Завершение большой страды означилось большим молебном в молитвенном доме. Это был седьмой день недели, который исстари считался праздничным. Община староверов посвящает этот день Богу, поэтому работать и заниматься бытовыми делами нельзя. Это время молебна. В воскресенье в домах тишина, горят лампады. От дома Костиных до молитвенного дома далеко. Староверам разрешалось проводить утреннюю молитву дома. Строгого устава на домашнюю молитву не было – лишь бы только всё шло от сердца. Главный, или как его ещё называли, большой молебен проводился отцом Гавриилом в обед, когда все жители села собирались в его довольно большом доме, который служил и жилым для старосты беспоповцев, и почти ничем не отличался от прочих крестьянских изб.
Отец Гавриил был стар, никто и не помнил, сколько лет минуло с его рождения. Селяне знали его старцем, будто людская жизнь не коснулась отца Гавриила. Его довольно крупное тело было крепким, глас могучим, а душа светлой. Многие шли к нему за помощью, добрым словом и хлебом насущным. Не было случая, чтобы просящий получил отказ. В доме старосты всегда жили страждущие, а в качестве помощницы служила Гавриилу старица Ефросинья, которая чистоту блюла и кухонные дела вела. Сельскую поморскую общину Гавриил возглавлял давно, совмещая дела духовные с мирскими. Человеком он был сведущим во многих делах, за что и почитали его общинники, даже господа не брезговали общением со старостой и обращались к нему по делам хозяйственным.
Приготовив праздничные одежды, испечённые хлеба и пироги в качестве даров с нового урожая, раскрасневшись, Алёна суетилась по дому.
-- Мамо! Я пойду пораньше к отцу Гавриилу! Он мне так наказал! Все клирошане придут раньше. Отче благословит нас на Божье пение,- обратился Ваня к матери.
-- А ты, сынок, рубашку новую одел? Ту, что я тебе давеча расшила крестом?
-- Да! Мамо! Одел! Красна рубаха! Спаси, Господи!
-- Иди, иди, сыночек! Я тута с малыми сама управлюсь!
Получив разрешение, Иван радостно заспешил на улицу, где его уже поджидали ребята, певчие на клиросе. Весёлой стайкой они побежали к молельному дому, размещённому на окраине большого села.
Нарядив в праздничные одежды малышей, одев новое льняное платье, Алёна наполнила большую корзину свежеприготовленным съестным.
-- Ваня! Мы собрались! Пора идти! Ванятка уже давно убёг к отцу Гавриилу. Как же он к нему привязался!
-- Это хорошо! Знамо дело, отец Гавриил собирает вокруг себя сметливых детишек, грамоте их обучает, письму, счёту! Ванятка то лучше всех обучается! Отче Гавриил сказывает, что его дальше учить надобно! Говорит, что необычайно талантлив наш сынок!
-- Да к куды ж его отдавать на обучение?
-- Отче Гавриил сказывает, что в училище в Ликино надобно поступать!
-- И кто ж он опосля училища будет?
-- Начётчиком!
-- И кто ж он такой, начётчик энтот?
-- Да я и сам в толк не возьму! Дальше видно будет. Пойдем ужо! Пора!
Нарядные, весёлые, отдохнувшие от работ семья Костиных заспешила на окраину села. Возле молельного дома уже собралось много селян. Зазвонил малый колокол, которым прихожане извещались о начале богослужения.
Молельная находилась в самой большой комнате дома. Всю восточную стену комнаты занимал иконостас. Иконостас – это смысловой центр и главное украшение старообрядческой молельной. Как писано в Домострое, почитаемом поморами, « между верующими и святыми, изображёнными на иконостасе, устанавливается живая связь взаимного общения, которая есть ни что иное, как связь Небесной и земной Церквей». Небесная, торжествующая Церковь, представленная иконостасом, оказывала действенную помощь земной, как было принято называть, странствующей Церкви. В центре разместилась икона Спасителя, восьмиконечный крест с Распятием. Остальные иконы располагались в произвольном порядке. Рядом с центральной иконой поместилась образа Богородицы, Иоанна Крестителя, Святителя Николы. Все иконы были на специальных полках. За отгороженной небольшой перегородкой левого клироса стояли певцы и чтецы. На правом клиросе имелся малый внутренний храмовый колокол. Перед иконами светились зажжённые лампады.
Как только ударил колокол, молельную заполнило нежное и звонкое церковное песнопение. Клирошане, словно спустившиеся с небес ангелы, приглашали всех присутствующих поддержать хор и открыть торжественный молебен. Ваня стоял за аналоем, на котором лежал открытый Псалтирь. Юноша волновался. Ему хотелось посмотреть на отца с матерью, на своих младших братьев и сестрёнку, но он не смел даже шелохнуться. Хор стройными голосами, подхваченными молящимися, разлился по всему дому. Голоса звучали всё громче и громче. Ваня пел вместе со всеми. Но вот подошла минута звучания приготовленных псалмов. И он вступил. Все присутствующие примолкли, звучал только голос юноши. Казалось, что от навалившегося волнения и страха голос просто исчезнет, но на удивление самому себе, голос псаломщика звучал звонко и нежно. Постепенно волнение улеглось, и Ваня продолжал петь спокойно и уверенно. Но вот вступил наставник, отец Гавриил, ведущий службу.
Иван, как и все прихожане, слушал слова общинного старосты, повторяя за ним слова святых молитв, но они плохо доходили до его сознания. Душа Вани будто парила, словно целовала лики святых вознесённого иконостаса. Тело его наполнилось чистотой, а душа ликовала. Во всей разлитой святости и торжественности царило величие веры, заложенной далёкими неизвестными предками. И только отец Гавриил обращался к ним со словами благодарения. Такие минуты казались юноше блаженством и счастьем, которое волновало и заставляло замирать сердце в истоме.
Неожиданно вновь ударил внутренний колокол, что говорило о завершении богослужения. Молящиеся будто очнулись от сладостного сна. Они подходили за освещением принесённых даров нового урожая, выставляя их на расставленные столы. Вслед за молитвой последовала благословенная трапеза. Селяне провели во храме весь день, оставшись на вечернюю службу. Большой, торжественный молебен был завершён.