Кулик живёт на своём болоте. Кто спорит! Иии.. что там ещё, про кулика? Всё!
Есть вещи – и их не мало - про которые ничего толком не известно. Они нарицательны настолько, что руки опускаются описать их подробно. Но и таковыми они стали – как знать.. – потому что, когда-то были ославлены. Как присный «кулик» на своём болоте.
Глава 1. Предвещение.
Я увидала фото и полюбила место навсегда. Оно оказалось цветов блёклой осени. Багровый сцеженный какой-то, ужатый и выгоревший. Таковой становится листва, позолоченная на солнце – как и полагается! Но затем подмоченная редкими и уже холодными дождиками. И высушенная ветрами с гор. Она мелькала повсюду, в кадре. Проступала не густой растительностью на кустарниках. Паданкой на тротуарах. Пятнами древних крыш – местечко уж больно историческое! Углами и боками разнокалиберных строений. Тут любят украшать быт вывесками и лепными элементами. Кроме испито-бордового – таким можно было назвать цвет, при большой фантазии. Городок затерявшийся в долине эпох римских легионеров, отличался лишь. Оттенками серого!
Их была тьма. Густой муссон, вкрадчивый угольный, роскошный французский серый. И гейнсборо.Он был повсюду! Как фон, как масть, как предвещение..
Сочетание палитры серого и тёмно-красного давали неожиданный эффект. Лежалости! Будто время, не щадящее ничего, проникло провокатором в местные окрестности. И заморозило прежнее - какое-то.. - состояние. Даже обилие туристов – а где их теперь нет! – не убивало настроения средневековья. Хотелось смотреть и сваливаться, заползать в эту «заповедную» жизнь.
Сколь я не изучала фотографию – а она явно была сделана по окончании лета. Ощущение вневремения не покидало меня. Мне не было грустно, как бывает обычно при созерцании «финиша года». Но финиша не громкого, праздничного, а исподволь напоминающего. Мне было удивительно спокойно. Говорят, серый делает чудеса! Он уравновешивает действительность. Мою он напитал целительными снадобьями. И верой в стабильность!
~~~
Деревянная поклажа была тяжела. В маленьком сундучке уместились все вещи, которые в спешке собрали. Пара платьев, сорочки, нижние юбки, чепцы, чулки, башмаки на зиму, тёплый светский капор, книги религиозные, письменный прибор, платок из овечьей шерсти, принадлежности рукодельные и ещё чуть всякой всячины затолкали или разложили – как вышло! С натугой закрыли запоры медные. И несли всю дальнюю дорогу. Тканевая рухлядь весом не отличалась; книжки, обувь, бумага для письма тоже рук не тянули. Сам сундук – старинный, из морёного дуба, с окованными уголками и скобами. И уж точно задвижки внахлёст – выматывали всю душу и горбили спину. Путь и так не сложился! Побег – дело не хитрое. Но удачный побег – целая наука!
Не углубляясь в подробности, жизнь по эту сторону гор стала невыносима. Без толку хаять и клясть имеющееся – сделай что-нибудь! И они – три подружки, послушницы монастыря отчаялись на - остаток дней на чужбине. Не простой выбор! Много слёз было пролито. Утешали друг дружку, приводили доказательства. И не спорили.. Оттягивали – есть грех – момент. Всё ждали знака или напутствия. Но холода подступали и откладывать больше причин не нашлось. В ночь на самайн – старинный кельтский праздник – девушки ушли из города.
Жители заняты своими домашними хлопотами, никто пропажу не заметит. Одобрили духи выбор даты – тяготы странствия умолчали об этом. Зима уж больно суровая в краях! Застанет в перевалах или ущельях – беда..
~~~
Глава 2. Здесь кто-то есть!
Я проснулась от намёка присутствия. Отель – хороший, дорогой, выбранный мне людьми знающими - основался в обширном прихотливом строении. Я бы сказала – дом с историей. Архитектура, - впрочем, как большинство здешних зданий – навевала поздний классицизм. Белые - потёртые временем, с деталями и подробностями разнообразных серых оттенков – они обладали магией увековечения. Прогулки по улочкам дали первые наброски – здесь лучше не жить..
Откуда и по каким причинам возникло чувство – Бог весть! Номер на третьем, верхнем этаже выглядел уютно и респектабельно. Две просторных комнаты, с видами на три стороны. Что за удача! Крепкие двери из массива. Окна в переплётах, ручки латунные витые. Мебель, как из фильма про «аристократический отдых в горах». Крыша с балками и непомерная ванная комната венчали обретённый сюрприз. Сняли, пока на месяц – дальше видно будет. Про ценник я и не спрашивала.
Трёхразовое питание и все услуги, не выходя за пределы территории. Можно поселиться и забыть про всё! Собственно, и сама поездка запланировалась под такую задачу – «забыть!»
Чувство, что кто-то есть в спальне. Обнаружило диковинное умение определять этакое. Не скажу, что через чур практична и не поддаюсь мистификациям. Как прочие женщины, я обладаю нежным сердцем и храбрым разумом воина. Жизнь подбрасывала всякое! И, однако, поблазнилось – это не про меня! Мозг, всё же, побеждает наития. Именно потому, щекотание под волосами на затылке. Почти у самой шеи. Словно, за мной кто-то следит и мне это неприятно. Заставило умолкнуть ум и напрячь флюидные материи.
Я села на кровати и обвела будуар взглядом.
Было ещё рано, задолго до полудня. День обещал состояться пасмурным и неказистым – только романы женские читать, под светом ночника. В нижней сорочке, до полу - с округлым вырезом, а по краям кружева льняные мелкими зубчиками и солнцеворотами. Отхлёбывать уже заледеневший «чай в номер», утопать в перинах. Зябнуть пятками, когда встать требуется.. Но ни о чём не думать, кроме как – «а почему это Франческа так невзлюбила Рикардо?!. Странно..»
Планы могли состояться и такими, дней – вагон! Что хочу – то и ворочу. Но внезапное – до холода меж лопаток – обнаружение «кого-то ещё» на собственных пространствах. Оплаченных щедро на 30 суток вперёд! И это – вне курортного горячего сезона! Планы поменяло.
Нерешительно поднялась. Прошла к окнам, западным. Отдёрнула лёгкую полупрозрачную тюль и уткнулась взором в дальние синеватые предгорья. Чудное местоположение – откуда ни смотри везде горы. Это называют – долина. Её приметили и населили ещё упомянутые кельты. Построили жилищ, обрядовые сооружения. Приносили жертвы и возвращались с набегов. Любили, помнили, верили.. Дымка над ближней грядой смазывала и теряла в клубах – белёсого тона «седины» - всё, что шло следом. Я уже знала примерное расположение «монбланов». И что там – в перспективе западного окна, словно бойницы – могла прикинуть. Наощупь.
Перевела вектор обзора строго вниз – жизнь отельная кипела, не смотря на погоды. Приехал фургончик местного зеленщика. Молочница промаршировала с двумя увесистыми, но явно опустошёнными, и уверена - на кухне – бидонами. Почтальон мелькнул болотной формой и кепкой набекрень. Лихой малец и девки его любят! Из служебного входа показался управляющий. Не отпуская дверной ручки из ладони, крикнул кому-то. Не знаю о чём – с французским не в ладах. И скрылся – начальству нужен покой и очевидность! Деятельности..
Когда я, в последний раз, имела такую «очевидность»? Про покой и говорить нечего! В спину вновь осторожно, рывками посверлили. Я поморщилась.
Делать нечего. Идти гулять!
~~~
Катастрофы не случилось только потому, что успели нанять опытного проводника. Уже на третий день движения, все беглянки поморозили щёки и натёрли обувкой лодыжки. На рассвете горный ветер особенно свиреп, не укроешь лицо шалью - есть риск потерять красоту. Прочерченный в уме и на обрывках карты – выпросили за сольдо у городского хранителя древностей – маршрут не требовал особых знаний. Но – мастерства горных вылазок, смирения плотского и простой выносливости. Хуже всего оказалось с «мастерством», и вот тут помог встреченный пастух. Он перегонял невеликое овечье стадо за гряду, в соседнее государство. И взялся «оказать доброту несчастным дамам». Он так и сказал, бегло оценив попутчиков.
Его стараниями срезали часть пути – карта об этом не сообщала. Научились варить в котелке похлёбку из подбитой птицы и трав. Терпеть грубую речь прихожанина. Не отягощённую терпимостью и манерами. И приготовиться к тяжёлым испытаниям, на новом месте жительства.
Шли долго, целых три недели. Не будь осень всё ещё тёплой, не повези с переменчивой погодой, на перевалах. Как знать, получилась бы эта история или нет!. Бог был милостив – в долину прибыли все.
Ещё на старом местообитании определились: «Жить остановимся в городке, что затерялся под вершинами!» Жителей мало, традиции добрые, язык смешанный. Не редко горы пересекались людом в обе стороны – и законно и по воровскому промыслу. Девицы наслышаны были о нравах и устоях долинного бытия. Им показалось здесь обретут они покой. И возможность семейного устройства.
~~~
Глава 3 Тайна.
Можно ли угадать сразу, с первого присеста, что тебе уготована невидаль? В состоянии ли что-то тебе подсказать, что путешествие не получится обычным, «как по писанному»? И - что это может сделать?
Невнятное беспокойство, при оформлении тура? Нежелание лететь самолётом так далеко, кажется безвозвратно? Неприятный сосед в автобусе – от аэропорта ещё ехать пару часов? Занятый – по недоразумению – забронированный своевременно люкс? Испортившаяся – как никогда не зафиксировано хрониками – погодная благодать?
Но ничего из перечисленного не только не возникло, но даже не думало начинаться. Всё катилось настолько гладко – через плечо сплюнешь!
И как назло! Когда я оставила двор и придомовую своего чертога посыпались - так и не предвестившие – «намётки зла».
Я сломала каблук любимых полусапожек и час искала мастерскую, где могли бы починить. Пока, обнаруженный всё-таки мастер, возился с обувкой меня облаяла бесхозного вида собака. Я расстроилась, так как обычно нахожу хороший общий язык с псовыми. Затем, на обновлённой пешей базе, проскочила мимо – дважды! – именно того ресторанчика, в котором и задумала перекусить. Вычитала в путеводителе. Оттоптала ноги, но вернулась и отобедала.
Сытая и довольная выбралась наверх – из полуподвального зальчика. И оказалось – идёт дождь. И уже довольно давно. Воздух посырел, северо-восточный шквалистый рвал парку на груди и заливал косыми струями весь нагуленный оптимизм. Надо было бы вернуться в «президентский» - но так не хотелось!.. Завернула – случайно – в книжную лавку. Хозяин – скучный седой дядька – вопросительно вскинул всклокоченные брови. «..не местная..» - читалось в блёкло-голубых глазах. Первоначально – от хрустального звона колокольчика на дверях – возникший интерес увял. «Открытки, разговорники, сувениры..» - увы, он слишком долго держал свой магазин.
Я – что обижаться, владелец прав – продвинулась вглубь и обратилась к стеллажам. Нет, не новинки книжного рынка привлекли меня! Я высмотрела б/у-шные товары. Они стояли рядком и лежали вповолячку на нескольких полках. Шершавые, вытертые до дыр на сгибах, карты. Стопки линялых поздравительных картинок. Книги – с золотыми обрезами и без, но дышащие стариной. Я перебирала «артефакты» чьей-то чужой жизни и заворожённо вдыхала аромат потревоженной местности. Безжалостным галлом, отрешённым друидом я поглощала и завоёвывала территории. «Босс маркета» забыл обо мне, а я висла в периоде этнических и религиозных войн. И никак не могла определиться – где я?!
Шрифт латиницей – почти свой родной с «ятями» - кричал громогласно о проникновении в иные эпохи. Зримо иного написания, чем современный – он требовал возврата к реальности. Или! Окончательного обоснования в потревоженном континууме. То ли X11 век, то ли старше.
Я очнулась. Как ото сна! За стеклянной распахнутой – в погожие дни – входной сгустились сизые сумерки. Мужчина, со старческими очками на хрящавой переносице, сидя в кресле «вольтера», вкушал Достоевского. Я увидела этот том, как вплыла в заведение. «Crime and Punishment», Fyodor Dostoevsky. И тоже, слишком давно жила на свете, чтобы не понять, чем так занят сторожил предгорья. Этот с поволокой и со спрятанным светом взгляд.. – только Фёдор Михайлович и умеет пронять нутро. До потери самости!.. Однако ж, при всём моём уважении – я предъявила к оплате пару вещиц. Выбрала карту-схему местности и набор открыток – они обошлись мне не дёшево. Раритеты, всё же! Но непонятное довольство, почти радость – от пустяка, незапланированной траты! Переполняли меня. «Спасибо..» - рассеянно бросила и оставила лавку.
~~~
По первости расположились в крошечной харчевне. Сняли комнатку – благо средств подкопили предусмотрительно – и унялась дрожь сердечная. Тяготы и нежданно возникшие трудности остались позади, можно было о них не думать. Старик, приютивший постоялиц, выглядел основательным и не глупым. Говорил скаредно, не спрашивал ни о чём. Да и мало ли кто странствует по свету! Девы были благодарны и старались не досаждать. Деньги распределили по неделям – экономно и справедливо. Найдётся ли работа, и сколько за неё предложат?.
Зима наступила, не предупредив! Спустя дней десять по прибытию, однажды на заре весь город оказался засыпан первым снегом. Ещё робким и хрустким. Оставляющим надежды на оттепель. Но уже неоспоримо зимним!
Поселение преобразилось! Улочки потеряли пыльный облик, обновились, оказались нарядными. Важные вывески на корчмах и развлекательных заведениях; парадная ратушная площадь; громоздкие въездные городскиеворота; разнообразные постоялые дворы; каменные домики горожан – всё сияло и пыжилось! Женщины в меховых тужурках; мужчины, спешащие по выгодным делам – всему нашлось место и очередь!
Иллари – старшая из монашек. Ей почти тридцать, она – кружевница и швея. От Бога! И она же – наследница фамильного дубового сундука. Ей пора замуж.
Стефан медлительна и белокура. Ей двадцать пять, и она умеет лечить хвори. Знает, как составить рецепт. Заварить настой, изготовить порошок. Помнит названия лекарственных трав на латыни. Читала умные фолианты и её обучал настоящий лекарь. Она влюбчива и отходчива.
Милица – самая младшая, ей девятнадцать. В монастыре занималась садом и цветниками. Она – настоящая красавица! Волос чёрный и кручёный. Лицом смуглая, речь тихая и умиротворяет. Как ручеёк журчит! Смиренная и покладистая. Настоящий клад!
Хозяин сдаваемых мансард – а это и были исключительно коморки под крышей – оказался не одинок. Вскоре вернулась из поездки, связанной с местечковыми промыслами, его супруга Матильда. И порадовав мужа выручкой, начала присматривать за молоденькими жилицами. Как бы и старичка, ещё бодрого, не надоумили на пакость. Или же, клиентов водить будут – «обязательно будут, ты их не знаешь!» - и подпортят и без того ненадёжную репутацию ночлежке. Супружник не возражал – дороже!
Самой первой – и длительное время единственной – нашла приработок Милица. Намечалась ежегодная ярмарка – событие не скромного масштаба! – и потребовались умелые женские руки. Делать украшения – ещё одно не пустячное, из всего, чем наградил Господь! – хоть уличные, хоть на шейку женскую белую. Не раз выручало не оборотистую красотку. Случаем, обронила, что научена украшать действа. Утаила, что церковные. Но Матильда не упустила шанс и наняла чернявую подённо. Показала, что надо. И носила устроителям и заказчику торжища образцы. Те изумились изящности и новизне изделий и назначили жёнушку старичка-баловня главной «по авантажному». Дел и хлопот образовалось невпроворот. Только успевай!
Чтобы заказ не пропал, а напротив сделал выгодную сплетню – мол, «завелась мастерица.. добро пожаловать делать заявки!.» Позвали – уже на почасово – девочек из ближнего поселения. За мелкий медный «кругляш» - только в таверне неделю обедать или на зиму башмакиа да шубу прикупить. Ломали глаза и стирали тонкие пальчики с рассветных часов до сумерек – «никаких свечей!. вот ещё, стеарин тратить!» Да и то, рады были. Как окаянные!.
К назначенному всё успели, тем приобретя славу и уважение всего взрослого – и ребячьего – населения городка. Милицу теперь узнавали. А распознав складный характер, приобщали к себе. Кто корысти за, кто из желания общения.
Так получилось, когда сбережения кончились молоденькая послушница кормила подруг. Без обид и наущений!
~~~
Глава 4. Do not disturb!
По правде говоря, купленный товар я сразу отложила. На потом! Сунула в верхний ящик секретера и почти забыла. Да, день завершился обыкновенно и необязательно. Ужин в ресторации, на цокольном этаже. Тихое сидение на не выдающейся террасе. Бокал «кьянти», сигарета на посошок. И мирный сон в прекрасной опочивальне. Об ощущении слежки я забыла тоже – пройденная череда минутных пакостей и несуразиц сыграла свою роль.
Мне повезло, целая неделя составилась из солнечных, тёплых дней. Я много гуляла. Поднялась даже на туристически безопасные склоны гор. Не примечательные вблизи – издали они казались волшебным раем. И всё же, променады не были бесполезными. Мелкая каменная крупа под подошвами «для хайкинга» скрипела и повизгивала. Ветерок дул в лицо и толкался в уши. По-осеннему ароматный, слегка разреженный воздух усиленно вентилировал лёгкие. В теле носилась авантажная невесомость и авантюризм! Я возвращалась в гостиницу розовощёкая и бодрая не по годам!
Могло ли это быть не только от ЗОЖных эскапад, а ещё от чего-то не понятого? Нынче я полагаю – да. Но тогда не тревожилась. Мне было предательски комфортно и весело. А для чего ещё нужен отпуск!
К слову, меня не утомляли звонками и сообщениями. Предусмотрительно, я вставила новую «симку». И предупредила всех потенциалов - Do not disturb! Набирала сама по надобности или настроению. Не часто.
День за днём, в голове и в прочих частях неуёмного организма, будто перенастраивалось. Мысли приводились в порядок, шелуха и суета отступали на второй план. И терялись за синими островерхими горами. Неистовый, но бережный «трамонтан» уволакивал и скидывал в преисподню печали долгих лет.
У меня завёлся распорядок. Как завтракать, что делать после, куда зайти на кофе, с кем поболтать на плохом английском про «виды на урожай». Меня не утомляли люди – как странно!. – и их заботы. Они меня не трогали! Я приходила в номер, почти, как к себе домой. И наслаждалась одиночеством. Впервые за много-много лет!..
Упомяну. Тогда же, проявилась и начала прорастать мелочами идея – «а не пожить ли мне здесь подольше?! Например, до НГ, с его ежегодной знаменитой ярмаркой..»
Пожалуй, если бы город был крупнее я затерялась бы в нём. Кружила бы по проулкам, попадала на окраины, считала пятёрками площади, десятками улицы. И нигде не находила бы нужного равновесия – я и мир. Местечко и представляло – временно, как всё наркозное – иллюзию и макет мира. Который – уж так изощрилось бытие - отторг меня. И не принял обратно.
Но в мизерном измерении – всего так мало и ничтожно! – я мнила себя пупом земли. И повелевала окружающим.
Смех сказать, у меня появились поклонники. Тот самый бабий выскочка – почтальон. Бариста в главной кофейне города. Пианист из выставочного зала – он же органист в местной церкви. Мы обсуждали с ним великого Чайковского и его первый концерт. Полковник в отставке – тоже достопримечательность valle! Переехавший с супругой из центральной провинции. И здесь же схоронивший её. Ну и, владелец магазинчика книг.
Снова мы встретились с ним на базарной площадке. Тянулся не по-осеннему жаркий торговый день, но покупателей было чуть. Не сезон. Павильончик книжника, примкнутый с краю – под красно-белым полосатым пологом, живописный и вкусный. Привлёк моё внимание, и я позволила себе дерзость. Уже с несколько освежённым «межнационального общения», я восшествовала под пёстрое парусиновое чудище и пропела бельканто: «Вы тот самый деревенский увалень, который штудирует на досуге Достоевского!» Он воззрился на меня поверх очков и съязвил: «Вы та самая русская. Которая думает, что умнее всех!» Бинго! Один – один.
~~~
Заработанное на ежегодных торгах проедали три месяца. Если бы труд помощниц не стоил так возмутительно дёшево, подружки нанялись бы сами. Но Матильда зорко следила за собственной выгодой и потому отвергла просьбу Милицы. А настаивать не приходилось, не та ситуация..
Уж было Стефан впала в печаль. Сидеть на чьей-то шее ей было не по душе. Однако – как на случай!. хотя, вряд ли можно назвать его удачным.. – в долине началась повальная хвороба. Болели взрослые и дети, местный доктор сбился с ног. Средненькая самостоятельно наведывалась к соседям и новым знакомым. Помогала уходом, готовила снадобья, утешала скорбящих. Весть о ней разлетелась быстро! Приглашение в городскую лечебницу последовало. Назначено место – старшей сестричкой милосердия. А точнее, правая рука главного лекаря. И оплата не простого труда. Светловолосая бестия успокоилась. И тут же влюбилась в ещё не старого «эскулапа». Дело было уже весной.
А долгие зимние месяцы скудно жили. Грелись у печурки, вспоминали прошлое…
Пришла пора поведать о давнем. Все три девицы происходили из знатных семей. Но по разным причинам – и в разном возрасте – отданы оказались на монастырские харчи. От них избавились, проще говоря! Лучше всех помнила родовое Иллари. Она прибыла в монастырь в одиннадцатилетие. Провожающий передал служке вещи новоиспечённой послушницы. Заплатил деньги и отчалил. Больше она его не видала. Регулярно присылались средства на вспоможение церкви. Но память о том, кто она и какую интригу похоронили за толстыми каменными стенами стёрлась. Монашки обучили новенькую азам шитья и плетения. И она привыкла к другой жизни. Постепенно, сравнивать стало не с чем.
Две других - чьи-то падчерицы, ненужные наследницы, совесть отцовская – оказались на монастырских подворьях совсем девочками. А нескладное детство и помнить не захотелось. Ничего, кроме быта церковного не знали. Ничем не бредили.
Сам город, рядом с которым давным-давно основали царство веры, не считался бойким или населённым. Скорее уж, Богом забытым. И стягивались в эти безлюдья инородцы лихие. Жулики и бродяги, авантюристы всех мастей и кровопийцы. Земли монастырские были огромны. Несколько вековых сооружений. Величественное главное здание. Подсобные постройки, сады, огороды, цветники, загоны для скотины, птичники, хлев, амбары. Имелись и охранники, из ордена. Жестокие столетия предопределяли жестокие меры. Прибылой, но спешно укоренившийся в округе лютый народец внушал опасения. За ограду не проникали, но рядом шастали.
И начали люди монастырские пропадать. То пекарь за мукой нового урожая поедет и сгинет. То коновал за упряжью в город по соседству отправится. И нет его! И хотя женщины покидали юдоль редко жить стало страшно.
Не хватило молитв живущих, чтоб зло отошло далеко. В городе постепенно обвыклись, что порядка нет и творит дела беззаконие. А верховная магистратура всё никак не доезжала! Своих забот невпроворот!
~~~
ГЛАВА 5. Карта.
Карта.. Я вспомнила про неё к концу оплаченного срока. К этому моменту я уже окончательно определилась, что желаю продлить пребывание в чудесной долине. Сообщила о своём решении кому надо – и всё устроилось!. Нерв ослабил натяжение, и мозг подкинул очередную задачку. Я внезапно восстановила миг, когда блёкло-серая, плотная, в разводах бумага зацепила меня.
Тогда, я сообразила, что отражена именно данная местность; и пунктир – словно точка-тире – намечающий какой-то маршрут. Возникла идея поинтересоваться у старожилов – где точно проложен путь и можно ли, хотя бы и частично, его повторить. Вообразив себя «васко да гама», я прихватила карту к набору открыточному. Вялый книгочей откассировал выуженное у истории, не прокомментировав ни слова. Я была уверена - ему всё равно, что я купила. Но вторая, или третья наша встреча доказали обратное. Поправив «пенсне», книжный босс уточнил, имею ли я представление владелицей чего являюсь. Я мотнула отрицательно головой. Он начертил адрес и расплывчатую схему. Сказал – там удивят. И я пошла в это «там».
В нескладном сером доме селился нескладный невзрачный человек. Три пса встретили меня оглушительным лаем, но хвостами повиливали. С крыльца ступил мужичок лет сорока, от силы. Он – кто бы мог подумать! – считался здешним заправским краеведом. Я показала, прихваченную из секретера, бумагу. Он долго таращился в неё. Потом заверил, что карта подлинная. Признаться, таких сведений я не ожидала – мне и в голову не приходило об обмане. Знаток мест уже развернулся, гикнув собакам. Как я тронула его за плечо и проникновенно предложила сделать поход. Точно по проложенной дороге. Пообещала согласованность действий, отсутствие женских капризов и сноровку в ходьбе по горам. Уверив – опыт уже есть! Какой опыт детализировать не сочла нужным.
Мужчина – очевидно – тоже не ожидал поворота событий. Решил, что миссия его исчерпана и настырная американка – почему?.. – уберётся с законных пространств. Я бы и «убралась», да червь сомнений – «причём тут подлинная?» - загрузил мозги по полной. И требовал доказательств. Чего? Да Бог знает, чего угодно..
У меня был зафрахтованный – с открытой датой, но минимум до конца ноября – шикарный апартамент, в лучшей гостинице местечка. И мне нечем было занять, выплывшие в судьбу, дни. И мне было крайне любопытно, отчего карту могли подделать? И кто же преодолел данный маршрут?
Краевед ответил, что подумает. Через три дня он откликнулся в почту – я буквально насильственно всучила ему свои координаты. И дал согласие на эксперимент. Так и выразился – «experiment». Дела оформлялись «всё чудесатее»!
Договорились встретиться в холле отеля. Он проявил пунктуальность – совсем не свойственную местным жителям – и в три после полудня уже вертелся щуплым задом в кожаном кресле. Заранее наверстав упущенное «по истории» и пробелы «в географии», я окатила спеца ворохом совсем ненужных фактов и гипотез. О пропавших экспедициях, потерявшихся туристах и «долинных йети». Он выслушал всё, на термине «йети» поперхнулся и махнул рукой – «баста!. не могу больше!.» Я послушно замолчала – обещала же. Далее, мы на ломаном английском – перемежая непечатным русским и эмоционально-взвинченном итальянском – делились знаниями и опытом. Он победил! Я приняла вариант взять ещё одного сумасшедшего с собой, для надёжности. Потратить несколько дней на тщательную подготовку забега. И не забыть сообщить родственникам предстоящую локацию. Дабы, вовремя спохватились искать тело. Крайнее раззадорило особо – люблю сложные теоремы!
Было 14 октября, когда мы отправились в путь.
Третьим выбрали хозяина турбюро. В отсутствие путешествующих он пожелал внести посильный вклад в изучение мифологий региона. Заодно, разработать и внедрить ещё одну приманку для фланирующих дурней. Выражение его! Мы были не против. Сандро – потомок, прибывших лет сто назад переселенцев из Средиземноморья – отличался темпераментом и привычкой спорить. На эту амбразуру я кинула снулого Витторио, краеведа по убеждениям. Самой трещать без умолку, идучи в тяжёлых треккинговых ботинках по сильно пересечённой местности, удовольствий не видела. Двигались мы «гусем», замыкающих не получалось. Мужчины мерялись интеллектами и любовью к родине. Я обозревала красоты непонятного пока и неизведанного слоя пирога. Под названием жизнь!
~~~
К началу лета и Иллари наконец-то нашла работу. Известный богатей взял её в портновский цех. Не только за ровный стежок. Но и за стать. Ловелас и бездельник, он получил хозяйство в наследство. Но жена крепкой рукой и властным голосом вела дела. И в шашни мужа носа не совала. Сама будучи бедной, как приходская мышь. Он же содержал трёх любовниц и пестовал дружную семью. Детки плодились с изрядным постоянством. А Иллари имела такую манеру двигаться – чуть вынося породистую ступню при шаге и покачивая в такт плечами. Что и слепые не могли устоять! Она была довольна, при том, что иметь семейство собственное осталось потаённой, но главной мечтой.
Девицы, выправив материальное состояние, сняли вскладчину крошку-домик. В самом затрапезном куске города. Но с садиком и живописным видом на горы. Милица осталась при Матильде. У той пухли фантастические планы, на талант и терпимость компаньонки. А Стефан перелюбив доктора, переключилась на бравого залётного вояку. Недавняя война в государстве наводнила приграничные районы калеками и перебежчиками. И приходилось лечить и прятать. Какая разница за кого воюет мужчина, если он так хорош! Любовь границ не знает!
О старой непростой жизни не упоминали, беседы при камине прекратились…
Лиходейства после очередной зимы только усилились. Безжалостные зимние месяцы. Когда дует злобный пронизывающий ветер. Он забирается во все щели жилища, морозит носы и скулы, выстуживает грудь и конечности. И нет от него спаса и покоя! Вьюги и метели несут груды снега, закапывают домики по края зарешечённых окошек. А морозы стоят такие, что и не выйти на улочку. День короток, а ночь непроглядна и бесконечна. Невзгоды и суровости не делают человека добрее. И хотя он должен быть таким и оставаться им, несмотря ни на что. Нравы в краях ожесточились и полютовели.
Как назло, прекратили приходить деньги на содержание младшенькой. Опекун умер, оставшимся родственникам не было дела до сиротки. Её скоренько перевели на посредственное положение. Она стала жить как все! Вставать рано по утру, таскать тяжёлые чаны при кухне, выносить за ограду мусор и подаяние бездомным. До сего драматического обстоятельства, девушки обитали в отдельных помещениях. Имели приемлемые условия, уважительно отношение к себе, весомые перспективы. Они и сразу знали, что когда-то будут отпущены на волю. Таковы были резоны заключённого договора. Высокородные, без собственного согласия они не могли быть заключены в монастыре. Узнай свет о таком – и роду не поздоровится! Корысть корыстью, но репутацию никто не отменял! Тем паче, связь с миром имелась.
Девицы сдружились, так, как и жили в одном крыле монастырского замка. Много времени проводили вместе, делились радостями и заботами. Придумывали наряды на свадьбы и имена малышам. Будущая вольная жизнь грезилась им, благородным по крови! Умеренно занимались обучением; коротали вечера за полезными красивыми навыками. К чёрной работе их не допускали.
Милице было шестнадцать. И она могла не пережить навалившейся беды!..
~~~
Глава 6. Поход.
Скука – плата за постоянство! Не знают скуки те, у которых «жизнь колесом». Они взламывают все двери, пробуют всё – и этим живут. Но именно они, частенько, в конце концов оказываются перед закрытой дверью. Они везде перебывали, но нигде не оказались. Не задержались.
Я поняла это слишком поздно. Имея личные трения с судьбой, я получила в дар такой урок. Что прогулка в горы с двумя упёртыми иностранцами гляделась пустячным приключением!
Путешествовать в нынешние времена – сплошное удовольствие! Вооружившись достижениями цивилизации, наладив связь со всеми биржами мира. Облачившись в «непродуваемо-непромокаемо-несминаемо-противолавинное» мы двигались «морзянкой», нанесённой на старую карту. Хочу оговориться, «старая» не равно указанному двенадцатому веку. Она бы истлела или старички скрутили её на цигарки. Я бы назначила её возраст - лет сто. Судя по потрёпанности и качеству чернил и «папируса». Но! И это важнейшее! Когда «юный Витторио» изрёк про подлинное, я сразу поняла, что речь идёт об оригинале. Но того, с чего век назад – примерно – сделали точный список. Теми самыми - девятнадцатого века - чернилами и на той самой бумаге. Долиновед имел в виду реальность самого факта существования такого документа. Про количество списков – а длина временного промежутка не мала – он ничего не знал. О чём и проговорился на первой же стоянке.
Пока Сандро пылко устанавливал ярко-жёлтую палатку – одну на троих. А что – в век-то эмансипации! Виттор, помешивая кашку – быстрорастворимую, со всеми витаминами и сублимированной полезной ботаникой – скучно вёл повествование. Имеющее отношение к нашей схеме. Романтическую канву, про когда-то «сбежавших из монастыря монашек» он украшал собственными гендерными замечаниями и ухмылками «про это». На всех языках пошлость звучит одинаково! И я одёрнула наглеца! Он стушевался, поозирался - будто его застали за постыдными занятиями поры пубертата. И снова стал человеком. Довершив краткий эпизод из вех долины фразой: «И жили они долго и счастливо!»
«..и умерли в один день..» - подхватила восторженно я. Покупка раритета становилась всё более значимой. Где это видано – вместе со стопкой художеств про Рождество, Пасху и Дни Рождения. Мне досталась целая трагедия! О любви и зле..
Историку-любителю мои «ахи!» не показались оправданными. Он высказал неприятные, но имеющие вес догадки. Например. Что при переписи – каждый раз, Карл! – могли вноситься описки. И образовываться новые неточности. Что оные могли возникать, как от нерадивости писца. Так и от умысла – что-то хотели скрыть и запросто подменяли предыдущее на удобное. Я пожала плечами, возразить нечего.
Всё же, иных версий – теперь уже возможно побега то ли кармелиток, то ли бенедиктинок, не важно!.. – не имелось. И мы следовали выбранной тропой!
Вылазка была рассчитана на пять дней. После этого – «высылайте вертолёт!» Припасы и силы – благо все не профи! – тоже прикинули на пятидневку. Я оставила на почте малосодержательное письмо, с датой отправки. Как раз, в крайний день пути. К поискам спасателей всё одно не успеют, что зря волновать.
Я определённо знала, какой отклик получу. Затея и впрямь попахивает авантюризмом! Незнакомые люди, неизведанная дорога. И женщина «преклонного вероисповедания». Звучит жутко.
Но намного жутче было веяние, проявившееся к концу второго дня. Уже не одно сверление в затылок, но – казалось – объятия эфирные и науськивания. Непосредственно в мозг капало про «..иди,..иди,..иди,..» Я и без того «шла», погонщиков отродясь не имела. Да и похоже было не на приказ или нажим, а на упрёк.
_______________
Она была мне подружкой. Не наперсницей, не поручительницей тайн. Не гуру или советник. Всех её обязанностей набралось ходить со мной по магазинам и вести «светский трёп» в кофейнях. Не много, если посчитать!
Как, скажите, она могла дорасти до «абсолютно необходимой во всём!»? Вот и я говорю – не могла! Где поле для роста!
Французы – плохие любовники! Они слишком поверхностны. Знают технику, массу мелкого. Но главного – настоящей страсти! – у них не найти. На это способны только русские мужчины. Не все – аристократы! Бывшие и сохранившие. Или, вспомнившие. Большой разницы нет, уж если вспомнишь – не забудешь. И подмывать будет – употребить!
Значит ли это, что бывшего аристократа – без коня и аксельбант. Можно вычленить по страсти. Да, разумеется. Они – маленькие и беззащитные – любят до одури. До невозможного! «Стреляться! И только на заре!.» Знавала я таких.. И любить нельзя, и отпустить не получится.
Странное дело, я говорила это многим и часто. Другими словами – не скрою – но честно. Не верили, демоны..
Если изучать статистику, число предательств на одну дружбу превышает смертность в Занзибаре, в плохой год. Я убедилась в этом лично! Забавное в том, что причин нет. Или они не изучены. Значит, есть, но не на поверхности. Но всё в жизни «всплывает», как в дурном анекдоте. И тогда и изучать нечего – бери и смотри!
Стоит ли одна предательница многотомного труда о природе предательств? Нет! И две не стоят, и десять, и сотня. Получается, мои многодневные размышления на эту тему, не имеют основой беспокойство или недоумение. Мне – по сути – всё равно! Как поступила отдельно взятая женщина, в своей отдельно взятой жизни. В своей! В этом вся загвоздка!
Женщина забралась в жизнь мою и поступала там, как хотела. Вот и весь приговор. Или диагноз?..
С осенью и Парижем у меня длительные разногласия. Люблю осень, она не любит меня. И особенно – почему? – в Париже. Если не брать в ум их мужчин – по той самой, указанной выше причине. То Франция мне нравится. Нескромная, расчётливая и многогранная. На неё – разность – вся и надежда.
Лёгкость поступи, а не бытия – выделяет француза на мировой арене. Не так уж просто они и живут! Но упорно делают вид или и вправду не замечают. Бабочка-капустница, по сравнению с ними – гений философии. Одно их «секретный сад» чего стоит! Что это? Откуда потаённые места – пусть и в подсознании – у одноразовых носителей любви.
Нет! Решительно, это – не моё. Но! Сады и скверы, поместья и замки, вино и парфюмерия – выше всех похвал. Как будто и не французы строили..
Когда-то у меня были духи «Искушение». Так переводилось название. Мне покупали их дважды, с размахом в лет пятнадцать. Второй флакон я так и не израсходовала. Они хороши. Но – на одно искушение!
Когда он взволнован он дышит глубоко и порывисто. Глубоко – как чувствует. Порывисто, чтобы унять возбуждение. Не прилично! Я знаю эту привычку – кто ещё, знает?.
Она думала, что поняла в чём дело. И поделилась догадками с .. Не знаю – как много народу осчастливила свежей сплетней! И даже, как воспринял народ результаты длительных изысканий – не в курсе! Но мне она изо всех сил показывала таинственную осведомлённость. Зачем?
Сначала я думала – позлить. Ревность – вечный спутник зависти. А завидовала она мне, почитай, с момента знакомства. Очень долго для нежной женской психики. Я входила в положение и не обращала внимание. Как возможно? Не просто. Большего не скажу.
Потом я решила – от тоски. У самой не удалось, а женщина интеллигентная, вот и тоскует. Глядя на чужое щастье. Эта версия была так долго рабочей. Пока она же сама её и не опровергла! И не вспоминай, подружка!.
Так вышло, других вариантов девиантного поведения не возникло. Зависть и тоска. Я всё-таки оставила ей лазейку.
Как вы узнаёте успешного человека? Я по запаху. Он всегда пахнет – нет, не деньгами!. Спокойствием.
Она распространяла флюиды нервяка и судорожности. Они вели её по жизни. Вызывали раннюю пигментацию, позывы к изжоге и склонность предавать. Знай я раньше – прошла бы мимо!
На Покров случилось неприятное. Осень уже отошла, приближалось зимнее. Ненастье, холода, сырость и серость. Мы встретили - как обычно. И решили посетить новую кофейню. Капучино и рогалик – наше изведанное меню. Рогалики были мягкие и сладкие, кофе горячим и вкусным. Но у неё явно - на глазах! - портилось настроение. Я поинтересовалась предметом хмурости. «..позднеосенней..», - пошутила некстати. Что «некстати» выявилось тут же. Она фыркнула и отвернулась. Я промолчала - бывает,.. работа, дети.. транспорт.. городской..
Она же наметила «продолжения банкета». Отчитала подвернувшегося «гарсона», покритиковала интерьер. «Когда это ты научилась разбираться!.» И наконец добралась до меня! Сузила глаза и задумчиво потянула: «Вот ты, например. Знаешь, где теперь твой муж?. С кем, к примеру?.» Я поперхнулась. И даже плеснула – от неожиданности – напитком на столешницу.
Хотелось расплатиться, встать и выйти. Молча, не говоря ни слова. Я сидела. Повисла пауза.
Я поняла – опоздав сокрушительно! – всю мощь и дороговизну «артподготовки». Несколько месяцев – с зимы, примерно – она намекала и ждала. Когда я подхвачу тему. И безболезненно – для её системы ценностей и нервов – заглочу тухлятину. Мялась, недоговаривала, заводила пластинку вновь. И всё, чтобы отблагодарить себя за «звёздный час»! За «15 минут славы»..
Прискорбно! Когда-то, он пренебрёг ею. «Не выбрал!» - неправильное выражение. Для этого надо хотеть выбирать – он не хотел. Его всё устраивало в жизни! Она не простила! И отыгралась на мне.
Аллес!
* * *
Яков Петрович Полонский (1819—1898)
Для сердца нежного и любящего страстно
;Те поцелуи слаще всех наград,
Что с милых робких уст похищены украдкой
;И потихоньку отданы назад.
Но к обладанью нас влечет слепая сила,
;Наш ум мутит блаженства сладкий яд…—
Слезами и тоской отравленная чаша
;Из милых рук приходит к нам назад.
Не всякому дано любви хмельной напиток
;Разбавить дружбы трезвою водой,
И дотянуть его до старости глубокой
;С наперсницей, когда-то молодой.
~~~
Глава 7. Нечто злое.
Оно стало дышать мне в загривок. Большего не скажешь..
~~~
Рядом с монастырём объявилось зло. Но оно и прежде не обходило его стороной. Разные люди проживали или захаживали на богатые подворья. Взять хоть, Агнессу – наперсницу приора. И в важные палаты заглядывала, и наушничала. Юркая, с прямой сухой спиной – будто палку из ольхи выстругали и снабдили тонкими жалами-устами. Места постоянного ей не нашлось – и не родовитая, и не работящая. Но к склонностям начальство присмотрелось и назначило «главным соглядатаем». Она приносила мусор сплетен и собственные догадки. Надо ли сомневаться – кнут наказания был вечно в руке у главы паствы. Справедливый ли? Вопрос..
Имелись и ещё личности подозрительные – приворовывали, вынося якобы ненужное, не пригодившееся. В то время, когда мелкие служки – видит Бог! – голодали. И с серебряной монетой возвращались с местных торговых рядов и из воровских заулков, к службе. Грехи замаливать! Девицы-подружки знали о том. Не одобряли, но и полномочий не имели. Чай, не у себя в поместьях.
Верхушка правления монастырской жизнью обязанностями и силами была размыта. «Оплот веры» доживал последние времена благочестия. Не удивительно, что, когда люди – свои и приходящие – начали пропадать. Никто и не спохватился. Если тела и находили – дознаний не назначали, виновных не карали. Хоронили тихо на маленьком церковном кладбище. И забывали.
Агнесса – как женщина практичного ума и сноровистая – заводила приятельство с разными персонами. Метила, обычно, повыше. Но и не гнушалась невзрачным людом. В силу большого интереса к жизни вокруг, совала длинный хрящеватый нос во все щели бытия. И знала не мало!
Раз знала – значит и в келье приорской рассказывала. Получается, не заниматься разбирательством убийств было выгодно. Если бы ужасы происходящие попахивали ересью, чёрными адептами, может чины и зашевелились бы. Но обычная человеческая трагедия никого не трогала.
~~~
Глава 8. Ясность.
Погода стояла замечательная. Когда двигаешься в небольшом темпе, в предплечье тебе на постоянке толкается чей-то рюкзачок. Далее следует витиеватое итальянское ругательство – ты понимаешь, что «жизнь удалась!» Сытый, ветерок обдувает лицо, ничто тебя не заморачивает – «какое ещё надо для счастья!» Насыщенный мелизмами контральто сообщает, что ты жив и замечаем. Что тебя можно тиснуть мягким баулом. И выматериться на языке Данте.
Образовавшееся «трио», лучше иного доказывало версию о «дружбе народов». Я скоро научилась понимать глазами – что не переводила ушами. Итальянский – два часа беглого просматривания разговорника, в самолёте. Английский – как все интеллигентные люди. Русским они не владают. Значит, жесты, улыбки, хмурые гримаски и «пффф!» И оказалось – достаточно! Мною даже интересовались «как женщиной». Специально заковычиваю – смешно!
Итальянские мужчины - это, конечно, что-то! Но не мой вкус. Ужас, как эмоциональны! Всё: мысли, желания, давние незакрытые гештальтики непонятно кому – мгновенно выплывает, выплёскивается вулканом на поверхность. Вплоть, до океанических отложений. Ты смотришь «на это дело», как сказал бы мой зять. И понимаешь – «нет, я – не Байрон. Я – другой!»
Мы остановились на привал. Вторая половина дня, нежаркое солнце, утрамбованная в желудки гречка с тушёнкой. Нет, полуфабрикат назывался каким-то привлекательным «именем». Но на вкус – она самая, греча. Можно было обогнуть высокий уступ и спуститься чуть ниже, уложившись в длинное «тире» пути и назначенное время. Но вид сверху оказался так хорош. Что все – единогласно! – определили. «Привал. И точка!» Мужчины пробиралась на самые окраины альпийской лужайки и селфились, селфились, селф.. Я уже говорила, что «селфились»?
Пробовали послать фоты любимым женщинам. Облом-с! Тогда укладывали, натруженные ношами, спины в заросли эдельвейсов. И задумчиво таращились в небо.
Я последовала их примеру. Только ничего не слала, да и снимала округу, а не себя в ней. Затем, разнежившись и упокоив больные нервы – хоть на час, на минуты.. – прикрыла глаза. И погрузилась..
Перед тем, как встретиться с «дневным Морфеем», узрела полусонно бабочку. Похожая на махаона, она трепетала крылышками, присаживалась на стебельки и наслаждалась жизнью. Вот прямо, как мы!
По щеке елозили чем-то невесомым. Решив, что кроме местной «капустницы», и быть некому, смахнула лениво рукой агрессора. Намереваясь продолжить отдохновение. Не тут-то было! К щекотке добавилось придыхание, будто..
Я открыла глаза и оглядела, сидящую рядом, деву. Она водила травинкой по моему лицу и мило улыбалась. День был тот же, место не изменилось. Исчезли мои спутники, груда ярких рюкзаков и мелкая покоцанность местности. Коей не избежать нигде в наш век.
Сказать, что я испугалась – было бы не верно. Ужас, оторопь, ступор.. – нет, всё не то. Мне словно похорошело. Встало на место, в паз. Что ли..
Пробываемое ныне отодвинулось – приблизив что-то дальнее. Даже крутизна и островерхость местности претерпели передел. Горы стали суровее и брутальнее..
Она притулилась рядом, вертела изредка головой. Будто силилась что сказать. Я – окаменев, но в сознании – колыхалась в иной реальности. Застряв, после попадания неведомо каким образом. И похоже мне это нравилось!
~~~
Раз в переделку попала Милица. Пошла за доктором – настоятельница приболела – и задержалась. Подруги забеспокоились под утро. Когда – крайний срок – и должна была явиться. Опросили привратника, справились у хозяйского народа – никто не видел! Матушка уж и в себя пришла, полегчало ей. А девицы след простыл.
Возвратилась за полночь другого дня. Поведала, с дрожью в голосе, что прихватили её на обратном пути лихие люди. Хотели в полон увести – да, не сложилось у них. В сарайку заперли, сутки морили голодом. А когда один из них явился за ней, она оттолкнула его сильно – и бежать! Удар оказался неожиданным, это спасло ей жизнь.
Рассказала. Обо всём - и подробнее - монастырским людям властным. Да толку! Никто не встрепенулся, хоть и поверили. Вот тогда послушницы и подумали впервые о побеге. Начали интересоваться историей края, запросили в библиотеке старые карты и описания гор. И – по всему выходило – пора было запасать продукты и тёплые вещи.
В тот год ничего не получилось! Изменились обстоятельства.
~~~
Глава 9. Измайлово.
Когда вы в последний раз бывали в Измайлово? Вот и я, не помню. Ничем не примечательный, один из районов Москвы. Позвольте, как это ничем?! А хроники Сытина? Покровский собор, вотчина бояр Романовых. Речка Робка, пруд из неё. И царская усадьба – Государев Двор, домашний театр, Василий Репский.. Всё это можно узнать в Википедии. Век «на дворе» стоял 15-16-тый, а в уделах острова выращивали редкие растения – виноград, арбузы..
А позже, юный Пётр – реформатор всех реформаторов! – обнаружив старинный ботик, крутил «кругосветные» плавания по системе Измайловских прудов.
Кто знает, как «пахнет» та или иная эпоха! К примеру, Измайловский парк для меня – эхо последних времён Романовых. В оттисках липовых аллей Алексея Михайловича. В жидком растворе ауры едва заметных следов бывших охотничьих угодий и павильонов «опытной пасеки Императорского русского общества акклиматизации животных и растений». Он, конечно – жертва и наследие революционных веяний 20 века. Не для меня! Среди увеселений и «чудес» безбожного новаторского времени, я углядываю приметы и архаизмы времени прежнего, моего..
Когда я очнулась, солнце уже клонилось к закату. Как описал бы момент поэтически подкованный экземпляр. Моя версия: «О Господи! Нам ещё спускаться..» Оглядев пространство, я убедилась – спалось не мне одной. Оба экзальтированных итальянца, раскинув руки и натянув блаженную улыбку, дрыхли «в полный рост!»
«Ребятки..» - зашептала я, и скоренько начала сборы. Под моё шуршание пакетиками и причитания добры молодцы и проснулись.
День, к счастью, завершился благополучным прибытием на назначенный следующим «пятачок». Припозднившимся ужином и ранним отходом ко сну. Не знаю, как мужчины, но я чувствовала себя несколько опустошённой. Хотя и в приятной истоме…
По правде сказать, наш путь напоминал «отмстить неразумным хазарам». Куда и зачем мы двигались, видимо, знал только внутренний голос. Думаю, мой. Галантные жители долины, просто отдыхали и наслаждались умеренной лёгкостью бытия. Всё же, не оценить вклад прогресса и антиутопной урбанизации я не могу, не в силах. Все примоки и прибамбасы делали поход светским мероприятием. Когда и пыль на глянце башмаков – трагедия.
По утрам мы отмечали очередной участок траектории. Заносили данные в гаджеты. Фотографировали место отбытия – иногда мне казалось, для криминальной сводки. И топали, топали.. «навстречь солнцу». /Слиз с вокабуляра зятя-литератора../
Внутри у меня – там, где обычно селится пустота непрожитых лет, поочерёдно заполняемая текущим.. – дрожало что-то и побулькивало. Может кого ждало, может чего-то боялось..
Дивный порядок в мире – ты ничего не трогаешь, ничего не трогает тебя. Вовсе не всегда работает! Отсутствие памяти, как говорят, не освобождает от ответственности. Как и в моём случае, то, что я не помню об Измайлове не означало, что меня с ним ничего и не связывает. Наметившийся пунктир обрастал деяниями, а значит, давал взятку прошлому!
Одно скажу точно – тронутое случайно мистическое и непознанное. Оставило в душе надежду на продолжение. И отчуждение от всего суетного. Так бывает..
~~~
Обстоятельства.. Леший задери эти обстоятельства! В монастыре сменился глава паствы. И ввёл новые порядки. Они не были лучше или хуже прежних, они были другими. На переделку внутренней монастырской жизни ушёл год.
И лишь следующей зимой, когда морозы вновь сковали речушки и постлали крепким настом альпийские снега. Троица приступила деятельно к подготовке побега. Изменилось многое – не изменилось главное! Жить на этой стороне предгорий оставалось небезопасным. Кладбище прибавилось новыми могилками. Чьи-то детки остались сиротами..
И, если отборы нужных вещей – незаметно, но с умом – не мешали обычной житейской чересполосице. То продовольствие следовало добывать и хранить особо. Что-то – и в подворных погребах.
И ещё! К найденной и расшифрованной даже карте следовало присовокупить проводника. Живого, ушлого, разговорчивого.
_______________________
С этим домом что-то было не так! Он снился мне по ночам. Я плакала про него. Мечтала..
Он звонил колоколами, отсвечивал медью. Пах пряностями и звучал криками павлинов. В какой-то момент я воскликнула: «Господи! Дай же мне его или избавь от памяти..»
И Бог услышал мои стоны.. Вскоре, я перестала думать про каменный дом с балюстрадой. И обратилась к другим проектам!
Мне казалось, что-то повернулось в швейцарских часах бытия. Хрустнуло, под нажимом женских рыданий и Божьей милости, и свернуло с широкого тракта на мелкую «второстепенную» дорогу. Мне было всё равно, лишь бы не маяться несбыточным.
Когда девочки рассказывают про «Жизнь – мечта!», они упоминают массу ненужного. И если речь идёт - всё же.. - про родовое гнездо. «Мечта» спускается до банального.
«Ага. Гадеробная, метров 13, не меньше. И не спорь. Ванная комната – ну, по-вашему, санузел. 20 много, 12 мало. Пятнашку – в самый раз. Если ты сейчас моргнёшь, я с тобой разведусь. Так и знай!.» Это – мужу, считай прорабу. Ему, по сути, пополам. Какая там гардеробная. Ему важна смета, в кою необходимо уложиться. И бедный муж – иногда в прямом смысле «бедный» - качает на весах судьбы. «Развод. Долгий и не мирный. А потом на эти – оставшиеся, после драки – деньги. Дом в лесу и банька. И никаких баб! Ну,.. кроме шалав. Канешна.. Или!.» И тут идёт скупая мужская слеза. Почёсывание в затылке, матюг и взгляд в сторону жёниного платья. Давеча стремительно снятого с тела – белого, мягкого – супружницы., в порыве страсти. Вздох и эпилогом: «Я строю ей эту гр.. гардеробную. И сортир. В пятнадцать «золотых» метров. Но! Экономлю на лекарствах от трипака. Что – не мало!.»
Если бабий трёп об апартаментах «дольче вита» происходит меж подружками. Заметим – не подругами. У женщин подруг нет, они им ни к чему. То фантазия разыгрывается не по-детски. Там и альков в парче, и пуфики, обтянутые персидским шёлком, и негр с опахалом, и шейх, конечно. Как без него! Почему все эрот-фантазии всегда приводят в декорации гаремные? Откуда такое странное представление о красивом и шикарном! Или тяготы роскоши легче нести цельным бабьим коллективом! В одиночку никак, не сдюжить?!.
Одна моя приятельница часто рисовала пред моим воображением картину уютного и прекрасного. «..А из кухни – выход через стеклянную дверь, в сад. Прямо на лужайку перед домом..» Далее следовал долгий грудной всхрап, приравниваемый к чувственному постаныванию. И – толчок в плечо. «Здорово? Ну скажи!.»
Я и говорила: «Послушай. А где всё остальное? Большая прихожая, длинные и не узкие коридоры. Анфилады, балконы, террасы. Столовая светлая, окна в пол. Спальня – не мерянного метража. Кабинет-библиотека, к примеру. Камин, в конце концов!.»
Она хитро улыбалась и поясняла - мне, неразумной. «Путь к сердцу мужчины – через.. сама знаешь. Что..»
«А при чём тут желудок?» - удивилась я. И то, только в первый раз. И тогда же мне поведал парадигму мира. Местечковую, обывательскую. Но вполне рабочую.
«Знаешь..» - на струне и с придыханием, поучили меня, - «им всё равно, где и даже кого трахать. А вот мне, где готовить свежие блины – ноздрястые, под сметанку густую – ему. Демону ковырялистому. Видите ли, магазинные он не жрёт! И даже вчерашние не разогреешь. Мама приучила к горяченьким. Так вот! Мне – не всё равно, в каких видах года свои не молодые уже прозябать. Хочу – бл!.. – шоб из двери. Которая – бл! – на лужайку ведёт. Всегда я видела солнце, небо. И закат. Моей жизни..»
Не буду притворяться. Тогда разговор закончился рыданиями. О раннем климаксе, подругах-дурах и супруге-изменщике. Я выслушала. И забыла. Как страшный сон.
Хотя – и этого не скрою – взгляд на мир, у той моей знакомой, так и не поменялся. Дальше «дверь в лето» ничего не двинулось!..
Если б я «имела щастье» рассуждать так же. Никаких заморок ни с какими местами пребывания никогда бы не случалось. Негде! Мои скромные представления о «глянце дерипасок» осуществлялись бы постепенно, по мере произрастания и крепления. Там – шкаф побольше примощу. Там – кухню поквадратнее выторгую. А там, глядишь, и кровать-двухспалку – мечту женщин диванного секса – приведу в исполнение. И – «житуха удалась!»
Однако. Мои, сугубо внутренние, диалоги – с самого раннего детства, а вовсе не плодом, испорченного благодушьем, быта – начинались, как минимум. «Так! Участок пару га. Мне и моему коту. Дом. Дооом..» И тут я плотоядно улыбалась и потирала руки. «Дальнейшее – молчанье!..» Такое и батюшке на исповеди не выговаривают. Ну, что я могла поделать, коли ценник моей жизни всегда начинался с астрономических чисел. В парсеках.
Отступив. Если рассматривать дни, отпущенные мирозданием на текущее, как цикл - «встал-поел-поработал-исполнил долг-опять поел-опять поспал..» И так – по кругу. То ни гектаров, ни стеклянных дверей, ни даже панорамных окон не надо. Лишнее, в них глядеть некогда. Если туда же, в немногие активные периоды бытия вставлять и вовсе бесполезное – понт, слепые обременительные связи, токсичные отношения и пр. – то всё можно делать «в отеле». То есть, разделить жизнь на «красивое» и «быт». И за красивым снимать номера. А быт «и так сойдёт!».
Это, когда в красивом и быте действуют разные персонажи. Ты их так и обозначил, и так и занёс.
А что! Вполне разумно, при нынешних-то временах..
И всё же. Даже и теперь, некоторые – отборные, я бы сказала – люди. Живут цельно, а не прозябают клочками и эпизодами. Им хочется – и справедливо! – жить красиво всё время, всегда.
«Как сие возможно!» - воскликнут временщики и циники. «Не бывает, чтобы всегда прекрасно. Есть грязное и надоевшее. Это приходится разбавлять и сдабривать. Да! И в отелях «на час» в том числе..» Спорить с ними мне не досуг! Я и не стану.
Дом ко мне вернулся. Почти таким же, без павлинов, правд. И я уже точно знала, как он выглядит. Что посажу вокруг него, как расположу клумбы, розарии, арки, скамьи. В общем, всю обычную лабуду..
Внутренним устройством он слегка померк – вот, как раз смывом «восточного шарма». Стал строже, упрямее и разумнее. Я видела его резкие углы и, устремлённые в серое небо, крыши. Наслаждалась гулкостью пустых каменных пространств, запахом just-сложенного каминного портала. Уводила взор в необжитый и диковатый пока сад, через большие стрельчатые окна. Бродила по, перетекающим «фасадами» и ци, кухне-столовой-гостиной-каминной. Он был мне мил и не вызывал больше боли. Я сжилась с ней!..
***
Сайто Мокити, ученик Ито Сатио, проникшийся любовью к танка за чтением книг почившего к тому времени Сики, трактовал «отражение жизни» как слияние с изображаемым объектом вплоть до полного саморастворения. Такая самоидентификация с объектом творчества, известная как принцип «отрешения от собственного Я» (мусин), всегда была краеугольным камнем дзэнской эстетики. Знаток классической немецкой философии, Сайто сознательно стремился соединить в своей поэтике дзэнскую традицию с западным психологизмом. Его богатейший опыт врача-психиатра подсказывал ему уникальные художественные образы, которые сразу же обеспечили Сайто особое место в ряду поэтов танка. Вышедший в 1913 г. дебютный сборник Сайто Мокити «Багряное зарево» («Сякко») позволяет говорить о проникновении в японскую поэзию влияния нарождающегося немецкого экспрессионизма.
Прикоснулась к руке
язычком нежно-розовым кошка —
и в касании том
открывается мне впервые
бытия печальная прелесть…
~~~
Глава 10. Отчётливо.
В какой момент стало ясно, что в график мы не укладываемся – я уже и не помню. Полагаю, мы все так разнежились, так очаровались природой и покоем. Что совсем позабыли о темпе маршевом. Заранее, было заложено – столько-то в день. Держались нормы двое суток, потом пошли шатания. «А вот давайте остановимся и поедим..» Или. «Там такое чудесное, грех не подойти..» Ещё, из литературного. «Зря я пёрлась такую даль. Что уж мне, горного козла вблизи не посмотреть! Чай, обычных каждый день вижу..»
Короче. К пятому дню образовалась ниша не сбывшегося. С локации, которую при больших трудах накопал Сашуня – я корректировала издали и снизу неловкие брожения «поймал-не поймал». В местное УМВД послали депешу. «Не вернёмся. Срок. Не волнуйтесь..» Ну, или типа того. Облажались, мол. Но меру знаем! На том, и утешились. Про оставленное письмо я забыла вовсе – как отрезало! Видимо, судьба..
Бывает у вас, люди, которых знаешь полторы недели внезапно и беспричинно превращаются в «перших корешей»? У меня ровно так и вышло! Два чудика, из Богом забытой горной долины. Чётко, хотя и бессимптомно встали в недлинную вереницу «сугубо приближённых». Я помыкала ими уже. Поучала, на посконном русском. Надеюсь, не много они поняли из моих восклицаний. Мне становилось их жалко, когда они – стервецы и упрямцы – тратили зарядку на отправку ненужных сведений. Связь с миром осуществляли – как и обычно! – мужчины. Что-то не выходило, они нервничали, ссорились. Как обывательски и похоже ведут себя хомо, не слишком сапиенс!
Поправляла, если кашеварили безответственно. Гладила по всклокоченной курчавой голове. Когда усталые, с серыми лицами ставили палатки, в очередной раз обновляя лагерь. Им, не столь привычным к лишениям и неудобствам. Как русской рожавшей бабе! Жизнь уже не являлась только праздником! Но – отдачей кому или за что.
Отхлопоченые дни не имели продуктовой основы. Не корысти - взяли всё с запасом. Но экономить начали.
В целом, мы одолели почти весь намеченный участок. Я наконец поняла – или приняла.. – смысл затеянного. Пройти по следам – как я их представляла – странного давнего путешествия. И, может, найти опору в моих возникших догадках и сомнениях. Чем-то меня этот край зацепил. Пронял и заставил о себе думать!
~~~
Пастух был нелеп, как бывают корявы, заичны и неопрятны пастухи. Но Стафан глядела на него с обожанием. Да и все – статные, хоть где; ладные, хоть в чём – вызывали в ней ответные чувства. Восхититься! Подруги сие стремление не одобряли, но против натуры не пойдёшь. Ещё в монастыре она, вопреки уставам и обычаям, перезнакомилась и повлюблялась в десяток «складных» мужчин. Ими оказались – поварёнок-отрок, хорошо готовивший каши; звонарь без руки, но мужественный и агностичный; заезжий купец, с дамскими товарами; местный ухарь, нередко захаживающий на подворье по делам амурным. Были и ещё, не менее достойные! Влюблялась Стефания по-девически чисто и безоглядно. Наличие соперниц её не смущало, скорее радовало. «Значит, он и вправду хорош!..» - говорила она, с убеждением всякого опрокинутого чувством, подружкам.
К чести сказать, заканчивались «чувства» так же быстро, как и вспыхивали. Иногда, достаточно было неудачного – мелкого даже – проступка, со стороны предмета обожания. Либо, девице становилось скучно.
Деспотичный приор пресекал на корню любые брожения плотского свойства, на вверенной ему территории. Да и сам замечен в подобном не был. Монастырь – не пустыня, в нём живут и обитают люди. И ничто человеческое им!.. И если строгость неуместную и некую скряжистость начальству пеняли. То грех любострастия – никогда. Или пастырь был осторожен.
Из увлечений Стефы эпизодически произрастали общие выгоды. К примеру, пока она поглядывала на, вечно краснеющего от внимания барышни, юного повара. Вздыхала по вечерам, вспоминая сладчайшие и нежнейшие каши. Она, на некоторое время, проявила интерес к кулинарии. Точнее, к местным блюдам, ибо поварское подмастерье жил недалеко, в слободе. Позже – и при переходе, и в долине напротив – ей частенько приходили на ум идеи, как разнообразить скудное меню беглянок. Вдохновение она черпала – из изученного!
Массу незначимого – бытового, в привычной жизни не замечаемого – прекрасная белокурая лекарша помнила и применяла просто потому, что подобно делали когда-то любимые ею мужчины. Так мир, не переставая, отражается в отдачах и переливах любви!
Главное качество пастуха было надёжность. В меру вороватый и прижимистый в своём ремесле, на деле он оказался благородным идальго. Вверенные ему судьбой дамы выглядели так хрупко, беззащитно и сказочно. Что, собрав всё мужество и доблесть, он вёл своё «стадо» бережно и со вниманием. Учитывал – как мог – их силы и перенесённое. Вкратце, проводнику пришлось поведать о неспокойном бытье. Он поухмылялся, похмурился – и снизил цену!
Расстались почти на подходе к городку. Стефан уже готова была к новым влюблённостям!..
~~~
Глава 11. Пертурбации.
На что похоже путешествие, когда оно без цели? На жест отчаяния? Хороший ответ. На жажду приключений? Возможно.. Больше всего, мой выброс в мир напоминал «засиделась, матушка!» А что, вполне отличный вариант..
Мы передвигались рывками. И не только потому, что карта где-то отсырела, стёрлась, поломалась – и утратила очаги информации. Окружающее – иконками – прописано. Пунктира нет! Но и по причине отсутствия старых троп. Ну негде было топать, с пёстрым многообразием рюкзаков, планшетов и подпруг. И мы наугад прокладывали – покороче и поудобнее – куски пути. Дабы, соединиться с карто-обозначенными, в будущем. Получалось неплохо – владелец турбюро, исшагавший местность неоднократно, явился полезным приобретением. О чём я намекнула Витторио. Он осклабился – ох, уж эти гендерные слабинки! – и принял моё почитание. Мужчины – что с них взять!.
Сам Виттор отличался способностью скоро приспосабливать, занятую под днёвку местность, в увлекательное шоу. Он и выбирал площадку сам. Вписываясь в «рифы и рифмы» дороги. По вдохновению и позывам к очередной шамовке. Вдруг останавливался и, протянув театрально руку, кричал нам, отставшим и озлобленным. Мы тормозились и оглядывались. И, как правило, упокоение и синхронный аппетит накатывали, строго по графику.
Откуда и как он чуял момент остановки! Бог весть.. Все мы – не без талантов.
Шестой день не означился ничем особо примечательным, и даже седьмой.. Мы срезали пути, как возможно. Рачительно использовали резервы и ресурсы. Уже посматривали в сторону дома. Алессандро чаще обычного беседовал о маме и любимой женщине. Я понимала это, исходя из жестов – взмахи в воздухе воображаемой ложкой и оконтуривание пышных женских форм. Мне тоже - чаще обычного - становилось грустно. Навязчиво гудело, о чём-то забытом, в висок и беспокоило меня.
Как-то заметно похолодало, осень надвигала шляпы и межсезонницы. Изредка, набегал дождик. Порывы ветра набирали свежесть бора и силы Перуна. И наша малая «княжеская ватага» сбивалась кучно и озабоченно.
Слово «возвращаемся» произнёс первым Виттор. И мы подхватили!
Усталость внезапно навалилась, словно копилась век. Терабайты отснятого жгли ладони, просились в сеть. И я вспомнила о письме!
~~~
Беда приключилась в середине второй недели. Стояли студёные дни, Стефания дважды промочила ноги и вечером не просушилась довольно. Ночью она начала подкашливать, утром пылала в огне. Движение остановили – напротив, укрепили лагерь и соорудили временное пристанище. Натащили кое-каких веток, подпёрли булыжниками, пастух обложил дёрном каркас из обломков старых окаменевших дерев. Из мешков и баулов вытащили всё тёплое – оделись сами, укутали болящую. Захворай кто другой – Стафан и вылечила бы. А так – на волю Господа и свои незначительные умения!
Заваривали травы, отпаивая настоем грудной тяжёлый кашель. Она сама – когда из бреда горячечного выскальзывала, на часы – и руководила лечением. Пастух маялся, уходил к овцам. Сидел на камнях, привалившись к сгрудившимся от стужи животным. Притаскивал новые охапки хвороста, исчезал в поисках воды и нужных растений. Девы плакали украдкой и считали пульс. Утирали пот, подносили питьё. А что ещё они могли!. Кризис никак не наступал, болезнь брала измором..
Сколько молитв ни знали, все исчитали! Верили.
К концу недели, пошло на поправку. Послушницы решили – болезнь отступила, есть надежда. А в ночь грянул перелом! Истаявшая за дни Стефания, покрылась мертвенной серостью. И отходила.. Милица, ломая руки, билась в истерике. Иллари шептала отходную.
Уж поняли, утром хоронить. И не по обычаям и в благом месте. А в горах и наскоро.
К полудню ещё была жива, хоть языком заплеталась и вскрикивала безутешно. А вечером того же дня, очнулась и попросила еды. Отмолили!..
Задержались на стоянке и ещё на три дня. Потом пошли, она и настояла. Вели под руки, несли местами, рано становились на ночлег. Но шли!
Лёгкая, как бабочка; весёлая, как никто – за болезнь она остыла жаром душевным и сникла. Подружки шевелили, как умели - смешили, надеждами овевали. Она кивала, стискивала зубы и делала и ещё один шаг.
Проводник и близко не подходил, а издали смотрел – как на божество. Не видал он, до той поры, женщин столь сердечных и ранимых, и так преданно верящих в дружбу и Бога..
_______________________
Когда-то мне рассказали старинную историю. Жила-была в одном краю девушка. Деревушка была маленькая, богами забытая. Но люди в ней селились и множились. А значит, пригляд за ними должен быть.
Находилась деревня на севере, у плеяды удивительных озёр. Водились в тамошних местах и зверь дикий и пушной. И рыба вкусная, да жирная. Народ проживал мирный и спокойный. Войн сторонился, захваты не учинял.
Так вот. Был в деревеньке староста. Может, как и иначе звался, я бы назвала старостой. Главный тут. Он – и за порядком, и за справедливостью. И важным гостем на свадьбах. Говорили, был он человеком степенным и не глупым. Большего не скажу, так и не поняла. По мне – история подтверждает – в тихом омуте..
На отшибе селения скромно и незаметно жила девица – вепра. Колдунья, по-нашему. Времена тогда стояли языческие, любовных наговоров пока не водилось. И не бабы за зельем к ней украдкой бегали. А достопочтенные мамаши золотушных деток водили. Лечила дева травами, окуриваниями и оберегами. Многого на себя не брала. Есть дар – значит, помогай людям. Они несли ей яйца, зерно, свежатину с охоты. А молоко, дары леса и рыбку она и самостоятельно добывала. Коза имелась в хозяйстве, рыбные снасти и ноги-руки умелые.
Звали вепру .. каким-то хитрым словом. Что равноценно «золотое сердце».
Всё бы ничего, да прицепилась к ней бабёнка местная. Пока дева юной была, невзрачной - женщины и внимания не обращали, как она выглядит. А как подросла, да в сок вошла – и слепой обратит! Прочие селянки посудачили, на супругов своих позыркали. Да и забыли. Забот и своих хватает, а славные свойские связи с лекаркой - жизни подмога!
Но вот одна, неуёмная.. Так невзлюбила – слов нет! И стала травить и мучать девушку. Словом гадким, руганью едкой. Да и пострашнее, разное.
Единого Бога ещё не было. Не проснулся в людях. И, как во все времена, «доброму сердцу» противоставилось «злое».
Когда потравили козочку, вепра сразу поняла, чьих рук дело. И пошла к старосте, просить о справедливом суде. А староста портить репутацию не пожелал и – как бы сказали сейчас – «спустил на тормозах». Всем добрым и в чести не будешь. И складнее потрафить одной сквалыжной и скандальной. Пусть и ценой проделанной подлости. Чем завести у себя в деревне непрекращающиеся бойни и свары. Ужо и народ на два лагеря поделится! Что тогда предпринять..
Если попросту. Божий дар променяли на административный рычаг. Ведь, если старост избирают всё же люди. То каждую вепру в местечко посылают боги.
Не прошло и года, как та же злая тварь извела девицу-лекаршу до смерти. Подсыпала яду и затихла. Мол, сама и виновата. Не тех травок попила.
Случилось всё из-за зависти человечьей и равнодушия. В тот же год, деревня погорела. Со скотом, жильцами и старостой. «Злое сердце» тоже осталось на пепелище.
Это оказалось ценой!
***
Щекотала ласточка
Этож у нас ранёшенько на дворе,
Ой, на дворе, на дворе
Щекотала ласточка на заре,
Плакала девчоночка на море,
На белом, на камушке сидючи,
На быструю реченьку глядючи,
По бережку батюшка гуляя,
Гуляй, гуляй, батюшка, здорова,
Сыми меня со камушка белова,
У батюшки жалости не многа,
Не снял меня со камушка белова,
По бережку маменька гуляя,
Гуляй, гуляй, маменька, здорова,
Сыми меня со камушка белова,
У маменьки жалости не многа,
Не сняла да с камушка белова,
По бережку миленький гуляя,
Гуляй, гуляй, миленький, здорова,
Сыми меня со камушка белова,
У милого жалости поболе,
Он снял меня со камушка белова,
Свадебная песня.
~~~
Глава 12. Отречение.
И снится мне. Ночь, костёр потрескивает. Я сжимаю чью-то ладонь и камлаю: «Терпи, голубка моя. Борись. Не плачь..» Вытираю чьи-то слёзы, тыльной стороной кисти. Обнимаю за плечи..
Ладошка горячая, а слёзы тёплые. Отблески пламени навевают сон – глубокий, от которого не просыпаются..
Я вскочила – мне почудилось кто-то тронул и слегка потряс плечо. Открыла глаза, осмотрелась. Текла девятая ночь пути. Тихая, нескромная в своём полнолунии, обещающая. Отель, комфорт налаженного жития и отсутствие всяких проблем. Если бы я отверзла очи по утру, сон наверняка забылся. Но резкое восстание – как отрезвление – сохранило до детального. Я сыто и искушённо прокручивала – жар и искры от горящих веток; горе, совсем рядом; вот-вот, без надежды, рассвет; хлопоты могильные.. Всё это так живо и отчётливо представилось мне, что я окончательно пробудилась. По соседству «давили клопа» мои мужчины. В засетчатое окошко бились запозднившиеся местные Ins;cta.
Ничего не случилось, не произошло – и всё же, случилось!. Словно, внутри моей биографии сдвинулся ржавый, прикипевший - Бог знает, когда! - болт. От того, мёртвая шестерня пришла в мах, вызвав тягу и начало какого-то процесса. Срока давности ему - милльон. И до сего дня считался он безнадёжным. От слова «совсем»!..
Наступавший день был десятым – юбилейным! Решили отпраздновать, а когда ещё, скоро конец аферы. Выбрали склон посимпатичнее, расположились, выудили нз. Давненько я не отмечала так родственно и проникновенно столь мелкий повод! И лишь появившаяся – ап! из ниоткуда.. – уверенность. В голосе, движениях, жизни.. Намекала – «повод, куда круче!»
На одиннадцатые сутки мы вернулись в долину. Выпотрошенные эмоционально, усталые до предела. Посвежевшие, подтянутые, по горло во впечатлениях..
В отеле меня поджидали обеспокоенные родственники. Они были мне рады – я была рада им. Из отношений исчезло неприятное, прилипчивое, чуждое. Ничего больше не мешало!
Ну кроме, может, одного. Я была – почему-то – теперь уверенна. Что меня зовут странным южно-европейским именем – Милица..