Мотоцикл «Урал» был в экспедиции всеобщим любимцем. Мощный, выносливый, неприхотливый, поднимающий четверых взрослых, а легоньких юннатов – тех без счёта, продирающийся через любую грязь – он был поистине незаменим. Ездили на нем все, у кого ноги доставали до педалей, и хватало сил жимануть на кик стартера. Ездили не по пустякам, конечно, а по делам – за продуктами, за водой, встретить и привезти, отвезти и проводить. Любые дела, связанные с поездкой на мотоцикле, делались без понуканий и напоминаний – ещё и в очередь становились.
Лучшим мотоциклистом по праву считался начальник экспедиции. Никому он не позволял себя возить, так его раздражала чужая манера вождения. Лишь однажды мне удалось путем долгих уговоров уломать его на то, чтобы подвезти к автобусу. Всю дорогу, как я только ни старался, он кривил рожу.
– Ну, как, хорошо же я тебя довёз? – спросил я по приезду на место.
– Плохо.
– Всё плохо?
– Всё.
– Совсем ничего хорошего?
– Ничего.
– Так-таки ничего?
– Одно хорошо сделал - гадюку не задавил. Случайно, наверное.
Действительно, в одном месте дорогу переползала гадюка, и мне удалось пропустить её между мотоциклом и коляской.
В общем, я обожал ездить на мотоцикле и использовал для этого любую возможность. Понятно, что как только Вова заикнулся, что «завтра ему нужно в город – кто его отвезет к поезду?», я тут же вызвался, и мы обо всём договорились.
Стационар помещался в селе Коноваловка, почти вовсе заброшенном. От него в восьми примерно километрах располагалась живая и полнокровная Лаптевка, а за нею, километрах в полутора, одноколейка, где раз в сутки делал минутную остановку крошечный состав из четырех вагонов, один из которых был пассажирский. Этим смешным поедом, – трюх, трюх, – можно было добраться до Кокошина, а уж там – прямая дорога в Новосибирск по западной ветке.
Рассчитав всё так, чтобы не опоздать к поезду, мы погрузили в коляску Вовины вещи, оседлали нашего железного коня и затряслись по ухабам в сторону Лаптевки. А надо вам сказать, что Вова ездил в экспедицию не с рюкзаком, как все прочие, а с чемоданом. Конечно, рюкзак не оттягивает рук при ходьбе, и унести в нём можно больше и по весу и по объёму, зато в чемодане вещи лежат аккуратно, не мнутся. А донести чемодан до мотоцикла, или от мотоцикла до вагона – руки не отвалятся
В деревню мы въехали без отставания, строго по графику, но ровно в середине главной улицы, из которой Лаптевка в основном и состояла, мотоцикл внезапно заглох. Что за чёрт!? Я несколько раз попробовал его завести – не заводится. Неужели бензин кончился? Я поглядел на краник бензопровода: ну так и есть! Кто-то уже перевел его в положение «резерв», поездил, сам не заправил и никому не сказал. Вот всегда так бывает, когда пользуются все, а не отвечает никто. Но я-то хорош! Выехал, даже не проверив уровень горючки в баке.
– Вова! – сказал я трагическим голосом, – бензин кончился. Мотоцикл дальше не пойдёт. У тебя есть 15 минут в запасе. Беги, ты должен успеть!
Расстояние до поезда, как я уже говорил, было небольшое, но дорога неважная, а участок перед самым столбиком, который отмечал место остановки и заменял собой железнодорожную станцию и вокзал, был сплошным болотом, через которое, впрочем, были перекинуты деревянные мостки. Вова быстро сказал все положенные в таких случаях и обычно опускаемые в печатном тексте слова, схватил чемодан и бросился бежать вдоль улицы…
Бегали вы когда-нибудь с чемоданом? Видели, как бегают с чемоданом? С рюкзаком тоже бегать – не очень-то. Бегать вообще тяжело. Но с чемоданом!!!
Досмотрев смешное кино «Вова бежит по деревне с чемоданом» до того места, где главный герой исчезает за поворотом на лесную дорогу, и почесав свою пустую, как я убедился, «репу», я отправился на поиски бензина. Я делал так: подходил к очередному двору, спрашивал, нет ли бензина, и шел дальше, так как, если и получал ответ, то отрицательный. Наконец в одном дворе, где взрослых не было, мне повезло. Играющие во дворе пацаны радостно закричали в ответ: «Есть, есть!» – и повели меня к двум железным бочкам посреди огорода. В обеих был бензин, судя по количеству – ворованный. Так как украсть бензин можно было только у государства, а мотоцикл был тоже государственный, я без тени смущения залил полную канистру, которая валялась тут же неподалеку. Я не знал, какой марки был бензин в этих бочках, и пацаны не знали, поэтому, чтобы свести ошибку к минимуму, я налил из обеих поровну.
Наполнив бак и вернув канистру, я посмотрел на часы и стал рассуждать: «Если поезд опоздал, то Вова, точно, успел. Иначе, если Вова не успел, то по времени он уже должен был бы вернуться в деревню. Так как я его в деревне не вижу, значит, он успел. Вот и славненько!». Я завёл мотоцикл, вскочил в седло и помчался на стационар, где меня ждали другие дела. Приехав, я загнал мотоцикл под тент и, ничего никому не сказав, – всё ведь обошлось! – ушёл заниматься этими другими делами и занимался ими вплоть до вечера.
Время после ужина обычно проводилось у костра, а если погода не позволяла, то в помещении стационара. Вечер был холодный, и на улице никого не было. Зато в домике было людно, играла гитара, кто-то пел, собрались уже за своим столом неутомимые преферансисты. И Вова с ними... Постойте, как же так? Ведь Вова уехал! Не уехал?!
Первое желание было – спрятаться, но Вова уже заметил меня. В комнате было полно разнополой и разновозрастной публики, поэтому Вова ничего не сказал, но он так на меня посмотрел, так посмотрел, что я и без слов понял всё, что он хотел, мог и имел полное право про меня сказать. Я подошел к нему с идиотским вопросом:
– Ты что – не уехал?
– Как видишь! – саркастически ответил Вова, – десять метров не добежал...
– Я ждал! Я долго ждал. Ты должен был успеть вернуться.
– А ты побегай с чемоданом! Я потом чёрт знает, сколько отдышаться не мог. И обратно – с чемоданом, по этой дороге проклятой!.. Я же видел тебя, как ты из деревни выезжал, бежал, кричал… Сволочь ты! Так кинуть!..
– Сволочь, – согласился я с облегчением, потому что знал: если ругает, значит, уже не сердится, простил. – Сволочь, конечно. Прости меня, гада!