Лето в деревне

Глеб Рубашкин
Андрей давно ждал этого лета и вот - дождался. Он специально не стал сообщать о своем приезде. Ему, как и многим другим из его круга, была присуща склонность к театральным эффектам. Похожий сразу на нескольких популярных голливудских актеров, он давно бы уже мог забыть о веб-дизайне как об основном заработке, но Кремниевая долина всегда влекла его больше, чем Голливуд.
Андрей уверенно вел свою «Хонду» по недавно отремонтированной районной трассе. Из динамиков почти на полную громкость раздавался «Jagged Little Pill» Аланис Мориссетт.
Поворот на Осиповку он не узнал. Раньше всегда на этом месте стройный ряд корабельных сосен слегка расступался, открывая узкую ленту проселочной дороги, а сейчас на их месте торчали уродливые обугленные пеньки, напоминавшие неровные акульи зубы.
За поворотом его встречала когда-то довольно ровная и прямая грунтовая трасса, теперь изрытая глубокой колеей. Густого, изумрудного муромского леса, раньше окаймлявшего ее, попросту больше не было. Вместо этого все видимое пространство занимал унылый частокол почерневших стволов.
Очень хотелось прибавить газу, но по такому бездорожью это было бесполезно. Руки одеревенели, лоб покрыла испарина.
Вот-вот уже должна была показаться деревня, но Андрей ее не видел. Видел красные пятна пожарных машин и белые пятна пассажирских автобусов.
Ближе к околице колея стала меньше, и он поехал быстрее. Привычных ориентиров по пути к дому – автобусной остановки, кособокого сельпо и школы - единственного двухэтажного здания в деревне, он не нашел. Ехал наобум, стараясь не всматриваться в окружающий его ад.
И все же он узнал. По качелям. Они были сварены дедом из квадратного профиля и своей оригинальной конструкцией разительно отличались от любых других. Кроме них сохранились только покрывшаяся черной копотью русская печь и кусок кирпичной стены от пристроя. Все остальные постройки в доме были из дерева. Если бы можно было все сфотографировать прямо сверху, то получился бы готовый план помещений для кадастрового паспорта.
Сковородки, кастрюли, пара искореженных алюминиевых ведер, тазик, ковшик, ухват без ручки, рога и копыта – прямо как в «Золотом теленке». Почему-то только сейчас Андрей выделил для себя из общего смрадного духа запах паленой шерсти. Козу, кажется, звали Нюркой.
Полотно от двуручной пилы, топорище, колеса от велосипеда, оседлав который он еще три года назад гонял на речку. Проволочная оправа видавших виды очков. Клейкая масса на правой дужке раньше была лейкопластырем, удерживающим ее на своем месте. Бабушка уже давно никуда не выходила без очков. Ее дальнозоркость в последнее время сильно прогрессировала. Андрею часто казалось, что все болячки бабушки, «нянюшки», как звал он ее, разом обострились после того, как деда не стало. Или просто она жаловаться на них начала чаще.
До Андрея отчетливо донеслись скрежет металла, стук кувалды и звон разбитого стекла – у соседей уже начали разбирать завалы.
- Сколько не выбралось? – этот негромкий разговор он услышал очень четко, несмотря на шум.
- Человек десять. Старики все. В основном неходячие. Кого родня увезла. Кого МЧС. Такая суматоха, разве все проверишь. Дед в баклушу залез, пролежал там весь пожар с дохлой коровой. Еле уговорили выбраться.
Тяжелый, спертый, воздух внезапно расступился перед порывом ветра.  На голову опускались первые теплые капли летнего ливня. Андрей их не замечал. Они лихорадочно искал в списке контактов телефон двоюродного брата.