, и он бессмысленные стадионы строит, двусмысленную экономическую политику проводит (правда, ее и гибкой можно назвать)… Если он и думал о народе, то лишь потому, что тот до ручки дошел, а как народ поправился, так опять геополитика на первом плане (правда, в этом он чуть ли не гений, причем с благородным оттенком) …Вот Лужков знал бы что делать! И даже Зюганов недавно опять о народных предприятиях вспомнил…)
3 книга:
Обделывал свои грязные делишки, служа в охране за железными воротами. Темные дела за темными воротами темной ночью. Потом темный сон. Но однажды приснилось, что раскрылись ворота, а за ними не обычная темная, как сон ночь, а темные машины и люди в униформе. Один даже с автоматом, а другой с собакой... И спящий так испугался во сне, что умер и его за железный забор посадили, то ли в тюрьму, то ли на кладбище. Он и пожитки не успел собрать, и последнюю зарплату получить, и долги отдать, и хлеба белого купить на обратной дороге. Он как выглянул в дверь-то и как увидел, что ворота-то раскрылись, так и упал тут же и почти ни одно свое грязное дело скрыть не сумел; правда, половину из них всё равно не нашли, таким они слоем грязи покрылись, в такие свалочные узлы завязались. Пожитки его, грязные, опять-таки, побрезговали перетряхнуть. И домой не сходили...
Комм:
Эти чертовы вахтерства с молодости ко мне привязаться пытались…; бедность прилипла ко мне и всякие страхи, и психология выживальщика… (и мутные сны)
Так пугался проверок ночных, что сонным чуть с узкой лавки не падал… (и ментов с детства боялся)
2 книга:
Патетические речи /в парламенте и т.д./ - глупая гордыня здорового государства. Жил Рим как Адам 9 веков, но всё же умер.
Комм:
Да, государство как люди (государство – это гражданин под огромной лупой!)
И, может, Адамы – это действительно об империях притча?! …Сначала каждый человек был как государство, а потом людишки измельчали и жить так долго им стало просто ни к чему…
ЦИТАТЫ, хитрый Уэльбек:
Говорят, дети – наше бессмертие. Мне кажется, люди предпочли бы сами стать бессмертными, чем иметь детей.
Комм:
Да, детки – это на безрыбье раки! Но западной разобщенностью попахивает (да, это Уэльбек). Даже с собственными детьми на Западе на диво мало дружат (какие могут быть дети у винта? У специалиста, которого всего раздуло? Мой папаша-немец, кстати, был таким. А у него - его собственный отец… Но мать-то почему тоже родительской любовью почти не отличилась? Баптизм – он ведь с Запада пришел! Да и крестьяне не сентиментальны… Опять же, хочешь, чтоб тебя родители любили? – становись их копией. Для этого тебя родили…)
Инет:
до позапрошлого столетия мир не знал о существовании такой болезни, как холера. Неприятную привилегию знакомства с ней имели лишь народы полуострова Индостан. Однако с начала XIX века холера стала наносить удары в виде массовых пандемий, охватывавших практически всё Восточное полушарие. Эпидемия холеры в России началась примерно в 1865 году и имела вялотекущий, но весьма смертоносный характер на протяжении более чем 50 лет – вплоть до 1925 года эта болезнь унесла около 3 миллионов жизней. Причём более полумиллиона человек погибли от вспышки этой болезни, совпавшей со сложными условиями Гражданской войны и последовавшей за ней разрухи
Комм:
Люди стали много путешествовать – и привозить не только новые растения или изобретения, но и болезни… И это не было мелким побочным эффектом, досадным недоразумением… (тех же американских индейцев уничтожили с помощью заразных болезней…; и наши северные народы еле выжили, да и то лишь потому, наверное, что север есть север, там огромные пустые пространства, мало контактов…; а южноамериканские индейцы едва уцелели с помощью джунглей и гор…; это теперь они, как крестьяне, снова размножились, благо их страны еще не были полностью урбанизированы, как Соединенные Штаты, где остаткам индейцев приходится чучелами жить в резервациях…)
3 книга:
Разум всюду чертит линии, но жизнь бесконечно вариативна, «всё возможно» и потому можно каждую из этих линий, использовав ее как позвоночник, хребет, раздуть в целое тело и жаль, что «рациональный человек» умертвляет все эти возможности, живет жестко, с душой, худосочной как линия и слепой как точка...
Комм:
Искусственно что-то раздувать – лишь нули получать… (я и этим занимался)
2 книга:
Если хочешь расти, надо начинать заново каждый раз, как почувствуешь боль. Всегда надо ощущать, что всё уже закончилось и ничего еще не началось – иначе будут одни повторы. «Я свободен, потому что уже умер».
Комм:
Так и топтался, каждый раз начиная сначала… Болью своей как мазохист упивался… (Смерть как кисель по тарелке размазываю, сдабриваю кой-каким маслицем – вот и обед…)
ЦИТАТЫ, профи Уэльбек:
– Вас читаешь, и кажется, что предложение о самоубийстве стало бы для вас привлекательным...
– Это было бы профессиональной ошибкой. Описать процесс смерти – да, это привлекательно. А умирать? Нет, это ошибка.
Комм:
Мол, я и так уже мертв, и так уже покончил с собой, чтобы стать профессионалом! И ведь я как профессионал не банкрот! Вот банкроты-профессионалы пусть вешаются, причем, желательно у меня на глазах – это было бы настоящей удачей…
Уэльбек, кстати, вполне съедобный писатель, его как хлеб (как Христа?!) на куски можно ломать и кушать за чаем… Правда, он молодежный, почти подростковый, но взрослых на Западе почти не бывает (взрослость там, в основном, имитируют – «профессионалы» в одном остаются неопытны, невежественны и наивны во всем остальном… Да и смерть там запрятана…)
Инет, Тургенев:
Ни на Юнгфрау, ни на Финстерааргорне еще не бывало человеческой ноги.
Вершины Альп… Целая цепь крутых уступов… Самая сердцевина гор.
Над горами бледно-зеленое, светлое, немое небо. Сильный, жесткий мороз; твердый, искристый снег; из-под снегу торчат суровые глыбы обледенелых, обветренных скал.
Две громады; два великана вздымаются по обеим сторонам небосклона: Юнгфрау и Финстерааргорн.
И говорит Юнгфрау соседу:
– Что скажешь нового? Тебе видней. Что там внизу?
Проходят несколько тысяч лет – одна минута. И грохочет в ответ Финстерааргорн:
– Сплошные облака застилают землю… Погоди!
Проходят еще тысячелетия – одна минута.
– Ну, а теперь? – спрашивает Юнгфрау.
– Теперь вижу; там внизу все то же: пестро, мелко. Воды синеют; чернеют леса; сереют груды скученных камней. Около них всё еще копошатся козявки, знаешь, ты двуножки, что еще ни разу не могли осквернить ни тебя, ни меня.
– Люди?
– Да; люди.
Проходят тысячи лет – одна минута.
– Ну, а теперь? – спрашивает Юнгфрау.
– Как будто меньше видать козявок, – гремит Финстерааргорн. – Яснее стало внизу; сузились воды; поредели леса.
Прошли еще тысячи лет – одна минута.
– Что ты видишь? – говорит Юнгфрау.
– Около нас, вблизи, словно прочистилось, – отвечает Финстерааргорн, – ну, а там, вдали, по долинам есть еще пятна и шевелится что-то.
– А теперь? – спрашивает Юнгфрау, спустя другие тысячи лет – одну минуту.
– Теперь хорошо, – отвечает Финстерааргорн, – опрятно стало везде, бело совсем, куда ни глянь… Везде наш снег, ровный снег и лед. Застыло всё. Хорошо теперь, спокойно.
– Хорошо, – промолвила Юнгфрау. – Однако довольно мы с тобой поболтали, старик. Пора вздремнуть.
– Пора.
Спят громадные горы; спит зеленое светлое небо над навсегда замолкшей землей.
Комм:
Человечество, кстати, не только тайну богов, но и тайну жуков не раскрыло. Почему существует сей «микромир»? Это воинство смерти? Первоначальной земли? А каков его аналог у неба? Может, дожди… Или бесплотные духи… Птицы и рыбы? – они между землею и небом…
А Тургенев – язычник, вот и думает, что горы как боги (они сами растрескаются и станут словно ровное место – ведь не только тысячи, но и миллионы лет «быстро» проходят…)
3 книга:
Авангардист всё время доказывает абсурдность жизни, но глупо доказывать, что надо умереть, тем более, что люди-то все же как-то живут. И сам авангардист живет. Правда, уже одними этими доказательствами как Святым Духом питается... «Я почему-то умный, только когда на ушах стою».
Комм:
Парадокс жизни – и истории новейшего времени – заключается в том, что именно абсурд раскрепостил людей, именно убийство жизни сделало людей совершенными технарями. В итоге, мы имеем удивительного колосса из преображенной, но неодушевленной глины, видим вавилонскую башню, где половина населения говорит на английском языке… Т.е. смерть породила свои удивительные джунгли! И идет война джунглей природных и рукотворных, причем, казалось бы, со стопроцентно предрешенным исходом… (Вот только технари – это мертвецы и они все попадают, когда кончится заложенный в них механический завод, когда сядут их батарейки и когда иссякнет топливо в недрах, заменяющее им естественную жизненную энергию… И вот только борьба с природой имеет столько же смысла, как и надевание пластикового пакета себе на голову… Перед очевидностью самоубийства большая часть человеческого стада все-таки отвернется от «прогресса», от цивилизации…)
2 книга:
Спор благодатен: «где два или три мнения, там я среди вас». Одно не стоит – нужно две, а лучше три опоры /или: одно стоит в точке, две – идут на поверхности, три – летают в объеме, пространстве/. Спор – это семейная ситуация. «Плохо человеку одному – с одним мнением».
…Не согреют друг друга полчища исторгнутых. Нужно слиться с миром, умереть, породить антитезу себе и компромисс с собой…
Комм:
Я очень надеялся, что спор разогревает и, в конечном счете, сдруживает людей, и истратил массу энергии и на то, и на другое, но ни разогреть иных флегматиков совершенно невозможно, ни переспорить. Пришлось отвергнуть идею компромисса – я-то умираю, а они-то нет! У них лишь напрасные надежды на мою податливость… (А антитезы себе я легко порождаю, что прекрасно видно и из этой книги… Проходит некоторое количество лет и я обязательно становлюсь сам себе антитезой! Я продолжаю «творить» только потому, что прошлые мои «творения» сильно захворали, обнаружили признаки смертности, дефекты и раны…)
ЦИТАТЫ, Петрарочка:
О эта злополучная бойница!
Смертельной ни одна из града стрел
Не стала для меня, а я хотел
В небытие счастливым погрузиться.
Комм:
Петрарка юморит… (град пуль почище будет…; я смутно представляю, как сейчас бои ведутся – слишком много длиннорукой и суперсмертоносной техники…)
Инет, Тургенев:
Я шел по широкому полю, один.
И вдруг мне почудились легкие, осторожные шаги за моей спиною… Кто-то шел по моему следу.
Я оглянулся – и увидал маленькую, сгорбленную старушку, всю закутанную в серые лохмотья. Лицо старушки одно виднелось из-под них: желтое, морщинистое, востроносое, беззубое лицо.
Я подошел к ней… Она остановилась.
– Кто ты? Чего тебе нужно? Ты нищая? Ждешь милостыни?
Старушка не отвечала. Я наклонился к ней и заметил, что оба глаза у ней были застланы полупрозрачной, беловатой перепонкой, или плевой, какая бывает у иных птиц: они защищают ею свои глаза от слишком яркого света.
Но у старушки та плева не двигалась и не открывала зениц… из чего я заключил, что она слепая.
– Хочешь милостыни? – повторил я свой вопрос. – Зачем ты идешь за мною? – Но старушка по-прежнему не отвечала, а только съежилась чуть-чуть.
Я отвернулся от нее и пошел своей дорогой.
И вот опять слышу я за собой те же легкие, мерные, словно крадущиеся шаги.
«Опять эта женщина! – подумалось мне. – Что она ко мне пристала? – Но я тут же мысленно прибавил: – Вероятно, она сослепу сбилась с дороги, идет теперь по слуху за моими шагами, чтобы вместе со мною выйти в жилое место. Да, да; это так».
Но странное беспокойство понемногу овладело моими мыслями: мне начало казаться, что старушка не идет только за мною, но что она направляет меня, что она меня толкает то направо, то налево, и что я невольно повинуюсь ей.
Однако я продолжаю идти… Но вот впереди на самой моей дороге что-то чернеет и ширится… какая-то яма…
«Могила! – сверкнуло у меня в голове. – Вот куда она толкает меня!»
Я круто поворачиваю назад… Старуха опять передо мною… но она видит! Она смотрит на меня большими, злыми, зловещими глазами… глазами хищной птицы… Я надвигаюсь к ее лицу, к ее глазам… Опять та же тусклая плева, тот же слепой и тупой облик.
«Ах! – думаю я… – эта старуха – моя судьба. Та судьба, от которой не уйти человеку!»
«Не уйти! не уйти! Что за сумасшествие?… Надо попытаться». И я бросаюсь в сторону, по другому направлению.
Я иду проворно… Но легкие шаги по-прежнему шелестят за мною, близко, близко… И впереди опять темнеет яма.
Я опять поворачиваю в другую сторону… И опять тот же шелест сзади и то же грозное пятно впереди.
И куда я ни мечусь, как заяц на угонках… всё то же, то же!
«Стой! – думаю я. – Обману же я ее! Не пойду я никуда!» – и я мгновенно сажусь на землю.
Старуха стоит позади, в двух шагах от меня. Я ее не слышу, но я чувствую, что она тут.
И вдруг я вижу: то пятно, что чернело вдали, плывет, ползет само ко мне!
Боже! Я оглядываюсь назад… Старуха смотрит прямо на меня – и беззубый рот скривлен усмешкой…
– Не уйдешь!
Комм:
У дурака все направления дурацкие…
Эта бабка похожа на рыбачку, а сам Тургенев – на глупую рыбку…
В те времена полно было нищих страшноватых старух и Тургенев их, конечно, пугался; «куда ни пойдешь – всюду они! Это же ходячая смерть!» Тургенев по-западному бегал от неприятностей и зрелища смерти (может, и милостыни не подавал?!)
А с чего для меня не внутренняя, а внешняя смерть началась? с пузика?! с постоянного недовольства желудка и с моей неспособности сесть на диету, поголодать даже три дня… Был, правда, кол в груди, вроде, грудная жаба, но он попугал меня пару лет да и исчез куда-то (хотя изредка возвращается…) Остальные болячки лишь текущую жизнь мою испортить пытаются, где-то в жопе сидят, да в коленях…
3 книга:
«Эдакая национальность и «великий художник»? Не может быть!» - «Почему?» - «Не знаю, ощущение такое... Базарный, мелкий народ. У них же нет ни одного великого спортсмена, их футбольная команда никогда не становилась чемпионом! Всё же параллельно протекает, я в этом убежден. Нет у них воли. Вы бы лучше искали великих писателей и художников среди тех горцев. Их все считают неграмотными, годными только совсем для другого, но они уже что-то царапают - и наверняка сразу что-то великое! Как кинжалом пронзит!» (Мы же все умереть хотим - одни высшей смертью, летая кинжалами вверх, а другие низшей: «добей меня, я всё еще живой, всё еще хочу!» - «Клинок сломался; все сломалось, абсолютно - всю фантазию исчерпал» - горемыки ада.) - «Ты плохо осведомлен: и у них есть икс, игрек и имярек - вполне великие спортсмены. И их команда занимала почетное 2-ое место в икс и игрековых годах, только в другом, параллельном чемпионате...»
Комм:
«Войну футболом же почти заменили, так и смерть каким-нибудь пинг-понгом – или прятками - заменим когда-то» (сейчас, правда, опять война заменяет футбол; по-моему, наши футболисты уже без воодушевления играют, не чувствуют нужность, и сами часто смотрят новости – а военные, напротив, воспряли, вспомнили свои тысячелетние традиции и прочее, прямо рвутся в бой - не только к кассе…)
У всех кинжалы вверх торчат эпизодически – и все желают умереть исключительно в доблестном труде, на боевом посту. В провинции иных не жалуют, над импотентами не хуже, чем над геями смеются; а если кто и не женат, то значит ебарь, хочет сразу всех, к двоим приходит сам, еще троих к себе приводит… (и сдохнут все, конечно, с превеликой радостью – ведь сколько можно притворяться и из себя героев строить…)
2 книга:
Такое желание жить, как если бы ты до этого был мертвый. …Рванешься, а мир не отпускает: «ты всё же не умер для меня» – тогда начинаешь желать этой смерти. И, может, кому-то удается умереть быстро, но я, например, уже много лет только хвораю.
Я еще только попал из одной камеры – где школы-институты, армии-работы – в другую: под домашний арест.
Комм:
Сейчас мне полегче стало для мира умирать – но и жить в нем стало, как ни странно, легче (правда, смысла жить в нем пока что не прибавилось)
ЦИТАТЫ, Петрарка:
Увидел я любезный уголок -
И ожил: в этих родилась местах
Весна моя - смертельный враг ненастья.
Комм:
Торжественный строй Петрарки - враг смерти (пусть и не убийственный! …Смерть убивается где-то на природе, это место надо только отыскать…; но, может быть, не только отыскать, может быть, стихи там пригодятся, их надо разные набрать, но от Петрарки бы я никак не отказался…)
Инет, Тургенев:
Вблизи большого города, по широкой проезжей дороге шел старый, больной человек.
Он шатался на ходу; его исхудалые ноги, путаясь, волочась и спотыкаясь, ступали тяжко и слабо, словно чужие; одежда на нем висела лохмотьями; непокрытая голова падала на грудь… Он изнемогал.
Он присел на придорожный камень, наклонился вперед, облокотился, закрыл лицо обеими руками – и сквозь искривленные пальцы закапали слезы на сухую, седую пыль.
Он вспоминал…
Вспоминал он, как и он был некогда здоров и богат – и как он здоровье истратил, а богатство роздал другим, друзьям и недругам… И вот теперь у него нет куска хлеба – и все его покинули, друзья еще раньше врагов… Неужели ж ему унизиться до того, чтобы просить милостыню? И горько ему было на сердце и стыдно.
А слезы всё капали да капали, пестря седую пыль.
Вдруг он услышал, что кто-то зовет его по имени; он поднял усталую голову – и увидал перед собою незнакомца.
Лицо спокойное и важное, но не строгое; глаза не лучистые, а светлые; взор пронзительный, но не злой.
– Ты всё свое богатство роздал, – послышался ровный голос… – Но ведь ты не жалеешь о том, что добро делал?
– Не жалею, – ответил со вздохом старик, – только вот умираю я теперь.
– И не было бы на свете нищих, которые к тебе протягивали руку, – продолжал незнакомец, – не над кем было бы тебе показать свою добродетель, не мог бы ты упражняться в ней?
Старик ничего не ответил – и задумался.
– Так и ты теперь не гордись, бедняк, – заговорил опять незнакомец, – ступай, протягивай руку, доставь и ты другим добрым людям возможность показать на деле, что они добры.
Старик встрепенулся, вскинул глазами… но незнакомец уже исчез; а вдали на дороге показался прохожий.
Старик подошел к нему – и протянул руку. Этот прохожий отвернулся с суровым видом и не дал ничего.
Но за ним шел другой – и тот подал старику малую милостыню.
И старик купил себе на данные гроши хлеба – и сладок показался ему выпрошенный кусок – и не было стыда у него на сердце, а напротив: его осенила тихая радость.
Комм:
Старик умирал и вдруг нашел свое призвание! (Выходит, Тургенев милостыню-то подавал…) Но верится с трудом (и Тургенева старуха не зря не отпускала, тоже чем-то была недовольна…) Ведь иначе нищие бы все веселились и чувствовали себя богами, людей экзаменующими! Раз руку протягиваешь, то уж бога из себя не строй! Напротив, унизься по полной – на коленки, вон, иные встают…
«- ты не жалеешь о том, что добро делал? – Не жалею, – ответил со вздохом старик» – раз вздыхаешь, значит, жалеешь! Более того, эту притчу можно истолковать и как предостережение против расточительства (о чем, слышал, маменька Тургеневу постоянно талдычила…)