Часть4
Неожиданная отставка
Прошли майские праздники, и вот однажды среди ночи нас разбудил стук в окно. За ним мелькало лицо Надежды Петровны. Ленорд вышел к ней. Я приоткрыла окно, чтобы слышать, что случилось. Бледная, вся в слезах, заламывая руки, Надежда Петровна взмолилась:
--Дети, пойдёмте домой, с папой очень плохо. Боюсь он что-нибудь с собой сделает. Он заперся у себя в кабинете, никого не впускает. Пойдём, сын, может быть с тобой он поговорит.
Пошли безоговорочно. Пришла беда, не время было сводить счёты.
По дороге свекровь рассказала, что генералу вдруг предложили путёвку в санаторий Архангельское, хотя время его очередного отпуска ещё не наступило. Они съездили, а когда вернулись, оказалось он снят с занимаемой должности, и на его место уже назначен другой человек, а его просто выгнали в никуда, без назначения.
В доме разговаривали шёпотом, мимо двери кабинета проходили на цыпочках. Надежда Петровна подкрадывалась к дверям и, припав ухом, слушала. В кабинете не было слышно никакого шевеления.
--Ромчик!--позвала она,-- Дети пришли. Ледик хочет с тобой поговорить.
Услышав, что сын здесь, Роман Осипович вышел. Лицо его осунулось, углы губ опущены. Оглянув нас исподлобья суровым взглядом, подал Ленорду руку:
--Здравствуй, сын. Вот тебе урок, как поступают с заслуженными, всю жизнь
отдавшими армии солдатами.
Сын с отцом обнялись.
--Ромчик, дети голодные,--поспешила вставить слово Надежда Петровна,--пойдёмте в столовую, там и поговорим.
За столом генерал придвинул к себе чашку:
--Мне чаю, больше ничего,--и продолжил:--Одно я могу сказать вам, дети, там , вверху, --он поднял вверх палец,--идёт жесточайшая борьба за трон.
Да, да, да! Это так! И тот, кто сегодня влиятельней, тот правит бал, распоряжается назначениями своих людей. Вот вам наглядный пример!-- он несколько раз ткнул указательным пальцем в свою грудь,-- Там сейчас мой злейший враг, маршал Якубов. В своё время я был среди тех, кто разоблачил его в предательстве. Его лишили звания маршала, посадили. А сейчас реабилитировали, восстановили, да ещё карьера пошла в рост. Вот он и мстит мне. Но я это так не оставлю. Завтра лечу в Москву.
--Завтра?--сделала широкие глаза Надежда Петровна.
--Я уже позвонил, заказал билет. Мы ещё повоюем!
Утром он улетел.
Мы в ожидании его возвращения оставались с Надеждой Петровной, которая после отъезда мужа ходила по квартире, как потерянная, не зная за что взяться, а потом слегла с головной болью.
Генерал вернулся через три дня с известием, что дал согласие на назначение заведующим военной кафедрой в одном крупном институте Киева.
Предлагали на ту же должность, что и в Свердловске, на Сахалине, он выбрал Киев. Это фактически отставка, но не Сахалин.
Нам предложили вернуться в свою комнату. Семья готовилась к переезду, ждали лишь приказа о новом назначении. Мы должны оставаться в этой квартире. Штаб округа обязан предоставить другую жилплощадь.
После отъезда родителей нам предложили вариант. От него отказались. В трёхкомнатной квартире две комнаты занимали наши будущие соседи, третья предназначалась нам. Но нас честно предупредили, что претендуют на все три комнаты, и, если рискнём вселиться, нам устроят такой ад, что рады не будем и сами уйдём. Нам припишут воровство, пьянство, и мы ничего не сможем доказать. Конечно, не рискнули с ребёнком оказаться на улице. Остались в ожидании других вариантов. Время шло, но пока ничего не предлагали. А из Киева летели письма полные упрёков и обвинений в снобизме, в том, что мы окончательно потеряли совесть. Родителям в Киеве временно предоставили двухкомнатную квартиру. Они должны были предъявить справку о том, что квартира в Свердловске сдана, тогда получат ту, которая им положена. Наши объяснения для них ничего не значили. Там вынуждены ютиться в двух комнатах втроём, а мы вдвоём барствуем себе в четырёх комнатах. Опять грязь потекла потоком. Им было безразлично, в каких условиях окажется их внук. А время родов приближалось. Если бы не ребёнок, махнула бы на всё рукой, и ушла в общежитие. Так опротивели эти склоки. Сами без зазрения совести выставили нас среди зимы на улицу, втроём зимовали в четырёхкомнатных апартаментах, в тепле, и, не случись с ними беды, до сих пор, наверное, так сын с беременной невесткой и оставались бы на этой веранде, у чужих людей, по доброте своей уступивших её нам.
Так ведь не мы напросились на возвращение, родители сами нас позвали.
Очевидно, не случайно генерала сняли с его должности в его отсутствии, зная его склочную натуру, отправили в отпуск. Мне теперь стало понятно, почему так яростно он воспротивился рождению ребёнка. Чувствовал, как шатко его собственное положение на службе. Его не просто перевели, как это часто бывает с военными, а сняли с очень высокой должности. Так просто, по чьей-то прихоти там, наверху, такое не происходит. Тут требовались очень серьёзные, веские причины, и они, наверное, были, раз его поездка в Москву ничего не изменила. Он занимал должность командующего армией, и вдруг--начальник военной кафедры института. И это ещё далеко не в пенсионном возрасте. На его место был назначен генерал-полковник авиации, примерно его ровесник.
Конечно, он скрывал истину. Много позже, мне удалось познакомиться с его "боевой" путь до конца поняла, как этот человек лгал всем. Оказывается ни одного дня он не был на фронте. До октября сорок первого года служил в войсках ПВО в Москве. Но как только Москва стала подвергаться бомбардировкам и войска абвера подошли вплотную к столице, он оказался на Урале, начальником зенитного училища в Чкалове, куда не долетали немецкие самолёты. Надежда Петровна, рассказывала мне о жизни семьи во время войны. Когда немцев прогнали с Кавказа, он перевёлся с помощью сильной руки туда, где и служил до конца войны. Потом Одесса. Там же ему присвоили звание генерал-майора, но уже после войны, перед тем, как встретились мы с Ленордом. В Свердловск, как он говорил, загнал его злейший враг. Туда ссылали опальных военачальников. И вот сейчас сняли вообще без назначения. Внучке присылали фотографии, на которых "заслуженный ветеран войны" и его супруга, оба с орденами на груди, с красными галстуками на шее, рассказывают пионерам о своих военных подвигах. В письмах Кате неизменно подчёркивалось: "Твои дедушка и папа--коммунисты с большой буквы".