Сосед мой давний умер на работе,
Не завершив, конечно, кучу дел.
О нём вы некролога не найдёте.
Наград он, к сожаленью, не имел,
Хотя трубил лет тридцать счетоводом.
Там, следуя тенденции банальной,
Гроши ему платили год за годом.
Но он не воровал принципиально.
Его супруга – экспансивная натура
За тихий нрав возненавидела его,
За то, что не входил в номенклатуру
И не добился в жизни ничего.
Он не видал снегов Килиманджаро
И не встречал рассветов на Гавайях,
Не выезжая дальше Павлодара,
Где доченька его жила родная.
По десять лет в одной пиджачной паре
Ходил он. Не курил, не пил вина
И мелкую рыбёшку на базаре
Брал лишь за то, что дёшева она.
Но по ночам, пристроившись на кухне,
В тетради толстой он строчил при свечке.
От глаз чужих гроссбух тот пухлый
Старался прятать, озираясь бесконечно.
Какие тайны он хотел поведать миру,
Какие мысли доверял бумаге?
Балладу, оду, едкую сатиру
Или прожекты, полные отваги?
А после смерти рукопись пропала.
Возможно, в печку бросила жена.
Ну что ж, пропала, да и горя мало.
Никто не вспомнит, что была она.
Как удивились бы жена и дети,
Узнав, что он о КОСМОСЕ мечтал.
А высшей радостью на свете.
Он радость творчества считал.