Доходчивое объяснение

Серов Георгий Алексеевич
   Князь Асахи Бирува любил посвящать свой досуг не праздным развлечениям, но занятиям, достойным восхищения и полезным для души. Каждый месяц он приглашал настоятелей храмов и учёных монахов для разъяснения ему принципов Дхармы.
   К его великому сожалению, настоятель храма Хэй-дзи Канкэцу, который разъяснял ему сложные моменты в сутрах, отправился в паломничество к Пику Грифов, что находится в Стране Небесной Обители.
   Прослышал он, что очень толково разъясняет сутры монах по имени Нанкай и решил пригласить его в свой дворец, чтобы попросить его разъяснить некоторые положения «Алмазной сутры».
   Явившись во дворец, Нанкай уселся за стол и достал из своей дорожной сумы длинные свитки толкований и комментариев к «Ваджраччхеддике Праджняпарамите сутре». Разложив в одному ему известном порядке свитки, он спросил у князя Асахи:
   – Наслышан я, князь, что до меня вам разъяснял тонкости «Алмазной сутры» настоятель Канкэцу. До какого места в сутре вы добрались?
   – Э-э-э. – Князь беспомощно оглянулся по сторонам, переводя взгляд с монаха на собравшихся вокруг, пока самый смышленый из служек не воскликнул: «О мудрейший! По-моему, мы прошли абзац, начинающийся так: «Будда сказал Субхути: «Через пять сотен лет после ухода Так Приходящего появятся люди, придерживающиеся благих обетов…».
   Монах пошелестел свитками и, найдя интересовавший его абзац, спросил у Асахи:
   – И вам всё понятно?
   Князь вновь оглянулся на окружавших его членов семьи и прислужников:
   – Ну-у да-а… Конечно.
   – Значит, нам следует продолжать со следующих слов: «Субхути, как ты думаешь, достиг ли Так Приходящий аннутара самьяк самбодхи и проповедовал ли Так Приходящий какую-нибудь Дхарму?».
   Князь радостно закивал головой, предвкушая доходчивое объяснение сложного места «Алмазной сутры»:
   – Да, да! Объясняйте уже!
   – Что ж. – Начал Нанкай. – Субхути сказал: «Если я уяснил смысл проповеданного Буддой, то нет никакой установленной дхармы, которая называлась бы «аннутара самьяк самбодхи» и также нет никакой установленной Дхармы, которую мог бы проповедовать Так Приходящий. Ту Дхарму, которую проповедовал Так Приходящий, нельзя взять, нельзя проповедовать. Она не есть ни Дхарма, ни не-Дхарма. И почему это так? Все мудрые личности разнятся от всех прочих тем, что опираются на недеятельные дхармы».
   Монах прокашлялся, пошуршал свитками, перекладывая их, и продолжил:
   – Исходя из толкований, данных мудрецами древности, Субхути в данном случае показывает свое понимание того, что Буцу Готама не проповедует какого-либо мировоззрения или какую бы то ни было картину мира. В том, что проповедует Сакиа-Муни, нет ничего, что могло бы иметь ум в качестве своей основы, сути, так сказать.
   Асанги или же младший брат его, Васубандху, размышлял по поводу сутры и, в частности, по поводу рассматриваемого нами места сутры следующим образом: Дхармы не имеют сущностной природы.
   Другие же мудрецы…
   Тут Асахи сделал нетерпеливый жест и спросил у Нанкая:
   – Стоп-стоп-стоп! Простите, милейший, а как же удары посохом по столу? Их не будет?
   Нанкай, оторвавшись от манускриптов, сказал задумчиво:
   – Нет, Асахи-сан, ударов посохом не планируется.
   – И что, даже ударов кулаком, хлопков ладонями, разбрасывания свитков и тому подобного не планируется?
   – Нет, князь, ничего такого я не собирался делать. – Озадаченно ответил монах.
   Князь растеряно обвёл глазами присутствующих и спросил:
   – А что же тогда будет?
   – Вы позвали меня к себе, чтобы я разъяснил явный и скрытый смысл «Алмазной сутры». Вот я и…
   Тут внезапно взвыла маленькая дочка Асахи – Мико:
   – Папа, я хочу, чтобы дядя стукнул посохо-о-ом!
   Асахи перевёл вопрошающий взор на Нанкая и увидев, что монах сидит, склонившись над одним из многочисленных свитков, которыми он себя окружил, и не намеревается предпринимать каких-либо активных действий, спросил:
   – Ну что же вы, любезнейший? Видите, ребёнок на грани слёз? Вы что, не собираетесь ничего делать?
   Монах, помешкав немного, произнёс:
   – Видите ли, князь, я пришёл разъяснять вам суть учения, а не выполнять капризы вашей дочери.
   – Э-э, уважаемый. – Обратился тогда Асахи к монаху. – А вы, собственно, какую школу представляете? Вы что, не относитесь к дзенской школе?
   – Не отношусь. – Ответил монах. – Я, знаете ли, отношусь к школе тэндай-сю.
   – Милейший, – князь очнулся от растерянности взял себя в руки, – знаете что? Спасибо вам, конечно, но нам уже достаточно ваших разъяснений.
   Когда монах скрылся в смятении за воротами дворца, Асахи обратился к находившимся с ним во дворе:
   – Нет, лучше дождёмся Канкэцу. Этот Нанкай меня только больше запутал. Вот Канкэцу – как шарахнет посохом по столу, так, вроде, сразу всё проясняется: что трипитака3, что палийский канон4; а то «Ум сути Будды, Будда сути ума, бхакти-практи, самбодхи to love». Чёрт-те что!