В тот год стационар экспедиции базировался в полузаброшенной деревушке на севере Томской области, в устье реки Кузур, небольшого правого притока Оби. Кузур, Каргат, Чулым – только эти названия говорили, что когда-то юг Западной Сибири населяли племена кочевников, ничего не оставившие нам (но не археологам, конечно), кроме этих названий. Добираться из Новосибирска до Кузура надо было в два этапа: сначала на «Ракете» до Молчанова – на левом берегу Оби, а потом чем придётся – до устья Кузура, на правом.
Летние сессии – моя В НЭТИ и Наташина в ТГУ – закончились одновременно, и мы сговорились ехать вместе. Чтобы зафрахтовать «что придётся», начальник экспедиции загодя выдал Наташе полбутылки спирта, который являлся на наших северных реках универсальной валютой.
Сойдя с «Ракеты», мы стали бродить по берегу и искать «что придётся», спрашивая у встречных, не знают ли они, что бы это могло быть и где его можно найти? Очередной интервьюируемый показал нам на причаливающий к пристани кораблик:
– Вон «колхозница», видите, чалится? Идите – может и возьмёт. А больше никто вас не возьмёт – поздно уже.
«Колхозницами» назывались почему-то небольшие, не более 20 метров длиной, неказистые сухогрузы, тут и там снующие по реке. Мы отправились на «Колхозницу», которая уже причалила и спустила трап. Когда мы поднялись на палубу, там оставался только один член команды, стоящий в рубке у штурвала. Подойдя ближе, мы поняли, почему он не ушёл со всеми. Он и не мог уйти и бросить судно, не мог оставить штурвал, ибо этот штурвал был то единственное, что не давало ему упасть. Он стоял, вцепившись в штурвал двумя руками и, если одна соскальзывала, тут же начинал заваливаться. Только судорожным движением перехватив штурвал, ему удавалось сохранить вертикальное положение. То, что он не спал, было хорошим признаком, но, увы, единственным хорошим признаком. Мы с Наташей переглянулись и без слов решили, что – да, конечно, разумеется, но других-то вариантов нет!
– До Кузура добросишь? – начал я переговоры, – cколько возьмёшь?
– Не… не могу… завтра…
– Нам сегодня надо.
– Не… не могу...
– У нас спирт есть.
– Спирт? Покажи… Дай понюхать… Поехали!
– Только мы тебе спирт потом отдадим, а то ты нас утопишь.
– Не… не пойдет!.. Не могу…
– Ну, хотя бы до середины так, а потом сразу – спирт, а?
– Ладно, так могу. Тащите трап.
Молодости свойственно безрассудство, и это был тот самый случай. Я затащил трап на палубу, движок затарахтел, и наша «колхозница» отчалила на реверсе, а потом стала разворачиваться. У причала она такая была не одна. Каким-то чудом (раз! счет пошел!) не снеся своим носом две чужие кормы, она все-таки развернулась и по сложной, не поддающейся математическому описанию траектории пошла наискосок к противоположному берегу. Мы стояли ближе к корме, где все же был один спасательный круг. Примерно на середине реки наш Кэп стал усиленно махать нам из рубки правой рукой, отчего судно сразу стало забирать влево. Делать нечего, осторожно ступая по раскачивающейся палубе, я пошел к рубке с бутылкой в руке.
– Вот – держи. Как договаривались.
– Открой.
– Ты что – чокнулся? Тебе уже хватит. Оставь на завтра.
– Открой, падла, а то обратно пойдём.
– Ну, как знаешь!
Я откупорил бутылку, заткнутую полиэтиленовой пробкой, и передал «капитану», который взял её левой рукой, отчего судно сразу стало забирать вправо, выправляя прежнюю ошибку курса. Приложившись, Кэп сразу оценил качество напитка – это был чистейший медицинский спирт. Слава богу, он отпил не очень много, так что шансы у нас еще были.
– Закрой пока, – он вернул мне бутылку. Самому ему было с этим не справиться, так как пришлось бы оторвать от штурвала обе руки, а тогда бы он неминуемо упал. – Давай сюда.
Он сунул бутылку куда-то вниз, после чего я так же осторожно вернулся к своей спутнице, а отважный «капитан» продолжил свой опасный путь. На наше счастье фарватер был (два!) свободен, хотя обычно движение в этой части реки довольно оживлённое. Так что столкновение нам, во всяком случае пока, не угрожало.
Я был уверен, что Кэп высадит нас на берегу Оби. Меня, однако, волновало: насколько же он промахнётся от устья Кузура вследствие сильного течения, и сколько нам из-за этого придётся топать по берегу? Есть такая теорема: «Талант не пропьёшь!». Кэп, похоже, делал всё от него зависящее, чтобы доказать обратное и был близок к этому, но, видать, пока не доказал. К моему великому изумлению, он направил судно прямо в устье реки, и оно (три!) вошло точно по его середине. Кузур после весеннего разлива еще не вошел в берега и доходил в самом широком месте метров, этак, до 25. Весь наличный состав экспедиции высыпал на берег, чтобы увидеть небывалое – судоходство по Кузуру. Дело в том, что когда вода окончательно спадала, по Кузуру не только «Колхозница» – моторка бы пройти не могла, так он ужимался и мельчал.
- Хорош, приехали! Тормози! – закричал я нашему перевозчику, счастливый, что всё для нас так хорошо кончалось.
Но это еще было не всё. Последний глоток, наверное, сильно воодушевил нашего Кэпа, и он решил продемонстрировать высший пилотаж. Лихо осадив свой кораблик прямо напротив экспедиционного домика, он плавно подвел его к берегу. Мы спустили трап и поспешно сошли. Все ждали: что будет дальше? А дальше он отвёл свою посудину к противоположному берегу и начал разворачивать её носом на выход.
– Что он делает?! Что делает, скотина?! – кричал, заламывая руки, начальник экспедиции. Остальные члены собрания громко стонали. Пахло бедой.
И лишь когда нос «Колхозницы» (четыре!) прошел в каких-то сантиметрах от подвесного двигателя экспедиционной моторки, раздался общий вздох облегчения. Пронесло! Беда миновала. На меня и на Наташу все смотрели с укором, но, как говорится, победителей не судят. На другой день всё было забыто, и экспедиционная жизнь потекла своим ходом.