Весна Черна!

Сергей Гришко
ВЕСНА ЧЕРНА!



И воскликнул врач – Добро пожаловать мертвец на эту скотобойню жизни! – он повернулся к стоявшим рядом сестрам – Вот, ненаглядные мои, одним безумцем стало больше! Посмотрите на это тельце, скоро там прорастет душа, после станет, страдать и выть. Всю жизнь! Нам же малодушным, неведом тот секрет как поладить с ней. Только лгать!

Врач рассмеялся и после стих, он знал о морфинах в шкафу на замке, в кармане халата хранился ключ. Ты ждешь только тишины и тусклого света лампы. Уединение это таинство, в нем ничему нет места, присутствуешь сам.

Новорожденный хранил молчание, ему не представлялось возможным говорить, иначе вышел бы крик, и это обозначило в таком случае его наличие здесь. Сестры думали совсем о третьем, затем задались вопросом – Почему младенец молчит? И врач хорош, в рассудке трезв окончательно.

Предвестником моего появления не был ангел с золоченым рогом в руках, сошли вешние воды, значит пора. Перерезанная пуповина, все на выписку. Некая грузная баба в страшном лице без улыбки, штемпелем обозначила мой пол, национальность, родителей навсегда до гробовой доски.

Эта ранняя беспомощность, еда и вода, моча и кал, при этом потешное веселье и скоморохи сопровождали меня на данном отрезке жизненного пути. Я улыбаюсь звукам, пускаю слюни, едва ли знаю родителей в лицо. Завтра световой день сократится на секунду.

Завтра война и окопы, контузии, спирт, смерть. Смешная, заурядная жизнь, пасть в рвоту мертвым и поутру проснуться живым. Просветление умирает среди пустоты рассудка не желающего принять что-то извне. Мир крохотно мал в понимании человека живущего естественными потребностями, он потребляет и более ничем не занят.

Использованные презервативы подытог практически всего, что имеет смысл. Барабанит дождь по жести кровли, дымит сигарета. Скоротечность продлена к окну и далее с ветром сквозь решетку за забор режимного объекта, храни всегда при себе паспорт, пропуск, карточку, свое лицо. Не в этом ли благо прописанное для всех?

Двенадцать лет молчаливой весны, год за годом холодные батареи и пустой взгляд в окно, там чернеющая земля полная комьев грязи и талого снега. Срывается дождь, пеленой скрывая крохотные отдушины надежд, в комнатах звереют человеческие особи, они превращаются в собак и родственные души.

Описание прогнозов завтрашнего разговора, когда закончится все. Ты опять возникаешь, разрушая эту обожаемую реальность, бытие становится желанием жить. Жить без того, что дорого или дешево выглядишь, ты путаешь масть карточного набора, я боюсь быть рядом, я не могу отрицать тебя.

Слово, которое страшно произнести вслух, хочу сказать или совершить поступок. Многоточие под знаком вопроса, болезнетворное, неприемлемое, парализующее в самом начале, определенно губительное и нет лекарственных препаратов притупления мозга. Эмоции, чувства, расплескались, словно океан и тело не храм, а всего лишь запахи, движение под диктовку матери природы. Пары по парам, мартовский сквозняк в голове, игристое бродит в крови. Долой крепкие морозы, дышим в унисон, а в глазах неба через край и не видать там завтрашних начал.

Стану пить, словно делал это всегда, еще закроюсь наглухо в сортире собственных мыслей, перетяну вену и зажмурюсь от алого проблеска в этой стеклянной вселенной. Ведь у меня есть собственный космос и можно принять гипер скачок. Последний приют космонавтов, героев молвы и страстей, ведические вши, кусавшие Готама, русалки дети конопли. Смеюсь, чтобы разбавить тишину спящих титанов.

Я не вспомню тебя, потому что забудусь созерцанием пульсирующих спиралей галактик. Тебя еще нет, не пришла, но предчувствия гложут. Выхода нет, лень как воздух и жизнь замкнутый круг. Плотность чувств лишает рассудка, слово вертится на языке и готово сорваться слитым паролем всех конспиративных квартир.

Страшно осознавать, что ты знаешь об этом чувстве, я пячусь в угол, коего нет, ищу темноту для рыка, но получается всхлип обиженного ребенка. Дом и цепь, как этого можно желать? Что происходит со мною во мне, неужели продаюсь за благосклонность в капле секунды твоих глаз с лучиком света?

Любовь. Слово сорвалось и понеслось, мозги набекрень, глаза загорелись пламенем, душа предала, мгновенно потянувшись к ласке. Волнительные дни, в которых много сердца, этот приятный недуг, мечешься в лихорадке горячечного бреда, запахи, звуки, кодовые слова. Беспокойное ожидание каждого дня, странные смыслы наполняют твою жизнь, она значима и оправдана.

Хватит болеть, любви нет, ее придумали поэты, чтоб была на всякий случай под рукой. Пора други верные выздоравливать окончательно, там, в подворотне, ждут чудеса и близок час, где жизнь или кошелек определяют смысл дня.

Выход в иное. Потеряться там и здесь, навсегда, и любви уже нет в исцеленных клетках головного мозга. Продолжение в шагах и беге за горизонт видимого, к простым обожаемым вещам. Там уж точно любви нет и память стерта до дыр, и избирательна в начальном предположении что… Вначале не было тебя, следовательно, было слово после дело.

Вот такие пироги в день базарный. Пей, кути, уйди в загул, потребности просты, слей как воду полноту карманов. Проиграйся, проживи жизнь свою до исподнего, до дыр. Ты и весна, все равно уйдете талой капелью в небытие, но я чуть было не попался. Утром вчерашний кураж забывается, ты возвращаешься к корням.

Дом. Счастье не великое, но четыре угла уже больше, нежели геометрия, воплощенная в быт и мгновения жизни после, ты ушла. Спасибо, более не стоит, повторять слова, приводящие к ошибкам, нелепым ситуациям, я проживу этот день сам.

Любовь болезненное состояние, маешься, в итоге, вопросы и скупые ответы. Каждая хочет быть всем, и ты куришь, живя под пятой в отдалении, привыкаешь лукавить, избегая проблем. Любовь, фактаж и аргументы, за горизонтом просто дни, мелькают чередою, праздники, старость и смерть.

Весна, апрельский снегопад, путаница в колебаниях климатических нюансов. Весна, обострены нюх и чутье. Весна грязью по выстиранным штанам, как трудно далось это и легко исполнилось. Просто автомобиль проехал, торопыга козел за рулем. Я спешу за тобой опоздать навсегда. Весна.

21 и тебя больше нет. Ушла, растворившись в вечерних химерах. Я ликовал, и после распития ходил бонвиваном, не обращая внимания на воду из крана, она доставала бегом своим безнадежным и что-то еще ко мне приходило, быть может, подруга твоя хотевшая секса.

Я бесполезен в прикладном смысле жизни, семейный бюджет не заводит меня. Любовь я променял на матрас притонов, еще теплится в остывающем теле некая человеческая нагота, но предпочтения ее просты, кубы с раствором. Распластанность в распятие, трансгуманизм и черная дыра мишени. Пустое утро, нищий человек под серым небом, бессмертия и чуда свыше ждет.

Не любовь, обыкновенное пребывание в стихотворной форме здесь, как персонаж детской считалки в эпоху разврата и блуда. Обжитой центр вселенной или просто дыра из коей вываливается по случаю жизнь новая, увы, обреченная на любовь.

Когда любовь перестанет морочить мозги, мир окончательно сдохнет. Исчезнет веселье примерить или наставить рога, исчезнут ревнивцы, холодные люди заполнят собою квартиры, дома. Волоченье за юбкой, разрез декольте, эстетически эротическое целеполагание, жизнь продолжается, мы барахтаемся, плодимся, юлим. Еще не остыли.

Весна, начало марта, женщина из офиса облагородившая рвотой букет подаренных цветов, нет денег на сигареты, и хочется выпить без излития желчи. Трамвай, скрещенное с асфальтом полотно железки, искры медных проводов, смуглый иностранец строитель смотрит на женщину и цветы пахнущие рвотой, он держит в руках пакет с провиантом, какое сочувствие и зачем опохмел.

Гул города в предпраздничной суете, люди спешат домой, дабы избежать одиночества и вернуться в осточертеневший вакуум своего быта и грез. Поедать выпечку и бутерброды перед телевизором, сопереживая текучести листаемых каналов, проблемная не счастливая жизнь кругом. Только спроси и узнаешь, как несчастен человек, чей рот набит.

Страх, желание глухого отсутствия наяву, быть где-то в отдалении, только не здесь. В лучших мирах отсутствуют катаклизмы, войны,  голод и нищета, там не тонут корабли с пассажирами, не падают самолеты, там все хорошо, там правит разум в одном из своих разносторонних заблуждений.

Здесь же первична смерть. Смерть как универсальный товар, первопричина жизненного забега под  градом пуль и неотвратимостью злого рока. Счастье, секундное помутнение рассудка и после ты расплачиваешься за эту ошибку всю жизнь.

Сигарета, кофе, не долгая мысль о томящейся водке в холодильнике, весна, там за бортом, женщины половозрелые повсюду и рядом. Полчаса на раздумья и крохотный комок сердца сводит судорога. Растормаживается мир, приобретая неустойчивость в полуприкрытых глазах.

Ты еще не догадался, что произошло рождение существа в роддоме № 345, и пьяный врач в безумии своем приветствовал твое рождение, ты еще не осознал, вернее не расслышал поступь смерти, но она пришла. Ты умер, чтобы родиться там, забвения не существует.

Долгие серые сумерки в необъятной бесконечности молодости. Вечно смешон, продолжительно весел, смех нескончаем, в природе не существует той великой беды, которая бы не вызвала раскатов гомерического хохота. Смешной человек пляшет танец дурака над пропастью, сколько символизма, сколько поз и пафоса, бездна всеядна, бездна любит даже эхо твое.

Всегда анархично торжествуй, всегда бодрствуй, после за чертой атмосферного фронта отдохнешь и выспишься, будешь вял, ворчлив, еще начнется дождь.

Капли ползут червями по плоской поверхности крыши, исчезают в густоте воздуха и выхлопов, они порождают капель, звон в ушах, кажется, более ничего не предвидится. Войти в комнату, затем проследовать на кухню, заварить кофе, безразлично выпить пару чашек, выкурить сигарету. Капель с крыши, далекий голос зовет собаку по имени.

21 сейчас мир опустошен и пуст, умыт дождем, немного горьковатого запаха кофе, время невидимо идет, сползая ледяною коркой с полюса. Кратковременные зарисовки, хаотично разбросанные на комьях белой бумаги, из подобного материала можно сотворить чудо или просто вещь, разница не велика, если не придать этому значения.

Расшатанный механизм твоего тела после трудового дня полон сбоев и лишен скоординированности в действиях, ты проторчал  в замкнутом пространстве достаточно долго, сидя на голове думая жопой и как бы порядок во всем. Среди людей, в толпе спешащих по делам, домам, время убыстряет жизни ход, цели видны и ясны.

Людей много, человек же почему-то всегда один, он довольствуется просто улыбчивостью, общение зачастую рвет крышу довольно бесцеремонным образом и исправить данное не по силам врачу. Уходить легко, когда все сведено по нулям, это лишь начало после смерти. Вот лежишь, космонавт и только предчувствуешь размеры этой галактики и вселенной в целом.

Весна. Проснись человек, распахни окна, впусти свежий воздух, выйди из подвала. Сумерки поглощают, влюбленная женщина истребляет тебя в ритуале брачного пожирания, любовь это эгоистичное дитя, оно желает большего и способно вопить.

После счастливого излития семени опохмели на радостях душу. Скажи о том, что завтра продолжится война, и ты будешь на стороне погибших. Ты старик с мелочевкой в кармане на порцию виски. Сколько еще понадобится излить желчи, чтоб вы рассмеялись от души?

Надоел экран телевизора, замучили гады, достало королевство кривых зеркал, все это сточные помои. Искусство великого самообмана, в котором жирует ток шоу, мертвецы и параноики, индекса, рейтинги, публичность, пауза, блок новостей, пролиты слезы на протяжении миллиарда серий, все хорошо и мы вступим в царство вечной, рафинированной жизни без изъянов, Аве наш цезарь! Новый Рим.

Только скупое в ежедневности океана четырех стен, мне постоянно напоминает, что он вернется, потому что он есть. Остается без веры в душе спросить в пустоту и разреженность воздуха, в авансированной ли форме или кто он?

Главное и важное, что является истиной невозможно выразить доступно ни одним языком этого мира, вас просто перестанут слушать. Просвещенные невежды в этих головах так много сумерек, их мнения так прилипчивы и до простоты верны, в их темноте отсутствую страхи.

Пустота сегодня стекающего спермой в завтрашний день сумеречного солнцестояния и будущность вечной темноты того момента, когда иссякнет лимит на безлимит. Всегда не весна, что ты знаешь о счастье, если тебе не ведомо, где оно произрастает, ты его привык покупать. Пустая малогабаритная жизнь.

Я усердно разрушаю мир, который созидал веками. Верь не верь, но порядком долго я был волшебником, мне казалось это бесконечным, теперь я потребляю, самое последнее, чем бы я мог заболеть. Руины и мусор, тянутся нескончаемою вереницею до последнего дня.

Много ли принес огонь, если первой его жертвой стал герой, который им стал? Может, благо было в сыром мясе, когда его принялись жарить, наступил прогресс и эволюция, заодно пришло порядком сотни новых профессий, но жечь не перестали, зачем герой стал героем? Достаточно было солнца и его не постоянства, тогда мы еще были способны предвидеть его затмения, теперь это констатация факта по существу. Практически рутинный процесс.

Лирическое отступление, новая жизнь. Вот чистый лист, жизненный формуляр еще не загаженный блудом, над ним не застыло перо инквизитора, ангел не затрубил в золоченый рог, господин не окропил водой живою. Только врач и тот безумен. Катится и скрипит колесо.

После игр детских, ты подсядешь, да, да героин и личная пролонгированная Голгофа, мысленно долгое разлагающееся покаяние, затем жмурки. Господин оформитель заполнит бланк, незнакомый человек все знает о тебе, когда тебя нет навсегда. Я знал оракула из Дельф, не удержался и спросил, как поделить закладку на троих? Стань тем, кто не умрет.

Далее врубаем реальность и объективизм. Массовость движимых передвижением тел, их актуальное пребывание и разделение на особи, каждая тварь чего-то желает. Желаемое становится искомым, огонь пожирает все, после пепел и дым. Дитя вырастает в очередное дитя. Идеалы вырождаются в идолы.

Несколько центов до счастья, я об этом когда-то прочитал, всего лишь чуточку. Никогда не хватает и пароли не те. Выгул собаки соседи собаки, общность коммуналки ненависть практически на всю жизнь и остаточность боя колоколов, по ком они? Стань тем, кто не умрет.

Выход на улицу, иные миры недосягаемые, места заповедные зазеркальные. Для начала рюмка в лоб, что есть правда без адвоката? где пролегает тернистый путь к справедливости? что такое дорога суда, которой не будет конца? Выпей со мной, рвотой не захлебнись.

Вот ты становишься частью, затем приобщаешься к общности, после изрядно адекватен, за это несешь вину и повинность. Внутренние органы беспощадны, в лучшем случае рвота на памятник одного физика-ядерщика, и ты первый турист  в макрокосме трех сосен или урезонив, иронизируешь. Субботняя ночь в тесном обезьяннике, для шуток целая ночь и любой звук омерзительно пахнет.

Потная девка, липкая простынь, действо великого интернационала полов, битая рожа как насмешка над идеалами весны и любви. Она еще достаточно хороша, хотя рукоприкладство входит в норму. Странная реальность мил человек, в которой проживают множество людей, не признавая, не видя себя в погоне за лучшей долей.

Чернота городов, мрак улиц, грязь квартир, псевдо свободные люди убивают бесконечных рабов, дураков. Дрожит свеча, крепчает за окном холодный ветер, в этой старой квартире лоснятся от пота еще молодые тела. Хмурое утро, еще не весна.

Проснулся после бомбежки, как все дерьмово выглядит. Ад рукотворен, ходишь, день ото дня по жизненному кругу принимаешь дозу, убиваешь себя. Патока, липкая сладкая доля и вполне вероятно, что оракул подскажет, это судьба. Покинь свой ад, а выйдя в чисто поле, сомнения измены гложут, в бытность свою паразитарную ты вполне респектабельно торчал. Судьба и доля.

Волнительна бескрайность для шаткого рассудка, в нем тлеют истории, рассказанные себе на ночь. Дымит сигарета. Много пространства практически космос, ноль тебя. Достаточно легкого порыва ветра и неба станет вдоволь, возникнет его синева, глубина. Исчезнут низкие потолки и пороги жестокости, будет солнечный день и теплые лучи прогонят сырость, кровососущих паразитов. В одночасье пахнуло весной.

Иногда так хочется все послать лаконично в жопу, просто, что бы поняли, нечего засиживаться допоздна. Ты опять доказываешь, что я один, что сумасшествие рядом, равно как и беда. Будет худо – говоришь ты. Не знаю, я нахожу это время прелестным, кто болен? Вопрос достойный риторики, смотря кто из тебя, с тобой говорит. Вообще я могу утверждать смело, что у шести миллиардов шансов нет, в какой-то момент они могут согласиться, но они еще не догадались, кто кому морочит голову.

От обилия вполне адекватных людей кругом, я познаю ненормативную радость или эмоцию полную как океан, перелистывая страницы их судеб, архивов памяти и потаенных мыслей, лучше разучиться читать. Лучше сделаться сумасшедшим, очень удобно, если еще выпить совсем красота.

Последнее такси по дороге в ад, жалкие деньги. Почем ныне счастье? След утерян, но ты идешь верно, избранным путем, после недоразумения, ошибки, жизненный опыт, мечта что-то принять и вкусно пожрать. Мне искренне жаль небесную канцелярию, там слишком много доброты и планов, но эти книги тоже стареют, страницы желтеют, стираются буквы, размываются значения, смыслы.

Глобальная катастрофа, человек врастает в данный формат, сил более нет для продолжения торжества глупости и лени. Человеческая драма или окончательно потерянный внутренний мир. Жизнь непрерывная лента историй, новостей, фотоснимков, ретуши, стадность новые постулаты роботизации и снова кого-то с удовольствием распнут.

Господин прокуратор будь милостив, во все тяжкие и отчаянные времена я подозревал, что господь на моей стороне. Бывали дни, когда в летнем парке на скамейке в кругу простых людей он распивал портвейн, шутил, смеялся, вообщем был человеком, которого изначально он задумал. Картина жизни, как высший разум ясная и смыслы не ищи.

Пришла супружница и другие женщины. Веселье в праздник, бессмысленная, безнадежная беседа, мы врали как могли, великий парадокс этой данности заключен в ненависти к тому, что обожаемо. Парк опустел, и портвейн испортился, осталось счастье просто любовь к незнакомой женщине, с которою живешь.

Я продолжаю жить дальше, бегу в толпе. Метро, маршрутки, разговоры по телефону с вымышленными людьми, я все еще не верю в связь, где эти неизвестные существа, наделенные голосами искаженными разного рода расстояниями? Кто они?

Толпа, слияние, поглощение, островки магазинов, разносортность, разномастность предложение со скидкой. Улыбчивость это профессия. Успеть продать, предать, влезть на вершину мирозданья и вновь распродаться, обманом заполучить желаемое, страсти, что пыль никогда не улягутся. Скорее стать выпившим, скорее погрузиться в сон, чтоб уравнение с неизвестным временем хоть как-то разрешилось.

Ты отстаешь, теряешься в толпе, ничто не вечно, и вечность в лицах узнается, проходит мимо. Темнота и ночь до окраин, растворимый кофе и ты. Разговоры о свете угасшее солнце восковое лицо сползает на стол и превращается в маску чеканного лика старой монеты в новом мире это стоит ровный ноль. Игра в загадки с эхом, отгадай, и слово удлиняется, исчезает, страшит.

Ты пьешь духи, одеколоном запивая, и источаешь скотский смрад. Мир запахов, химия тел, пустые тельца стеклянных флаконов, выходы и продолжения, жизнь становится новой сюжетной линией, которую в финале прерывает смерть. Действо продолжается, парфюмы и пот, старательное исполнение фундаментальных инстинктов, ты вознагражден.

День не зря закопан в могилу, семя брошено в белый свет, функция выполнена. Очень сложно в человеке, смешать глину и соль, сопоставимо ли это? Я порядком думал об этом, в мире я зверь, борющийся за право выжить, в боге я человек, должный на чем-то остановиться и обнаружить место свое. Бесконечная дорога полная предопределенных ошибок.

Если изменить слагаемые, что останется, что уйдет? Станет ли сумма результатом? Подвластна ли человеческая сущность математическим выкладкам, подобна ли она закону или аксиоме? Если непогрешимость все же превратить в абсурд, после еще добавить анархии, присыпать риторикой и софизмами, попытаться продать, или хотя бы усомниться в собственном мнении, что при себе?

Лабиринт без стен, поле в котором бескрайность ровная гладь до кромки горизонта, ты потерялся окончательно и надолго. В поле нет выхода и входа, дверь не нужна, смысл игры ее правил, законов, лишены изначального замысла и конечной цели. Это толкучка в час пик на Пушкинской. Я пьян, меня посещает всяк глубокомысленная херня, руки в тепле незнакомых окаменелых лиц, им хорошо, меня же, как последнюю дрянь во вселенной мутит.

Смогу ли я умереть, да. Умру ли я на самом деле? Вероятней что нет. Грозные тени моих предков отреклись от меня,  однако же воздержавшись от проклятий, они попросили живых донимать меня, что-то я вытерпел, многое претерпел или вынес стоически, но после обыкновенно хладнокровно изничтожил на корню их сахарное лицемерие. Дверь захлопнулась, и мы оказались по разные стороны баррикад, мертвые и живые, глина и соль.

Город Вавилон смуглый человек смотрит в мое бледное лицо пропавшего без вести своими птичьими глазами. Я же просто в отдалении, мне плевать, я ужален и близок к финалу. Телефон взрывается чередою мелодий, в незнакомце борется желание и страх перед законом. Но будь переулок темен, камень всегда окажется тверд.

Давай теперь вернемся к богу и посмотрим на ум пришедшие примеры. Обыкновенные глаза стервятника, существа, которое мечется между голодом и страхом. Я отдаляюсь, сползаю по стене, слыша, как щелкают затворы винтовок, стена высока и полна равнодушного холода. Выстрелы и стервятник погибает.

Здравствуй ад, праведничество тешит падшие души, в мире зла и насилия, ты не станешь кем-то другим, в лучшем из миров убийство просто преступление, а не трагедия всего рода человеческого. Свет и спасение застилает пороховой дым, гарь, здравствуй ад, души пожирает война.

Борьба за мир и продажа оружия, паритет, всем хорошо и граница на замке. Поэтому сборы, выборы, протестная борьба, продажность, проститутку бы к новому году взять в кредит и отобрать чьи-то права по дороге. Дары свободы это сочные, пустые плоды демократии. Я тупо жалюсь, убегаю в бред и пуповину режу, скоро будет сдан последний бастион, в нем томится душа.

Мир великолепен и прекрасен, одухотворенные прекраснодушные кретины и рабы, играют в шутов и шутами. Быть человеком забытый урок, кривляется сука суча ногами и ты за нее. Наплевать, испражниться здесь и сейчас, ведь ты против всего, забытые тени предков курите бамбук в стороне, не исправляйте искаженные смыслы. Против вас и за нас, безымянные люди, анонимные лица.

Свята жратва и рай наполнен едой до краев. Сожги все к чертям и останься голодным, или эй, революция, слушай страшный хруст костей, который машина новой системы производит при своей работе. Весь день льет кровь, и дождь забыт, гремят просыпанные кости. Алая весна наполнена грозою.

Весна город в крови, прибраны лишние люди, кругом свежесть и чистота. Скоро придут теплые ветра и прогремят грозы, деревья будут благоухать, источая ароматы столь утонченные и неприлично естественные, что прощай изморозь. Вечерами долгими, примется сердце биться в груди, мучить человека, странно все это. Кровь не высохла, не остыли тела, а жизнь продолжается.

Пьяные улицы, собаки выгуливают отрешенных людей, лай, шум. Миром правят собаки, хозяева не в счет. Сложно совладать со свободой, ее по определению нет. Ты можешь быть абсолютным рабом, и власть твоя будет безмерной над миром правителей, которые лишь идут у тебя на поводу, но ты верный друг, ты понимаешь все  с полуслова, на любом языке и обожаешь выполнять команды. Ты странный властелин вселенной.

Время идет, весна жирует, ангажемент, бесконечный театр богемного существования, публика рукоплещет, взлелеянный просвещенный зритель зрит вглубь фигур, цветов, деталей, возрожденья слова. Коньяк и эшафот, немая пьеса. Люд в церквях молится да креститься, чудеса продолжают свершаться, и по-прежнему не видны.

Плоды революции, бездорожье в никуда, пивной ларек в воздухе пахнет войной. Обилие рисованных героев готовых спасти мир. Закономерный буерост в голове жаждет выхода к солнцу. Подземные лаборатории полны чудес глобального истребления. Сокровища безумия, агонизирующий в пламени ненависти и страха разум, потоки сказочных историй в кокаине. Убой скота, цвета меркнут, кровь высыхает.

Завтрашний день. Лишний человек, выведенный для устранения себе подобных. Пришел в студию, шоу начинается. Скоро, это запустят в телевизионную сетку и жизнь станет протекать осмысленно. Аналитики практически близки к определению данного типа. Кризис заканчивается способом нового мышления, который приведет к результатам, жизнь не останавливается.

Весна порождает любовь, та в свою очередь ведет к влечению, и рождаются новые солдаты, которые обязаны силой взять победу за хвост. Лишние люди, увы, не живые. Своими именами, пополнят списки павших и пропавших без вести.

Старик и война молодым, какая несправедливость, что смерть так близка. Походные жены, кальсоны, портянки, бинты. Свет по часам, комендантский час, когда боязно ощутить чью-то близость и страшно завершить начатое дело.

Закрытые глаза, подушка и настороженный слух, будет ли канонада, или просто наступит заветная тишина. Весна и желание жить по законам мирного времени, неужели проливающий кровь не видит, что есть обыкновенные люди, которые мечтают о мире.

Сон, сейчас еще тихо, но сон зловещий о войне. Влажная подушка, сброшенный кошмар, ты проснулся отупевшим и пошел выкурить сигарету, завтра поутру начнется мясорубка. Холодно и женщина рядом не сосуд доброты и тепла, уставшее тело способное передвигаться в пространстве и тянуть к свету, если ты ранен, это все. Близок рассвет, в углу тень, за которой дверной проем, там, в прихожей все приготовлено, чтоб быстро выйти и все забыть.

Вернуться бы обратно хоть на денек, к воскресному ленивому сну и гомону на лестничной площадке, крикам во дворе, у тебя целый день впереди, ты волен делать все что заблагорассудится. Свят этот день, прожить бы в нем дольше.

Можешь ходить босым по квартире и почесывать задницу, имеешь право выпить с утра и к обеду рухнуть на пол абсолютно пьяным бревном, некому стороннему сделать тебе замечание о не правильно проведенном досуге. Какое кому дело человек ты, или свинья? Ведь у тебя еще нет жены, отпрысков, собаки главное есть время впереди на все это и большее, почему же в данный момент не быть пьяным?

После подымишься и освоишь в один присест пару новых для тебя языков, затем напишешь глубокомысленный труд о жизни, подаришь красивой девушке цветы и после счастье, не из корыстных побуждений, а просто из великого и светлого чувства любви. Все хорошо, весна, мир пробуждается, люди кругом, хорошие люди понимаешь?

Только начало дня и ты полон планов, ты молод. Что будет дальше, а важно ли это?

Время идет и трон не пустеет, слова резонируют и кто-то вновь проливает кровь.  Порожденное мародером семя, быдло, да святится имя твое! Так зачинается день, так закаляется сталь, стойкость рождается из окаменелой шаткости.  Крепнет то, чему нет места в природе, хотя спорно все и подлежит сомнению.

Закаленные люди, чугунные головы, камень кулаков, глупость это мелкое счастье, набить брюхо и трепать языком попусту, продолжая жевать. Быдло без имени, но в присутствии везде, от темноты длинных коридоров к раю и в очереди за хлебом и миром снова они. Хамоватые не брезгливые, верткие, липкие всегда в суете, пахнут мокрой шерстью песьей, тьфу, трижды тьфу. Я покидаю эту очередь, становлюсь в строй и короткой дорогою, ухожу на войну.

Здравствуй смерть, утроба бесконечной войны наполняется кровью и трупами, безрассудное истребление всех и вся, люди обращаются в зверей диковинных, перчатки и душистое мыло, верный пес грызет, смакуя детскую кость. Инакомыслящие, не благополучные, иные, лишние и те, кого просто много, все идут на убой. Бомбить беззаботно тех, кто оказался внизу, стрелять легко, когда перед тобой толпа, какого черта, они лезут под пули!

Солдатам страшно гибнуть за определенные денежные вознаграждения, теперь никто не отдает родине жизнь, только во имя свободы и демократии, идиот творит кумира, но получается всего лишь идиот. Ругаешься и кулаком грозишь, после выпьешь водки, чтоб искренне сожалеть.

Так уж происходит, что не изменить ничего, скрипит колесо истории. Неужели слышу реквием по человечеству? Или же просто новостной понос? Сестры и братья, почему мы так сильно поломались и износились духовно? Почему человек превратился в особь и существо?

Я смотрю и постигаю глубину безнадежности будущих ужасов, спасение устарелая формула суицида. Закаты - ренессансы, одиночество - просвещение, сигарета тлеет, тень стены растет. Борьба чтоб бурлило кругом, и аукцион визжит – Пропито! Боже так давно не было тишины и покоя, возможности выпить стакан.

Зачем разбиваться там, где не приемлют спешки, зачем контроль, если хаос кругом, зачем осквернять убитого? Далее просто тьма и холодные пальцы тебя препарируют, постигают внутреннее содержание человека, по ходу дела решая вопрос. Печаль, хорошие люди ушли,  порядок ****ь существует.

Скорое плевое, может, я начну, а ты продолжишь, пройди по струнам, чтоб встрепенулась душа. Долгая зима прокуратора вмерзшими в лед жизнями хвалится, дым горящего города продолжает резать глаза.

Измельчавшие революции на фоне балаганной демократии, гуляния на площадях в народе полно рублевых патриотов, родину можно легко продать. Счастье придурка, богом забытого, тухлая курица и водки патрон. О грозный воин, наводящий ужас на врага, сколько в долг ты выпил, покуда в Родину стрелял?

Смазливые, скользкие во спасители отечества метят, желающих мародерить много везде. Возьми да пролей темное сознание в светло-синее небо мечты, это значительно ухудшит прогноз на завтрашний день. Сотни часов, тонны слов, дорога которой не будет конца, вмерзают в лед живые люди, город продолжает гореть.

Пасынки совести люди популярной культуры, чувственная любовь венерические болезни. Зазывают в лучший мир, продавая места и время, может в бордель или дурдом? Понимание, после прорубит, вспыхнет мозг, ясно как днем, мы в очереди, которая плавно трансформируется в строй. Купите счастья и метр пулеметной ленты, излечите сифилис, избавьтесь, наконец от вшей. Живите, умоляю вас, живите, не тратьте время на ложь их чудес.

Деньги заканчиваются, испаряются, тают, на часах новое время иная жизнь. Чего вы князь задумчиво застыли? Может краденый титул загнал вас в угол, штыками приперев к стене. Молчите, уже мертвая пестрая тряпка, не человек, ноги победителей топчут ваш липовый титул. Княжение кончено, превратившись в невротический фарс.

Живая речь в три аккорда, пляшет бытие, подымая пыль, скупая истина в слезе пропитой, ищешь ту правду с нечесаной бородою. Долгие лета, костьми подпирая божий престол. Судьба сплошь злость, душа, как крест нательный. Жизнь порождает сомненья и маету. Батюшка царь умирает на заре нового времени, его сменяет дешевый фанфарон. Заморская карла белилами крашеный, ломает комедию и в муках корчится, я вижу, как у справедливости растет борода.

Человек выпил водки, после чая, поморщился и закурил. Поезд скорый с остановкой в Питере, человек там сойдет, а сейчас ночь, разговор неспешный наполняет стаканы и закономерно, не коверкая истин, протекая, течет. Там за окнами родина наша проносилась во мгле, вот и вся пропасть да недоделки. Кто прорубит окно и войдет в то истинно реальное пространство, чтоб изменить сие к лучшему, не только на коммунальном уровне.

Да мы болтаем столь мудрено и изысканно, благо еще существует литературная речь, но цена этому электричка до станции Петушки, три бутылки водки и рвота в тамбуре. Я не хотел пить истины, я всего лишь пришел в мир за чаем и хлебом.

Который век я бешеным псом в пене и мыле, мчу слепо и кроме снежной пелены впереди ничего, все спутано, ослеплено белым. Кругом холод, только в бешенстве пульсирует теплая кровь, теплится жизнь.

Меня впрягают в войны, клеймят предателем и убийцей, гонят с чистого подворья на проезжий тракт, не дают выпить с горя и завыть с тоски. Сколько смертей нелепых, но в гробах и читках положа руку на сердце, мне нет места в мире рыцарей лишенных наследства. Мои руки приносят только смерть.

Война это вид спорта, убивай, получая олимпийское золото, играй краплеными картами, ставь ордена, медали, фишки, которые забрызганы кровью и не имеют цены. Миллионы пулевых, ножевых, сквозных, все на вылет, приласкает сестричка, жалко убогого ей. Выпросил спирта и снова жив, здоров, остервенело, рвешься в бой, как на конвейер усердно мочить приговоренный устами бога, проклятый элемент.

Бой за сортир, чтоб лучше жилось, кровь да кости, дым выедает глаза. Солдатики, одноразовые оловянные стойкие, им дали в руки оружие, перекроив сказки сюжет. Переключи на черно-белый режим и тебя не запачкает кровью, главное, чтоб не иссякли патроны и желание убивать. Поколения всегда как-нибудь обзовут и потеряют, завтрашний день за сегодняшними бонусами трудно разглядеть.

Мы обыкновенно стали дешевым товаром, ведь нас еще много. За тридцать четыре человека я получил сумку с деньгами. Дети цветы-одуванчики потревоженные огнем, солдаты поедают тушенку, становятся пушечным мясом, калеки войны исчезают в пустоте темных квартир всеми забытые. Аллеи смерти, слезы глупых матерей.

Военный билет с пометкой, ипотека, выборы, я полноправный гражданин, меня забыли уже, стерли с лица действительности. Рожай милая сыновей с дочерями, люби, верь, надейся, что не прервется жизни нить. Овцы собираются в стадо, добрый пастух их стережет, а рядом бродит волчья стая, жаждя кровь пролить. Представь, враги наши живут по той же схеме.

21. Век начат. Бесконечна глупость наша, где ей край? Мифы и мины, карлики герои и пугающие черные рассветы средь центризмов, вертикалей, демократии и просто лжи, в природе этой воет и гудит пустота. Суетность, так много слов, множество вариантов, флаги, идеи, вожди, улицы забиты праздным народом, говорят о войне, просят отдать деньги и голос. Я читаю книгу в метро, постигая азы партизанской войны, или запишусь в диверсанты.

Анархичное торжество еще уголовно не наказуемо. Родина? Та еще сука в опухшем от счастья лице, которая реально тебя отрицает, хотя ты всегда отстаиваешь ее интересы. Погибал ли сын Родины, как ты безродной собакой? Забивал ли он живых, как скот на бойне, нет, он учился, дабы править твоим бескультурьем и темнотою. Сын этой Родины не испачкает своих рук, а тебя уже объявили уродом.

Я вернулся живым, анархия во мне торжествует словно церковный праздник, требуя  папиросы и спирт, для души и без меры. Ответь родина? Чем напугаешь и куда снова пошлешь, неблагополучного человека освоившего кровавое ремесло убийцы людей? Родина молча заполняет анкетный лист, живых к живым, уродов к уродам, далее бесконечный темный коридор, самая прямая дорога из канцелярии к богу.

Ты глубоко несчастен и практически на вылет потерян – констатирует всевидящее СМИ.  Может, сыграем на комнатушку в старом бараке? Там приобретешь счастье и прочитаешь лежа на кушетке детектив, будет, конечно же, телевизор и твоя сопричастность практически изменит этот пошатнувшийся мир.

Разве ты еще не доволен гражданин? – спросит заботливый дядя в дорогом костюме и после примется за излечение. Долгое, постное в слюне словоблудство, постукивание кулаком по столу и указательным пальцем пригрозить, отпить воды из стакана и заново. Лечит доктор контуженый мозг, пусть простая идея в нем прорастает. Ешь и люби, будь готов убивать, его проповедь сменяет реклама.

Угадай направление сквозняка, в головах этих людей, съевших йогурта. Желаешь комфорта, легко, прокладок купи, и ты улетишь в облака на северо-запад, там хорошо, там спальный район, улыбчивые птицы щебечут. Бессрочность пролетов и их ужасающее постоянство, нужна порция и на десерт доза. Ты хитришь, изворачиваешься, ходишь на работу и в банк, но как-то не у дел. Всегда мало или не хватает.

Дядя тебя лечит, но не сопоставимо это с тем огрызком угла, в котором ты медитируешь, скрипя зубами от злости. Придет любовь и о многом напомнит, почему она никогда не приносит выпивку и продукты, все время требует чего-то и главное не молчит, тоже лечит, а по мне лучше заснуть пьяным в углу.

Я иногда начинаю припоминать, что в прошлом меня даже очень радовала весна. Я пьянел от майских гроз и вечеров, усыпанных лепестками цветущих яблонь, в кармане всегда имелись сигареты, и любовь позволяла просто держать ее за талию, и о чем-то мило болтать.

Бывало я, приняв образ поэта и волшебника, дарил ей звезды. Бросал россыпями под ноги, опоясывал ее бесконечностью млечного пути, вплетал в волосы жемчуг галактик. Теперь же я для тараканов грозный бог, осевший в грязной конуре коммуналки и март за окном полон снега, метелей, холода.

Старые мысли, более воспоминания о былом столетии, а на дворе новый век, я так понял, что все ушли именно туда, а кто и в могилу. Безнадежная грязная слякотная весна, без символики надежд и пьянящей любви, обыкновенный авитаминоз, недостаток вещей ингредиентов, веществ, витаминов, чувств, вообщем полное отсутствие, хотя вот диван и тапки, ты вроде бы здесь живешь присутствуя.

Иди и купи все это. Напоминает любовь и превращается в женщину, теплую знакомую, уже взрослую, потерявшую с тобой лучшие годы. Зачем? – спрашиваю я. Привычка, когда уже поздно уйти, она не отвечает, но я думаю об этом. Просто трагедия после фарса молодости, сколько таких еще храбрятся, а я честен напоминая себе об этом, правда, когда выпью.

Я растерял добрые мысли, расстрелял бессмысленные надежды. Любовь променял на чай и папиросы, а ты ждала, зачем? После боролась, выбиваясь из сил, просила, молилась, тянула за волосы, стучала в дверь отчуждения.

Мне этот мир практически стал не интересен, он отжил свое, я пережил данный этап. Теперь злость и мат, нелепая борьба с говорящими новостями, алкоголь и окно с видом на черную весну, жирующую в новом веке.

Событийный поток нового века не оставляет шансов на спокойную жизнь. Прогресс дает о себе знать и люди замыкаются в своих субкультурах, золотых мирках. Щебечут по телефону, ищут встреч и приключений, впечатлений, погружаются в иллюзорность и калейдоскопию, чтоб утром вернуться в серость быта и окрасить это сизым дымом выкуренной сигареты.

Бесконечная геометрия офисных пространств, иерархия сидящих там. Тюрьма это, пойми, наконец! Просто тюрьма, кроме этого человечество больше ничего стоящего в мирной жизни не придумало.

Дурак – напоминает твое присутствие. Конечно и ничуть не жалею об этом. Ум, чувства, губительны для человека, они увлекают его за собой и в конечном итоге, я вижу все это из окна трущоб. Дурак.

Курьер по фамилии Чикатило принесет сверток, и я опять останусь должен. Будет гореть лампа, будет кипеть чайник, будут отчаянно бегать тараканы. Участковый придет, может быть завтра, когда проспится от гостарбайтерских откатов.
Что мудозвон, защитник ****ь отечества все торчишь? – такова нынешняя совесть, а ведь и в правду он прав, хоть и несет от него рвотой.
А тебе то что? Я законопослушен, получаю по заслугам.
Он пройдется по комнате, позвякивая ключами. Жалобы на тебя имеются, надо принимать меры – и тут резко он взрывается криком – А что делать! Но ударить боится, отходит. На *** мне на участке такой маскарад? Герой ты или задрота, а меры мы примем и точка!
Я называю его по имени и напоминаю, что с моей справкой можно невозмутимо  вырезать половину его участка, при этом оскальпировать его же самого и спокойно с улыбкой отправится в клинику на пару лет кормить рыбок.
Слушай, собери души за деньги, продай и вали куда подальше. Номер заказчика знаешь. Чего вены дырявишь? Это не растворяет до конца – теперь он спокоен, практически контактный человек.
Может, с тебя начать? Я усмехаюсь, произнося его имя, предлагаю чай.
Пустой разговор. Ты смотри, ведь очередная посылка может стать последним твоим путешествием – он криво воспроизводит на лице улыбку.
Я буду бдителен господин участковый. Заходите если что, чаем полакомимся. Пошел ты!
Смелый таракан шевелит усами антеннами, он постигает громадное пространство комнаты в которой он заключен, я предлагаю ему сахар, и он убегает в темноту. Жалкий трус.

Две сигареты и содержимое пакета начинает притягивать магнитом. Руки станет пробивать дрожь, я буду покусывать губы и ерзать на табурете. Проклятая дрянь, слабое тело, податливый пластилин рассудка, желающий притупления и кругов на воде. Чайник свистит, в окне чернильная темнота, зловещая тишина. Закрыть глаза не видеть контроля, осесть, сползая по шершавой стене, обнаружить рай не убояться беса. Все что останется после меня будет мною и никем более.

Позже, намного позже, я стану кричать пассажиром в тамбуре ночного экспресса, летящем в ад. ****и, ****и! Верните меня отсюда, верните туда, где обретают счастье! На ладонях не смытая кровь, много крови, реки. Мертвецы смотрят в лицо мое и молчат. Нежить продолжает жить среди живых, эпоха кладбищенской тишины и счастья.

Я ведь не болен, я не разрушаю себя и не терзаюсь в муках, просто торчу, когда соскочить уже не поздно. Баловство или игра, серьезная задумка в раскрытии тайны, последствия, как от баловства. Закономерная расплата, мчащий экспресс в ад, где ты кричишь – ****и!

СМЕЛО ТОВАРИЩИ В НОГУ, ДУХОМ ОКРЕПНЕМ В БОРЬБЕ, В ЦАРСТВО СВОБОДЫ ДОРОГУ, ГРУДЬЮ ПРОЛОЖИМ СЕБЕ…  это есть наш последний и решительный бой… Ура революции! Ура этим словам! Долой педерастов опорочивших святость этих слов! Все продается за руб или два с качественным звуком, дабы завести толпу, которой проебом правда.

Революция года, конкурс фокусов и чудес с допустимыми жертвами. Говори вождь правду народу не томи темнотой! Мы заслужили благополучную жизнь, только не в этом лучшем из миров. Компиляции игры слов, старые уловки вдохновенных речей, поколения, а к какому взываешь ты? Две дороги к торжеству справедливости, кормушка или убой, и все счастливы.

Революция, а меня тошнит. Я после праздника. Пытаюсь шутить и девок звать в баню. Заработанные деньги легко отдают невменяемые люди в счет будущих свобод и демократических преобразований. Революция бушует, пылает, коптит, в ней романтизм и горячая кровь, утром погаснут костры, останутся лишь одураченные и мертвые.

Пьяная дева, ты глупа и смешлива, моя любовь к тебе столь велика, что вся страна сгорит, и не замечу. Моя родина начнется с твоей наготы. Именно ты, дева-пава начало мира простое, тебе хмельной мученице рожать тот самый великий народ, которому педикулезные прохиндеи засерут голову множеством вшивых идей. Ведущих только в рабство и мир насилия, я целую взасос, я за любовь.

И вот зачитан список обещанных подарков, которыми хотят напарить разгоряченную толпу, поверьте на слово, вас не обманут, не надурят, лжецы всегда держат слово свое. Власть падает, рушится, веселый народ обещаниям верит, они всегда выполнимы, вождь не соврет. Волшебство и чудесное исцеление, завтра поголовно всех ждет.

Свободный человек, творец-кузнец лучшей судьбы, прикройте срам веником и идите с богом домой, революция состоялась, ваша удача перезвонит. Таракан выползает из своей щели, шевеля усиками, он рефлексирует и познает окружающее его пространство, чтобы быть подло раздавленным тапком. Я делаю инъекцию, и остаточные явления покидают меня.

Нереально и здорово время течет за горизонт. Боритесь со мной, потрошите меня, я тоже буду огрызаться звериным оскалом. Расчеловечился, распластался на грязном полу, шепчу бредовые слова, младенцем улыбаясь. Я стал скотом, и страсти улеглись, превратившись в вечную жвачку.

Время безостановочно, новый солнечный день в свете которого парит пыль, слышна  капель с крыш и многое, что приносят с собой постояльцы жильцы, во мне воцаряется тишина и умиротворение. Сон перетекает в жизнь, переплетается с судьбою.

Соседка странное и порядком одноклеточное существо, бьет поклоны и молится, молится, чтоб лоб напоминал раздавленный мозоль. Все за себя и о себе, выбрала тяжкую избранность или якобы крест. Мир в ее глазах мерзкая бездонная клока, она его ненавидит, молится вновь за себя, бьется лбом об пол, стены, шарахается в сторону завидя пьяного мужика и ей хочется плоти, любви.

Каждый день она передвигается в пространстве, уткнув взгляд ожесточенных глаз в пол, мне кажется, что она полна ладана и хлора, она мертвенно бледна и холодна. Где же любовь к миру, если ты вне его границ?

Был момент, один из тех не обдуманных, когда тебе есть о чем спросить другого человека. Каков твой мир? Ты можешь помолиться за всех нас? Попросить, чтоб он не гневался и почаще вразумлял на благое? На один день забыть о себе, и вспомнить о нас, которым, не узнать в спешке своей суетной ни молитв, ни паролей? Подарить один день. Улыбнуться искренне идущим тебе навстречу людям.  Хоть на минутку попытаться любить остальных.

Теперь я пахну серой, у меня рога, копыта и хвост. Дуре есть о чем жаловаться и голоса ей что-то обязательно ответят, потому что я полон серы и адского огня, потому что в ее кипящем чайнике растворяются таблетки, о которых я тоже мало что знаю, пусть проверит крепость своего духа.

Какой будет 22ая весна? Какими окажутся люди, идущие в марте, будут ли это вообще люди, не окажется ли все под колпаком событий гремящих сейчас? Я имею такое намерение посетить тот весенний день, посмотреть на талый снег, прошмыгнуть в метро, потолкаться меж народа, послушать, о чем говорят и чего читают.

Вообще заново изучить, полюбить этот город, если в нем останутся загадки и тайны, интересные личности, спонтанные события, пробки наконец. Будет ли все это?

Приятная во всех отношениях муза посетила меня, звалась она мечтой, правда не переносит сигаретного дыма, а так чудо как хороша. После ее прихода комната наполняется солнечным светом и теплом тела пахнущего мятой и персиками. Я откупорил вино, любуясь закатом, и кругом воцарилась абсолютная идиллия без красителей и консервантов. Весна.