Глава четырнадцатая
Жизнь никогда не бывает справедливой.
Для большинства из нас так оно, пожалуй, лучше.
Оскар Уайльд
«Встать! Суд идет», – фраза так много раз слышанная в кино, прозвучала как выстрел. Наталью бросило в краску. Ее не пугало решение суда, каким бы оно ни было. Сердце ныло от самого факта происходящего с ними.
После перечисления всех причин, по которым все они здесь собрались, судья зачитала суть жалобы Прохоровой Галины Ивановны. А суть заключалась в том, что такого то числа и такого то года около 19 часов вырвав дверную щеколду на входной двери, в дом к ней, Прохоровой, ворвались Савельевы. Савельев Артем Сергеевич применив физическую силу, порвал на ней халат, столкнул с лестницы и нанес при этом тяжкие телесные повреждения.
Пройдя в комнату ее восьмидесятичетырехлетней мамы, они толкнули ее, и после этого у нее начался сердечный приступ. По пути Савельев старший ударил внучку. От этого удара на лице ребенка образовался кровоподтек. Его жена пыталась отнять у матери ребенка и, отломив подлокотник дивана, угрожала ей.
При этом все они выражались нецензурной бранью, ломали и разбрасывали вещи в доме, грозили убить всех, облить керосином и поджечь дом. Она просила привлечь всех к уголовной ответственности по ст. 116 УК РСФСР и выплатить ей компенсацию морального вреда в размере 3000 рублей. Что вполне соответствовала цене ее морали.
Затем было зачитано заявление Савельевой Натальи Борисовны, в котором она описывала суть произошедшего.
Было предложено примирение сторон. И Наташа тут же отозвала свое заявление, все еще надеясь не поднимать эту грязь, чем вызвала немалое удивление своего адвоката. Судья предприняла попытку получить согласие на примирение у другой стороны, на что получила решительный отказ. Началась процедура суда.
Артем воспользовался правом, данным ему Конституцией, и отказался давать какие-либо показания. Он не хотел ни оправдываться, ни объясняться.
В ходе разбирательства и препираний адвокатов выяснилось, что на самом деле Прохорова воспринимала Савельевых как одно целое и отказалась от своей жалобы в части обвинения Савельевой С. Б. и своего бывшего зятя, оставив виновным только Артема.
Когда очередь дошла до Наташи и судья стала задавать ей вопросы, та со слезами на глазах стала объяснять, что на самом деле, это она открыла дверь и что муж здесь совершенно не при чем. Что все совершенно не так, как написано в жалобе.
- Есть свидетели, которые могли бы подтвердить ваши слова? – задала судья вопрос.
- Нет. И у них тоже не может быть свидетелей. Все происходило в квартире!
- Есть вопросы к свидетелю (а Наташа теперь уже перешла в разряд свидетелей) Савельевой, - судья повернулась к адвокату пострадавшей.
- Вопросов нет и так все ясно, Ваша честь, - прогнулся адвокат. - Но есть реплика. Вы посмотрите, как неуравновешенно ведет себя, так называемый свидетель, Савельева. Она выкрикивает с места, поправляет суд, возмущается. Она даже слезу пустила, пытаясь разжалобить суд. Это говорит о том, что это достаточно коварная и непорядочная женщина, и она способна предпринять все, чтобы отобрать у матери ребенка.
Она пытается увести суд в сторону от истинного положения вещей. Ведь как показала свидетельница потерпевшей, она видела, как Артем Савельев избивал потерпевшую на лестнице. А, беря вину на себя, Савельева пытается уличить свидетеля во лжи. Это еще раз подтверждает ее непорядочность и лживость.
Наташа с ненавистью посмотрела на молодого долговязого парня нерусской национальности.
«Боже, какая гадость эта профессия. Таким образом зарабатывать себе на хлеб! Да что б он у тебя поперек горла встал», - подумала она.
Дальше она уже не воспринимала ничего. Смотрела как посторонний человек на Леру, которая с улыбкой вызывающе поливала грязью семью, в которой совсем еще недавно жила. Ждала, когда все закончится. И чувствовала себя виноватой только перед одним человеком – перед Артемом. Не затей она тогда этой ссоры, не сидеть бы ему теперь на этом месте мрачнее тучи.
«Вот как раскрываются люди», - горько усмехнулась она, глядя на Леру.
- Мне нечем вас обрадовать, - сказал Смирнов, когда суд удалился на совещание. – Я думаю, решение, предопределено уже хотя бы потому, что их адвокат является мужем лучшей подруги нашей уважаемой судьи. Но это еще не все. Мы можем обжаловать приговор.
- Это не имеет смысла, - ответила Наташа, - про себя подумав, что не имело смысла и адвоката нанимать. Он на суде, можно сказать, только отметился. Ничего существенного, не предприняв в защиту.
А он, как будто прочитав ее мысли, напомнил:
- У вас теперь другая задача – решить вопрос с ребенком. Вы собираетесь бороться за то, чтобы девочка осталась с отцом?
- Об этом не может быть и речи, - ответила Наташа. - Что может быть тяжелее для ребенка, чем остаться без матери? Лера любит дочь и она неплохая мать. Но мы будем настаивать на том, чтобы отец имел возможность видеться с дочерью и принимать участие в ее воспитании.
- Вот в этом я вам обещаю помочь. И оплата мне не нужна, потому, что на этом суде я был бессилен, что-либо сделать.
Вышел «уважаемый суд» в лице лучшей подруги жены адвоката пострадавшей, и объявил приговор. Именем Российской Федерации Артем был признан виновным, и приговорен заплатить государству за «избиение» Прохоровой две с половиной тысячи рублей. А моральный ущерб самой Прохоровой суд оценил в четыреста рублей, чем вызвал в ней большое неудовольствие.
Жизнь текла своим чередом. Возникали и решались текущие дела и отвлекали от горьких мыслей. И только для Антона все стало безразлично. Придя с работы, он часами лежал и смотрел в потолок.
«Другой бы уже сорвался, нашел кучу девок . Назло гулял бы направо и налево», - думала мать. «Что ж он у нас такой ранимый уродился?».
- Антон, сынок, поверь мне, - осторожно пыталась она расшевелить сына, - время лечит. У тебя все будет хорошо в жизни. И семья будет и детки. И Олесеньку будем забирать по выходным. Все образуется.
- У меня была семья. Но ее у меня отобрали, - и он так посмотрел на мать, что она поняла – быть ей всю жизнь без вины виноватой.
- Скажи, нужно было тебе лезть со своей помощью, с этим домом?
Она встала и молча ушла. Боль была слишком велика для него сейчас и не давала быть справедливым и объективным. А для нее снова наступила бессонная ночь в слезах. Она вспомнила, как в роддоме ей по ошибке на первое кормление принесли чужого ребенка. И она сразу же поняла, что это не ее сын. Выбежала из палаты, чтобы отдать его и столкнулась с такой же расстроенной молодой мамочкой с ее ребенком на руках.
- Ты зачем взяла моего сына? - с возмущением наступила на нее та.
- Танька! Ты! – узнала Наташа одноклассницу из школы, в которой она проучилась до восьмого класса.
Танька молча обменялась с ней сыновьями и пошла в свою палату.
«Не узнала, что ли?» – растерянно подумала Наташа. Но вскоре все стало ясно. Когда Наташа болтала через окно с пришедшим ее проведать Артемом, из окна соседней палаты выглянула Танька и помахала рукой своему мужу. В подошедшем парне Наташа узнала их с Танькой одноклассника, Павла. Павел до армии приходил на танцы в поселок, куда переехала Наташа с родителями, и не давал ей проходу.
«Вот оно в чем дело», - засмеялась про себя Наташа, - «ревнует дуреха».
Вспомнила первое сентября Антона в школе в Алма-Ата. Как их первоклашка поранил указательный палец во дворе на карусели. Она успокаивала его, смазывала йодом, а он твердил одно и то же:
- К папе пошли, к папе!
И не успокоился до тех пор, пока она не отвела его к Артему в часть, и тот не подул ему на пальчик. Если бы можно было сейчас так успокоить его. Но это уже не тот Олежек и не та боль.
Как-то, уходя по своим делам, они дали своему первоклашке задание сходить в магазин и купить хлеба. Возвращаясь вскоре домой, заметили впереди маленькую фигурку сына. Он волочил авоську с хлебом чуть ли не по земле и о чем-то думал. Видимо, о грустном.
- О чем грустим, сын? - спросил Артем, когда они его догнали.
- Да я вот думал, - задумчиво произнес Олежка, - зачем вы меня родили? И понял - чтобы было, кому за хлебом ходить.
Артем засмеялся и подхватил сына на руки вместе с хлебом, но тот вырвался:
- Вот, придумал. Я ведь уже большой, - возмутился малыш.
- Ну, раз большой, тогда должен помогать, - заключил отец.
Антон рос гордым с самого детства. Пока зажил его пораненный в первый школьный день пальчик, почерк уже успел испортиться. И никак у сына не получалось выводить в прописях красивые буквы. Наташа по молодости и неопытности пыталась добиться успехов у сына, заставляя его по нескольку раз переписывать задание. Однажды он отодвинул прописи от себя и сказал:
- Я буду писать так, как у меня получается. Не заставляй меня больше переписывать.
И, обиженный, просидел на кухне до прихода отца, ни проронив, ни слова.
Когда наступила зима, и мальчишки высыпали на каток, Антон тоже запросил коньки. Но как выяснилось, все было не так-то просто. Нужно было учиться кататься. А учиться на глазах у друзей Антон не хотел. Гордость не позволяла. И тогда Наташа в шесть часов утра, когда спал весь военный городок, поднимала сына, и они шли учиться кататься на коньках.
Это было и давно и недавно. Давно, потому, что он уже не ребенок. А недавно, потому, что он всегда для матери будет ее ребенком.
- Антон, надо бы договориться за место в садике. Ведь Лера пошла на работу и оставляет Олесю с Галиной. Я не уверена, что это хорошо. Ребенок будет постоянно слушать пересуды матери и бабушки о нас. Ей лучше отвлечься среди детей, - предложила она сыну.
- Я уже думал об этом, - поговорю завтра с заведующей детским садом, в который сам ходил. Там до сих пор моя воспитательница работает. Мы туда как-то заходили с Андреем, она нас узнала, представляешь. Правда, не сразу.
Вопрос с садиком решился на удивление быстро. Оставалось только, довести эту идею до Леры. Антон позвонил ей. Как ни странно разговор состоялся, и она приняла эту помощь без возражений. Но Наташу это не успокоило.
Галина подрабатывала в вечерней школе преподавателем. Ее сократили незадолго до развода. Зная, что мать снова подсядет на зарплату дочери, она решила вернуть ее на работу. Познакомившись с директором вечерней школы через свою подругу, она поделилась с ней своей бедой и попросила устроить мать своей бывшей невестки на работу.
Женщина оказалась умной и отзывчивой.
- Но как это сделать? - спросила она. – Захочет ли она работать снова у нас?
- А вы позвоните дочери на работу. Передайте через нее, что у вас появилась вакансия. Я думаю, Лера отправит ее работать.
- Ну, хорошо, так мы и сделаем. А вы так не убивайтесь, - постаралась она успокоить Наташу. - Может оно и к лучшему, что разошлись. Всяко в жизни бывает.
- Спасибо вам, огромное, - поблагодарила Наташа. Она искренне считала, что помогает Лере и внучке. И ловила себя на мысли, что, несмотря ни на что, нет у нее злости на невестку. Она делала это автоматически. Но иногда ей приходило в голову, что со стороны это, наверное, выглядит ненормально.
Через какое-то время состоялся очередной суд. Теперь уже по определению места жительства ребенка. Конечно же, было решено оставить девочку с матерью. Ведь в семье отца есть судимый дедушка, который избил ребенка. А также пьющий, по словам Леры, отец. При этом был определен график встреч отца с ребенком. Один раз в неделю, в субботу с 10 до 17 часов.
Подошла первая после суда суббота. Антон взял такси и поехал за дочкой. А мать с отцом с нетерпением ждали внучку, за которой соскучились за два с лишним месяца.
Ровно в назначенный час открылась калитка, и Лера вывела Олесю. Поставив ребенка возле дома, она зашла обратно, не говоря ни слова. Антон подошел к дочке и, взяв ее на руки, понес к такси. Девочка обняла отца за шею и ласково спросила:
- Мы к бабушке с дедушкой?
- Да, малыш. Но, если хочешь, можем сначала сходить в парк.
- Хочу! Хочу! – обрадовалась Олеся.
Родители не находили себе места, ожидая сына. Кто знает, как там все сложится. Не затеют ли чего еще?
К обеду они услышали шум подъезжающей машины и выбежали за ворота. Поотвыкшая от них внучка прижималась к отцу. Но вскоре шутки деда, изображавшего как же он скучал по ней, и ласковый голос бабушки вернули ее в их привычный мир. Они снова были вместе. Играли, смотрели курочек, катались на качелях. Весь день был посвящен Олесе. Но как же он быстро пролетел! Нужно было возвращать ребенка матери.
Так продолжалось три недели. А когда Антон приехал за дочкой в четвертый раз, дверь не открылась, и никто не вышел. Он вошел во двор и постучал в знакомую дверь. На стук никто не ответил. В окне мелькнула чья-то голова. Антон снова постучал, теперь уже громче. Он не собирался уходить без дочери. Приоткрылась форточка и из нее раздалась брань Лериной бабки:
- Убирайся отсюдова, пакость такая! – орала она. Не получишь дитенка.
Нету их здесь. Не живуть. Съехала Лера с новым мужем.
Антон с ненавистью посмотрел на старую матершинницу и, захлопнув форточку перед ее носом, вышел со двора