Началась эта история с истории – вузовского курса истории КПСС. Противостояние с историчкой наметилось у Владимира с самого начала – с первой лекции, с первого насмешливого взгляда, с первого неудобного вопроса:
– А вот у Ленина сказано: «абсолютное обнищание пролетариата в эпоху империализма», а я в справочнике посмотрел, в России в четырнадцатом году средняя зарплата рабочего была тридцать рублей, и корова стоила тридцать рублей. А сейчас, при «развитом социализме» рабочему на корову зарплаты не хватит. Это как?
В этом противостоянии у Владимира шансов не было никаких Ну посудите сами: с одной стороны студент, а с другой – доцент. С одной – выпускник физмат-школы, ехидный, въедливый и считающий себя самым умным, а с другой – кандидат исторических наук и член КПСС чёрт знает, с какого года. С одной – долговязый патлатый оболтус в рваном свитере и потрёпанных джинсах, а с другой – почтенного возраста дама строгого нрава и в таком же строгом костюме. Какие уж тут шансы!
Понятно, что экзамена по истории партии с первого раза Владимиру сдать не удалось. Впрочем, он и сам признавал, что плохо подготовился, и поэтому на пересдачу тупо выучил учебник практически наизусть – конспектов-то он не вёл. Наивный! Он полагал, что с таким запасом требухи в голове он ответит на любые вопросы по билету и получит, как минимум, «хорошо». Пусть будет «хорошо», он согласен – пересдача же! Оказалось однако, что опытный охотник валит любого кабана – хоть с тремя учебниками в голове, потому что отвечать надо было не по учебнику, а по конспектам. Вот такая вот фигня... Перед Владимиром замаячила реальная перспектива отчисления из института, а потом и службы в армии. С общежитием тоже нужно было попрощаться...
Вот тогда и настал звездный час для Оленьки, которая училась на параллельном потоке и уже год, как поднимала себе настроение тем, что могла показать какой-нибудь новой знакомой на Владимира и, сияя, сообщить: «Мой парень!». Оленька жила с мамой, и у нее была своя комната, а Владимиру в общежитии можно было пожить до конца месяца, а потом – на выход с вещами. И когда этот месяц закончился, Оля, на зависть всем подругам, смело могла говорить уже не «мой парень», а «мой муж». Тут у Владимира шансов тоже не было. Не уезжать же обратно в Рубцовск, откуда его, восьмиклассника и призёра математической олимпиады забрали в физмат-школу при университете пять лет назад. Таким вот хитрым образом сработал для Оленьки диалектический закон единства и борьбы противоположностей, который она понимала несколько упрощённо: нет худа без добра.
Через полгода Владимира, как и положено, загребли в армию и отправили служить в Грузию, на авиабазу Вазиани, недалеко от Тбилиси. Оленька осталась одна, без мужа, и сильно загрустила. Грустила она, грустила и вдруг подумала: ведь можно самой поехать к мужу, раз злые командиры его к ней не пускают. Деньги от стройотряда она ещё не все потратила, на майские добавятся свободные дни – почему не поехать? Вот только одной ехать было как-то боязно. Кто знает, как поведут себя горячие грузинские парни, увидев одинокую и очень, очень симпатичную – Оленька это про себя всегда знала – русскую девушку. Надо кого-то позвать с собой… Кого? Да ясно кого – Сашку из Вовкиной группы. Они же с Вовкой самые умники были и самые друзья.
Сашка с утра сдавал английский, и найти его в институте было проще простого. Первый, кого он увидел, выйдя из аудитории, была Оля.
– Сашка, привет! Как сдал? Поехали к Вовке! – затараторила она, повисая на шее лучшего друга мужа. – Пять дней! На майские! Поехали!
– Привет! Пять баллов! Поехали! Только у меня денег нет! – совсем как пять минут назад экзаменатору, только уже по-русски, четко отбарабанил друг, не находя в самом Олином предложении ничего необычного.
– У меня есть! Потом отдашь! Пошли билеты покупать!
Шальной весенний вихрь подхватил двух сумасбродных студентов и, казалось, без всякого участия авиации и частного грузинского таксомотора перенёс их к облупленным голубым воротам с недавно подкрашенной красной звездой, за которыми и находился полк истребительной авиации, где служил Владимир.
– Вы к кому? – совсем по-домашнему спросил дежурный солдатик на КПП.
– У меня муж здесь служит.
– А это кто? – показал солдатик на Сашку.
– Друг… друг мужа, – поспешно пояснила Оля, заметив, как брови солдатика поползли верх. – Мы учимся вместе... учились… короче, я к мужу в гости приехала. Как его найти?
– Фамилию мужа скажите… Ждите, сейчас он подойдет, – сообщил дежурный после того, как позвонил куда-то и доложил обстановку.
От КПП вглубь расположения части вела неширокая асфальтовая дорога, и минут через двадцать на ней показалась вдалеке вихлястая долговязая фигура в форме рядового, которую нельзя было ни с кем перепутать – Вовка! Подбежав и сказав что-то на непонятном языке дежурному, Вовка перелез через турникет и оказался снаружи. Оля бросилась его обнимать, а он, облапив ее длинными руками, изо всех сил тянулся своей правой к неловко топтавшемуся за Олиной спиной Сашке. Когда объятия любви и крепкое дружеское рукопожатие сами собой ослабли, и к Вовке вернулся дар речи, он только и мог сказать:
– Ну вы даёте! Как это вы? На сколько дней? Ну вы вообще!!!
– У нас пять дней. А тебя отпустят?
– На два дня отпустят – положено. А потом я в самоволку. Я сейчас пойду отпрашиваться, а вы идите в офицерскую общагу – видите, вон, сарай? Скажете, что к срочнику, вас поселят. А я потом приду. Все, я побежал.
Вовка полез обратно, а Оля с Сашкой побрели к стоящему неподалеку общежитию. Снаружи это был и в самом деле высокий дощатый сарай с окнами, а внутри – тоже сарай, только темный и разделённый центральным коридором и фанерными стенками на громадные комнаты, в каждой из которых было два окна и сорок железных коек, совершенно голых – в общежитии никто не жил. Дежурная бабуля из вольнонаёмных невозмутимо выслушала Олины объяснения, после чего так же невозмутимо выдала постельные принадлежности и сказала, что стоить это будет какие-то совсем смешные деньги, но возьмут их потом, когда постояльцы будут съезжать и сдадут бельё.
– А теперь выбирайте себе комнату.
– А можно в разные? Всё-таки муж с женой…
– Можно, – ответила волшебная бабуля и удалилась к себе в каптёрку. Все это было похоже на сон. Оля выбрала комнату с видом на холмы, а Сашка с видом… тоже на холмы. Других видов в местном ландшафте не предусматривалось.
Вот по этим обглоданным овцами и выжженным до желтизны холмам наша троица и прогуляла почти все время этого беспрецедентного десанта, лишь раз выбравшись в Тбилиси, чтобы побродить по старому городу, попить знаменитой грузинской газировки и заглянуть в столичные магазины, чтобы окончательно расстроиться, вспомнив такие же магазины в своём родном городе.
Питались друзья хлебом и редиской, которую продавали на крохотном местном базарчике одетые во все чёрное неразговорчивые грузинские старухи. В придорожном магазинчике продавалось белое сухое вино «Саэро» по цене один рубль семь копеек за бутылку, и это казалось счастьем.
Овцы на ближним холмах не паслись – вся трава там была съедена под корень, отчего выглядели они особенно уныло. Зато в местах, где из под земли сочилась родниковая вода, небо отражали крохотные, не больше полутора метров в диаметре, озерца, окружённые сочной, и поэтому особенно контрастирующей с марсианским окружением, зеленью. Из неё раздавалось непрерывное громкое кваканье, которое при подходе cменялось звонкими шлепками прыгающих в воду лягушек.
– Лягушки здесь классные какие, крупные! – удивился Сашка, – Не то, что наша мелочь пузатая.
– И что? – поинтересовался Вовка, – какая нам от этого польза?
– Ничего. Сварить и съесть.
– А они что – вкусные? Ты пробовал?
– Пробовал в экспедиции, только наших, сибирских. Их на одну такую штук пять пойдёт.
– И как они на вкус?
– Ну как тебе сказать. Типа курица, только нежнее, и немного типа рыба. По мне, так очень вкусные.
– Интересно... Даже в голову не приходило... Интересно… А как их варить?
– Варят только задние лапки. В солёную воду, пять минут покипят – и готово.
– Интересно... Надо будет попробовать... Интересно…
Незаметно пролетели пять удивительных дней. Последние три из них Вовка бегал в самоволку, и надо было или сидеть в общаге, или выходить с осторожностью и гулять подальше от части, чтобы его не засекли. Если во время таких прогулок по пути встречалось озерцо, Вовка внимательно его осматривал и что-то прикидывал в уме.
Когда настало время уезжать, удивительная бабуля куда-то пропала, так что смешные деньги за постой так никто и не взял. Пришлось просто отнести ключи и бельё в каптёрку и мысленно пожелать бабуле здоровья и долгих лет жизни. Десант убыл на родину, а Владимир остался дослуживать на вражеской территории.
Через полтора года закончилась служба, Владимир вернулся к жене и друзьям, восстановился в институте. Несданный экзамен по истории так и висел на нем, а старые его записи с той пересдачи всё ещё хранились у Оли. Владимир собрал их в кучу и пошел на кафедру истории – искать правду. Заведующий кафедрой был уже другой. И чудо! Кафедра выслушала его объяснения, ознакомилась с записями и стала на его сторону. Может, конечно, это была обычная внутривидовая борьба историков и историков, но факт: в зачетку за тот экзамен ему вписали, сами понимаете, «хорошо», а в личное дело старой грымзы – выговор по партийной линии. Только вот два года службы никак было не отмотать назад. А так все хорошо – просто отлично.
– Помнишь тех грузинских лягушек? – спросил как-то Владимир Сашку.
– Помню, а что?
– Я ведь из-за них трое суток «на губе» отсидел.
– Как это?
– А вот слушай.
«Нас на точке шесть человек было. Точка ближнего привода – аппаратура, которая самолеты на посадку заводит, а мы ее обслуживаем. Один у нас был из средней Азии, даже по-русски плохо говорил. Толку от него было ноль, но начальству это было пофиг. За него другие отдувались.
От части точка далековато была, и еду нам из столовки привозили в термосах, но все равно уже холодную. А у меня всё лягушки из головы не шли. Я одному из наших рассказал, и он прямо загорелся.
– Давай, – говорит, – наловим лягушек и хоть какого-то мяса поедим, а то я на эту перловку уже смотреть не могу.
– А может, тебе барашка?
– Хорошо бы, – говорит, – конечно, барашка, но в этой реальности нам светит только лягушка. Ну что, попробуем?
Ладно, попробовали ловить руками – не ловятся, падло! Упрыгивают! Стали думать. И придумали: нарезали прутков из стальной проволоки, сантиметров по пятнадцать. На одном конце – острие и заусенец напильником, а к другому концу – тонкую леску. Получается такой гарпунчик. И вот этими гарпунчиками не сразу, конечно, но наловчились мы этих лягушек гарпунить. Наловили, отрезали лапки, как ты говорил, и сварили в железной миске. Ну что? Вообще-то, вкусно, понравилось нам. Только времени на такую охоту много уходит. Пару раз мы так поохотились и забросили.
А товарищ мой, он этого узбека, а может, киргиза, я точно не знаю, – не любил, все подкалывал и издевался. А потом придумал вообще цирк. Тот сядет обедать или там, ужинать, а товарищ показывает на его миску, и мне так:
– В этой, что ли, миске мы лягушек варили?
Я ему:
– Вроде, в этой.
Ну, тот за живот хватается и – за угол. Ну, все над ним ржут. Ржали мы так, ржали, а он пошёл и нажаловался командиру.
Командир нас вызывает, кричит, матерится, а самого смех разбирает.
– Лягушек ловили, мать вашу так?
– Так точно, ловили.
– В пищу употребляли?
– Так точно, употребляли.
– Лягушек кто ловить разрешал?
– Никто. Мы сами.
– Чья идея была лягушек ловить?
– Моя.
– Та-ак! За отлов и употребление в пищу лягушек, я вас, рядовой, наказываю арестом на трое суток. Все понятно?
– Так точно, понятно. Разрешите идти?
– Идите... французы, мать вашу!
А в приказе так и было написано: «За отлов и употребление в пищу лягушек» – я сам читал. Представляешь? Я думаю, что за всю историю нашей армии второго такого приказа не было. Так что, вошёл я в историю, вошёл…»