Нет, не о цветах пойдёт речь, о парнишке деревенском Ромке Ромашкине. Ну, конечно же, из-за фамилии такой к нему с самого детства кличка приклеилась – Ромашка. Когда его, четырёхлетнего, мать привезла к родителям в деревню, он и правда цветочек полевой напоминал: глазки синие, ясные, ресницы пушистые, волосы светлые, длинные, ещё и на концах кудрявятся. Надень на него платьице – вот есть кукла! И ласкательное от вполне мужского имени Роман – Ромашка – само с уст каждого, кто его видел, слетало.
Так и рос «цветочек» в деревне, потому что мама навсегда его родителям оставила. Сначала, конечно, приезжала, проведывала, подарки привозила. В город к себе никогда не брала. Потом всё реже ездить стала, а когда замуж вышла, ещё одного ребёночка родила, и вовсе перестала приезжать. Даже писем не писала. Рома скучал по маме, снилась она ему часто и всегда почему-то на зелёном лугу с цветами: она сидит на траве, распущенные волосы ветер шевелит, смотрит на него, улыбается и манит к себе. Он бежит к ней со всех ног, сердечко радостно колотится – вот она, мамочка моя! Сын протягивает вперёд ручки, чтобы с разбега обнять её, но вдруг спотыкается о кочку, падает лицом в траву, а когда поднимается, мамы уже нет, только трава примята там, где она сидела. Он начинает звать её, искать, плакать…
Просыпался мальчик всякий раз от прикосновений бабушки. Она гладила его тельце, ласково шептала что-то до тех пор, пока он снова засыпал. Потом, утирая слёзы, бабушка вставала и шла к иконам, становилась на колени и долго молилась, выпрашивая у Всевышнего счастливой судьбы для обожаемого внука.
С годами Рома стал отвыкать от мамы, бабушку свою Полину стал мамой называть. Бабушка Поля классная была! Добрая, заботливая, много знала всего интересного, книжки внуку всегда читала, а уж как Ромочку своего любила! Им только и жила.
А деда Трофима внук папой не стал называть, он для него дедом так и остался. Дед был старше бабушки, высокий, худой, с палкой ходил. Ещё когда работал, в лесу ногу поранил, так инвалидом и остался. И характером он отличался от бабушки: суровый, неласковый. Конечно же, внука любил, но проявлять эту любовь не умел или стеснялся. Подрастая, Рома не раз слышал, как бабы на улице осуждали Трофима, «сычом» обзывали и дочь его при этом вспоминали, мол, такая же, как папаша, «бесчувственная».
Бабушку дед никогда не обижал, но и слова ласкового она от него не слышала. Зато хозяином дед хорошим был и внука с малых лет к труду приучал. К шестнадцати годам Рома всё умел: и огород копать, и дрова рубить, и сено косить, то есть всю крестьянскую работу знал и по дому всё умел делать, охотно помогал дедушке и бабушке. А когда бабушка болеть стала, внук и в доме убирал, и еду готовил, и даже стирал одежду. Дед молча радовался и думал: ему бы девчонкой родиться – цены бы не было! Хороший парнишка вырос! И в школе учился без особых проблем, звёзд с неба не хватал, но в неуспевающих никогда не числился. Всё в жизни Ромки складывалось нормально, если бы не случилось горе – умерла бабушка.
Для парнишки с ранимой душой, любившего бабушку-маму безоглядной, безотчётной любовью, это был удар, который он пережить не мог. Ему казалось, что с уходом бабушки ушёл целый мир, осталось какое-то пустынное, безвоздушное пространство, в котором он задыхался и никак не мог выбраться из мрачной атмосферы, которая, как болото, медленно затягивала его. А Ромке хотелось жить. Он один уходил в лес, плакал там в голос под сочувственный шорох листьев осин, вконец измученный возвращался домой, падал на кровать и забывался коротким сном.
Дед, конечно, видел страдания внука, понимал и даже разделял их, но настолько была заскорузлой его душа, такой бедной чувствами и выражениями, что он не находил слов, чтобы утешить, поддержать внука. Он молча подходил к парнишке, прижимал его к себе, молча хлопал ладонью по спине и, утирая дрожащим кулаком слёзы, волоча больную ногу, уходил в свою каморку и оставался там до тех пор, пора Рома, приготовив нехитрый обед, звал его к столу. Так они, старик и отрок, каждый по-своему выбирались из пропасти, в которую столкнула их слепая беспощадная судьба. Рома и сам не заметил, как родилось в его душе чувство ответственности за деда, оно заставляло его всё время действовать, домашние заботы он взял на себя и ощутил, что постоянная занятость помогает ему выживать в новых условиях, притупляя боль душевной раны.
Время шло, отдаляя потерю и приближая взросление, а вместе с ним пробуждение новых чувств.
Он стал обращать внимание на девушек, особенно привлекали улыбчивые девчонки, с озорным блеском в глазах, из которых брызгами разлеталась какая-то живительная энергия.
Однако девчонки не жаловали его своим вниманием: высокий, симпатичный синеглазый Ромка вызывал у них скорее чувство жалости: слишком уж робкий, неловкий какой-то. Нет в нём напора, мужской внутренней силы, его не любить, а жалеть хочется. А потому его внимание молоденькие девушки всерьёз не воспринимали, подшучивали над ним, посмеивались.
Однажды после дискотеки в клубе пошёл он провожать домой девушку, Настей зовут, нравилась она ему: симпатичная, весёлая, живая, как фонтан. Она не возражала, всю дорогу щебетала, как птичка, а у калитки, прощаясь, даже руку ему подала. С замиранием сердца он взял её ладонь и вдруг почувствовал что-то влажное и холодное. Озорница вложила в ладонь ему лягушонка и со словами: «Пока, Ромашка! Спасибо!» - во двор нырнула, давясь смехом.
Понял Ромка, не дурак, что это значит, и ещё больше закрылся изнутри. Глупая девчонка! Она и не подозревала, какая буря страстей затаилась в его душе, сколько любви и нежности в ней накопилось, сколько мужской силы!
Ночами парнишка ворочался, сон бежал от него, а заснув наконец, просыпался от мучительно-сладких содроганий тела. Лежал, не шевелясь, пока не выравнивался гулкий стук сердца. Потом поднимался, надевал сухие трусы, снова ложился, закрывал глаза, но спать не мог: грезилось ему молодое женское тело. Он чувствовал его запах и тепло, мысленно гладил, нежно касался губами. Настоящая живая страсть вспыхивала в нём, он вскакивал, крепко сжимал голову обеими руками, гоня прочь видение, и, немного успокоившись, думал о том, что сойдёт с ума, если не случится с ним этого наяву.
Однажды летним вечером, взяв мешок и серп, Рома отправился в ближайший лесок, чтобы нажать травы для кроликов. Найдя зелёную лужайку, стал жать траву, наслаждаясь тишиной, запахом свежескошенной травы и тёплым вечерним воздухом. Вдруг он услышал какие-то шорохи, огляделся и увидел невдалеке незнакомую девчонку, совсем молоденькую, лет шестнадцати. Она , наклонившись, рвала сочную траву и складывала её в большую сумку.
Ромка, затаив дыхание, смотрел на неё так, словно увидел не человека, а инопланетное существо.
Каштановые подстриженные волосы, свисая, не давали рассмотреть её лицо, зато ситцевый короткий сарафан на тонких бретелях, оттопырившись, выдавал её маленькие белые груди. Девушка, увлечённая работой, не замечала никого вокруг. Она явно торопилась, быстрыми движениями рук срывая пучки травы и бросая их в сумку.
У Ромки едва не отключилось сознание, пропал голос и слух, он видел только картинку, как в немом кино. Девушка выпрямилась, поискала глазами другое место и, наклонившись, проворно продолжила занятие. Теперь он видел её голые загорелые ноги и даже полоску розовых трусиков. Парень почувствовал стук в висках, знакомая дрожь пронзила тело, глаза подёрнулись пеленой. Неуверенно словно наощупь ступая, он направился к девушке. Она не слышала его шагов и поняла, что в опасности, только очутившись в руках незнакомца, в ужасе закричала. Парень, цепко держа её, развернул к себе и молча закрыл её рот лихорадочным поцелуем. Девчонка пыталась вырваться из его цепких объятий, но он повалил её на спину, придавил телом и нашёл губами её маленькие груди. Ей казалось, что он не целовал их, а пытался съесть. Она не могла видеть его лица, не могла кричать, парализованная ужасом происходящего и безумными ласками насильника. Почувствовав, что жертва сдалась, Ромка трясущимися руками стал стягивать с неё трусики и вдруг почувствовал запах, который очень удивил его, потому что никак не вязался с тем ураганом чувств и эмоций, которые только что испытал. Этот запах опустил его с небес на землю. Изумлённый, он увидел, что трусики и загорелые ноги девушки испачканы калом, его руки тоже испачкались.
Парень застыл, словно очнулся после кошмарного сна, увидел другими глазами свою жертву, перепуганную, дрожащую, перепачканную… Страсть исчезла, но возникла острая жалость к ней, желание спасти, помочь… Он не знал, что делать: спасти… от самого себя?! Помочь… как? Какая нелепая ситуация!
Девушка, почувствовав, что насильник обмяк, вскочила с земли и бросилась наутёк, не чувствуя под собой ног.
Ромка сидел на траве не в состоянии шелохнуться. Силы вдруг оставили его, в душе поселились стыд и ужас. Ему очень хотелось, чтобы произошедшее оказалось страшным сном… Но рядом на траве лежали дурно пахнущие трусики… Он отшвырнул их, упал лицом в траву и заплакал, как когда-то мальчишкой, облегчая слезами душу.
С этого злополучного дня друзья – приятели перестали узнавать его. Ромка замкнулся, угрюмо молчал, редко и неохотно принимал участие в дружеских встречах и совсем перестал смотреть на девчонок. Эротические сны ему больше не снились. Он усердно работал в доме, в огороде, заботился о дедушке. Дед заметил перемены, произошедшие с внуком, и однажды спросил:
- Ты, малец, это… чего сумной такой? Болит что?
- Ничего не болит,- буркнул в ответ Ромка.
- Тогда чего?
- Я же сказал – ничего! Всё нормально. Не приставай, дед! – Потом неожиданно спросил:
- А ты бабушку Полю любил? – Дед удивлённо посмотрел на него:
- Конечно, любил.
- Ты – любил?! – удивился в свою очередь внук, - да ты ей за всю жизнь слова ласкового не сказал!
- Любят не словами. Слово, что ветер, прошумит – и поминай, как его звали.
- А как любят, чем?
- Головой, внучек, головой.
-Не понял… - Ромка уставился на деда. Тот, помолчав, пояснил:
- Бывает любовь, как оковы. Он её своей любовью обложит со всех сторон, как охотник волка, ей, бедной бабе, и рыпнуться некуда. Вроде, всё есть, а бабе тошно, потому что свободы у неё нету. Любовь без свободы счастья не даёт.
Ромка с любопытством смотрел на деда.
- А когда головой любишь, то понимаешь и уважаешь жену и поступаешь так, чтобы ей с тобой хорошо и удобно было, чтоб она свои крылья расправила…
- Какие крылья, дед? Мы ведь про женщин говорим, а не про птиц.
- У каждой женщины, милок, есть крылья за спиной, они рождаются с ними. А вот раскроются ли они, это от мужчины зависит, который в жёны её взял. Есть мужья, которые сюсюкаются с жёнами, а крылья расправить не дают, хуже того – переломают их, чтобы высоко не взлетела, из-под его власти не вышла. Твоя бабушка хорошую жизнь прожила, вольна была, я ей крыльев не ломал, высоко летала, вся раскрылась, люди видели душу её большую, потому и любили , не только мы с тобою.
Этот разговор с дедом надолго засел голове Романа, он впервые стал анализировать слова старика и сделал для себя невероятное открытие: оказывается, женщины созданы природой не только для удовлетворения плотских наслаждений мужчин и для рождения детей. Они способны дать мужу, да и всем окружающим людям нечто большее, очень важное для них. Именно поэтому мир без них рушится. Вот почему так трудно было ему и дедушке, когда из их жизни ушла бабушка. Этот вывод привёл к тому, что отношение Романа к женщинам кардинально изменилось: он стал их защитником. В присутствии девушек перестал употреблять бранные и матерные слова и одёргивал ребят, которые делали это.
Школа осталась позади, в армию его не взяли, так как на его попечении оставался изрядно постаревший дед-инвалид. Он устроиля на работу в сохозе.
Однажды, когда пьяница-сосед Спиридон устроил дома дебош, его жена Серафима с двумя дочками прибежали поздно вечером к ним: «Можно мы у вас посидим, пока наш буян успокоится? Может, заснёт, тогда мы вернёмся». Рома посмотрел на них, перепуганных, увидел на лице соседки синяки и сказал: «Конечно. Заходите», - усадил гостей, включил телевизор и вышел из комнаты. Вернулся минут через двадцать, сказал соседкам:
- Идите домой, не бойтесь. Не тронет он вас».
- Уснул?
- Нет его в доме, я его в нашем сарае закрыл.
Серафима с изумлением посмотрела на него:
- Как! Как ты справился с ним? Он же неуёмный, когда пьяный!
- Справились. Вместе с дедом Трофимом.
-А что же утром – то будет? Он от ярости поубивает нас!
- Не посмеет. Не бойтесь. Мы вас в обиду не дадим.
Ближе к обеду, открыв сарай, Рома с дедом серьёзно поговорили с соседом:
- Будешь жить в сарае рядом с нашей свиньёй, раз тебя жена не устраивает.
- Да кто вы такие! Чего творите! – возмущался сосед.
- А что ты творишь? За что жену и детей тиранишь!? Потому что сдачи дать не могут? Молодец среди овец! Не пустим домой, дом – он для людей предназначен. А ты поживи тут и на себе почувствуй, каково это, когда тебя за человека не считают. Нормальный хозяин к скотине так не относится, как ты к жене и детям.
Поставили на пол кувшин с водой, положили полбулки хлеба и ушли, заперев сарай. Для верности двери поперечной доской укрепили, чтобы сам выбраться не смог.
Через три дня притих Спиридон, другим тоном заговорил:
-Хватит, отпускайте меня.
-Что? Кулаки чешутся?
-Да нет… понял я. Раньше думать головой возможности не было: хмельной головой много не надумаешь. Понял я – нельзя так.
- Понял, говоришь? Ну, раз так, пошли! Прощения просить у жены и детей будешь при нас! Обещание дашь, что пальцем их не тронешь, да и с выпивкой завязывать надо: погляди на себя – сорок лет, а ты ветхий, как тряпка половая! – дед Трофим презрительно плюнул, а Роман добавил:
- А не сдержишь обещание – со мной дело иметь будешь, я – не участковый, быстро управу на тебя найду, имей это в виду.
С этого дня воцарилась тишина у соседей. Калитка новая появилась, двери и ставни на окнах свежей краской засияли, бурьян из огорода исчез. А через месяц зашёл вечерком Спиридон, принёс арбуз, угостил соседей и благодарил их, что спасли его семью. Рома радовался так, словно в его жизни произошли благодатные перемены. А это так и было, его жизнь тоже обновилась, изменилось отношение окружающих к нему: парни стали считаться с его мнением, девушки перестали жалеть и насмешничать, более того, в его присутствии чувствовали себя увереннее, под защитой.
Никого не удивил случай, произошедший на танцплощадке в парке райцентра. Приятный вечер был испорчен поведением подвыпившего парня, который приставал к девчонкам, громко матерился, когда те не желали танцевать с ним, ходил среди танцующих и пытался перехватить партнёршу у некоторых парней. Романа раздражал этот тип, он понимал, что дело может закончиться дракой, покалечат придурка или, того хуже – прибьют, и не мог допустить этого. Он снял со своих брюк ремень, подошёл в тот момент, когда хулиган пытался разбить очередную танцующую пару, резко схватил его за руки, завернул их назад и закрепил ремнём, затем взвалил себе на спину ошарашенного натиском парня и вынес с танцплощадки. Поставил его на ноги и , крепко держа за связанные руки, увёл подальше, усадил на скамейку и спросил:
- Ну, как поступим? Милицию позовём или сами разберёмся?
- Сами… Развяжи руки…
- Развяжу, но сначала мы с тобой договоримся. Выпил – сиди дома или спать ложись. Чего ты сюда припёрся, на свою задницу приключения искать? Мать у тебя есть? – Парень молчал.
- Я тебя спрашиваю - мать есть?
- Есть…
- Вот и иди домой к матери! Подумай, что с нею будет, если тебя, дурака пьяного, прибьют! Себя не жалко – мать пожалей! Иди домой! Где ты живёшь?
В это время радом с ними остановились да парня:
- Отпусти его, - попросили Романа.
- Вы его знаете?
- Да, он из нашей деревни. Васькой зовут.
- А вы его отвезёте домой?
- Конечно, затем и пришли сюда.
Роман развязал руки Василия:
- Как протрезвеет, поговорите с ним, рано он пить начал, погубит его пьянка, ни за что пропадёт парень.
- Хорошо, поговорим, - пообещали ребята, беря под руки с двух сторон односельчанина и уводя его подальше от беды.
Роман вернулся на танцплощадку. Едва он вошёл, к нему подбежала улыбающаяся Настя:
- Ромашка, привет! Пойдём потанцуем!
У Романа дрогнуло сердце: Настя оставалась всё это время его Мечтой, тайной любовью.
- Опять лягушонка припасла?- Спросил он с улыбкой, протягивая к ней руку. Настя захохотала:
- До сих пор помнишь… Прости, дурочка была, обещаю – исправлюсь.
Зазвучала музыка: «Бесоме, бесомемучо…» - медленный танец, так они называли танго. Рома положил руку на талию девушки, другою сжал её руку, и они поплыли, раскачиваясь, в такт мелодии. Он молчал, потому что не мог вымолвить ни слова – его буквально захлестнула волна любви и восторга. В его руках была Мечта, не призрачная, а реальная, живая: он чувствовал её тепло, дыхание, запах, каждой клеточкой вбирал её в себя и парил в воздухе, растворяясь в красивой страстной мелодии, испытывая неземное блаженство. Эйфория усиливалась оттого, что юноша ощущал - с девушкой происходит нечто подобное: она отзывалась на каждое его движение, каждый вздох. До последнего танца он не выпускал её из рук, а когда зазвучал последний вальс, музыка захватила их, закружила и подняла так высоко, что стало страшно – не упасть бы…
Они встретились на следующий день вечером и пошли к реке Белой, там был необычный пейзаж: один берег пологий, обрывистый, заросший кустами и мягкой травой. На противоположном берегу стояла высокой стеной Лысая гора, на её вершине росли деревья, а на отвесной каменной стене не было никакой растительности. Вода стремительно неслась меж берегов, образуя водовороты, а потому для купания речка была опасна, ею обычно только любовались, уж больно необычен и красив был пейзаж. Местные жители по случаю праздников и памятных дат устраивали тут пикники, а выпускники школ ежегодно приходили сюда встречать рассвет после шумного бала.
Парочка расположилась на мягкой траве и завела разговор: вспоминали детство, школу, выпускной вечер, одноклассников. За разговором не заметили, что уже взошла луна и залила всё вокруг серебристым светом, а на воде появилась лунная дорожка… Рома рассказал, как с юных лет зародилось в нём чувство любви к ней, как оно развивалось, но он страшно робел в её присутствии, боялся притронуться и ненавидел себя за это. Признался, что с тех пор не увлёкся ни одной девчонкой, так велика была над ним власть его первой любви. Настя, взволнованная признанием, тоже открылась: он нравился ей всегда, хотела дружить, чувствовала, что нравится ему, ждала от него первых шагов и не могла понять, почему он «бездействует». Призналась, что на первом курсе института увлеклась одним парнем, были отношения, но они ни к чему не привели – поняла, что не любит его.
Признавшись друг другу в любви, они слились в поцелуе, сначала робком, потом более чувственном, потом распалили себя так, что чувства затмили разум. То, что ночами грезилось Роману, на деле оказалось таким пронизывающим, глубоким и безграничным, что он едва не свихнулся. Это был его первый сексуальный опыт. Он понял, что теперь не сможет прожить ни одного дня без любимой девушки, не сможет без неё дышать, просто задохнётся.
Немного придя в себя, сказал, обняв её:
- Настюха, давай поженимся! Завтра же поедем в райцентр подадим заявление. Настя оторопела:
- Поженимся? Как неожиданно… - потом, помолчав, добавила:
- А зачем торопиться? Мне ещё два года учиться, а тут беременность, роды - надо ж институт окончить…
Ромка встрепенулся, заговорил взволнованно:
- Я не хочу расставаться с тобой ни на один день! И так по глупости столько лет потеряли! Конечно же, институт ты окончишь, с детьми мы торопиться не будем. Я перееду к тебе в город, устроюсь на работу, снимем квартиру. Всё будет нормально! Зачем откладывать то, что нужно нам обоим?
- Ну, если так, я согласна. Только… ты упустил важный момент: а как быть с дедушкой? Оставим одного?
Рома немного поостыл, задумался:
- Одного оставлять нельзя. Придумаем что-нибудь. Кстати! Его младшая сестра баба Клава в соседней деревне живёт, одна осталась, надо их объединить: либо её сюда перевезти, либо его к ней пристроить, вдвоём им будет легче век коротать.
- Какой ты у меня умный… На все вопросы у тебя ответы есть, - Настя нежно припала к его плечу.
- Значит, решено? Завтра подаём заявление!
- Решено.
Они поднялись на ноги и, обнявшись, пошли домой. Луна услужливо освещала дорогу, благословляя молодых на избранный ими путь.
Утром, едва проснувшись, Роман подошёл к деду:
- Дедуля, тут такое дело – женюсь я.
- Как это! – вскинулся от неожиданности дед.
- Как все женятся, так и я. Сегодня поедем заявление в ЗАГС подавать.
- На ком женишься? – Дед всё ещё не верил собственным ушам.
- На Насте Мироновой.
- Как на Насте! Дак ты же с нею не встречался никогда! С чего это вдруг?
- Не встречался, но любил всегда.
- А она тебя любит?
- Любит, иначе не согласилась бы замуж выйти.
- Чудны дела твои, Господи,- пробормотал стрик, - так на свадьбу же деньги нужны, у меня их нету.
- Так я ж работаю, скопил немного, на первое время хватит. Тут проблема в другом: придётся мне уехать отсюда в город на пару лет, тебя одного не хочу оставлять.
- Я из своего дома никуда не пойду, - заявил дед.
- А тебе и не надо никуда идти. Баба Клава, сестра твоя, мужа похоронила, одна бедует. Перевези её сюда, вместе вам веселее будет. Потом – женщина в доме – это тепло, сытость, уют. Причём, не чужая женщина, а своя, родная кровь.
- А вот тут ты, пожалуй, прав. Соглашусь с тобой. Только нужно узнать, согласится ли Клавка уйти из своего дома на старости лет.
- А это от тебя будет зависеть: сделай так, чтобы она хозяйкой здесь себя почувствовала, так и захочет остаться.
- Пожалуй, тут ты тоже прав. Поеду - ка я на днях к ней, поговорю, на свадьбу приглашу. Думаю, согласится она, дом свой сыну оставит.
Внук обнял деда, похлопал по спине:
- Поезжай, дедуля! Бог тебе в помощь!
Окрылённый удачным исходом разговора с дедом, жених помчался к невесте, они поехали в райцентр, подали заявление в ЗАГС, оттуда зашли в ювелирный магазин, присмотрели кольца, потом зашли в свадебный салон, примерили платья и туфли. Роман прикинул в уме, сколько денег ему понадобится, и облегчённо вдохнул – денег хватало. С раннего детства он помнил, что «копейка рубль бережёт» и что « деньги любят счёт» - бабушкины наставления и всегда следовал им. Устав от приятных хлопот, молодые зашли в кафе, заказали шампанское, закуски и отпраздновали обручение.
Когда вернулись в деревню, Настя заторопилась домой, нужно было помочь маме сделать генеральную уборку в доме и во дворе. Мать поддержала её намерение выйти замуж и тотчас начала готовиться к свадьбе. Отец занял другую позицию: считал, что сначала надо получить диплом, а потом устраивать семейную жизнь. К тому же он был убеждён, что бедный сельский парень без образования – не самая лучшая партия для его умной и красивой дочери и пытался отговорить её от принятого решения.
Через три дня Трофим отправился в соседнюю деревню к сестре, предупредив внука, что заночует у неё, давно не виделись, надо бы помочь по хозяйству. Вечером этого же дня молодые встретились, сходили в кино и вернулись домой к Роме, решив использовать появившуюся возможность остаться наедине. Конечно, в домашних условиях они чувствовали себя более раскованно и комфортно, тем более, что вопрос о том, что они теперь вместе навсегда, решён окончательно, остались только формальности. Едва переступив порог, они слились в долгом поцелуе, после которого жених взял на руки невесту и отнёс, но не в свою каморку, где он спал, а в большую комнату, которая называлась «зал», и положил на разложенный диван. Близость с женщиной ещё не стала для него обыденным делом, а потому вызывала бурю эмоций. Настя тоже была в восторге и чувствовала себя совершенно счастливой, потому что узнала, что секс с любимым мужчиной даёт намного больше наслаждения и радости. Удовлетворив первую страсть, они лежали обнявшись и делились своими ощущениями и эмоциями, и вскоре почувствовали такой прилив чувств, что снова слились в страстном порыве. Теперь наслаждение длилось дольше, они отрешились от реальности, купаясь в неземном блаженстве. «Ты моя первая и единственная женщина, одна на всю жизнь, - страстно шептал Роман, целуя любимую.
Вдруг они услышали громкий, требовательный стук, который очень испугал их, заставив резко вернуться в реальность. «Кто это? Дед вернулся? Не может быть!». Вслед за стуком донёсся грубый мужской голос: «Открой, сука, не то сейчас дверь выломаю! Убью! Открой!» - «Неужели отец!? Какой ужас!» - задрожала Настя.
Роман решил подняться и посмотреть, кто это там буянит, но неожиданно почувствовал жуткую боль, словно его член сдавили клещами. В эту же минуту Настя, застонав, громко вскрикнула. Превозмогая собственную боль, в страхе за любимую, он спросил: «Что с тобой?» - «Не знаю, больно очень, прекрати»,- еле выдавила из себя девушка. «Сейчас, сейчас», - простонал он, пытаясь прекратить половой акт, но его попытки причиняли ещё большую боль обоим. Какая-то сила держала их, не давая возможности разомкнуться. Стоны Насти жуткой болью впивались в его сознание, он готов был на что угодно, только бы прекратить страдания любимой. Собрав все силы, упершись обеими руками в диван, он сделал резкое движение назад и… от нечеловеческой боли потерял сознание, но в последнюю секунду услышал душераздирающий крик Насти.
Он не знал, сколько времени прошло. Очнувшись, прежде всего ринулся к Насте, она лежала молча с закрытыми глазами, он стал звать её, трясти, она не реагировала. Стал осматривать её голое тело и увидел, что она лежит в луже крови, тут он наконец заметил, что и сам ниже пояса перепачкан кровью. Тогда Рома взял руку девушки и проверил пульс – его не было. И тут понял: любимая мертва, и в её смерти виноват он. Что произошло, не мог понять, но ясно было одно – любимой больше нет, значит и его жизнь закончилась, без неё жить он не будет. Давясь рыданиями и еле двигаясь, он прикрыл простынёй её тело, натянул на себя штаны, снял верёвку, висевшую на гвоздике у входной двери, и вышел из дома.
Пьяный мужик, возвращавшийся ночью домой и перепутавший в темноте свой дом, в страхе убежал, когда услышал доносившиеся изнутри ужасные крики.
Дед Трофим на следующий день вернулся домой и, застав жуткую картину, попал в больницу с инфарктом. Кроме смерти девушки, его ранило ещё и то, что внука милиционеры называли «зверем», не мог поверить, что внук способен на такое преступление. « Где он? Что с ним? И вообще – что там случилось?» - мучился он вопросами, очнувшись в реанимации.
Через три дня лесничий заявил в милицию, что, объезжая лесное хозяйство, обнаружил на дереве висячий труп молодого человека. Местные жители опознали в нём Романа Ромашкина. Осмотрев труп, врачи убедились в правильности своих предположений о том, что стало причиной трагедии.
Журналист районной газеты сидел перед врачом «Скорой помощи» и пытался разобраться в сути трагедии, всколыхнувшей не только деревню, где это произошло, но и весь район.
- И всё-таки хотелось бы уточнить, в чём причина трагедии? Кто он, этот Ромашкин, палач или жертва?
- Скорее жертва, жертва рокового стечения обстоятельств. Крайне редко, но случается у женщин во время полового акта спазм мышц влагалища. Это бывает от сильного испуга партнёрши, в результате чего половой орган партнёра оказывается туго зажат мышцами. В такой ситуации без медицинской помощи не обойтись, помочь может только укол, который снимет спазм, расслабит мышцы и освободит орган партнёра. А без этого они оба обречены.
У нас уже был подобный случай на стройке: молодая крановщица «крутила любовь» с каменщиком, в обеденный перерыв он поднимался к ней наверх в кабину, они вместе обедали, а потом занимались сексом. Однажды, как раз в такой момент, поднялся сильный ветер, стал раскачивать кабину, кран опасно накренился, они испугались. От страха у крановщицы произошёл спазм мышц влагалища. Но каменщик был опытным любовником, знал, что такое может случиться, прокричал вниз, чтобы вызвали «Скорую». Вся смена сбежалась смотреть, как парочку снимали с крана, прикрыв срам рабочими куртками. Конечно, позору они натерпелись немало, уволиться пришлось обоим, но зато оба живы остались. Говорят, даже поженились.