- И как найти Бабу и её жилище?
- Увы, найти её и сложно, и легко. Она оставляет очень заметные следы. Горелые, горячие. Значит, идти по следам гари и жара. А самая жара – она внизу. Значит, опускаться все ниже и ниже, ей навстречу. Я помогу тебе, Юрка. Неужели ты думаешь, что теперь я тебя брошу? Я слишком привыкла помогать и защищать. И не привыкла, чтобы защищали меня…
- Не грусти, Иветта! Я тебя никогда не брошу!
Они петляли почти так же, как когда-то, когда Иветта спешила по своим миссионерским делам, а самоуверенный Юрка мечтал стать героем этой ролевой игры, очень быстро ставшей реальностью. Только теперь путь был печален. То и дело им встречались плачущие детишки и ковыляющие старики, у которых не было сил передвигаться в такой жаре. Они смотрели на Юрку и Иветту глазами, полными надежды.
Время от времени Иветта находила лифты, идущие вниз, и поток горячего воздуха опускал их этажом ниже. Поток становился все горячее, жителей попадалось все меньше.
В одном из санитарных закоулков им попалась кучка сморщенных, иссохших санитаров. В другом – задохнувшийся в лазе полнас. В третьем – умирающий ребенок. Иветта только судорожно всхлипывала.
- Ну вот, - сказала Иветта, - мы почти что у самого Пекла. По последним сведениям, Баба покинула Пекло и перешла на следующий этаж. Так она и будет продолжать продвигаться все выше и выше, пока… - Иветта всхлипнула и не договорила. - Последний переход, Юрка… и мы у резиденции Бабы.
- Тогда стоп! – сказал Юрка. – Тебе дальше хода нет. Я все понял. А ты – уходи наверх. Я напортачил, мне и исправлять. Стой, не надо идти вслед… я сам найду последний лифт.
Иветта остановилась, её щеки раскраснелись, пот выступил на коже. Юрка ощущал себя грозным и могучим защитником. Он чмокнул её в лоб, повернулся и пошел, не оглядываясь, как положено герою. Сначала он шагал бодро, стремясь поскорее скрыться из глаз прекрасной Иветты, чтобы не рвануться внезапно обратно, к ней.
Было бы неверно думать, что Юрка не ощущает страха. Ему было страшно. Он не знал, что его ждет. Может, ему нужно прыгнуть в костер? Но каково же бедной Веточке! Эта мысль была такой же невыносимой. Надо стиснуть зубы. Надо упорно продвигаться вперед. Ну, подумаешь, получит ожог. Переживет! Как будто он не получал ожогов дома! Велика важность – будет пузырь, потом лопнет… и все… затянется!
Так уговаривал и убеждал себя Юрка, чтобы не замедлить шаг в постыдном страхе. А мимо него в обратном направлении текли беженцы.
Это были самые бедные кварталы, но и самые населенные. А теперь обитатели Дома покидали свои обжитые уютные жилища и с куцым скарбом тянулись к ближайшим подъёмникам и выстраивались в длинные очереди. Некоторые обессилели настолько, что сидели на тротуарах и мостовых. Они смотрели на него странно. И как на безумца, и как на спасителя. Они стремились выше и выше. А он уходил все ниже, в самый тартар.
Юрка замедлился и попробовал определиться. Мимо спешила семья переселенцев-вренасов с тюками и двумя прелестными малышами. Затем попалась семья исхудавших полнасов, тоже спешащих изо всех сил. Беда сплотила врагов и друзей, сейчас все были в одинаковом положении.
- Где она? – спросил Юрка старшего полнаса. Тот только смахнул пот и указал рукой в сторону резко спускающейся улицы-желоба.
«Мог бы и сам понять», - буркнул Юрка сам себе. Ибо жаром теперь тянуло оттуда. И Юрка побежал вниз. Через полчаса он оказался этажом ниже и снова вышел на горизонталь. Здесь лифтов ему больше не попадалось, как он ни всматривался в знаки.
Юрка шел по широким и узким улицам, так печально осиротевшим. Бежал по широким и узким улочкам, мимо опустевших питьевых емкостей и рассохшихся крышечек. Снова поднимался вверх и спускался вниз, пытаясь определить, где жарче.
Он понимал, что Баба заманивает его, хочет, чтобы он выдохся раньше времени, и потому петляет, растягивая дорогу к своему жилищу. А как приятно было бы думать, что это она от него убегает! Он уже почти перестал понимать, где жарче, а где прохладней. Горячий воздух теперь бил ему в лицо, казалось, отовсюду.
Юрка чувствовал себя хитроумным Бондом, непобедимым Суперменом и мятущемся Скайуокером в одном флаконе. А иногда – тупоумным невеждой, хроническим неудачником и полным лохом.
И вот когда он подходил к самой горячей, как ему казалось, точке, к окраине нижнего этажа, он услышал сзади шум шагов. Нет, это был шум бегущего человека. Юрка резко обернулся – и увидел Иветту!
- Юрка… - прошептала она, задыхаясь от бега и жары. – Я так боялась, что ты снова заблудишься. Но ты не заблудился. Ты молодец!
Юрка засмеялся и едва не заплакал – от счастья. Иветта за него боялась! Она не пожалела себя, и прошла такой тяжелый путь следом за ним. И далее они шли рядом, взявшись за руки. Шли в сторону, прямо противоположную тому прекрасному, зеленому и свежему уголку, где жила Травница. А чуть позже они услышали сзади шум многих шагов. Это жители нижнего этажа, самые взрослые и выносливые, шли следом за ними, словно охрана, словно маленькое сплоченное войско.
Большие ворота, через которые Баба прошла, были раскрыты нараспашку и слегка обгорели, древесные занозы тлели и дымились. А вокруг ворот собрались те, кто не успел или не захотел убежать, покинув родное жилище. Встревоженные и напуганные жители толпились около, они словно бы усыхали на глазах и без сил опускались на выгоревшую траву. Юрка окинул древесный народ взглядом и кивнул. Стоявшие расступились. Идущие следом не отставали.
Юрка шел и ощущал на себе взгляды десятков всевозможных полнасов и вренасов, божкоров и черверов, маленьких махшей и лайшиков, почук и семёнов, тощих комов и разнокалиберных Паков, и еще множества других неопознанных обитателей Дома, больших и маленьких, крепких на вид и изможденных. Иветта решительно скользила следом, не отпуская его руку. Она побледнела и тяжело дышала, но не отставала.
Они миновали ворота, и вышли на большой луг с чахлой, пожелтевшей травой, усеянный ссохшимися оболочками прозрачных пузыреобразных существ. Миновали кучки мертвых и высохших жителей, которых уже невозможно было опознать. Они направлялись туда, где Баба устроила свою новую резиденцию, поднявшись из Пекла.
В тех же краях, где роскошествовали в своих блистательных особняках Трутте и Лайш. Юрка со злорадством подумал, что тем не поздоровилось – и поделом.
Вот и оно, сияющее оранжевыми зарницами, обиталище Засхи. Лабиринт коридоров, свернутый спиралью, и в его центре, словно паук, Баба планировала свои вылазки и передвижения, и намечала цели. Юрка протянул руку, запрещая Иветте идти дальше, и встал перед ней, защищая от жара.
- Баба, выходи на бой! – крикнул Юрка и закашлялся – пересохло в горле. Дверь отворилась, Баба вышла наружу и предстала на высоком крыльце самолично во всей своей мощи и красе. Юрка поразился несказанной перемене в её облике. Была засушенная старуха – стала писаная красавица. Высокая и статная, с золотыми глазами, Баба Засхи казалась сейчас королевой преисподней, в алых сполохах и в ореоле знойного марева. Вот она взмахнула рукавом – и на Юрку полетел горячий бурун. Он зажмурился. Капли пота мгновенно испарялись, оставляя маленькие ожоги.
- Зачем ты это делаешь, Баба? – крикнул Юрка. - Зачем тебе Веточка? Зачем тебе сушить и жарить? Чего ты на меня нападаешь – я ведь тебе ничего плохого не сделал, никто тебе ничего плохого не сделал, зачем ты яришься, зачем?
- Какой же ты глупый! А ты как думаешь? – усмехнулась красавица. – Вечная молодость. Вечная сила! Вечная власть! Три самых сладких слова. И природа моя такова – не умею не жарить, не умею не сушить. Я покорю этот Дом и пойду к следующему. И покорю его. И так буду идти и покорять все и вся. Пока не стану самой могущественной.
- А если немножко изменить природу, не сушить, а просто согревать? – со слабой надеждой просипел он. Баба расхохоталась еще пуще.
- Вот несмышленыш! Какая женщина променяет жаркую молодость и красоту на остывающую старость? Ты жизни не знаешь, дружок. Если бы хоть что понимал, присоединился бы к сильнейшему. А я сейчас сильна как никогда. Никому меня не одолеть!Ну, иди же ко мне, и я больше не стану тебя горячить!
- Но что ты будешь делать в пустом мире? Это же так скучно и нелепо! Никто не оценит твою власть!
- А я пойду еще дальше. Я стану Великой, как Вселенная! И взорву её!
Говоря так, Баба отступала внутрь жилища с ядовитой ухмылкой, заманивая его все глубже и глубже.
- Не бывать этому, старуха! – Юрка едва не затопал ногами от ярости и гнева.
Этот путь давался Юрке тяжелее всего, что успело произойти в его недолгой, в общем-то, жизни. Потому что по мере продвижения к логову бабы Засхи всё сильнее и сильнее становился жар. Влага давно испарилась из её древесного жилища, стены, потолок и пол рассохлись и пошли трещинами, мелкие сучки тлели, большие нагрелись так, что невозможно было за них схватиться. Юрке показалось, что он не пил целую вечность. Что его волосы сейчас вспыхнул. Глаза щипало. Язык прилип к гортани. Губы потрескались. Пот пропитал одежду. Сердце колотилось как ненормальное и сбивалось с ритма, отчего перехватывало дыхание.
- А теперь я буду спрашивать, а ты отвечай. Как ты посмел проникнуть в моё жилище? – прошелестела Баба, словно сухой листок.
- Я посмел, - хрипло ответил Юрка. – И я еще не то посмею.
- Что же? – усмехнулась знойная рыжекудрая красавица.
- Я заберу у тебя Веточку. Которую ты украла и держишь незаконно в заложницах.
-Ах, ты какой шустрый. С какой стати мне расставаться со своей добычей? Может быть, принцесса мне как дочь родная, - и Засхи издевательски выпятила губы: - Хочешь, я и тебя возьму в сыночки. Поцелуй меня!
- Ты, Засуха! Ты, ведьма! Ты, убийца!
- Ты меня в чём-то обвиняешь? – прищурилась Баба, вытащила из обширного кармана горсть зелёных почек и забросила в огромный рот. – Да тебе ли, недоумок, судить меня!
- Да, я обвиняю тебя. От имени двух миров.
- И в чём же?
- В несанкционированном проникновении внутрь Дерева, - с тихой ненавистью произнес Юрка потрескавшимися от жара губами. – В разрушении Дома. В убийстве Веточки Крессл. И именно я буду судить тебя, и выносить тебе приговор. Ты виновна.
- Это ещё надо обсудить.
- Нечего тут обсуждать. Я приговариваю тебя к изгнанию за пределы Великого Дерева, к изгнанию из Великого Сада. И лично приведу приговор к исполнению.
И Юрка сиплым, но громким голосом запел первое, что попалось ему на ум. Ту самую песенку про дождь, которая не так давно напугала Бабу. После первой же строчки голос сорвался, и он закашлялся.
Баба только пожала плечами: - Ну что за непутевый сыночек! Я на своем законном месте! Мой Дом защищен от дождя. Мой отец был Великим Суховеем. Мой повелитель – Огненное Светило. Что мне твои капли, дуралей. Что мне ваши Дома, если я сама – звезда! По имени Солнце!
- Ты завралась. Ты не звезда. Светило дает жизнь. Ты её отбираешь, - прохрипел он. Баба по-прежнему, уперев руки в бока, усмехалась и пожирала свежие почки.
Юрка отдышался и начал петь снова неверным голосом. Но вот послышался хрипловатый голос Иветты. Она присоединилась к нему, подойдя опасно близко к своему страшному врагу, и прислонилась к Юрке плечом. Она пошатывалась, её руки и лицо словно обгорели на солнце, глаза покраснели, губы потрескались. Они пели вместе, и голоса их крепли и звучали все уверенней.
Баба попятилась, переменившись в лице, и на глазах начала стареть, снова превращаясь в злую старуху. Потом на неё упала первая капля. Потом на неё упала первая капля. Первая капля испарилась, но за ней сразу упала вторая, потом еще и еще. Капли были такими ледяными, что также казались Юрке раскаленными. Он запрокинул голову и открыл рот – сгустки чистой воды закапали на язык, он проглотил, и ощутил, что силы прибывает. Голос окреп. Он уже пел во всю мочь, во всю силу легких. Голос Иветты тоже утратил хриплость, стал чистым и звонким.
И вот Баба упала на четвереньки, отползая все дальше и дальше, а шорох и гул все нарастали, дождевые капли становились все чаще. И с каждой каплей Баба дергалась, ежилась и скрючивалась, кутаясь в лохмотья и пытаясь вжаться в пол, и с каждой каплей уменьшалась в размерах, а её тело, напротив, набухало и пухло.