Альтернативное название репортажа (для "прогрессивной" молодёжи): "Библиотеками" (что бы это ни значило).
Слоган: "Последний день осени. Первый раз в библиотеке. В очередной раз споткнулся об ошибку!".
К Эвтерпе я длани простёр,
Просил почитать её книгу.
"Не дам!", - мне сказала. - "Я ей дорожу!".
Услышьте мой возглас, о сёстры наук вдохновенных!
Взгляните же вниз, снизойдите до смертных презренных!
Избавьте нас от "плотвы" и волшебников Хогвартса душных!
Я вас призываю не рушить своими руками того, что создано теми руками!
Величие ваших творений только природа одна всегда затмевала!
Молчание мрачное ваше печалью в сердцах отразится великих!
Спросите сестрицу милейшую Клио:
"Как это бывало в истории раньше?",
Коль мне вы не внемлете, разумные девы!
Тридцатого ноября мне приспичило посетить библиотеку, чтобы взять книгу одного местного писателя. Номер читальни и имя автора не имеют значения для статьи, а важна лишь логика происходившего, которая "настолько полна маразма, что меня аж на философские мысли потянуло", как говорила Масяня в лучшие времена своей бытности.
До описываемого события я в обычной библиотеке был всего раз, если вообще можно засчитывать за посещение библиотеки ожидание друга, заскочившего за книгой. Ждал на первом этаже, тогда как заведение располагалось выше. Ещё один раз мне доводилось относить учебники в школьную библиотеку, но, как я понял, она от профессиональной отличается так же, как гвоздь отличается от сверла. Поэтому предстоящее предприятие заставило меня поднапрячься и закидать сотрудников совершенно идиотскими (по их мнению, как я могу понимать) вопросами по телефону и "мылу": "Есть ли нужная мне книга?" (ну, это как раз нормальный вопрос), "Сколько времени займёт моя регистрация и сколько стоит?", "Могу ли я получить книгу на полгода, чтобы не носиться с нею по катку и через ростовые сугробы ненавистной деревни?", "Можно ли как-то получить отсканированные страницы на "мыло", а труд оплатить со счёта телефона?". Ответы получил соответственно следующие: "Есть. Приходите с паспортом и документом о прививке", "Пять-десять минут. Бесплатно", "Ни одна библиотека не даёт на полгода. Даём на пятнадцать дней с возможностью продления до полутора месяцев", "Можно получить ксерокопию книги, но не можно, потому что это нарушит авторское право". Последний противоречивый ответ и вовсе поставил меня в тупик, однако я, вооружившись телефоном с камерой (чтобы "отщёлкать" то, что нельзя будет отксерокопить), прыгнул в такси и понёсся навстречу приключениям.
Первой в учреждении меня встретила гардеробщица, - милейшая женщина пожилого возраста. Приятно понимать, что в мире остались не только стервы и ведьмы. Она приняла у меня намокшую куртку и направила в зал, где началась уже непосредственно обработка цели визита. Молодая девушка, услышав имя автора и название книги, удивилась, а я, в свою очередь, начал смутно сомневаться в успехе предприятия. Поиск нужного мне тома не давал поначалу положительного результата, однако вскоре по вопросу собрался консилиум специалистов, и в итоге ко мне подошла одна из старушек-сотрудниц с прямым заявлением: "Книгу эту написал местный автор, ею мы очень дорожим, а потому на дом вам её не дадим! Извольте проследовать в читальный зал и, собственно, прочитать". Разумеется, я был обескуражен, ведь мне обещали как минимум пятнадцать дней, но, с другой стороны, мне - бывалому "пирату", привыкшему всё скачивать и перепечатывать, презирающему танцы на льду в компании костылей и Мразика (это Морозко по-чешски), - непосредственно сама эта книга была без надобности, а интересовала её копия - физическая или цифровая, - которую можно было бы навсегда утащить домой. В ответ на просьбу снять ксерокопию женщина сказала мне: "Не более двух страниц!". "Могу ли я тогда пройти в читальный зал и сфотографировать оставшиеся?", - спрашиваю. "Пройти можете, но сфотографировать позволим не более двух страниц!". Это был полный крах! Я рассеянно попрощался с библиотекаршами и направился в гардероб, где милая старушка помогла мне вырядиться (как ни отбивался я от её помощи, её доброта взяла верх!) и тоже будто бы удивилась твёрдости коллег.
По дороге назад мы активно обсуждали проблему с таксистом. "Читать четыре с половиной сотни страниц у них - не наездишься!", - возмущался шофёр. - "И что ты можешь сделать с авторским правом? Себе, что ли, этот текст присвоишь?!". Чтобы не наводить излишней напраслины на принципиальных сотрудников библиотеки, которые не виноваты в действующих законах и уставе организации, я перевёл тему на вопрос об общей недоступности местных авторов широкой публике и о засилье разной дряни от искусства, которой успешно потчуют нас даже в обход авторскому праву. В случае с той же Джоан Роулинг вопрос об этом праве - не более чем кокетство, тогда как не скачать её книг при малейшем желании просто невозможно. Я их не читал, не смотрел фильмов дальше третьего, но многое знаю о творящемся в Хогвартсе маразме. Знаю, потому что другие знают и время от времени навязывают эту информацию. Нужно ли учить детей тому, что всего можно достичь, выкрикивая одни и те же слова и размахивая палочкой? Зачем я с помощью "алахаморы" обчищал чужие сундуки в игре? Зачем нам история об ведьмаках-алкашах восьмидесятого плюс уровня и стервах-проститутках из польских коммуналок в языческом "сеттинге"? И слово "сеттинг" нам зачем? Да, я согласен: нам уже трудно понять советских писателей-фронтовиков, ведь у нас теперь другие проблемы, другие отношения, другие взгляды. А не потому ли у нас другие взгляды, что в какой-то момент времени нас притянула к себе чужая "литература"? Не иноземными ли языками создавалась несовместимость поколений, о которой писал ещё Тургенев Иван Сергеевич? Конфликты поколений давно стали у нас привычным делом, но случались ли они до Тургенева? Подтягивая Русь на современный уровень, Пётр Первый вынужден был завозить к нам иностранных специалистов, среди которых оказалось немало масонов, уже прогрызших свои страны до основания и с радостью накинувшихся на нашу культуру. Если копать глубоко, то Пушкин, которого так до сих пор ценят, очень сильно изменил русский язык по сравнению с тем, котопый описывал Владимир Иванович Даль, и понаписал много чуждого старомодной России амурного блуда, однако я не буду сейчас копать так глубоко, потому что меня попросту закидают помидорами, однако осмелюсь предположить, что люди будущего также побоятся поднимать языки на Роулинг, Сапковского и, возможно, Лукьяненку с Донцовой (если, конечно, саботажные заслуги последних оценит начальство). Литература не только является отражением действительности, но и проектом будущего, так что Тургенев, возможно, был человеком, научившим русских людей конфликтовать поколениями.
Однако не об этом хотел я рассказать. Случай в библиотеке заставил меня подумать о схеме, по которой происходит "зажимание" авторов, и о ролях исполнителей в её реализации. Если звёзды целенаправленно гасятся, то это тоже кому-то нужно.
По самой простой схеме автор живёт в небольшом замкнутом коллективе (племени), пишет о нём и для него. Зачем соплеменникам читать эти произведения, если они каждый день живут и думают так, как написано? Не за чем. Поэтому первые произведения были устными, несли моральную или практическую нагрузку и предназначались для обучения младших поколений. Таковы нехитрые истоки педагогики, как я понимаю. Чужое племя являлось потенциальным врагом, а потому не было необходимости распространять опыт далее замкнутого коллектива.
Прямого взаимодействия автора с читателем давно уже нет. С развитием торговли и обмена информацией, с появлением городов и частного пространства задача распространения знаний значительно усложнилась. Я живу с писателем в одном городе, но быт мой и, следовательно, опыт может сильно отличаться от его быта и опыта, ведь мы не зодим вместе на охоту и не косим одно и то же поле. Возникла потребность в создании посредников, чьим ремеслом будет изучение и реализация способов досьтавки текстов читателям. Речь идёт о типографиях, издательствах и книжных магазинах. Конечно, и сегодня каждый автор может настрочить свои мысли в тетрадки и раздать оные публике, но тираж окажется ничтожным. Почувствовав силу, издательства начали диктовать авторам свои условия, начиная с цены одного экземпляра книги и минимального тиража и заканчивая вмешательством в текст произведения.
Библиотека, на мой взгляд, остаётся как бы в стороне от общей схемы. Она напоминает общего друга автора и читателя: сначала автор заходит к этому другу и дарит ему свою книгу, а после является читатель и заимствует подарок на время. Если тираж какого-либо произведения совсем маленький, а автор не подарит библиотеке книгу, её у библиотеки не будет. Издательство же может оставить себе экземпляр любой книги, которая у него издавалась. Читатель не украдёт у издательства книгу, потому что, не являясь его другом, не вхож в его помещения, тогда как случаи невозврата книг библиотекам, к сожалению, не являются исключительной редкостью. В условиях пандемии стало к тому же понятно, что деятельность библиотеки - публичного места - легко ограничить или запретить вовсе, тогда как запретить работу издательства труднее и "грязнее". Поэтому призываю всех читателей с уважением относиться к библиотекам и их сотрудникам, - вашим друзьям!
Возможности издательств также ограничены, поэтому для более широкого распространения книг они, вероятно, объединяются в более сложные структуры, подчиняясь ещё какой-то власти. Именно эта власть или нечто стоящее над ней решает, что продвигать, а что душить. К слову говоря, библиотеки в городах сегодня также собираются в стпуктуры, именуемые "центральными библиотечными системами", назначение которых мне непонятно. Разумеется, читатель оплачивает существование всех этих посредников, и поэтому стоимость книг существенно выше сырья, пошедшего на их изготовление.
Раз уж зашла речь о финансовой стороне вопроса, то скажу, что даже самая духовная литература имеет коммерческую жилку. Многие советские авторы, как я заметил, имели рабочие профессии или являлись военными людьми, а потому могли прокормить себя без помощи литературного ремесла. Но им как минимум требовались средства на своё продвижение: это поездки, почтовая переписка, вояжи в Москву, наконец. Как видим, сегодня по электронной почте нельзя даже однозначно решить вопрос о возможности взять книгу в библиотеке, а тут нужно решить вопрос об издании книги! Разного рода цензорам, корректорам и верстальщикам нужно на что-то жить, а издательство - это вам не Данко, чтобы из своего кармана плотить за обработку чьих-то произведений. А есть случаи, когда автор является профессиональным писателем и кормится только за счёт этого ремесла. Это - его слабость, заставляющая идти на ещё большие сделки с совестью, изучая вкусы читателей и подстраиваясь под них. Вот у Роулинг, например, совести не было с самого начала, и она дала людям фентези и волшебников, по которым было моддно сохнуть в девяностые годы прошлого века. Там у неё есть ещё что-то про дружбу, но это получилось как дежурная реплика о неприятии войны в устах какой-нибудь пустоголовой модели. Мозг не напрягается, совесть и сердце тоже; если проспал одну из книг, то это никак не отразится на понимании следующей. А, как мы уже поняли, настоящая литература - это педагогика, это воспитание; это, если хотите, горнило, в котором закаляется человек. Правильнее было бы назвать горнилом жизнь, а литература является всего-лишь его описанием, но даже перед описанием робеют некоторые души, льются слёзы чувствительных и слышено позёвывание заскучавших бездельников. Если человек бежит от "тяжёлой" книги, то как он будет жить?
Вот вам и система уравнений: писателю приходится ловить баланс между кошельком и творческими целями; издателю нужно найти что-то пригодное для публики, выполнить некий моральный (или аморальный) заказ от неких сил (пусть Льюис Кэррол не ноет о том, что издавал свою "Алису" в убыток себе: у него либо было слишком много гонора, либо кому-то понадобилось, чтобы люди прочитали его абсурд и приобщились), а также издать книгу минимально приемлемого качества за минимальные деньги; читателю нужна литература, которая впору ему по характеру, взглядам и кошельку. И снова где-то рядом стоит библиотека, которая, бесплатно знакомя публику с произведениями, подрывает доход писателей и издателей, но в то же время является, грубо говоря, рекламной площадкой литературы. Если вам очень понравилась та или иная книга, прочитанная в библиотеке, неужели вы не захотите купить экземпляр для своей книжной полки? Для совсем неизвестных местных авторов, у которых нет денег на большой тираж и распространение, библиотека является последней инстанцией: из собственного кармана заплатив издательству за минимальный тираж своей книги, эти писатели несут её в библиотеку, чтобы оттуда её забрал читатель и наконец узнал то, о чём кричит душа автора.
А есть и ещё одна сторона в и без того сложной системе уравнений, - пиратство, а у пиратства этого бывает иногда веская причина существоывать. К сожалению, здоровье нынешних поколений людей оставляет желать лучшего: кому-то трудно или невозможно добраться до библиотеки/магазина, у кого-то аллергия на книжную пыль, у кого-то слабое или отсутствующее зрение; проклятая пандемия коронавируса подкосила возможности и тех людей, которые до неё могли считаться здоровыми. Возможно, большая часть вины лежит на современных технологиях и в частности на ЭВМ, однако ЭВМ же предоставляет возможность облегчить положение больного человека. Мы не будем сейчас говорить о том, хорошо это или плохо и куда может завести нас такое "облегчение". Для меня важно в первую очередь то, что оцифрованный текст занимает мало места и может быть превращён в речь (пока ещё корявенькую, но технология синтеза речи не стоит на месте). На одном устаревшем уже компакт-диске в семьсот мегабайт можно разместить громадную библиотеку, сохранив труды десятков авторов для будущих поколений! А сколько полных собраний сочинений поместится в небольшом книжном шкафчике? Сегодня мы можем иметь сколько угодно любимых книг в одном маленьком телефоне, мы можем делиться ими друг с другом, не теряя к ним доступа, и всё это более чем замечательно, но, к сожалению, оценено по достоинству не всеми. Память и синтез речи есть, а нормальной литературы всё меньше. Были первые люди, видевшие почти девственный мир, дышавшие чистейшим воздухом, делавшие первые шаги по планете, а не было речи и носителей информации. Обидно!
Как видите, у меня на странице полно перепечатанных чужих произведений. Но я стараюсь не навредить авторам, не оскорбить их, а потому оцифровываю обычно произведения уже умерших писателей и/или давно не переиздававшиеся книги. Автор, за книгой которого я отправлялся в библиотеку, год назад, к сожалению, умер, он был профессиональным журналистом и писателем, а потому передо мной встал вопрос: имею ли я моральное право опубликовать текст его книги или, быть может, у него остались наследники, которым данные произведения всё ещё приносят прибыль? "Пират" - друг только давно умершим авторам, малоимущим и увечным (иногда и недруг, если обеспечивает доступ к непотребщине), но враг библиотекам и издателям. С другой стороны, мне непонятно, как пострадает библиотека, если регистрация в ней и взятие книг осуществляются на бесплатной основе, а издательства я за наследников автора не держу и юридически беззащитными их не считаю. Если бы не "пираты", иногда рисковавшие жизнью ради сохранения культурного наследия, не читать бы нам сегодня древнегреческих эпосов и римских ораторов. Археолог тоже ведь ворует чью-то собственность, только вот законных охотников до неё давно уже нет в живых (они находятся после, когда "ворованная" вещица вновь оказывается на поверхности). А у нас в России не очень-то развито законодательство в области авторского права, иначе бы мы могли свободно читать "при свете дня" не только Пушкина, Гоголя, Лермонтова и других классиков, но и много кого ещё, а вместо "пиратов" тексты предоставляли бы сами издательства, у которых они давно имеются в "цифровом" виде.
Библиотека только формально ссылается на авторское право, тогда как любая книга, взятая "на дом", при нынешнем уровне развития бытовой техники может быть скопирована за несколько часов. Люди с хорошей памятью, регулярно навещая библиотеку или книжный магазин, теоретически могут постепенно оцифровать сборник стихов (а кто-то сможет "скопировать" и прозу). Почему сайты "Проза" и "Стихи" формально требуют подтверждения на разрешение издания даже одного произведения автора (в случае представительства), а библиотека допускает возможность получить ксерокопию двух страниц? За этими разногласиями просматривается отсутствие продуманной юридической базы, а потому в частных случаях в силу вступает человеческий произвол. Так получилось, что в жизни мне не довелось пока встречать педагога-мужчину, и посещённой библиотекой всецело управляли женщины. Женщина, как ни борятся сегодня с таким положением дел разные меньшинства, воспринимает всё вокруг глазами домохозяйки, а потому библиотека - это дом самой старшей библиотекарши, клиенты - дорогие гости, а книги и прочее физическое имущество - её собственность. Молодая библиотекарша, первая из класса заговорившая со мной, ещё неопытная девица: она не знает, где и что находится в "доме" и какую ценность представляет, а потому, не будь поблизости опытных "хозяек", не моргнув глазом вручила бы мне запрошенную книгу. Но, как водится, вовремя подоспела старшая женщина, подвинула "молодуху" и, ничуть не смущаясь (ей нечего смущаться, ведь она в своём "доме"), просто и понятно отказала. Не моргнув и глазом, она довела до меня положение дел: что угодно бери на пятнадцать дней [и копируй хоть целиком], а реликвию не получишь и на день. Хоть я и потерял день и полтучи на такси, хоть и промок и поскользил вдоволь, хоть и был в очередной раз ошарашен женской нелогичностью, я остался доволен предприятием, потому что встретился с истинными женщинами - хранительницами очага и заботливыми матерями! Да, судьба книги, по моему мнению, поставлена под риск, но живы достойные, правильные, если можно так выразиться, люди, а это важнее! Будет хуже, если книга выживет, но не станет людей, способных понять её, если её текст будут открывать, зевать на первых строках и отправляться на ютюб.
Повторюсь: нужно развивать право, опираясь на здравый смысл и учитывая интересы всех заинтересованных сторон. Если все экземпляры книги распроданы и дополнительного тиража не предвидится, то издательство могло бы размещать текст в свободном доступе на своём сайте. Если живы наследники автора, то за скачивание текста можно брать разумную плату. В любой момент частное лицо или организация должны иметь возможность заказать экземпляр когда-либо издававшейся книги непосредственно у издателя. Нужно как-то развивать издание физических книг для слепых, чтобы они могли получить доступ к любому тексту. Аудиокниги, на мой взгляд, являются просто самым простым и грубым решением проблемы, ведь не все способны хорошо воспринимать информацию на слух, чужие интонации подрывают воображение (а для слепых, как мне кажется, это особенно нежелательно), а возросшая нагрузка на слух грозит ещё большей бедой в будущем. Нужно дать библиотекам эксклюзивное право на снятие копий и их распространение с "редкой литературы", чтобы в нашу-то технологичную эпоху не было понятия "редкая литература".
***
Какие изменения хотелось бы мне видеть в работе библиотек?
Во-первых, назревает необходимость возвращеия педагогики в мужские руки. Профессия учителя и воспитателя формировалась у нас в нелёгкое время, у её истоков стояли Константин Дмитриевич Ушинский и Антон Семёнович Макаренко. Женщины захватили эту сферу во время Великой Отечественной войны по понятным причинам: мужчины ушли на фронт; к тому же детям, которым было особенно тяжело переносить муки войны, от общественных заведений требовались в первую очередь моральная поддержка и любовь. Разумеется, сама педагогика в то ужасное время переживала упадок: уроки писались на газетах, не было освещения и отопления, вместо занятий или по их завершении занимались разборами завалов после бомбёжек (это, с другой стороны, являлось "духовным уроком"). Это всё понятно, и я даже не думаю придираться. Непонятно только, почему женщины не вернули место педагога после войны, когда на фоне новых угроз "послевоенного безопасного мира" так выросли требования к дисциплине и качеству знаний. Послевоенное поколение "битников" - это, в основе своей, бесшабашные баловни судьбы, теплолюбивые цветы, выросшие на окровавленных полях. Большие дети, если хотите. Они были ещё физически сильными и многое сделали для страны, однако в их мышлении очень часто проскальзывает характерная несерьёзность. Про поколение "хиппи" семидесятых годов я вообще промолчу. Да, "битники" и "хиппи" - это в основном добрые и открытые люди, да, с ними может поладить даже представитель младшего поколения, но в их поведении я не вижу заботы о глобальном благополучии, нет ответственности довоенных поколений перед страной, нет той работоспособности. Точнее, уровень этих качеств падает с каждым новым поколением, и сегодня молодёжь за своими претензиями не видит уже родной страны, не желает ничего знать и приносить пользу. Зачем нам это, ведь мы в миллионный раз перепишем старые дипломные работы, потрудившись лишь переставить порядок слов, набьём себе сетевой популярности и, глядишь, нас купит кто-то из-за бугра и мы примем участие в гонке за "американской мечтой". Вся жизнь превратилась в один большой турнир, типа как в "Покемонах" или "Шаман кинге". А когда вы принимаете участие в напряжённой гонке, происходящей на протяжении всей жизни, у вас попросту нет времени и желания помогать потерпевшим бедствие соперникам, хотя бы потому, что вы рискуете быть непонятыми даже спасёнными. Теоретически свобода от необходимости заботиться о чём-либо вокруг себя выглядела как огромное преимущество, а на деле всё обернулось чудовищным "одиночеством в толпе", ощущением беззащитности перед завтрашним днём и бессмысленностью происходящего.
Дрожат semiпрозрачные листья цветов:
Завтра зима после жаркого лета.
И негде согреться опять в этой дрожи.
Мне нелегко это говорить, но я вижу здесь вину женщины-педагога. "Социальные роли" полов, против которых "прогрессивный" мир развернул сегодня бурную кампанию, формировались очень долго и делалось это не просто так. Женщины сидели по домам и вели хозяйство на ресурсы, которые мужчины сотоварищи добывали из внешнего мира. И я бы не стал говорить, что женщины были ассоциальными, ведь они общались друг с другом, как это делали и мужчины. Разница заключалась в том, что женщины в силу своих соображений были замкнутыми, и они не позволяли "коммунизму" встать на пути благополучия собственного дома, в то время как мужчины в процессе добывания физически более сильной цели делили ресурсы, радости и беды между собой. И вот, смотрите: вы не выкинете без проблем мусор в контейнер, стоящий возле дома какой-нибудь старушки, не наберёте воды из колонки, торчащей возле её дома, потому что это - её дом, хоть она может скрыть эту причину под целым ворохом притянутых за уши поводов. Мы назовём её старой ведьмой, но, без лишней мистификации, это всего лишь типовая старая женщина. Но вы можете вываливать тонны мусора в "её" контейнер, выкачивать тысячи кубометров воды из "её" колонки, если вы вхожи в её хозяйство и полезны ему.
Теперь к педагогике. Открываем книгу Антона Семёновича Макаренко "Педагогическая поэма" и видим: юные беспризорники не желают добывать дрова для поддержания тепла в общем жилище. У них свои причины: как и большинство "прогрессивной" молодёжи они понимают только личное благополучие, не замечают товарищей и страну. Как поступила бы на месте Макаренко женщина-педагог? Скорее всего, она бы пристыдила воспитанников на словах и в порядке самоотверженного подвига бросилась бы в лес с топором, ведь колония - её дом, её хозяйство, и как хозяйка она не может допустить тут холода. Иная женщина нашла бы оправдание бездельникам, вроде "Они же ничего не понимают, они же просто напуганы, но со временем обязательно возьмутся за ум, насмотревшись на мой пример". Нет, не возьмутся они за ум, а просто посчитают педагога дурой, её авторитет упадёт ниже нуля, и жизнь в колонии окончательно выйдет из-под контроля. Женский способ идти навстречу здесь совершенно не годится. И крикнуть воспитанникам в итоге "Пошли все прочь из моего дома, паразиты!" тоже опасно, не педагогично и, строго говоря, неправильно. Антон Семёнович же решил проблему при первом её появлении по-мужски: он заставил беспризорников принимать участие в заготовке дров и уборке территории от снега. Отмечу, что он тоже пошёл им навтречу, ведь и сам трудился на этих работах, но, что гораздо важнее, он привил им трудовую практику и понимание необходимости выполнения задачи. В этом, считаю, и заключается задача педагога. Причём, заметьте: когда Антон Семёнович пытался объяснять словами, это не имело никакого эффекта, а вот на совместной практике все прочувствовали и прониклись уроком. Да, давить на толпу полудиких мальчишек опасно, очень трудно психически, но, пожалуй, в совокупности ещё труднее будет до конца своих дней батрачить на всю эту ораву. Да, некоторые не выдерживали такой "практичной" жизни и вешались, и "их можно понять, друзья мои": я, например, со своими отмороженными руками и ногой не справился бы с зимними работами вне помещения, однако, строго говоря, это не значит, что за меня должны отдуваться другие. В женской педагогике значило бы, а в мужской - не обязательно. Теоретически, физически слабый человек мог бы приносить пользу коллективу в других сферах труда (как, например, Юро в "Легендах старой мельницы" Отфрида Пройслера), однако тут возникает необходимость суметь сопоставить объёмы разного вида труда для поддержания справедливости. Да и весь труд в колонии Макаренко был общий, не разделённый на профессии и даже полы, если я правильно понял (я ещё не дочитал книгу).
Вот откуда растут мировые ноги коррупции, стяжательства, физической и духовной слабости. Я прошу простить меня за такое громкое заявление и прошу не понимать меня неправильно: я ничего не имею против исторически сложившегося образа женщины и тем более не оправдываю попыток тех же современных женщин его изменить. Зачем?! Если мы уже очевидно видим ошибку, то можем свернуть, тогда как продолжение движения по неверному пути приведёт к катастрофе и тяготам вины. Просто всё должно быть на своих местах. Если дома мне не хватает тепла материнского сердца и женской ласки, я же не поселюсь в библиотеке, где это есть! С другой стороны, пока всё это есть в библиотеке, этого нет в каком-то доме, и внуки работниц библиотеки вынуждены общаться со злыми холодными девчонками - внучками этих же библиотекарш, выросших у пустующего очага. А я вот не смог ни на день получить нужную мне книгу, потому что оказался посторонним в чужом "доме". Педагог-мужчина, понимающий, что занимается общественным делом и распоряжается почти общественным имуществом (точнее, чьим-то имуществом, умышленно предназначенным для общественного пользования) на основании устава организации, наверняка смог бы найти возможности передать мне книгу и защитить её содержимое в случае воровства. К сожалению, повсеместное женское влияние и матери-одиночки скоро и мужчин превратят в "баб", и тогда я даже не представляю себе как мы будем выпутываться, так что с нездоровой эмансипацией пора заканчивать. Я не предлагаю полностью вытеснить женщин из педагогики, но их процент должен быть значительно снижен. Ещё лучше - вновь разделить школу по половому признаку, чтобы мужчины обучали мальчишек, а женщины - девочек.
Во-вторых, считаю необходимым покончить с практикой проведения политических голосований в зданиях библиотек и школ. Это кощунство! Городские администрации могли бы обслужить всех избирателей при условии увеличения времени проведения выборной кампании. На худой конец на роль избирательных пунктов сгодились бы магазины, тем более что торгаши и правящая сила традиционно должны быть близки. А детям и интеллигентам оставьте нетронутым их пространство с его особой атмосферой, ведь это исключительно тонкая и нежная материя, не терпящая дебатов и иных форм кривления душой.
"В библиотеке стоит тишина, -
Строгий рабочий день, -
А за окном снова весна
И расцветает сирень.
Если весна по дорожкам идёт,
Трудно чудес не ждать.
Скромно читатель вам подаёт
Тоненькую тетрадь.
Тихо сказал: "Эти стихи
Я сочинил для Вас.
Вам посвятил, вам посвятил
Библиотечный вальс.
Всё, что хотел, всё я выразил тут
И повторю не раз:
Очень ценю скромный Ваш труд
И, безусловно, Вас!".
Весело смотрят с портретов на них
Тютчев, Куприн, Толстой.
И не беда, что в этот час
В зале исчез покой.
Эта весна шумно вошла,
Всё изменила враз,
И зазвучал, и зазвучал
"Библиотечный вальс".
В библиотеке покой и уют,
И в суматохе дней
Здесь всех читателей любят и ждут
Как дорогих гостей.
С книгами, люди, вам надо всегда
Радости встреч дарить.
Годы бегут будто вода,
Некогда вам грустить!
Пусть же всегда в радостный час
Песни звучат для вас!
Только для вас, как и сейчас,
"Библиотечный вальс"."
(Елизавета Сучёк, "Библиотечный вальс").