(сокращенный вариант)
Полотно ночи выцвело и истончилось. Утро бодро водило иглой по превратившейся в канву материи, расшивая оранжевой гладью горизонт. На шпиле знаменитого Замка барона шевельнулся остроклювый силуэт. Крупный ворон внезапным карканьем рассек рассветную тишину и, громко хлопая крыльями, растворился в дымке наступающего дня. Этот шум разбудил черную кошку, уютно свернувшуюся клубком неподалеку от бронзового Ярослава Мудрого, держащего на ладонях миниатюрную Софию. Блэки сладко потянулась и застыла, любуясь сияющим в лучах восходящего солнца куполом Золотых Ворот. Сорвавшийся с ветки каштан в колючей кожуре с треском раскололся рядом, вернув кошку к реальности, и Блэки деловито направилась в сторону Ярославова Вала.
Минуя Замок барона в начале улицы, подумала: «Подгорский, Калита, еще и Штейнгеля приплетают, и никто ничего не знает точно… А Добачевского вспоминают вскользь, хотя именно он проектировал особняк. Вот так всегда... Одно слово – люди, куда им до нашего кошачьего племени!»
Погрузившись в философские размышления, Блэки не заметила, как оказалась возле невысокого серого сооружения с богато украшенной дверью. Своды арки над ней покрывала изящная лепка – будто из камня выросли цветы. Фрагменты стен, казалось, сплетены из кружев. Нет, пожалуй, скорее свиты из колец и нитей табачного дыма от папирос фабрики Соломона Когена. Ведь именно этот предприниматель, приехав из Крыма и поселившись в Киеве, заказал Владиславу Городецкому проект кенассы, а знаменитый архитектор вместе с итальянским скульптором Элио Саля создали строение-сказку. Когда времена изменились, в святилище караимов разместили учреждение политпросвета. Позже здесь действовал кукольный театр, потом кинотеатр повторного фильма «Заря». Сколько послевоенных трофейных кинокартин посмотрели в нем киевляне... Ну а теперь это Дом актера, в котором обитает подружка Блэки Перл – породистая шиншилловая кошка с шикарной шерсткой и неземным взглядом всезнающих глаз.
Предки Перл жили тут при караимах, и она получила в наследство золотой фамильный ошейник. Надевала его по особым случаям. Нынче был как раз такой случай: подружки собрались в гости к Бегемоту, дальнему родственнику шиншилловой кошки, живущему в Замке Ричарда Львиное Сердце на Андреевском спуске. Правда, верный своему создателю кот по-прежнему называл спуск Алексеевским. Хозяин кота Воланд принимал у себя сегодня членов клуба «Говорящие руки», и Бегемот пригласил кузину с подружкой полакомиться вкусненьким.
Увлеченно болтая о своем кошачьем житье-бытье, Блэки и Перл бежали в сторону Сенного рынка. На углу Франка у той самой лестницы, по которой когда-то удирал Мирон Осадчий, проверявший киевские явки Адьютанта его превосходительства, им пришлось посторониться. Навстречу важно шествовал... Петух. Он нес высокий пунцовый гребень, словно корону, и залихватски позвякивал единственной шпорой. За Петухом следовала его антикварная Хозяйка в ботиночках времен киевской юности Александра Вертинского, побитом молью котиковом манто и свалявшейся шляпке. Пара обитала на этой улице так давно, что уже никто не помнил, когда она появилась. «Петух, спокойно разгуливающий в самом центре! В каком крупном городе ещё такое встретишь?» – плотоядно облизнувшись, отметила про себя Блэки.
Подружки свернули направо и, миновав Стрелецкую, дворами и крышами пробрались к фундаменту Десятинной церкви. Здесь, под древней разлапистой липой со стволом в три обхвата, их ждал Бегемот. Кот галантно приложился к белой и черной лапкам, и все вместе направились туда, где взметнулась вверх бирюзово-золотым великолепием Андреевская церковь.
Недалеко от подножия ведущей к ней лестницы застыл, упав на колени перед Проней Прокоповной Серковой, бронзовый Свирид Петрович Голохвастов, лелеющий надежду в погоне за двумя зайцами овладеть и богатством старого Сирка, и сердцем красавицы Гали из Кожемяк. Проня в «моднем» платье с бантами элегантно протянула ручку для поцелуя возлюбленному «паликмахтеру». Вот уж чему модница Перл всегда завидовала, так это пронькиному наряду. И если бы банты не были бронзовыми и не прикреплялись намертво к невестиной «хвигуре», кошка давно приватизировала бы их. «Не м-р-р-расстраивайся – промурлыкала Блэки, – как-нибудь ночью возьмем бантики напрокат в «Музее одной улицы». Насладишься, пока все спят. А сейчас надо спешить, а то пропустим всё: и вкусное, и интересное».
Вскоре они уже стояли у таинственного замка, возведенного на горе с красноречивым названием Воздыхальница. Бегемот провел дам через потайной ход. Не потому, что нельзя было зайти через парадный, просто такой способ придавал значимости его усатой морде. Нырнув в приоткрытую дверь, троица оказалась в зале, освещенном пылающим камином. Перед ним в кресле с высокой спинкой, полуприкрыв глаза, сидел человек неопределенного возраста. Бегемот приблизился к хозяину и потерся пушистой щекой о его колено. Тот, не поднимая век, погладил кота и сказал: «Проголодались? Марш на кухню! Потом – в гостиную, ты знаешь» «Опять будет дурить народ», – с ухмылкой мяукнул Бегемот, но Воланд не услышал, погрузившись в свои мысли.
Жизнь его текла размеренно и спокойно. Дьявольскую миссию он выполнял без суеты – времени впереди много. Да что там много… вечность! Куда торопиться... Решение пожить какое-то время в Киеве тоже пришло неслучайно. Все здесь располагало к спокойному отдыху и тихим радостям. Миссия миссией, но порой хотелось и отвлечься. А что для этого может быть лучше, чем уютные каштановые аллеи, широкая сонная река с множеством островов, Лысая гора с Байковым кладбищем, напоминающим музей... Кладбище… сотни усопших, когда-то продавших ему души... … Души… Сколько их прошло перед Воландом, купленных и полученных даром, выпрошенных и украденных, заложенных в порыве отчаяния и подаренных по глупости... Немало дешевых душонок предлагались сами, лишь бы разбогатеть и прославиться. Но это было неинтересно. Дьявол и так владел и управлял ими, ведь у слабаков все рычаги на виду. Вот только света никакого. А страстью Воланда был именно свет человеческих душ. Свет и музыка. Лучшие экземпляры хранились в известных ему одному да Бегемоту тайниках дома N 13. С помощью особой технологии из душ выжимались талант, вера, любовь, надежда… Полученные субстанции концентрировались в сияющих кристаллах. Остальное возвращалось владельцам. В результате большинство доноров менялись до неузнаваемости, кто-то погибал, кто-то попадал в психушку... Находились и те, кому удавалось вновь наполнить опустошенный сосуд, но это случалось крайне редко. С кристаллами Воланд проводил эксперименты: собирал, как из кубиков, разнообразные конструкции, выкладывал, словно мозаику. И тогда в темных стенах подвала рождалось чудо, заливая все вокруг сияющим светом, а под сводами звучала волшебная музыка – воплощение красоты и гармонии. В такие моменты дьявол наполнялся новой силой, чувствовал себя помолодевшим. Но особое удовлетворение испытывал все же от сознания, что эти красота и гармония принадлежат только ему. И чем больше их в подземелье, тем меньше за непроницаемыми стенами…
…Неделю назад в гостиницу на Андреевском спуске поселилась необычная группа туристов. Эти люди давно знали друг друга, вместе путешествовали, и, судя по обрывкам разговоров, пытались писать книги. Словом, вполне подходящая для пополнения любимой коллекции Воланда публика. Несколько дней он приглядывался и прислушивался к экскурсантам из-за темных занавесок, а потом, будто случайно, познакомился с ними во время обеда в кафе. И, представившись киевским меценатом, пригласил компанию на литературный вечер в галерею «Фортуна». Что-что, а расположить к себе собеседников, дьявол умел. Особенно женщин, особенно легковерных, особенно писательниц или считающих себя таковыми где-то в глубине доверчивой души. На вечеринке Воланд узнал от миловидной блондинки по имени Татьяна, что его гости – члены клуба «Говорящие руки», все они страдают модной нынче болезнью – графоманией, и большинство из них перманентно находится в состоянии творческого кризиса.
– Понимаете, – говорила Татьяна, – как бы мы ни старались, наши рукописи не горят.
– Но ведь так и должно быть! – воскликнул Воланд.
– Разве? – удивилась женщина. – Они что, и не должны гореть?
– Ну-у-у… – дьявол на минуту задумался и, сообразив, что такое непонимание ему как раз на руку, не стал объяснять тонкий смысл знаменитой фразы. Вместо этого, мягко взяв даму под локоток и направляя к дивану в углу гостиной, спросил: – А каким образом, по-вашему, они должны гореть?
– Ну как же, согревать своим теплом читателей, освещать им путь во тьме...
– Следует ещё разобраться, что такое тьма, и логично ли называть тьмой дневной свет, – вмешался в разговор молодой человек в очках с толстыми стеклами. – Не забывайте: все в этом мире относительно.
– Послушайте, не уводите меня в сторону, с вами мы потом поговорим, – раздраженно произнесла Татьяна, бросив на него сердитый взгляд. И снова обратилась к Воланду: – Так вот, рукописи тлеют, понимаете? Бездарно тлеют! Столько вкладываешь сил, труда, времени, и потом они мертвым грузом лежат в архивах нашего сайта. А хотелось бы, чтобы сгорали, давая читателю тепло и свет. И возрождались в новых руках подобно птице Феникс. Вы, как человек искушенный, близкий к искусству, наверняка можете нам помочь!
То, о чем говорила дама, глубоко волновало ее. Щеки Татьяны пылали, грудь часто вздымалась, живые зеленые глаза лихорадочно блестели, – в этот момент она была прекрасна. И дьявол, не удержавшись, положил руку на соблазнительное колено, невзначай выглянувшее в разрез платья.
– Я просто не могу не помочь такой красивой, темпераментной женщине.
– Спасибо, Девил Мефистович! И как вы собираетесь нам помочь?
– О-о-о... Способов масса. Забудьте о проблемах, наслаждайтесь одним из лучших городов мира, обществом друзей. А перед отъездом я вновь соберу вас. И поверьте, все решится совершенно неожиданным способом. Волшебник я или не волшебник, в конце концов!
В этот момент к дивану подошел высокий лысеющий мужчина с нахальными черными глазами.
– Убери руку, ч-ч-черт! – бросил он задиристо. – Да впредь не забывай: это моя женщина! И плевать я хотел на твое сомнительное гостеприимство!
Воланд расхохотался и, проигнорировав скандального гостя, сказал Татьяне:
– Вы меня поняли, голубушка? А сейчас окажите любезность, представьте меня вон той милой дюймовочке в «домино». Что-то я ее раньше среди вас не видел.
Они направились к столу, за которым прелестная миниатюрная женщина в черно-белой шляпке беседовала с группой молодых людей. Компания то и дело заливалась смехом в ответ на ее короткие реплики. Однако на любезности подошедшего Девила Мефистовича «домино» отреагировала неожиданно холодно, а его попытки приблизиться к ней пресекла отталкивающим взглядом. При этом поля дамской шляпки вдруг стали намного шире, а сам шляпка – полностью черной.
В этот момент откуда-то из недр гостиной появился довольно странный ковбой в джинсах и поповской рясе.
– Ах, Маринища, ну куда вы опять пропали! – заговорил он с дюймовочкой, чуть приобняв ее. – Я весь вечер пытаюсь обсудить с вами вторую часть моего последнего романа, а вы...
– И что, ваш роман тоже не горит? – усмехнулся Воланд.
– Да ерунда это ваше «горит – не горит»! Лишь бы платили! Предложите любую тему, укажите эпоху, дайте героев и место действия, и я напишу такой роман, что он будет пылать, как солнце в момент своего рождения, и стыть, как земля в ледниковый период. Были бы гонорары! А впрочем, могу и даром, если Маринища попросит. Могу и картины писать… И музыку сочиняю… – он вдруг застыл, прислушиваясь к чему-то. – Маринища, к черту роман! – воскликнул наконец. – Вы слышите, это Оффенбах! Давайте же спляшем с вами канкан!
Подхватил миниатюрное «домино» под руку (при этом поля шляпы у женщины, мгновенно сузившись, приобрели молочно-белый цвет), и парочка скрылась в соседнем зале.
После вечеринки Воланд спустился в подвал и долго возился с кристаллами. Пожалуй, на сей раз удастся пополнить коллекцию новым, изощренным, способом. Он откроет этим дуракам свои сокровища, хотя еще ни один из смертных не видел их. И даже позволит взять кое-что с собой, пообещав, решить все проблемы. Пусть приобщатся к экспериментам и, сами того не ведая, отдадут ему свои души. Новая забава будила воображение и обещала много интересного...
...Часы пробили полдень. Воланд поднялся из кресла и вышел к гостям. Они сидели за круглым, обтянутым фиолетовым бархатом, столом, в центре которого под черной материей скрывалось нечто загадочное.
– Итак, господа, я обещал вам помочь и выполняю обещание.
С этими словами хозяин сдернул покрывало. Комната наполнилась столь ярким светом, что присутствующим пришлось на мгновение зажмуриться, а кот и кошки, сидящие на окне, замурлыкали так громко, словно заработал громадный холодильник. В гостиной зазвучала чарующая музыка – ничего похожего никто из присутствующих прежде не слышал. Свет исходил от огромного кристалла, состоящего из множества сверкающих звеньев. По комнате пронесся шепот восхищения. «Красота! Вы мастер! Невообразимо!» – раздались восторженные возгласы. Черная кошка вскочила на стол и принялась ходить вокруг кристалла. Она терлась о его грани и мурлыкала все громче и громче в унисон музыке.
– А ведь каждый из вас, господа, – наконец продолжил Воланд, – способен создать нечто подобное. Сейчас вы все получите подарки на память о сегодняшней встрече. Бегемот, приступай!
– Мяа-авек плезир! – мяукнул кот и важно подошел к столу на задних лапах. На нем была накидка, расшитая звездами, сиреневый цилиндр, сдвинутый на ухо, в передней лапе красовалась изящная трость.
Обходя сидящих, Бегемот всякий раз театрально взмахивал тростью и извлекал из складок накидки очередной футляр. Откинув бархатные крышки, гости обнаруживали набор сияющих камешков и листок с инструкцией. В заключение Воланд пояснил, что умение правильно обращаться с кристаллами станет ключом для решения любых проблем. Рукописи будут гореть, и вновь возрождаться из пепла. И вообще, жизнь изменится к лучшему.
Потом был прощальный банкет в соседнем ресторане, оплаченный меценатом. Подавали борщ с пампушками и чесноком , галушки со сметаной, вареники с мясом и даже «Сало в шоколаде» из магазина «Українські ласощі». Горилка лилась рекой, оболонское пиво соблазняло разнообразием. Далеко за полночь всех доставили в гостиницу, а на следующий день удовлетворенные и уставшие гости покинули полюбившийся город, увозя с собой незабываемые впечатления и коварные подарки Воланда.
Счастье, обещанное в награду за умение обращаться кристаллами, пришло даже раньше, чем ожидали. Только какое-то странное, вывернутое наизнанку, этакое счастье-перевертыш. Рукописи теперь не просто горели – пылали. Но чего стоило горение! Болезни и неудачи преследовали авторов. И это ещё полбеды. Настоящая же беда заключалась в том, что добрые отношения, коими больше всего дорожили члены клуба, стали вытесняться недомолвками, обидами, непониманием. А уж о начатом с особым энтузиазмом совместном проекте и речи быть не могло, – ничего не получалось. Лишь традиционные литературные конкурсы (нечто вроде лабораторных работ для графоманов-любителей) по-прежнему организовывались регулярно. Откуда-то пришла «Свободная тема», и, к удивлению участников, все написали об одном и том же! В каждом рассказе говорилось о еженощно посещающем авторов странном сне, в котором к ним являлись незнакомые люди и просили освободить их души. Неизвестные сообщали о сделке с дьяволом и о кабальном контракте… Якобы только некое тайное знание может вернуть им свободу. Не сон, а просто мифически-философский детектив, причем не один, а множество – близнецов по сюжету, одетых в разные одежки в зависимости от мировоззрения и способностей участников конкурса.
Такое совпадение заставило всех крепко задуматься. Члены клуба из разных городов живо обсуждали происходящее (благо, это совсем несложно в эпоху всемирной паутины). Казалось, решение где-то рядом, простое и ясное, но оно ускользало, как ускользают из-под ног поросшие водорослями валуны при попытке выбраться на берег.
Воскресным утром незадолго до нового года Татьяна проснулась в странном возбуждении. Ей привиделось, будто идет по длинной песчаной косе, с двух сторон бушуют волны, хочется нырнуть, но она почему-то не делает этого. Вдруг с неба в штормящее море падает Бегемот. Женщина бросается в воду, спасает кота, пытается погладить, но тот царапается и шипит: «Мой хозяин дурак, раз связался с тобой и твоими друзьями».
В дверь позвонили. Татьяна прошлепала босыми ногами в коридор и открыла. На пороге расселась кошачья делегация в составе нарядной Перл, сосредоточенной Блэки и бесшабашной Крэйзи. «Сон в руку», – пробормотала хозяйка, приглашая усатую братию внутрь. Устроившись на уютной кухне, гости делились важными сведениями, полученными накануне от не в меру расхваставшегося Бегемота, влюбленного в красавицу Перл. Несколько раз в продолжение беседы Татьяна ахала, пускала слезу и мысленно ругала себя за излишнюю доверчивость.
После обсуждения было принято решение, и в Киев полетела депеша для Сударушки: достать снотворное, способное отключить толстенного кота на три часа. В тот же день к ней отправились на поезде Блэки, Перл и Крэйзи.
Всю ночь подружки промяукали, обсуждая серьезнейшее поручение, данное им членами клуба «Говорящие руки». Теперь именно от этих трех кошек зависело не только благополучие друзей, но даже равновесие и гармония в мире. Сударушка встретила их утром на платформе центрального вокзала и за блюдцем молока в вокзальной кофейне передала усыпляющие пилюли для Бегемота и большой целлофановый пакет.
А вечером Перл в великолепном платье с бантами сидела в гостиной Воланда, который улетел по делам неотложной важности. Напротив нее развалился в кресле Бегемот. Глаза его масляно блестели. На старинном кофейном столике стояли бутылка молочного ликера и блюдце с ломтиками ароматного сыра. Кошка пустила в ход все свое блестящее остроумие и незаурядное кокетство, чтобы наповал сразить ухажера. А тот весь вечер рассыпался в комплиментах в адрес дамы и в похвалах – в свой собственный. Речи его становились тем обильнее, чем легче делалась бутылка со спиртным. Бегемот рассказал красавице, как обучил Воланда всевозможным хитростям и собственнолапно собрал коллекцию кристаллов, которыми изредка позволяет баловаться хозяину. Перл поймала болтуна на слове и попросила ещё раз показать сокровища, а заодно подарить парочку камешков (ведь ей так хотелось иметь сережки именно из них). Потерявший голову Бегемот прыгнул на шкаф и достал оттуда книгу в дорогом переплете. Внутри не оказалось ни единой страницы, но зато лежал ключ от подвала дома №13. Когда кошка почувствовала, как близка к цели, у нее перехватило дыханье. Однако Перл и виду не подала, лишь расхохоталась, прикидываясь, что совсем опьянела. «Сударь, – мяукнула она, – а давайте еще выпьем. За ваш талант и… чтобы ваш босс всегда вас слушался!» Бегемот с довольным видом поднял рюмку и залпом опрокинул ликер в зубастую пасть. Через минуту он храпел на хозяйском диване. Вы уже наверняка догадались, что, пока кот доставал ключ, его гостья подмешала в напиток снотворное.
Подергав Бегемота за усы и убедившись, что затея удалась, кошка выбежала во двор, где ждали Блэки и Крэйзи. Подружки пробрались в подвал дома №13 и принялись наполнять специально сшитые Сударушкой мешки содержимым сундуков Воланда. Задача была не из легких: стены подвала заливал сказочный свет, звучала волшебная музыка, хотелось слушать, любоваться и мурлыкать, мурлыкать, мурлыкать... Но, самоотверженно взяв себя в лапы, спасительницы человечества трудились в поте усатых мордочек. Мешки складывали у лестницы, чтобы потом вынести наружу. Ночь, к счастью, выдалась темной. Луна затерялась среди туч, звезды спрятались, и даже купола Андреевской церкви утонули в мутной черноте.
Половина мешков уже стояла на улице, когда у входа в подвал вырос разъяренный Бегемот. «Да я вас... Да вы...» Домяукать он не успел: в воздухе стрелой пролетел гибкий полосатый силуэт, и когти Крэйзи впились в опухшую от возлияний морду. «Выносите остатки скорее!» – дико завопила боевитая кошка, и Блэки с Перл снова кинулись в подвал. Опешивший в первый момент Бегемот опомнился и попытался оторвать от себя шипящую фурию, но не тут-то было. Когтистые лапы колошматили по самодовольным пушистым щекам изо всех сил. «О, это нечто! Я подарю тебе самый большой кристалл, детка, только отпусти! – заорал кот. – Нет... пожалуй... я женюсь на тебе!»
Связанный Бегемот с кляпом в пасти снова лежал на диване Воланда. Шторы были раздвинуты, но в комнате все равно стояла густая тьма. «Мало того, что эти дуры связали меня, так еще и электричество отключили! И опять неприятности из-за хорошенькой кошки, – досадовал котяра. – А эта невзрачная когтявка, оказывается, тоже весьма недурна. Какая смелая!» И вдруг… комната озарилась мягким сиянием, в окна вплыла знакомая мелодия...
Три кошки – белая, черная и полосатая – с довольным видом сидели на куче пустых мешков под табличкой «Алексеевский спуск N 13» и раскачивались в такт музыке. Вдоль брусчатки катились волны сверкающих кристаллов. Камни таяли на глазах, превращались в облачка блестящей пыли, наполняя ночную улицу восхитительным светом. И ночь отступала.
Утомленные Блэки и Перл заснули, свернувшись клубочками и прижавшись друг к другу. Рядом развалилась Крэйзи с бутылкой Оболонского в лапе. Она блаженно глядела на пунцовый диск холодного зимнего солнца, медленно поднимающийся над крышами домов, и думала: «Теперь мои друзья вне опасности. А что было на самом деле, чего не было – никто не может знать наверняка».
Солнце вплыло в тяжелое серое облако. Пошел снег. Огромные лохматые хлопья кружились в воздухе и мягко падали, укрывая землю пушистым одеялом. Мир наслаждался гармонией и красотой зимнего утра. Приближался Новый год.
Эпилог
Еду по мосту метро через Днепр, любуясь высоким правым берегом, золотыми куполами и зелеными башнями киевских церквей и соборов. Выхожу на «Арсенальной», шагаю через парк мимо смотровой площадки и знаменитого Мариинского дворца. Привет тебе, родственник Андреевской церкви, столько всего повидавший на своем веку!
Миную памятник Марии Заньковецкой, перед летней эстрадой поворачиваю налево и, оставив позади памятник Лесе Украинке и любимый с юных лет терменовский фонтан, выхожу из Городского сада. Передо мной Липки. Здесь, на шестом этаже дома на углу Институтской и Банковой, когда-то жила моя тетя. Она водила меня на экскурсию к Дому с химерами, расположенному по соседству, и рассказывала об архитекторе и охотнике, благодаря которому в Киеве есть такое необычное здание. Позже я узнала, что кенассу, костел Святого Николая и Национальный художественный музей Украины (бывший Городской музей древностей и искусств) тоже проектировал Владислав Городецкий. А в далекие годы детства обилие фигур реальных и мифических животных, восседающих на парапетах, стенах, у окон, дверей и водосточных труб поразило мое воображение. Кстати, скульптуры эти создал тот же Элио Саля, воплотив в жизнь идею Городецкого.
Спускаюсь к театру Франка. Посидев на лавочке рядом с бронзовым Яковченко, выхожу на Крещатик, затем поворачиваю на Прорезную. Привет, Паниковский! Как стоял ты здесь во времена Ильфа и Петрова, так и нынче стоишь. И шляпа та же, и рукава пиджачка коротки, и очки на носу, и трость... Люди подходят, фотографируются на память.
Поднимаюсь к Владимирской. А вот и Золотоворотский сквер, с которого начиналась эта история. Рядом, в одном из зданий Золотоворотского проезда, располагался когда-то мой детский сад. А на прогулку нас выводили на площадку возле тогда еще неотреставрированных Золотых ворот.
Прохожу мимо знаменитого Софийского собора, памятника княгине Ольге, еще немного – и я на Андреевском спуске. Вниз, на Подол, к фонтану «Самсон», к золотым шпилям Контрактовой и Почтовой площадей… К фуникулеру, красочные витражи которого, освещенные солнцем, завораживали меня шестилетнюю, пока мы с бабушкой ожидали, когда тронется вагончик...
Вот и завершен мой любимый, но далеко не единственный, маршрут. Сколько их еще проложено через родной город! Каждая улица, каждый дом, каждый камень в брусчатке, каждый кирпичик в здании достойны своего бенефиса. Каждому можно посвятить не одну страницу... Может, потому, что воздух напоен светом человеческих душ?
08.12.2021