Закончивший бритьё приятного вида мужчина в возрасте около сорока лет с удовольствием поплескал водой себе в лицо и похлопал ладошками по груди и торсу, покрякивая и довольно улыбаясь. Затем принялся активно растирать тело полотенцем. Очень нравится ему эта полезная, в общем-то, утренняя процедура – обмывание в холодной воде.
Карьера его складывается более чем удачно, вследствие чего он может позволить себе большой семьёй жить в шикарных апартаментах – так называет он своё уютное и богато упакованное четырёхкомнатное гнёздышко. Теперь он может очень богато содержать не только себя, регулярно покупая не только жене, но и себе приличную одежду и обувь «от кутюр», а также изящные ювелирные украшения. Например, не очень большой, но зато великолепный в своей красоте перстень с платиной и бриллиантами. Камни эти сосем небольшие, но оформлены с большим художественным вкусом. Любит побаловать себя он также золотыми запонками и заколками для галстука – их у него целая коллекция.
О полном обеспечении семьи при немедленном исполнении продуманных, а потому и совсем необременительных капризов его умницы-жены можно не сомневаться. Кстати, жена его тоже весьма успешна в своей несколько беспокойной профессии. Она работает на телевидении, ведёт репортажи с мест. Но не из горячих точек – ни ей самой, ни ему такой головной горячки не нужно.
В свои «слегка за сорок» выглядит он очень даже неплохо! И привлекателен не только приятным лицом с правильными славянскими чертами – за это его родителям отдельное спасибо. Он спортивен, в меру подкачан и хорошо подтянут, насколько это возможно в его возрасте.
В очередной раз с удовольствием оглядев свой торс, он похлопал себя по крепкому поджарому животу. Конечно, тростниковой юношеской стройности в его теле дано уже не наблюдается – и он вздохнул: ох уж этот возраст!.. Но любит, чего уж тут греха таить, любит он полюбоваться своей фигурой в огромном, чуть ли во всю стену зеркале в ванной. И на пляже ему нравится купаться не только в воде, но и в восхищённых взглядах женщин – м-м-м... на него, а ещё...
Но нет, такое ему точно не нравится, отчего он на пляжах сразу же отворачивается от некоторых специфически озабоченных парней и мужчин, довольно откровенно разглядывающих его тело и отдельные его части в особенности.
И на большее, чем на облизывающееся вожделение, такие «озабоченцы» пусть даже не рассчитывают. Потому что по натуре своей он обычно внезапно, вот совершенно так, вдруг раз – и может потерять голову при виде очередных необычайно привлекательных женских бёдер или девичьих грудей. И тут же начинает искать возможность окунуться в очередное любовное приключение именно с этими бёдрами и именно с этими грудями. И всё-то у него обычно получается в точном соответствии с задуманным.
Нет, на мужчин он всё же тоже посматривает. Но осматривает их всегда только мельком – по-самцовски вмиг ревниво оценивая, насколько серьёзную конкуренцию может представить ему какой-нибудь особо выдающийся индивид-красавЕц, попавшийся на глаза. Делает только бритвенный взгляд по всей его фигуре с анализом наиболее приметных черт – красивых глаз, накачанной фигуры, кубиков пресса и известного бугорка в плавках. И совершенно не завидует чужой красе. Ему и своей привлекательности достаточно. В том числе и той, что... ну, известной.
Да. А ещё он никогда не ведёт себя с понравившимися ему девушками и женщинами ни как выпендрёжный и самовлюблённый мачо, ни как заурядный и сексуально озабоченный альфа-самец. Нет-нет! И ещё раз совершенно нет!
Он просто ЛЮБИТ красоту красивых девушек и женщин. Изначально чисто. Или же – любит их по умолчанию, как это принято говорить в современных инфо-технологиях. Вмиг страстно заводится от одного их привлекательного вида. Про таких мужчин в народе говорят, что по женской части они слабы на передок. И он ничего даже не пытается поделать с этой своей слабостью: а зачем отказывать себе в том, что так сильно нравится и чего очень сильно хочется? Особенно, когда он настолько уверен в себе и своём успехе.
При этом ни одна его «левая» слабина не отвлекает от главного – от сохранения верности своему семейному очагу во главе со любимой женой – красавицей и умницей, бывшей комсомолкой и активисткой. Они оба считают себя современными продвинутыми супругами, лишёнными диких пуританских предрассудков. Ревность для них – не просто анахронизм. Это вообще какой-то очень вредный социальный атавизм, который легко способен разрушить величайшее в мире счастье и драгоценнейший подарок судьбы – настоящую, искреннюю и беззаветную любовь.
А ценить свою Любовь оба они умеют. Научились.
Их любовь проверена годами испытаний. И она выстояла.
А ещё он вполне успешен по жизни, пользуется вниманием у женщин и ответно одаривает их отнюдь не одними цветами или парфюмом. Для него это слишком банально. Одаривает дорогими цветами и очень дорогим парфюмом. А ещё больше любит им дарить самого себя. И они остаются более всего потрясёнными именно этим его подарком. Потому что про Казанову он не только любит почитать в книге, но и по жизни полюбил применять именно его любовный стиль – красиво ухаживать за женщинами при разумных тратах на них.
Он может позволить себе такую слабость – в красивом антураже сделать красивый подарок понравившейся ему любимой женщине. Но только в данный момент понравившейся и только в данный момент любимой. Потому что своей единственной и постоянной, годами выпестованной Любви он по-настоящему, а именно – сердцем, давно уже не изменяет.
И жена ему – точно так же.
Оба супруга знают об эротических слабостях друг друга и о похождениях своих вторых половин на стороне. Но они совершенно уверены один в другом. И до сих пор любят друг друга. Любят не как иные – по давней привычке и лишь для социальной показухи перед людьми. Нет, они любят друг друга ради самих же себя. И любят до сумасшествия. И это правда!
И он улыбнулся своим мыслям.
Да-да, он очень, очень-очень сильно любит свою жену!
Посмотрев ещё раз в зеркало, невольно задержал взгляд на голове. Да, былая его шикарная шевелюра изрядно поредела, и из её остатков начинает уже выглядывать предательская... нет, не плешь пока, но достаточно жидкая и несколько обширная поляна волос. Приглаживая эту полянку, он невольно улыбнулся и тому, что в очередной раз поглаживает свои... рога!
Да, он знает о том, что рогат. И – вот вы не поверите – он очень рад этому!
Потому что благодаря своим великолепным рогам у него после двух дочек, папиных копирочек, родился сын – и это именно его сын, его любимый сын. Сын очень похож на свою мать и его жену, и уже от одного этого он просто не может быть не любимым. И, полюбив сыночка с самого первого мига, с его рождения – такого желанного и такого долгожданного! – он ни разу ни на йоту не изменил своему отцовскому и сердечному чувству к нему. Ни на миг не поколебался в своём отношении к нему даже после того, когда в запале очередной ссоры с женой – ну, а как же без этого между двумя любящими сердцами? Зато как сладко последующее примирение! – он остолбенело узнал, что «а Масик вовсе не твой сын!».
Нет, что ни говори, тогда этим нежданным, а потому и внезапным выстрелом в упор она на месте сразила его, конечно. Он вмиг окаменел, потому что этим страшным в своей правдивой наготе её словам почему-то поверил сразу. Ведь она и по суматошной жизни своей никогда не любила и не принимала враньё, а уж в запальчивости всегда резала одну только правду-матку, как бы затем ни раскаивалась в своей несдержанности и глупости.
Сама она тоже окаменела после своих слов. И не нужно уже было большего никакого подтверждения тому, что произнесённые ею слова «...не твой сын!» – это голая и потому убийственная наповал правда.
Кажется, тогда он начал падать. Потому что как-то вмиг очнулся от того, что жена намеренно сильно ударила его по щеке и тут же схватила в крепкие объятия. О-о, насколько же напрасно она проявила эту перепуганную заботу! Потому что тут же – буквально по воздуху! – отлетела на диван и больно ударилась головой о стену. Спасибо мягокму ворсовому ковру, который по тогдашней моде висел на стене, и он спас её голову от сотрясения.
Но она не вскочила тут же в бешенстве, как это могло ожидаться бы, нет. Она... она просто разревелась...
И ревела не столько от боли, вернее, не от ощутимой боли в затылке, а от той, до неузнаваемости искажающей любимые черты боли, которую она тотчас увидела в лице мужа. Своего! Любимого! Мужа! Любимого, несмотря на давнишнюю минутную слабость и глупую измену. Да-да: всё равно она любила мужа до безумия.
А теперь ещё и ревела от безнадёжности. Потому что вмиг перед её взором разверзлась пропасть развода, над которой беспомощными птенчиками зависли трое их детей и оба их с мужем любящих сердца...
Он тоже, тоже расплакался тогда – он, здоровенный двадцатишестилетний мужчина с накачанными в ту пору грудами мышц (крепко увлекался «железом в качалке»). Как стоял, так и резко осел на пятки, на сложившиеся под ним ноги, как это делается во время молитвы или чего-то там ещё в Турции. Склонился до пола, опустил лицо в руки и заревел, как самая настоящая рязанская баба – безнадёжно, с волчьими подвываниями будто на луну...
О-о, как же потом он ненавидел себя за ту минутную слабость!
Но попробуйте-ка сами прямо в лоб узнать, что это такое – огромное и безмерное, чёрное и гнетущее, в папиросную бумагу расплющивающее состояние, когда вдруг узнаёшь, что твой любимый сыночек, с которым ты так любишь возиться, которого когда-то начал водить в секцию «Плавать раньше, чем ходить», которому позднее помогал делать уроки, при этом уже вовсе не ненавидя идиотскую математику, когда-то так конкретно достававшую его самого в школе...
И вдруг, оказывается, что этот самый малыш – твой самый родной с самого первого его крика при рождении, твой самый кровный до боли в сердце, твой самый любимый до последнего волосика на милой макушечке человечек – и он вдруг не твой?!..
...Но звериный его вой первым делом отрезвил... его жену. Профессиональная её журналистская душа возмутилась абсолютно недостойному поведению любимого мужчины, которым она гордилась, как самым первым и самым надёжным оплотом в мире. И зло выкрикнула:
- А вот и нечего тут выть!
Эти грубые слова, нисколько не презрительные, наоборот, лишь отрезвляющие, ледяным душем ворвались в его сознание, и он вмиг пришёл в себя. Трёх секунд ему хватило, чтобы собраться с чувствами и взять в кулак всю свою силу воли.
В следующий миг он уже вскочил на ноги с разрывавшим самого изнутри диким хохотом:
- Я рогоносец?.. Я?!.. Я, который сам столько!..
- Прекрати истерику!
Голос жены оставался не менее ледяным. А сама она немедленно превратилась в холодный айсберг презрения во всём своём величии молчания Снежной королевы.
Такого к себе отношения – презрительного, уничижительного – он никому не позволял, никогда. Вот и сейчас он вскинулся и...
И тут же успокоился, окончательно взял себя в руки...
* * *
Как вы думаете, что между ними дальше было?
Конечно же, он молча открыл встроенный в мебельную стенку-горку мини-бар с выпивкой и налил большой, для красного вина фужер водки. Молча. И молча опрокинул его, выпив одним махом – без глотка просто вылил содержимое прямо в желудок. Даже удивился, как ловко это удалось ему сделать.
И взял сигарету – из тех, что всегда лежали там же для друзей. Сам он принципиально не курил, потому что качался. А жена его только на работе иногда «баловалась папиросками» на манер Фаины Раневской, как сама же над собой подшучивала она из-за дурацкой привычки – желания покурить после выпивки. Но на журналистской её работе такое положение вещей было почти нормой и традицией. Так они нервы свои успокаивали, видите ли.
Жена тоже молча подошла к бару. Тоже бессловесно налила себе рюмку водки. И тоже одним залпом выпила.
А он всё это время почему-то как зачарованный стоял рядом и с дурацким, будто посторонним интересом наблюдал за её действиями. И... восхищался! Да-да! Ну, вот до чего же всё-таки красивая у него жена! И до чего любимая! И как же красиво всё она делает, даже если пьёт водку!..
- Хоть бери и расцелуй такую красавицу! – вслух невольно продолжил он свои восхищения.
Жена тряхнула головой, будто вместо закуски, после чего с вызовом и акцентированной расстановкой слов ответила:
- Пили не на брудершафт. Так что нечего...
А он уже оглупел от выпитой натощак водки и начинавших охватывать его чувства желания... да нет, что там! – вожделения. Очень странными были эти ощущения после всего, только что услышанного. И центром притяжения этих волнующих чувств была, конечно же, она – его любимая жена. Поэтому в ответ на её независимо-презрительный выпад он и сам ответил с вызовом:
- Ну, так за чем же дело встало?.. Или пока не встало, а? – и глянул себе вниз: – О, точно встаёт уже!
И тут же по новой разлил водку. Ей – снова полную рюмку, себе – только немного в фужер. Потому что два полных фужера водки на пустой желудок даже ему, бугаю, показались чрезмерной дозой. Он первым поднял свой хрусталь и демонстративно приподнял локоть для брудершафта, невольно чуть игриво заломив правую бровь:
- Ну?
Жена насмешливо ухмыльнулась, снова встряхнула головой – теперь уже в удивлении, в нескончаемом удивлении из-за нестандартной выходки мужа..., пока ещё мужа. Но очень спокойно, с достоинством приняла от него рюмку и вызывающе переплела с ним свою руку:
- Ну!..
«Господи! Ну, вот почему она до такой невозможной степени красива и желанна?!» – пронзала его мучительная мысль, столь неуместная в контексте недавно брошенного ему в лицо страшного признания.
И, уже совершенно не контролируя себя от желания немедленно обладать ею, он, держа на весу свой фужер с водкой, схватил её левой рукой за затылок, чтобы не увернулась – ведь хорошо знал за ней такую «шутливую слабость» – и некрасиво-жадно, до боли в губах обоих впился в неё поцелуем – долгим, страстным...
...и почувствовал постепенное ослабевание возмущённого её постукивания в свою грудь и попыток оттолкнуться от него левой рукой...
...и долго-долго целовались они, держа в руках фужер и рюмку с водкой...
Когда у жены устала рука, отчего она пролила немного водки на пальцы, и смогла оторваться, наконец, от губ мужа, всего лишь сказала, чуть улыбнувшись одними уголками губ:
- Давай уже выпьем... этот брудершафт... что ли...
В своей непосредственности и искренности она была невозможной до восторженного обалдения! Ну, вот ведь только попробовал бы кто-нибудь на его месте не залюбоваться и не восхититься такой красотой! Но, уж нет! Нет! Уж лучше бы тот сластолюбец не делал такого при нём, законном муже! После этого у него слишком мало шансов оставалось бы хоть как-нибудь продолжать жить!..
Они выпили. На брудершафт. Как положено – сплетя руки.
И от избытка чувств он тут же от души хлопнул фужер о пол. Она, ни секунды не медля, тоже разбила свою рюмку.
И снова они долго – очень-очень, очень-очень-очень долго, страстно и сладко – очень-очень-очень-очень-очень страстно и сладко целовались...
И без движения стояли на одном месте, банально боясь порезаться об осколки. Ведь они были босиком, и оба почувствовали, как стекло брызнуло по их ногам... Но ещё больше они боялись потерять вдруг нахлынувшее на них небывалое ощущение единения и безмерное желание близости.
А желание обладать ею у него становилось невероятно невыносимым! Да что там: просто невозможным – до боли! Потому что от перевозбуждения всё мужское начало в нём напряглось до степени крайнего наполнения, распирания и сжимания (последнее – это о мошонке).
Жена была в не менее сильном возбуждении.
Он пушинкой подхватил её на руки и понёс к дивану. На резкую боль по краю ступни возле правой пятки не обратил внимания. Было не до того...
И только потом, когда они – совершенно обессиленные, взмокшие до ниточки и опустошённые до капельки – хоть как-то смогли уже, наконец-то, опомниться и прийти в себя, он посокрушается из-за того, что своей кровью перепачкал дорогое диванное покрывало.
Это была замечательная, сероватого цвета с необычным отливом в синеву в местах складок накидка из тонкого велюра с рубчиком в мелкий «колосок». Нежная, очень приятная для тела ткань. И некогда жена его в дефицитные времена выстояла просто немыслимую очередь, когда эти самые накидки «выкинули». Ну да, в советские времена такие «выкидыши» были привычным явлением. И теперь именно потраченного женой времени в желании приобрести замечательную вещь и потерянных ею нервов в переживании, хватит ли, достанется ли ей накидка, ему было жаль больше всего, а не вот этой, столь сильно обезображенной им ткани.
- Знаешь... я не буду стирать её, – решительно сказала великомудрая его жена. – Пусть она станет нашей семейной реликвией, скреплённой твоей целомудренной кровью.
И тут же сорвалась с дивана, метнулась за большим осколком стекла:
- Нет, и моей кровью тоже!
Расслабленный после очень-очень долгого и очень-очень бурного взаимного проявления ими пылких чувств вследствие очень чувственного примирения, а также расстроенный порчей замечательной для памяти накидки, он лежал на диване и даже ахнуть не успел, не то, чтобы кинуться к ней и не допустить пореза, как она с силой приложила стекло к левой ладони и размашисто шваркнула им по коже.
Кровь выступила сразу и потекла обильно. И она возле каждого пятна его крови стала методично ставить своё пятно примерно такой же формы и насыщенности – пока кровь не перестала течь. На его просьбы прекратить истязать себя, неизменно отвечала упрямо и решительно:
- Так же точно и у тебя кровь текла!..
И тогда он с удивлением стал наблюдать за сосредоточенно работавшей женой. Умилялся её чувствам. Восхищался, восторгался... и гордился ею!
В пору советского воинствующего атеизма ритуально самовенчанные таким вот замшело-кровавым способом, впоследствии они больше никогда не ссорились по-крупному. Без мелких стычек и надутых губок не обходилось, конечно, – а как же! Зато какими сладкими бывали последующие примирения!..
Мужчина перед зеркалом улыбнулся своим воспоминаниям о давнишнем.
О-о, до чего же сладостным выдалось их примирение в тот роковой раз да после знатного брудершафта натощак! Нет-нет, тот раз у них был вообще особенным! Во время того, казалось, бесконечного примирения из-за не покидавшего его вожделения и нескончаемого желания вновь и вновь обладать женой, не менее страстно желавшей бесконечно отдаваться ему, он ощущал, что вместе с яичками неустанно вгоняет в неё не только свой жезл любви, но уже всего себя, будто сваю, вбивает в неё и растворяется в ней навсегда, чтобы всегда быть только с нею – быть в ней, быть ею самой, вместе с ним единой...
* * *
Думаю, что в этом месте недовольные размалёванной выше семейной идиллией скептики спросят с ехидцей: «А что же делали трое их детей в то время, когда они так долго и так сладко примирялись?!». И я тут же высуну им зловредный язык: «Ха-ха! Да у бабушек они были, вот! Обе дочки у одной, а сын – у другой, вот! И такой подарок – один день посвящения супругов только друг другу – их родители по давней традиции делали им каждый год в день их свадьбы. Вот! А вы этого не знали?». И я совершенно не смущусь при этом, что привёл всего лишь одну из версий ответа на скептический и подленький по своей сути вопрос.
Потому что на самом деле – да нет же, конечно, далеко не так всё идиллично было тогда на самом деле: просто давно и крепко спали уже их дети-школьники, потому что время было довольно позднее. Но это версия приведена на тот случай, если бы ссора произошла поздно вечером.
Или, например, ещё одна версия: да банально в школе были дети – это на тот случай, если бы ссора произошла утром или днём. Но вот причину, по которой муж и жена в это время одни остались бы дома, придумайте сами. Мне лично нравится больше версия, что дети были у бабушек. Это красивая версия. И, главное, правдивая. Вот.
Но самым замечательным продолжением этой истории стало другое.
В положенный на то срок именно после того их «кровавого» примирения, в счастливой семье Его и Её появился четвёртый ребёнок – второй сын. Их общий сын. Который со временем стал вообще любимчиком и обожулей.
Но от этого старший их сын – да их же, их это был сын, дураки вы! – на первых совершенно по-детски приревновавший любовь и внимание родителей к малышу, со временем взросления стал Отцу ещё ближе и дороже. Да что вы, в самом деле! Без старшенького своего он теперь себя и вовсе не мыслил! Жизнь без него, теперь уже совсем повзрослевшего, три года назад ставшего студентом и учившегося в другом большом городе, обоим родителям показалась такой неполной!..
Хорошо хоть, что младшенький, в скором времени – выпускник школы, сегодня пока ещё дома радует родителей своей хорошей (жаль, не отличной, но и без неё всё равно отличной!) успеваемостью, а также приличной воспитанностью и хорошим поведением. Потому что в том океане родительской любви, в котором он сызмала беззаботно плавал, всё же находился разумно, но строго выстроенный родителям архипелаг Почтительности К Старшим. Впрочем, парню это только на пользу пошло. Равно как и старшему - ранее. Как и дочерям тоже и ещё раньше, соответственно возрасту.
И озабоченный столь нежеланной плешкой на макушке мужчина вдруг подумал: «Ну уж нет! Дедом мне пока что рано становиться. А вот где-то ближе к пятидесяти уже можно будет. Это будет, наверное, годика этак... через два, наверное. А лучше – через три... А, впрочем, как у дочерей сложится, так всё и будет...».
Всего с минуту после тщательного растирания полотенцем постояв перед зеркалом, вспоминая прошлое и поразмышляв о ближних перспективах, он ещё раз огладил волосы на жиденькой их поляне и снова улыбнулся своим настоящим мужским рогам.
Но ведь и сам он до того памятного случая с брудершафтом был грешен. И даже многогрешен. И даже очень сильно многогрешен. И даже очень-очень... И, если уж на то пошло, и если в этом признаться только тебе, читатель – ну, не жене ведь, конечно! – у него на стороне есть... только об этом – очень ша-а! – дети...
Или должны были быть, во всяком случае.
Кажется, Нюська всё же родила от него мальчика. Тогда она точно от него залетела и принципиально не стала делать аборт. О-о! Как же зло она в последний вечер их встречи бросила ему прямо в лицо: «Не буду убивать его! Я не фашистка! И через него всегда буду помнить тебя, гада такого... любимого! Глядеть на него буду и помнить...». Ну, и в рёв ударилась, конечно. А он всё равно ушёл тогда от неё, дурак, потому что не поверил, что она не сделает аборт: она же совсем не дурой была, и тоже строила планы. Но – нет-нет! Да какой же он дурак после всего этого, если у него теперь есть своих четверо – любимых!..
А вот Зойка... Зойка... та точно родила дочь, он знает об этом. И тоже, скорей всего, именно от него родила. Хотя этот вариант достаточно сомнительный. Ведь тот же Витька-сволочь тоже был не промах в девок спермой пострелять. И Зойка от него тогда очень сильно тащилась. Ну, от Витьки тащилась, конечно. А он, этот Витька уж точно был дураком: поматросил хорошенько, да с помощью своего друга, взял и бросил её – поочерёдно подставляя под член своего друга. По пьянке это дело было, конечно. Ну, так ведь в ту пору они с Витькой совсем ещё салагами были зелёными.
Но всё это – в очень далёком былом. Потому что сегодня он бесконечно любит свою жену. Боле того, он просто обожает и уже как взрослым начинает гордиться своим старшим сыном-студентом, подающим большие надежды. Ну, ещё бы! Сын же весь в отца своего пошёл – внешним видом и характером, манерами и привычками, предпочтениями и желаниями, целеустремлённостью и красотой. А как же иначе могло быть – сын ведь!
«Но, хоть не безбашенной юношеской безалаберностью похож на меня... надеюсь. Хотя... разве сам я в ту пору был плохо воспитан? Нет, конечно...» – и мужчина махнул рукой на свои сомнения.
Да, у него вырос красивый и обаятельный, очень прилично воспитанный и культурный сын. И только один он, сын – конечно, знает, сколько девичьих сердец уже вскружил, обнадёжил, обласкал и... разбил, наверное. Тоже ведь весьма порядочным ловеласом вырос: имел в кого корнем пойти.
Ну, а то, что в нём присутствовал один-единственный чужой сперматозоид, в своё время сделавший своё мужское дело, когда «мамкина с похвал вскружилась голова» во время выезда для подготовки репортажа в какой-то занюханный Мухосранск (да Волгоград это был!..) – это для отца ровным счётом ничего не значит.
И вот это – истинная правда.
Потому что стать биологическим отцом – этого очень мало, хоть и приятно. Неудержимая физиология в постели или где-то там ещё – это всего лишь краткое удовольствие. Но после тех пяти минут удовольствия затем нужно ещё очень много, в течение многих и долгих лет сделать для того, чтобы стать НАСТОЯЩИМ ОТЦОМ.
Он ещё раз любовно пригладил свои «рога». А ведь и на самом деле, очень красивые у него рога, видать, раз его старший сын вырос таким вот красавцем. И пусть напрасно радуется тот волгоградский лось или козёл (или кто он там ещё) тому, что он так славно наставил кому-то рога.
А ревность... Да ну её нафиг, эту ревность! А свои незаконные дети на стороне – это как тогда расценивать, таю мать? И он ведь совершенно не знает их, потому что тех его детей вырастили их отцы. А у него есть свои дочери-красавицы и сыновья-красавцы!
«Ну, очень, очень красивые, настоящие мужские рога!» – напоследок улыбнулся мужчина сам себе и вышел из ванной...
ПОСТСКРИПТУМ.
Показанная вам семья не является идеальной.
Более того, её прототип очень далеко не идеальный, несмотря на внешнюю успешность и благополучие супругов. И, слава богу, что благоразумие в их отношениях преобладает над импульсивными чувствами этих, уязвлённых в эпицентр самолюбия эгоистичных собственников. Отсюда – их успешность и благополучие этой семьи.
И таких семей у нас, наверное, довольно много.
Конечно, очень здорово, когда человек всегда и в любой ситуации знает чувство меры. Но сбои случаются у любого из нас. Происходят эти сбои у каждого по-разному, и последствия их бывают самыми разными. Самое страшное последствие, пожалуй – это надорванная психика детей из-за разведённых на почве ревности и измен родителей, надломленные детские судьбы и несчастливое, в общем-то, будущее ребёнка, растущего без отцовского пригляда и заботы.
Но даже ради детей нельзя жить в условиях постепенно растущей и копящейся ненависти друг к другу – для детей такой вариант может быть ещё хуже. Особенно остро касается это мужчин – этой сильной и одновременно такой слабой половины общества. Выразить своё презрение к жене и её «байстрюку»..., ударить чужого по сути ребёнка словом или рукой... – это далеко не лучшее мужское украшение, хуже рогов. Да и не мужское оно совершенно.
Как важно всегда помнить народную мудрость: «Не та мать, что родила, а та, что вырастила». Которая воспитала. И на ноги поставила. И на крыло подняла. Вот такая ЖЕНЩИНА – это настоящая МАТЬ!
Ну, и если такое говорится о женщинах, то что уж тут говорить о мужчинах!
Не им рожать! Но им – охранять, обеспечивать, воспитывать.
Поднимать своих воспитанников, как родных детей.
По глубинной своей сути эти два понятия - одно и то же, единое понятие.
* * *
Данная, практически безымянная история всё же имеет реальную основу.
В семье прототипа моего главного героя – тоже четверо детей. Соотношение дочерей и сыновей в ней – такое же, только младшей у них растёт дочь...
Не все они родились от него, и это для него в действительности не важно, потому что все они – это его ЛЮБИМЫЕ ДЕТИ.
А ещё он действительно любит свою жену до безумия. До вполне осознанного понимания своего семейного положения в качестве подкаблучника.
И она (только теперь, наконец-то) тоже отвечает ему взаимной верностью. Кажется, остепенилась, нагулялась – да и года берут своё...
Так что данную повесть я посвящаю ЕМУ – очень уважаемому мной, красивому телом, лицом и душой, успешному в делах и достаточно молодому человеку.
Эх! Мне бы его сорок пять лет!..
Будь счастлив, Андрей!
апрель-2019 – декабрь-2022