Глава 3
Каникулы пролетели в каком-то нескончаемом потоке веселья, алкоголя и удовольствий, никогда раньше я не был так беззаботен и раскрепощён. Были позабыты все тревоги и печали. Я просто наслаждался каждым мгновением. Но, к сожалению, люди весьма неблагодарные создания, и я, конечно, не был исключением. В последний день каникул мы сидели на кухне и курили, потягивая красное вино. Виктория мне рассказывала о люциде, о том какие перспективы ждут человека, который сможет полностью воспользоваться его возможностями, о том, что у людей есть эфирное тело, и именно оно может входить в люцид. Однако меня сейчас интересовало только её физическое тело и то, что находится между её ног, а так же страстное желание войти туда. Пока она говорила свои сверхзаумные вещи, я пытался поцелуями и ласками развести её на секс.
– Да что с тобой такое, вино что ли афродизиак для тебя?
– Я не знаю, что такое афродизиак, просто хочу тебя так, как любой мужчина хочет женщину, хочу просто трахнуть тебя.
Я испугался того, что сказал, но подумал, пришла пора, наконец-то, решиться и решил настаивать на своем.
– Это невозможно, – сухо ответила она.
– Как невозможно, мы с тобой вместе столько времени, ты говоришь, что я тебе нужен, тебе без меня никак, мы спим в одной постели, а ты говоришь, невозможно. Ты не пускаешь меня в себя, но готова убить, если я вдруг под влиянием природы окажусь на другой. Все пары делают это, это жизнь. Или ты до свадьбы бережешь себя, и, возможно, вообще она не планируется со мной? Или девственность бережешь для другого? Ждешь в своей жизни кого-то получше?
– Нет! – четко произнесла она, – и да, ты прав. К чему разговоры? Чем быстрее ты узнаешь, тем лучше. Иди в комнату, я сейчас приду.
Наконец-то свершилось! Я молниеносно снял свою одежду и залез под одеяло, вскоре появился Виктория. Она, не раздеваясь, легла рядом, я запустил руку под её халат, понял, что она без трусиков, счастью не было предела. Я залез сверху на столь желанное тело и медленно, пуговица за пуговицей, начал расстегивать халат, сопровождая путь поцелуями. Она закрыла лицо руками. «Наверное, у неё это в первый раз, и потому не стоит всё делать слишком быстро», решил я. Целуя её груди, затем живот, я опускался всё ниже, продолжая целовать нежную кожу, приближаясь к вожделенному месту. Вот пошла «греха дорожка», я чувствую «клюв сокола», ласкаю его, слышу, как стонет Виктория, и опускаюсь ниже.
Я помню такую структуру повреждённой кожи с детства, когда «залечивал» шрам своей тёти, я ощущал её, когда целовал щеку Виктории, её грудь. Здесь было всё в такой структуре и опускаясь ниже я не нашел отверстие для входа, так как всё было в шрамах, я почувствовал, как она напряглась. Я решил вернуться к «клюву сокола», отдавая ему лаской всё желание, что было у меня. Вика сладострастно застонала, её рука впилась в мои волосы и сильно прижала мою голову, видимо боясь, что я покину это место, она закричала от удовольствия. После разжала пальцы, я поднял голову, она вновь закрыла лицо руками. Я увидел, почему не может быть между нами близости. То место было одним сплошным шрамом, я понял, что эти жуткие рубцы скрывают ужасную трагедию, полную боли и страдания.
– Ну, вот, ты и добился своего, теперь ты знаешь, почему между нами не может быть секса. Потому, что вставить мне некуда!
Вика встала с дивана и закурила.
– Я люблю тебя! – сказал я, пытаясь хоть как-то этими словами выразить сочувствие.
– Вот только жалеть меня не надо. Куда ты меня любишь? – она показала руками на область, где должна была находиться вагина.
– Наверняка это можно как-то исправить…
– Так. Уходи, уходи немедленно! – более хриплым, чем обычно, голосом сказала она.
– Ты говорила, что убьешь меня, если я изменю, а тут выгоняешь.
– Говорила и прошло! Вали к Усольцевой, она на тебя каждую ночь мастурбирует.
– Зачем ты меня к ней гонишь? И откуда ты можешь знать, кто кого хочет?
– Интуиция! Интуиция твари!
– Я люблю тебя! И хочу быть с тобой и более ни с кем!
Я попытался её обнять, но она грубо оттолкнула меня.
– Ну, и дурак! Ты вообще понимаешь, что я тебя использую, я выкачиваю из тебя всю твою жизненную силу, теперь не видать тебе в жизни ни удачи, ни везения. Я просто высасывала из тебя жизнь, я как вампир пью из тебя человеческое счастье и смысл существования. У тебя не будет друзей ни людей, которым ты нужен. Ты будешь пуст, и чтобы ты не делал, люди не заметят тебя, ты просто тело идущие по жизни к своему неминуемому финалу. Я существо, сожравшее твою судьбу.
– Так выпей всё до конца, и, может, это тебя успокоит! – я начал злиться, в теле появилась неприятная дрожь и желание боли, чтобы утихомирить эти странные и пугающие ощущения.
– Ты не понимаешь, что говоришь. Всё кончено, ты мне больше не нужен. Всё, что мне надо, я забрала. Проваливай!
К моему горлу покатил ком обиды, я чувствовал себя ущемлённым и, чтобы не расплакаться и не предстать уж в совсем не выгодном свете перед ней, мне надо было как можно быстрее уйти куда-нибудь. Я оделся, ещё немного постоял на кухне, надеясь, что Виктория остановит меня, но, не дождавшись, оставил часы на холодильнике и шагнул из дома в темноту улицы. Мне некуда было идти, кроме общяги, там я застал Плотникова, который приехал вчера из деревни и раскладывал привезенные продукты. После немого приветствия я завалился на кровать, а он начал рассказывать мне все, что видел и слышал. О том, как пил самогонку с друзьями в деревне, и как они подожгли стог, о том, что автобус поломался, пока ехал, о том, что в новогоднюю ночь в городе убили директора гастронома на улице Ленина. Причем последнего убила его любовница, и, самое ужасное, просто убить ей, видимо, было мало, – она отрезала ему мужской орган и засунула этому бедолаге прямо в рот, а после сама бросилась с девятого этажа. В общем, рассказывал всякую ерунду и сплетни, что наслушался в автобусе и на вокзале. Я слушал его болтовню, не вникая, мне так хотелось остаться одному и порыдать. Плотников посмотрел на меня, и замолчал. Затем достал бутылку самогонки, и мы её приговорили, закусывая жареными яйцами и хлебом с салом. Серёга отрубился прямо за столом, а меня ничего не брало, мысли о Виктории будто отрезвляли меня, ее образ стоял передо мной как наваждение. Я включил магнитофон и до утра слушал одну и ту же песню «Princess of the Dawn» группы Accept, представляя, как я ласкаю её, как глажу ее волосы, пахнущие лавандой, как целую её шрамы. Я размышлял, можно ли любить женщину без секса, или любовь между ней и мужчиной держится только на этом, и что все высокие слова мигом теряют смысл, если один из них не может заниматься этим. Нет, я люблю Викторию, люблю, потому что она есть, потому что моё сердце сейчас болит по ней, а не мой член. Откуда у неё такие шрамы…?
На следующей день начались занятия, первой парой в расписании стояла алгебра. Я решил не идти, то ли страх, то ли обида вперемешку с гордыней, а, скорее всего, всё в совокупности заставили меня трусливо спрятаться в безопасной норе жалости к себе. Я сидел у окна, уткнувшись лбом в холодное стекло, когда открылась дверь. Думая, это Плотников забыл что-нибудь, я повернулся, но в дверном проеме стояла Виктория. Чёрные очки не давали возможности понять выражение её лица. Она подошла к столу и положила на него часы.
– Ты их забыл, и, видимо, не знаешь, что уже время быть на занятии, – сказав это, она развернулась и направилась на выход.
И тут что-то во мне взорвалось, оковы спали, и гордыня прошла, я побежал за ней и закричал.
– Вика!
Она остановилась как вкопанная, я схватил её за плечи и повернул к себе лицом.
– Вика, я люблю тебя, мне не нужна жизнь без тебя, пусть ты забираешь мою жизненною силу, но знай, что уходя, ты заберешь моё право любить.
– А ты точно слышал, что я тебе говорила, про то как я использую тебя?
– Когда мы шли из театра, и под яркими звездами в темноте ночи я предлагал тебе свое сердце и жизнь, это были не просто слова.
Она подняла очки, глаза были красные и опухшие от слёз.
– Хорошо, я подумаю. А сейчас иди на занятия, десять минут тебе на всё про всё, ждать тебя не буду, а то твои одногруппники всю аудиторию разнесут.
Я оделся и пошел в технарь. У самого входа встретил Яичницу, увидев меня, он испуганно кивнул головой и убежал в другую сторону от технаря. Всю пару я просидел сам не свой, ломая голову, что значат её слова: «Я подумаю». Когда закончилось пара, моим желанием было незаметно выйти из аудитории и добраться до курилки, надеясь, что сигаретный дым хоть немного успокоит мою тревогу.
– Красовский, останься,– услышал я знакомый с хрипотцой голос, который как когти дикой кошки полосонули моё сердце.
Вика некоторое время молча занималась своими делами. Я стоял и ждал, когда все студенты покинут аудиторию. Затем она достала из своей сумочки что-то по звуку металлическое и положила на стол.
– Это твои личные ключи от нашего дома, а это деньги на такси. После того, как окончатся занятия, заберёшь свои вещи из общаги. В общем, ты понял. Сегодня вечером, будь дома, я задержусь допоздна.
Она улыбнулась, я хотел её поцеловать.
– Дома, дома, а то сейчас обязательно кто-нибудь завалится! И так уже слухов более чем достаточно. Иди уже, мне бежать надо, из-за тебя опоздаю.
Я все же быстро успел её чмокнуть в щёку и вылетел в коридор, так как организм от счастья требовал обязательно это дело перекурить.
– Игорь! – окликнула она, – У меня такое было в первый раз, спасибо, – и, увидев мой порыв вернуться к ней, изобразив бровями строгость, добавила:
– Дуй, давай!
Уже на пятачке обнаружил, что сигареты у меня кончились. В углу стояла Ирка, и я направился к ней.
– Уйди! Уйди, а то фурия твоя меня с тобой увидит и сердце мне вырежет.
– Ир, мне бы сигаретку, и всё.
– Ладно, если это всё, держи, за сигарету пойди не убьёт.
– Ты уж извини, что так вышло.
– Ты меня тоже извини за то, что лужу за мной пришлось подтирать, – довольно съязвила Ирка. – Даа… Вика у тебя – класс. Я бы тоже такой хотела стать. Слушай, а ты ведь, говорят, перед новым годом в больничку из-за Беса попал? Я хотела прийти, но староста сказала, что математичка к тебе пошла, отменив все занятия, в общем, чет я струхнула.
– Было дело. Подкараулили, гады. Ну, ничего, мы их с Серёгой по одному выловим.
– Кстати, а ты про Яичницу знаешь?
– Нет. А что с этим идиотом?
– Короче. Попёрлись мы с Янкой на дискотеку первого числа, ну думаем, мож, познакомимся с кем или хотя бы встретим кого. Стоим, мнёмся как всегда, платочки теребим, а напротив нас эти стояли, самого Беса не было, но его любимчики, Яичница, Косой и Санов в углу значит стояли, без него естественно спокойные. Вдруг, слышим крик, шум, суета какая-то, смотрим, а Яичница головой об пол бьётся, чего-то мычит, потом задёргался, и пена изо рта пошла. Те-то два дебила убежали, бросили его. Хорошо, кто-то скорую вызвал, врач приехал, сделал укол сказал, что припадок у него был этот, эпелиптисткий.
– Эпилептический, – поправил я.
– Какая разница. Короче, припадочный он.
Какое странное совпадение моего сна с этим событием, подумал я, надо бы Вике рассказать.
– Ну, а ты как там? Че фурия твоя?
– По секрету тебе скажу, сегодня к ней переезжаю.
– Офигеть! Ну, чё, капец тебе, подкаблучником тебя сто процентов сделает, – и Ирка довольно засмеялась, – Но ты не расстраивайся, у такой женщины – это не зазорно. Эх, мне бы эту жёсткость, как у неё.
– Не, не стану. Как работать пойду, сразу станет ясно, кто в доме хозяин.
– А тебя не смущает, что она настолько лет старше тебя?
– Нисколько. К тому же внутренне я ощущаю себя старше своего возраста.
– Я тоже, пока молодая, нагуляюсь, а потом мужа себе молоденького найду, – она выбросила бычок, подтянула колготки, и добавила, – И пусть думает, что он хозяин в доме.
После занятий я отправился в общагу собирать вещи. Это не заняло много времени. После я вызвал такси, и мы с Серегой начали их загружать в машину, вещей было немного, на три ходки. Нина Ивановна, наша вахтерша, запричитала, не выгнали ли меня из техникума.
– Да нет же, Нина Ивановна, я просто переезжаю, – успокоил я её.
– Куда же ты, милок, переедешь?
Во избежание лишнего разговора, я сделал вид, что не услышал вопроса.
– К Виктории Игоревне он переезжает, – возьми да ляпни Плотников.
Нина Ивановна, прищурив глаза, на меня посмотрела, хитро улыбнулась, подошла поближе и как бы шепотом сказала:
– Ах, ты ж, гусь! Вот же молодец! А эти-то два дурака образованных всё тут ходили, планы строили, кто из них первый на свидание её пригласит.
– Кто же это такие? – спросил Серега, который стоял рядом и подслушивал.
– Известно кто! Евгений, хрен его знает как по батюшке, физрук ваш, и этот историк лысый, Эдуард Амвросиевич. Так им и надо, меньше умничать будут. Университетов поокончали, а девку охмурить не могут, токо ходят и мне советы ненужные дают, как мне работу свою делать.
Я выгрузил вещи, как мог их разложил, по ходу дела наводя порядок в доме. Запретную комнату не трогал, да и она всё одно закрыта была. Вики всё не было, и я занялся приготовлением ужина, в холодильнике было еще много продуктов закупленных нами на новый год, так что хватило на говядину а-ля по-бургундски и на два салата. Я заканчивал мыть посуду, как появилась счастливая и голодная Вика, мы тут же приступили к ужину, добавив ему немного романтики в виде открытой бутылки хорошего вина.
– Ну, вот и распределились обязанности сами собой: ты готовишь и хлопочешь по дому, а я нахожу деньги, – заявила Вика, залпом выпив свой бокал.
– Все же зарабатывать деньги – это мужская обязанность, во всех нормальных советских семьях, – возразил я, – Пойду во вторую смену на завод.
– Так! Не спорь с будущей женой! И, во-первых, я не говорила это дурацкое слово, внушающее плебеям и рабам, что они могу чего-то достичь, – зарабатывать, я говорила – находить. Это все-таки разные слова. Если зарабатывать, то мы вдвоем даже на мясо не заработаем, а мне нужно, чтобы ты ел мясо. Во-вторых, мы ненормальная семья, хотя и одна сатана, – она засмеялась, – А знаешь, наверное, в плане денег ты мне в пятницу поможешь.
Мы легли спать, моя проклятая природа хотела секса. Я вертелся, пытаясь внушить себе, что не хочу, но тщетно. Вика это поняла.
– Когда-нибудь, благодаря люциду, у нас всё получится. Немного потерпи, мой хороший.
И мы слились в долгом и страстном поцелуе, а затем…
Завуч Раиса Ивановна вошла в аудиторию, когда уже все ушли домой, а я застыл в весьма странной позе перед Викой, пытаясь застегнуть заклинившую молнию на её сапоге.
– Как удачно я зашла, застав вас обоих, – менторским тоном объявила она о себе.
Молния, наконец-то, застегнулась, я поднялся, как раз, когда завуч подошла ко мне.
– Красовский, я вижу, на тебя кто-то благотворно влияет, милиция по твою душу не приходит, учителя перестали жаловаться, да и комендант общежития как будто вообще забыл о тебе.
Я замялся, не зная, что ответить, а Вика вообще не обращала на нее внимания.
– Виктория Игоревна, – обратилась она к ней – вы не знаете, что с Красовским? – и, не дожидаясь ответа, продолжила, – Весь наш техникум гудит по поводу морали в отношениях между преподавателями и студентами. Мне лично, как женщине, даже симпатизируют ваши отношения, но, как завуч, я должна как-то реагировать на возмущение общественности. Это мой долг и как коммуниста – помочь вам, комсомольцам, разобраться в трудной ситуации.
Вика на неё посмотрела, улыбнулась и ответила.
– Конечно же, мы с радостью воспримем вашу помощь, уважаемая Раиса Ивановна.
И тут же обратилась ко мне.
– Игорь, подожди меня на улице.
С одной стороны было интересно, о чём пойдёт их разговор, но с другой, я понимал, лучше, сделать, как просит Вика, и вышел. На улице было холодно и ветрено. Пока курил, размышлял о морали, и какое всем дело до наших с Викторией отношениях. Ждать пришлось недолго, вскоре они вместе вышли, и я услышал завершающую часть разговора.
– Это очень похвально, Виктория Игоревна, что вы как дальний родственник взяли шефство над этим юношей, и надо отметить, что плоды вашей заботы в хорошем смысле этого слова, – Раиса Ивановна посмотрела на меня, хитро улыбаясь, – весьма заметны.
Затем они распрощались, а Вика, взяв меня под руку, повела в обратную от дома сторону.
– Пришлось этой грымзе отвалить кучу денег. Да, и запомни, – мы с тобой родственники, я твоя двоюродная сестра. Понятно, что никто не поверит, но будем говорить всем именно так.
– А куда мы идём? – поинтересовался я.
– Ты мне обещал помочь с поиском денег, а завтра пятница. Денег после покупки тебя у советского образовательного учреждения не осталось, да тут не далеко, Восточный микрорайон.
По дороге я ей рассказал про Яичницу, и странное совпадение с моим сном.
– Я же тебе говорила, что это не сон. Твое эфирное тело воспользовалось тем, что его вибрации на тот момент соответствовали частоте люцида, и проскочило туда. И это очень хорошо, первый шаг сделан, эфирное тело запомнило его, теперь тебе будет гораздо легче освоиться в люциде.
Затем она показала мне место, где я завтра ночью буду ждать странную женщину, которая принесёт и оставит что-то возле мусорки.
– Как только она положит сумку, отвернется и пойдёт назад, забираешь сумку и быстро домой. Меня не беспокой, я буду в личной комнате. И смотри, чтобы тебя никто не видел, – она серьёзно на меня.
– Понял?
– Ес, мэм! – изображая американского военного, ответил я.
– Это не шутки! Если ментам попадёшься, беды не миновать. Если что, бросай всё и беги.
В ночь с пятницы на субботу, пропищал будильник на моих японских часах ровно в два часа. Глаза разлепил с превеликим трудом, желания выбираться из-под теплого одеяла не было никакого. Я прислушался, в доме была тишина, из Викиной комнаты не доносилось ни звука. Пришлось вставать. Я оделся потеплее, надвинул по самые глаза шапку и вышел из дома. Пёс удивился, куда же я в такое время направился, высунув голову из будки, но провожать не стал. Я, поскрипывая свежевыпавшим снегом, пошел в сторону Восточного микрорайона. Ждать пришлось довольно долго, и я уже стал замерзать, вдруг, из дома вышла женщина в одной ночной рубашке и босиком с тряпичной сумкой в руках. Она шла как лунатик, но, в тоже время, очень осторожно, периодически останавливаясь и прислушиваясь, выдыхая облачка пара. Подойдя к мусорным контейнерам, она поставила свою ношу на снег, развернулась и пошла назад. Не теряя времени, я, как только женщина достаточно отошла, быстро взял оставленную сумку и, стараясь не попадать под свет уличных фонарей, поспешил домой. На нашей улице меня ждал неприятный сюрприз, я заметил направляющийся в мою сторону милицейский УАЗик. Пришлось спрятаться в огромные колодезные трубы, и ведь, как назло, УАЗик остановился возле них. Из машины вылезли милиционеры, сердце замерло. Они закурили, один направился прямиком к моему укрытию. Спиной я взалжся в стену трубы, желая испариться, как вдруг услышал:
– Ты – на одном, а я на другом, на высоком берегу на крутом!
Это орал в стельку пьяный мужик, двигаясь нестройным шагом прямо на милиционеров.
– На ловца и зверь бежит! – радостно закричал кто-то из стражей порядка, и, обращаясь к тому, который шел в мою сторону:
– Давай, этого «Антонова» грузим, и поехали. На сегодня план выполнен.
С шумом они загрузились в УАЗик и уехали. Я выдохнул, подождал, когда стихнет звук мотора, выбрался из своего укрытия и побежал. Благополучно добравшись до дома, поставил сумку на пол, не рассматривая, что внутри, и выкурил аж две сигареты подряд. Потом я заснул, а открыл глаза, когда Вика, в чем мать родила, выходила из своей комнаты.
– Вставай, будем улов наш смотреть.
Вика принесла сумку в комнату и высыпала её содержимое прямо на пол. Это были деньги, в банковских пачках, я видел такое количество денег только в кино.
Вика посмотрела на меня и спросила.
– Что хочешь?
– Давай дом купим!
– Хорошая идея, она есть у меня в планах, но не здесь и попозже, когда все дела завершу, а пока пожелай что-нибудь попроще. И такое, чтобы внимания не привлекало.
– Тогда я хочу только тебя!
– Хорошо, значит, получишь меня,– эротично погладив своё обнажённое, тело томным голосом ответила она на моё озвученное желание, – но вечером.
– Из вещей что хочешь? Быстро говори не думая!
– Плеер японский…
Я подумал, что про «получишь меня», это она сказала просто так. Хоть и неохота было идти в технарь, всё же пришлось. Вика объявила, что я отсижу её пару, а потом она договорится, и мы вместе с ней пойдем за чем-то важным. Я завалился на парту, Вика периодически меня дразнила, одаривая многообещающими недвусмысленными взглядами. Все было хорошо пока, Ленку Самцову не укусила какая-то муха, и она не решила сунуть нос в чужие дела. Видимо, Ленка долго пыхтела, наблюдая за нашей безобидной, как мне казалось, игрой и, наконец, не выдержала. Она резко встала, с шумом отодвинув стул.
– Виктория Игоревна, я как комсорг группы не намерена больше терпеть ваши аморальные отношения со студентом Красовским. И хотя руководство техникума по неизвестным мне причинам упорно закрывает на это безобразие глаза, я вам сообщаю, что мною будут приняты все меры, для того, чтобы поставить этот вопрос на общем комсомольском собрании техникума.
Вика её спокойно выслушала, рассматривая при этом свои ногти. Когда Самцова закончила, она подняла взгляд, и тут всем стало ясно, зачем она носит черные очки. Её синие глаза в этот момент были глазами зверя, наполненными кровью и яростью. Виктория Игоревна, поправив грудь, встала из-за своего стола и подошла к Ленке. Было видно, что последняя серьёзно занервничала, она то поднимала глаза на Вику, то стыдливо опускала их, она взяла шариковую ручку со стола, и, не зная, что с ней делать снова, положила на стол, затем снова взяла её в руки. В аудитории стояла гробовая тишина.
– Хорошо, Самцова. А теперь встань и подойди к доске.
Ленке ничего не оставалось, как выполнить указания, наверное, она думала, что её будут спрашивать по алгебре, чтобы «завалить».
– А теперь, Самцова, ответь, раз ты такая моралистка, какие эксперименты ты летом на даче с младшим братом проводила?
Самцова покраснела, на лице читались страх и отчаяние, а затем полились слезы. Она, возможно, хотела убежать из аудитории, но не могла, лишь промямлила.
– Как…? Откуда…?
Вика подошла к ней вплотную и что-то прошептала на ухо, Ленка явно испугалась этих слов и затараторила:
– Виктория Игоревна, простите меня, пожалуйста, я больше не позволю себе таких выходок, – отчаянно взмолилась Ленка, вытирая сопли рукавом своей дурацкой вязаной кофты.
– Хорошо, садись, и, впредь знай своё место!
Затем она обратилась ко всем. Даже зная, что меня это не касается, поджилки мои в унисон со всей группой затряслись, а по спине пробежали мурашки.
– Послушайте меня, недоразвитые выкидыши своих разочаровавшихся в вас матерей, вы, которые дрочите каждую ночь, представляя своих пап и мам, вы, которые ещё не всегда могут вытереть себе задницу, не вымазавшись в собственном дерьме, вы, которые боятся собственных фантазий. Я знаю все ваши самые сокровенные мыслишки и все ваши гаденькие, низкие и пошлые мечтания. Если кто-то желает удостовериться в этом, прошу его или её, – она в этот момент посмотрела на Усольцеву, та отвела стыдливо глаза в сторону, – встать, и я расскажу подробно, что он так тщательно от всех скрывает.
Проходя назад к своему столу, Вика остановилась возле Ашкинази, тот умоляюще посмотрел на неё, Вика ухмыльнулась глядя на него и пошла дальше. Ашкинази облегчённо выдохнул и принялся обмахивать своё лицо тетрадью, словно это был веер. Она остановилась у доски и выжидающе смотрела на класс. Все, естественно, молчали. Ирка сообразила первой.
– Виктория Игоревна, мы всё поняли, больше такого не повторится.
– Что вы поняли?
– Мы молчим о ваших делах, вы – о наших.
– Молодец Ира, – она на неё посмотрела и, прищурившись улыбнулась, – а ты сама точно этого хочешь?
– Очень, Виктория Игоревна, – ответила покрасневшая Ирка.
– Хорошо, считай, что ты сдала все свои хвосты по алгебре, после занятий принесёшь мне зачетку.
По окончании пары, когда все вышли из аудитории кроме меня и Ирки, которая приготовила свою зачетку, Вика попросила меня закрыть дверь и смотреть, чтобы никто не вошел.
– Залеская, – обратилась она к Ирке, расписываясь в её зачетке, – ты готова?
И, не дожидаясь ответа, встала со стула, взяла линейку, что лежала у доски, и размаху врезала Ирке по заднице. Я ошарашенный происходящим смотрел на довольную Ирку, у которой по щекам от счастья катились слезы.
– Довольна?
– Да, Виктория Игоревна, спасибо, – ответила Ирка.
– Тогда брысь отсюда.
Ирка вприпрыжку убежала из аудитории, а я, разинув рот, стоял и смотрел на Вику, давая понять всем своим видом, что мне нужны разъяснения.
– У нас, у девочек, такое бывает, – невинно улыбаясь и приподняв плечи, сказала она.
Быстро одевшись, мы с Викой вышли из техникума под завистливые взгляды пацанов и язвительный шёпот девчонок.
– Я наврала, что к зубному тебя повела, а ты что такой серьёзный весь? А?
– Да с Самцовой ты, наверное, жестоко поступила.
– Жестоко? А между тем она нас с тобой на всеобщий позор хотела выставить. Меня бы уволили, тебя отчислили, из комсомола сраного нас обоих бы попёрли, а там газеты, позор, клеймо. И её побуждения ведь были не на основе комсомольской морали, а на ее низменных инстинктах зависти и невыраженных похотливых желаниях. Обыкновенное человеческое: что не могу позволить себе, – не позволю никому.
Вика могла меня убедить во всём, что угодно, немного подумав, я с ней согласился, хотя на душе всё одно скреблись кошки.
– Ты сегодня с утра чего хотел? – спросила она, остановив меня.
– Тебя! – ответил я, даже не думая.
– Вот, и не забивай себе голову ерундой всякой, думай обо мне.
– А куда мы сейчас идём?
– В дурдом! – и она засмеялась.
Мы действительно пришли к психоневрологическому диспансеру, куда зашла одна Вика и через некоторое время она вышла с чем-то завёрнутым в газету. Мы положили это в мою сумку, и пошли домой. Светило яркое солнце, пели птицы, сообщая, что весна не за горами. Дома Вика попросила нагреть воды, чтобы помыться, я пошутил, что с такими деньгами, как у нее это кощунство, и мы могли бы, если не покупать, то снять нормальное жилье.
– Мы и так с тобой на кончике каждого злого языка, но они хоть пока доносы не пишут. А если они увидят, какая хорошая у нас жизнь, тогда начнутся кляузы и анонимки, всё зло от зависти идёт.
Оно и правильно, да и мыться в одной лохани куда приятнее, подумал я.
Сытые, чистые и голые мы лежали на диване. Вика встала и включила музыку, затем она развернула свёрток и достала оттуда шприц и небольшой пузырек.
– Сейчас я тебе сделаю укольчик, и твое утреннее желание исполнится.
– Что это?
– Это не опасно, пока названия не знаешь. Руку давай.
Передо мной стояла Вика и вся светилась, она жестом позвала меня с собой, и, взяв за руку, вывела из дома в цветущий летний сад. Она обняла меня, её руки приятно обжигали моё тело, а её глаза светились страстью. Мы закружились в поцелуе, я заметил, что у Вики нет ни единого шрама. В центре сада возвышался красивый расписной шатер, мы вошли, и Вика легла на ложе, отдавая себя в жертву моим желаниям. Я проник в неё, словно вернулся домой, и в тот же миг шатер ожил, задышал, закрутился, а его купол раскрылся подобно бутону цветка. Мы начали подниматься вверх, моё тело, вибрируя каждой клеткой, дугой изогнулось назад, Вика тоже изогнулась, и наши затылки соединились. Неведомая доселе энергия прошла сквозь меня в Вику и начала циркулировать по нашим телам, превращая нас в огненное колесо с чёрными как смола языками пламени, которое несётся сквозь вселенское пространство, уничтожая всё на своем пути. Сжигая планеты и разрушая звезды, мы неслись все быстрее, пока не взорвались на мельчайшие частицы, которые словно споры разлетелись по необъятной Вселенной.
Я открыл глаза. На мне лежала Вика и целовала меня, на этот раз шрам был на месте, я провел по нему пальцем, и мне показалось, что в этот момент он заискрил.
– Что это было? – спросил я хриплым голосом из-за пересохшего горла.
Вика тут же мне дала приготовленный заранее стакан с яблочным соком.
– Это… Это ты, говоря простым языком, трахнул меня в люциде, ну, и походу дела уничтожили эту долбанную Вселенную. Здесь в этом мире люди занимаются сексом, чтобы создать жизнь, а там где мы были с тобой, секс – для того, чтобы забрать жизнь. Притом, что это звучит страшно, по факту все наоборот: здесь рождаются, чтобы умирать, а там умирают, чтобы жить.
Я мало понимал, о чём она говорит, её тяга в разговорах уходить в глубины философских построений, меня погружала в состояние гипноза, я растворялся в её жестах, движениях губ и потоке речи.
– А как мне овладеть способом входить в люцид, или всегда надо делать укол? – спросил я, целуя её живот.
– Да неужели, ты проявил самостоятельный интерес к тому, о чём я так долго тебе талдычу? – схватив меня за волосы и посмотрев мне в глаза, спросила она вместо ответа на мой вопрос.
– Я бы хотел быть там с тобой и заниматься любовью и днём, и ночью.
– А я думала, что люцид тебя заинтересует, как возможность осуществить месть, а ты вот через что туда зайти хочешь. Очень странно…
– Почему странно?
– Я выбрала тебя, потому что у нас одна частота вибраций, а я всегда считала, что моя вибрация агрессивна и ненавидит всё живое и не способна ни на любовь, ни на всякое проявление добра.
– И давно ты так начала считать?
– С тех пор, как появились мои шрамы.
– Когда ты мне расскажешь, откуда они?
– Уж точно не сегодня, но видимо скоро, – она облизала языком мои губы, потом развернулась, и я подумал, что она хочет жизненной силы, но она просто ласкала, её «сокол» надо мной показал клюв, я поцеловал его. Моё тело вновь завибрировало и растаяло в неге.