С каждым днем это его состояние, как газовый выхлоп машины, постепенно уходил из сознания, утверждая неповторимую случайность встречи. Как невозможно дважды войти в одну и ту же реку.
Но, как медленно идут дни. Не освободился, не отторг в себе благие мысли о человеческой доброте.
Наступило очередное воскресенье. И его, словно кто подтолкнул. Он спешно стал собираться. Без всякой надежды на встречу с «Доченькой». А может быть, ведет его несбывшееся желание отцовства? Попробуй, разберись в давно забытой гамме чувств.
Прежде услышал он звуковой сигнал, а потом увидел стоявшую на том же месте белую «Ладу Калину». От радости и растерянности он подошел на «ватных» ногах к машине.
Женщина протянула руку. Он легонько пожал ее и потом бережно и целомудренно поднес к губам.
И словно по команде неловко втиснулся рядом с ней – его Дульсинеей. Она развернулась к нему, насколько позволял ей ремень безопасности. И долго говорили. Вернее, больше говорила она. О том, как жили с матерью, и что ни разу не видела отца. Мать рассказывала, что он хороший человек и погиб на какой-то Войне. А если точнее, без вести пропавший. Сама не раз читала в похоронке.
-Разве бывает такое в мирное время?
- В жизни всякое бывает – уклончиво ответил он.
Ехали они медленно.
Нетерпеливые водители машин, кто коротким звуковым сигналом, кто, пальцем у виска, выражали свое возмущение. Кто- то, даже высунувшись, крикнул, «блондинка, что ли»?
Они говорили о разных случаях, событиях. Таких, что были понятными обоим, и чем- то, сближающими их. И он, как прежде с женой ощутил спокойствие и благополучие души. Именно тогда он произнес эти строчки теперь уже забытого автора.
«Не потому, что с ней светло, а потому, что с ней не надо света».
С этой молодой женщиной, напоминающей чем-то жену, ему было также светло и комфортно. И сам, того не заметив, он произнес эту фразу вслух.
-Анненков, двести с лишним лет. – Без удивления на такой переход, сказала она. - Человеческие эмоции и чувства не меняются годами, столетиями, а иногда даже эпохами.
-Откуда такие знания? – спросил он
-Мама была учительницей русского языка и литературы.
Жена Старика была моложе его – тогда человека среднего возраста, и тоже работала в школе.
Но старик об этом ничего не сказал. И за все время их общения он ни слова не проронил о своей нелегкой жизни. Он и сам старался забыть об этом.
Старик поднимался медленно, останавливаясь на каждой площадке. Молодая женщина бережно поддерживала его под локоть. Шагали молча, словно закончились слова и мысли.
Раздевайтесь, - сказала мать- женщина преклонного возраста, взглянув на вошедшего человека. Но, потом, оседлав нос очками, растерянно села на деревянный, старого образца, табурет. Старик успел заметить порядком стершиеся за несколько десятков лет, углубленно врезанные буквы «Андрей». И еще его шарф, бахромой свисавший с вешалки.
И тут его, как током от неожиданности. Старик вспомнил, что перед отъездом на задание, сложив фото жены в потайной карман спортивной куртки, он кухонным ножом, скорее нацарапал, чем вырезал свое имя. Как чувствовал тогда, улыбнулся: «Чтоб помнили».
Мать, ссунулась на край табуретки и боком, прислонилась к стене. Тяжело дыша, произнесла, ей казалось громко, а на самом деле, напоминающим лишь шепот, голосом: «Любушка, это твой отец».
- А как же похоронка? – некстати спросила Люба
Старик хотел молодцевато расправиться, но что-то внутри воспротивилось. И он, стесненным голосом, прохрипел: «Пока отменяется».