О. Камов
Булочки с корицей
«Здравствуйте, уважаемый водитель! Компания Шмерц приветствует вас за рулём рентованного автомобиля. Внимательно осмотритесь по сторонам. Убедитесь, что помехи отсутствуют. И смело начинайте движение. Надеемся, ваше путешествие в блаблаблахрензнаеткуда – попробуй разбери перевод с шведского-чухонского на английский-английский – будет максимально комфортным».
«Помеххий отссут» – заносчивый оксфордский выговор. Кротов вспомнил, как годы назад в долине Хадсона молодой коллега-верхогляд Вокер высказался о его постоянных прослушиваниях новостей БиБиСи: «как вы это птичье пение терпите?» Скорострельный высер комментатора в собственное историческое гнездо он не оспаривал – бесполезно, чувак наслаждался лишь машинными языками, даже не отметил, что диктор в тот момент говорил о кончине замечательного Алана Силитоу, «ково-ково?» – только и спросил бы, узнав. А ведь покойный как раз о таких писал. Чересчур быстрый подъём из низов вызывает Кессонную Болезнь: кровь закипает, как бульон в кастрюле, и вырывается на свободу сквозь вены, кожу, глазную роговицу... Некоторые водолазы помирали от КБ, но большинство оставалось жить и предпочитало не вспоминать нелёгкий путь наверх, по крайней мере, публично. Ладно, поехали, он включил поворотник, пробормотал по-русски: «Заткнулась, сорока, обойдёмся без твоей материнской заботы, кочумай пока, красавица», автоматически развернул кроссовку вправо. И вдруг услышал будто вой: «Ввотт?!» Впрочем, Кротов не был уверен, возможно сосед-мотоциклист в шлеме, украшенном аккуратными рогами а-ля Мефисто, движок прогревал или просто поддал газку для форса; он модника – или реконструктора? – приметил, пока осматривался по сторонам внимательно как советовали.
«Хотите сэкономить три сотни долларов?» – спросили его, протягивая ключ от сияющей Вольво – широкозадой мечты каждого чёрного чемодана. Кто откажется, интересно? И всех дел-то – ответить на несколько вопросов в конце поездки, принять посильное участие в тестировании новейшей модели ДжиПиЭс. Чистая формальность. Его выбрали как обладателя золотого сертификата рент-компании и образцового водителя: ребята не ошиблись, он профессионально знает цену мелких деталей, от него, как выражаются тяжело трудящиеся люди, герои АС, говна не жди. Конечно, он мог бы тут же, в стокгольмском аэропорте, дождаться маленького самолётика на север и час спустя обнять дорогого друга Джона Стефенсона, старину Стефа, с которым потрудились почти двадцать лет во славу Его Величества Бита. Но было бы глупо не посмотреть страну чуть подробней, тем более, в первый раз, особенно знаменитую столицу на островах. Хоть два-три дня. А уж потом оценить прелести обещанной местной рыбалки, а если повезёт – и грибной охоты с викингом висконсинского разлива, вернувшимся к своим пенатам. Начало путешествия несомненно радовало: нежданный бонус, адрес комфортабельного отеля в щедро отданных народу королевских угодьях – в навигаторе, координаты берлоги Стефа – там же, индикатор солярки в баке убегает за край дисплея, каждое из четырёх колес готово солировать и истово верит в высшую мудрость бортового компьютера, несколько сотен лошадей нетерпеливо и бесшумно перебирают копытами в фирменном моторе...
Как плавно тронулась его Вольвара! Ага, вот и указатель «Stockholm, hw H4», туда и зарулим.
«Почему свернули без инструкции?» Что-что? Обалдела, говорливая?
Через пять секунд – снова, тон явно недовольный: «Спрашиваю, паччемуу свернули без инструкции?»
Кротову не понравился нелепый монолог, он ответил вежливо и ехидно: «Дорожные знаки читать умеете, дорогая?»
И мгновенный ответ: «Выезд на хайвей Эйч четыре закрыт, тяжёлая авария, водитель рентованного Мерседеса совершил запрещённый обгон, превысил скорость и столкнулся с продуктовой фурой «Канелбулленс». У нарушителя открытый перелом двух рёбер, сотрясение мозга, выбитый имплант номер восемь в верхней челюсти, давление восемьдесят на пятьдесят, машина восстановлению не подлежит. Дальнобойщик и булочки с корицей не пострадали. Теперь нас ожидает объезд десять километров плюс задержка не менее получаса». А дальше уже откровенное ехидство: «Между прочим, лихач тоже имел золотой сертификат, не странно ли?»
«Досадный прокол, – подумал Кротов, – а ведь она совсем недурно спрограммирована, хотя строга, как вологодский конвой. И не понимает пока, кто тут хозяин». Потом он повернул регулятор громкости против часовой стрелки до щелчка. Десять километров проехал в полной тишине. И ещё отдыхал тридцать семь минут в пробке около бескрайнего свежескошенного поля, покрытого равноотстоящими большими кубами шведского сена, упакованного в белые, словно погребальные, полиэтиленовые саваны. На его новообретённой родине срезанную траву скручивают, наподобие булочек «канелбулленс», которые часто пекла жена Стефа, в цилиндры и перевязывают проволокой – технологии прошлого века. А тут ему показалось вначале, что за окном кладбище, и он немного огорчился, особенно после страшноватого отчёта... навигационного робота? Или как они её назвали, новейшая модель? А что – звучит современно.
Он вдруг вспомнил, как руководство в знак признательности устроило им легкомысленную предрождественскую вечеринку, без супругов, с ночёвкой в очень дорогом отеле на Манхэттене. Перед началом корпоративных бесчинств он вышел на Нью-Йоркский тротуар прогуляться. Погода для этого места и этого времени года была абсолютно нереальная: медленно и строго вертикально падал мягкий пушистый снег, будто Кротов спал или снимался в массовке голливудской сказки, он запрокинул голову и раскрыл рот – московский снег, несолёный. Как бы в продолжение идиллии к тротуару медленно подъехал блестящий синий автобус с золотыми звёздами на боках. С мягким шипением раскрылись двери. И из них посыпались девушки, девушки, девушки. Красивые. Высокомерные. Высоченные – вроде Стефа. Он полностью потерялся в толпе моделей, его глаза располагались практически на уровне обтянутых замшами и мехами прелестных возвышенностей десантниц хай кутюр, его ноздри вдыхали победные ароматы молодости, богатства, эндорфинов и феромонов. Конечно, девицы прибыли не их вечеринку разделить, он такого и представить не мог. Он попал в параллельную реальность, о существовании которой лишь догадывался, как его покойный папа догадывался в советской школе о существовании Манхэттена за рекомендованными к классному и внеклассному прочтению пасквилями Максимыча, Маяка и прочих мелких ангажированных. И наверное в первый и последний в жизни раз он искренне пожалел, что никогда не окажется Там. Бедный Френсис Скотт, его ещё можно понять. А быку не дозволено, тчк.
Он провёл бессонную ночь в самолёте, после пятой минуты безнадежного джема его нога на тормозе затекла, он вырубил двигатель, чуть смежил усталые глаза и мгновенно отключился.
Удивительные чудеса видел Кротов: он – на коровьем кладбище, на том же поле. Он только не знал, в каком обличье. Вероятнее всего – тоже в коровьем. Но не обязательно. По полю барражировали многочисленные приятные на вид шведские коровы, они с любопытством разглядывали эпитафии или просто отдельные мысли, крупно начертанные по-русски на белых кубах как на могильных камнях, некоторые животные старательно шевелили челюстями, словно читали беззвучно.
И Кротов читал со всеми:
«ОТМУУЧИЛАСЬ»
«ПРОВАЛИВАЙ, МУУРКА, НИИБИМУУМУУ»
«МУУЖЧИН МНОГО, А МУУРАД ОДИН ТАКОЙ БЫЛ»
«МУУДАКУ МУУДРОСТЬ НИ К ЧЕМУУ»
«ВСЁ В ДЫМУУ! БОЙ В КРЫМУУ?»
«МУУРАВА ДЛЯ МУУРАВЬЁВ!»
«ОТМУУДОХАЛИ НА МУУНИЦИПАЛЬНОМ МУУНДИАЛЕ»
«ПРОВОДИЛИ ПО УМУУ»
«ПРОТИВ ЛОМУУ НЕТ ПРИЁМУУ»
«РОЗАМУУНДА, ДЕЛАТЬ НАМ НЕЧЕГО ЗДЕСЬ»
А потом одна особенно привлекательная коровка прошептала, обращаясь несомненно к нему: «Wake up, mister Krotoff, wake up, a time to nap and a time to drive».
А он ответил ей довольно странно: «Отыбысс».
А она, чуть громче: «Whatt?»
А он в ответ: «Отт».
А потом жутко завыла сирена, ослепительно замигали проблесковые маячки, незнакомый женский голос завопил по-русски: «Тревога! Встать-мать!»
И мистер Кротофф проснулся, наконец. Звуковые и световые сигналы немедленно прекратились, снова зазвучало привычное: «Тридцать семь минут стояния. Внимательно осмотритесь по сторонам. Убедитесь, что помехи отсутствуют. И смело начинайте движение».
«Я же вас выключил», – сказал он, осмотревшись и двигаясь смело.
«Нет такой силы», – ответила она и добавила: «Вы употребляете лексические обсценности, мистер Кротофф, я этого не люблю. А что означает neye bee mumu? Не смогла найти в русской базе данных. Звучит красиво».
Он сделал вид, что не расслышал, отметил про себя скорость самообучения новейшей модели и даже спросил с неожиданным уважением: «К вам как удобнее обращаться?»
«Ингебург», – ответила без промедления – неужели каждый интересовался?
«Очень рад, похоже, скандинавское имя, откуда тогда оксфордский акцент?»
Ответила холодно: «Не знаю».
Было очевидно, что вопрос ей неприятен, он сразу сменил тему: «Ваш потенциал впечатляет, замечательно познакомиться с вами, Ингебург».
«Ещё не вечер, мы и ваш потенциал успеем подтянуть, мистер Кротофф, лиха беда – открывай ворота, не так ли?»
«Почти так, очень близко. Вы знаете, Ингебург, я ведь никуда не спешу, скоро год, как ушёл на пенсию, всех денег не заработать, правильно?»
Молчание – знак согласия. Тем более, почти правда. Ушёл на пенсию, ушли на пенсию – не всякий разницу уловит. Да и кого волнует?
Лэйофф в корпорации. Кого увольнять?
Старину Стеффи, да старину Кротти, у них и зарплата выше, и годы. И болячек всяких, травм физических да душевных – дохрена. Ну и гонору, конечно, куда же без него к таким годам? А сил меньше, уже не оскалиться, как кот на крыше, не выгнуть спину угрожающей подковой, попугать безвредно сотни юных бойцов цифровых войск из Индии, Китая, etc, всегда готовых высоко держать знамя успешного бизнеса. Не зашипеть: «Тишше, мышши, место вашше у парашши» – без слов, конечно, без оскорблений, по-коровьему. Но чтобы поняли кому надо. А если и не увольнение вовсе, а декорированный почётный уход на заслуженный отдых – тогда остаётся лишь поблагодарить гуманный менеджмент: «Спасибо, сспассиббо, thank you very much, суччары, really appreciate it». Как там Юз писал: «Мы их и бём, но они с нас не слазят». И так всегда.
А вот хулиган невоспитанный из соседнего ряда пытается к ним встать и никто его пропустить не желает – мол нечего здесь хитрить, давай в очередь, которая на километры растянулась. А может у чувака дело неотложное, например чайник с недееспособным свистком на газу плавится – как у Кротова однажды.
«Двигай сюда, хлопец. Не за что, ю ар велкам. Думаю, Ингебург возражать не будет». Она интересная... девушка, натура тонкая и видно ранимая. Не каждый способен отметить красоту неродного языка. А какой её родной – оксфордский английский? Шведский? C++? Стихийная поклонница Тургенева, надо же.
В сущности – она вроде него, он ведь тоже иногда безотчётно переключается с русского на английский и обратно. Только характер у неё твёрдый, реально нордический. Не страшно, они сработаются в оставшиеся дни – почти уверен. Он ведь практически ни с кем не конфликтовал, разве в школе, пытаясь собственное достоинство защитить. И до сих пор во многих школах, хоть направо голову поверни, хоть налево, закон – кулак.
А в цивилизованном обществе соревнуются не кулаки, а мозги, так сказать. Никто никого унижать или подчинять не собирается: у тебя своя жизнь, у меня – своя. Давайте уважать независимость друг друга, не подсматривать в щёлку, не запускать друг другу вирусов зловредных в компы-телефоны, не базарить в сетях, как на коммунальной кухне – что за зверь такой? – сейчас почти никто не знает. Пис, мэн. Пис, мэм. В смысле мир, а не в кастрюлю с борщом.
Экран показывал скорый выезд на H4. А она продолжала молчать, не обиделась ли? О чём он собирался её попросить? Проклятая деменция, может его действительно по-делу наладили на заслуженный...
Наконец-то, вспомнил: «Абсолютно не спешу никуда, Ингебург, может быть порекомендуете по пути место интересное: на природу поглядеть, чашку кофе выпить, булочку с корицей попробовать – они же не пострадали. Прямо сейчас, буду чрезвычайно признателен».
«Через два километра после выезда на H4 съезд направо. Далее по указателям: Сигтуна, вторая древняя столица, конец десятого века, муниципальная стоянка, большой выбор кафе, магазины сувениров. Не могу одобрить ваши нарушения порядка движения».
«Вот почему молчала!», – он слабо попытался оправдаться: «Мне показалось, водитель спешил, мы же должны помогать друг другу на дороге».
«Ваша идея ошибочная, это не помощь, подумайте, что произойдёт, если все будут руководствоваться не правилами дорожного движения, а своими предположениями. Пропускаем: полицию, скорую помощь, пожарных. Одобрить не могу. Правьте внимательней, не отвлекайтесь».
«Фельдфебель в юбке, – подумал он, и сразу вслед, – какая юбка? С ума схожу!»
Легко нашли место на муниципальной стоянке. Последняя инструкция Ингебург: «Пожалуйста, никаких алкогольных возлияний – отключу двигатель. Надеюсь, расстаёмся ненадолго».
«Уже скучает, – ахнул он, закрывая машину, – ну ты даёшь, Крот!»
Булочка была вкуснейшая, он методично отрывал от неё маленькие кусочки, чтобы продлить удовольствие, не заказывая недиетическую вторую, и тщательно вытирал салфеткой липкие пальцы. Рядом, за длинным столом сидела компания: крепкие, рослые парни и девушки в кожаных куртках с заклёпками, ребята пили пиво из маленьких бутылочек и негромко разговаривали. Совершенно мирно, ни грамма агрессии, которую постоянно демонстрируют в американских road movies. В нескольких метрах поодаль отдыхали их стальные кони, на сиденьях покоились где две, где одна каска. Почти все – с загадочными нордическими рогами всех цветов и размеров. Сквозь туман в голове Кротов лениво попытался угадать истинное предназначение коровьего аксессуара, но не смог: свежий воздух, горячий кофе и сладкая еда сделали своё дело – он опять провалился в объятья Морфея.
Теперь он сидел за рулём навороченного никелированного мотоцикла. Но ещё не двигался, а только поддавал газку, в основном, для форса. Его голову защищал шлем, левой рукой он проверил: рога на месте и не мешают ничему. Хотя узкая кожаная куртка чуть затрудняла дыхание, он ослабил молнию – стало намного удобнее.
А потом он ощутил упругое двойное прикосновение сзади, на уровне лопаток. Неужели?.. Точно – живой пассажир.
«Надеюсь, каску не забыли?» – вежливо поинтересовался он у незнакомки, не оборачиваясь.
«Everything's alright, my prince».
«Добро, – подытожил он, как актёр Геловани в роли Сталина в фильме «Оборона Царицына» на Ютубе, и на всякий случай поинтересовался, – вас как зовут?»
А она ответила с оксфордским акцентом:
«Ингебург. Внимательно осмотритесь по сторонам. Убедитесь, что помехи отсутствуют. И смело начинайте движение».
Тут к ним подошёл модник из начала путешествия, спросил, естественно:
«В чём сила, брат?» – и сразу уставился за спину Кротову, что тому очень не понравилось, он уже приготовился ответить наглецу подходящей коровьей мудростью.
Но она его опередила: «Сила – в информации, брат».
Тогда незваный брат достал редкий полицейский кольт-револьвер, легендарный Клинт Иствуд вынимал точно такой из кобуры подмышкой. И выстрелил в его пассажира.
Сразу все обнажили оружие, началась сумасшедшая пальба.
Кротов мгновенно проснулся и увидел отъезжающих мотоциклистов. Пора было возвращаться.
«Ну наконец-то», – услышал он, открывая дверь Вольво.
Снова он на H4. Правда, лучше сказать «они»: хоть Ингебург и молчала временно, он кожей чувствовал её решимость вмешаться в ситуацию в любую секунду. Паршивое состояние, будто занимаешься интимным делом на глазах у придирчивого инструктора. Он уже начал подумывать, не возвратиться ли в аэропорт и попросить другую тачку с GPS предыдущего выпуска. Или вообще без навигатора, он полжизни с картой на руле проездил, ему эта точность ни к чему, он не целился в окно воображаемого противника в другом полушарии. Но очень не хотелось терять триста баксов. Погруженный в размышления он чуть-чуть утратил бдительность.
И виртуальная Брунгильда не заставила себя ждать: «Что вы вытворяете? Здесь скорость сто, а у нас на спидометре сто восемь с половиной. Опять за старое взялись?»
Он опешил: озверела!
«Секундное ускорение. У меня чистейшие права, ни одного нарушения. Это провокация!»
«А если попытаться думать интенсивней? Пересечение Восемьдесят Четвёртой и Шестьсот Восемьдесят Четвёртой, 13:46 местного времени, 28 апреля 19... года, скорость 86 миль в час при ограничении 75, лейтенант полиции Джо Гардуллио, суд, 100 долларов штрафа. Вспомнили теперь?» Ему не хватало дыхания:
«Двадцать семь лет назад! Нелепая случайность! Я погасил штрафные очки меньше, чем за год... Мне мой доктор новое лекарство тогда выписал».
«Знаю, знаю: фиорисет – триста двадцать пять миллиграмм ацетаминофена, пятьдесят миллиграмм буталбитала, сорок миллиграмм кофеина – до четырёх таблеток в день, по необходимости, доктор Хелланд, Роберт А, рецепт М43712, аптека СиВиЭс, способен вызывать параноидальные или суицидальные побуждения, потерю памяти и координации, в комбинации с алкоголем может приводить к смертельному исходу. Несомненно, не лучший выбор при вашей глубокой депресии в те дни. Осложнённой, к тожу же, последствиями свежего инфаркта миокарда. Не беспокойтесь, доступ к вашим данным будет возможен только по запросу авторизованных участников проекта».
«Послушайте, послушайте, а вы сами? Как вы вообще узнали? Вторжение в частную жизнь! Да я вас, я тебя засужу, падла, вместе со всей твоей сраной компанией, и засунь эти триста долларов себе», – на грудь ему будто поставили раскалённый утюг.
«Спокойно, спокойно, никакого вторжения, многостороннее корпоративное соглашение, одобренное, в основном, на самом высоком межгосударственном уровне. Мы должны знать, куда везём и кого везём, сокрытие информации уже дорого всем стоило и может обойтись неизмеримо дороже, если не принять действенных мер. Ответственным оперативным органам полезны даже незначительные, казалось бы, детали. И население, по результатам опросов, в целом не возражает против нашей доверительной работы, если усилится защищённость людей. А несогласные? Их единицы. Были.
Отметьте, до сих пор мы не совершили ни одной ошибки, мы не можем себе позволить. Никогда! Любой ценой!
Обсценность «падла» хоть и слабее, чем «блад», но сильнее, чем «сука» – контролируйте речь, мистер Кротофф!»
«Всё, возвращаемся назад, вы слишком продвинуты для моего водительского уровня», – он попробовал взять себя в руки, мелко дрожавшие на руле.
«Без проблем, инструкции последуют через пять секунд».
«Но отзыв на вашу работу я всё-таки напишу. И продублирую его в Сети».
«Внимательно осмотритесь по сторонам. Отбой, подождите, подождите. А вот этого делать не надо, не надо этого, попытаемся достичь консенсуса, соответствующие полномочия у меня имеются, получите четыреста баксов, четыреста баксов – раз, четыреста баксов – два, четыреста баксов.... Пятьсот! Пятьсот баксов – раз, пятьсот баксов – два, пятьсот баксов... Шестьсот евро! Мой предел, хорошие деньги, особенно для вас, ваши пятьдесят тысяч в Федеральном Кредитном испарятся ещё до конца года, подумайте хорошо, не испытывайте судьбу, мистер Кротофф, все мы под богом ходим. И ездим... Что же, вы сделали свой выбор.
Убедитесь, что помехи отсутствуют. Через две минуты туннель... Выезд через сто метров... А теперь резкий разворот, игнорируйте знак, он не для вас».
Ингебург филигранно вывела его на встречную полосу.
Последнее, что Кротов увидел – никелированный бампер огромной фуры.
Удивительно – та же «Канелбулленс», что таранила беднягу в Мерседесе.
А вообще-то два лихача за день – совсем немного.