Мелкие пузыри стали увеличиваться, вода начала бурлить и чайник стал заметно подрагивать. Рогожин придвинулся ближе, чтобы успеть выключить чайник, до того, как кипяток начнет выплескиваться. Глядя на него, Мятликов сдвинул приготовленные чашки. Новомодных чайных пакетиков ни он, ни Рогожин не признавали. Они вообще были похожи друг на друга в своих мелких бытовых привычках, особенно качающихся традиционно русской чайной церемонии.
Рогожин рывком снял чайник с деки и точным движением наполнил две пузатые чашки. Кипяток стал окрашиваться в густой чайный цвет, всплыли и закружились крупные чаинки.
- Не переборщили, Павел Сергеевич? - небрежно спросил он Мятликова.
- Все по норме, Сергей Павлович, - также небрежно бросил в ответ Мятликов. – Точно, как в аптеке.
Рогожин вернул чайник на подоконник и уселся перед своей кружкой, в ожидании, когда коллега передаст ему сахарницу. Мятликов не торопился, он всыпал в свою чашку ложку с горкой и теперь аккуратно стряхивал горку со второй ложки. Это было важно, спешить было нельзя и Рогожин смиренно ждал.
Наконец все было кончено и Мятликов бодро зазвенел ложкой по стенкам чашки. Рогожин подвинул к себе сахарницу и вынул из стола хрустящую пачку с ванильными круассанами.
- Гуляем, - недоверчиво поинтересовался Мятликов. – Повод?
- Отступная, - скривился Рогожин, глядя как крупинки сахара смешиваются на дне с чаинками– Придет сегодня наш всесильный Мардуков. И выгонит нас к чертовой матери. Или еще дальше, я вчера приказ видел, все крыло сдается в аренду.
- А мы как же?
- За что я тебя всегда ценил, Павел Сергеевич, так это за твою непосредственность и проистекающий из нее оптимизм.
- Да, - вскинул бровь Мятликов, - А я думал за мою теоретическую расчетливость.
- Скажите мне как физик физику, - невозмутимо продолжал Рогожин. - Вы носки вязать умеете?
- Думаете стоит научиться, Сергей Павлович?
-Нет, не стоит, коллега. Поздно. Сейчас это делает автоматический станок. Двадцать пар в минуту.
- Быстро, - согласился Мятликов, - Так быстро я и в самом деле не смогу.
- А торговать носками, вы умеете? - продолжил Рогожин поднимая взгляд на коллегу.
- На бирже?
- В переходе.
- Нет, - отрезал Мятликов.
- Я тоже не умею, -подытожил Рогожин. Разорвал пакет и, высыпав круассаны в приготовленное блюдо, продолжил. – Мы с тобой, Павел Сергеевич, совсем не пригодны к жизни.
- Можно писать дипломы, - предложил Мятликов.
- Не хочу, - ответил Рогожин. – Не хочу плодить серость в яркой обертке.
- Сережа, - усмехнулся Мятликов. – Мы с тобой можем сдохнуть с голоду, и ладно я, но твоя Лена тебе этого никогда не простит. А с этим ты жить не сможешь.
- Как так вышло, что вот эти Мардуковы, оказались важнее нас? - Рогожин впился в Мятликова тем самым баталовским взглядом, который тот не мог выносить без общего наркоза. - Почему Ковригин, умница, гений, ушел в небытие, а эти вершат судьбы.
- Наверное в этом и есть…
- Черта с два, - отрезал Рогожин и сделал сухой глоток. – Я знаю, что ты хочешь мне сказать и даже знаю, где ты этого набрался. Ну это твое личное дело…
Дверь в кабинет с шумом распахнулась и вошел Мардуков. Он был огромен, непереносимо надменен и до отвращения властен. За ним в кабинет втиснулся верткий коротышка из отдела оптимизации и реализации проектов, безликий холуек с папкой подмышкой и мамкой в высоком кабинете.
- Ну вот и все! - сообщил Мардуков, обращаясь даже не к присутствующим, а словно к самой вселенной. - Теперь все это крылышко оптимизируется и здравствуй светлое будущее. Наконец займемся делом, станем поднимать Россию с колен.
- А зачем она встала на колени? – склонив голову, спросил Мятликов.
- А она не сама, – раздраженно возразил Мардуков. – Её такие, как вы мечтатели тормозят. Изобретатели вечных двигателей, теорий всеобщего блага. А оно совсем в другом.
- В поточном производстве носков, - предположил Рогожин.
- И в этом тоже, - Мардуков был презрительно снисходителен. – Оказалось, что народу нужны носки, куда больше теорий. И вы, Рогожин, вымирающий вид. Ну да и поделом вам, завтра весь ваш отдел выселят и все эти бумажки пойдут в архив. Можете начинать собираться.
Рогожин резко вскочил, но Мятликов поймал его руку.
- Вот- вот, - нарочито сказал Мардуков, инстинктивно отшатываясь от Рогожина. - Так же резко и собирайте свои приборы.
Дверь закрылась и Рогожин бессильно опустился на стул. Мятликов придвинул к нему чашку.
- Что уж теперь, Сережа, - примирительно сказал он и заговорщицки погладил его по колену. – Хорошо, что это нам поручили. Можем спасти, что сможем. Может будут лучшие времена. Может удастся это продать.
- Паша, а помнишь, как в детстве в будочных продавались такие рогалики по пять копеек? – спросил Рогожин возводя глаза к потолку.
- А еще бублики по шесть и сдобная булочка за девять, - ответил Мятликов и мечтательно продолжил. – Такая пышная и корочка у нее всегда была почти черная и блестящая.
Рогожин подошел к сейфу и повернул блестящую ручку. Некоторое время рылся в его стальных внутренностях ничего не нашел, почесал лоб, потом затылок. Открыл другой сейф. Постучал пальцами по подбородку, и стал одну за другой вынимать папки бегло читая ярлыки.
— Это не то, - бурчал он себе под нос выкладывая папки. – Это тоже не то. Ух ты, я думал ее давно спалили, но все равно не то. Это мусор, это рутина. А это…
Рогожин неожиданно бережно положил очередную папку на стол и снова продолжил небрежно потрошить сейф.
Мятликов придвинул к себе парку и почел название «Ковригин П.П. «Теоретические основы преобразования энергии вращения земли вокруг солнца»»
- Какая работа, - процедил Мятликов. – Какая идею. И так все слить.
Рогожин сел на край стола и повернул к себе папку. Работа в самом деле была отменная. Отчетливая была работа. Прорывная. Бесплатная энергия ограниченная исключительно сроком жизни солнечной системы. А сдохла просто, обидно. Обидно до зубного скрежета. С формулировкой «по причине низкой проработанности наступления последствий отбора энергии из процессов необъясненной природы».
Ковригин сумел отбиться от всех формулировок кроме этой. И Рогожин помнил тот день, когда проект закрыли и свернули финансирование. И как Ковригин еще полгода ходил по академии, где ему со слащавой услужливостью предлагали браться за другие темы, пока не превратился в призрак себя самого.
- Все к черту, Паша, - Рогожин отодвинул папку и бросил поверх нее прибор похожий на карманные часы.
- Ты с ума сошел, - скривился Мятликов. – Никто не испытывал прибор с живым пилотом.
- Игрушки незачем испытывать, - ответил Рогожин застегивая на запястье ремешок своего прибора. – Попробуем, а Павел Сергеевич? Хоть будет что вспомнить, стоя в переходе с табличкой «пишу дипломы».
- Учти я это делаю не ради тебя, - предупредил Мятликов надевая прибор. – На тебя мне плевать. И на науку мне сейчас плевать. Ты мне рогаликом душу разбередил, сволочь. А у тебя деньги есть, или ты решился пасть до кражи хлеба?
- Не опущусь, - согласился Рогожин и порылся в нижнем ящике стола. – Вот со старых времен осталось. Давай по-братски.
Он высыпал на стол пригоршню мелочи советских времен. Мятликов бегло пересчитал медяки и разделил горку на две части.
- По восемьдесят две копейки, на брата, - сказал он. – Жить можно. Главное точно попасть в локацию.
- Если промахнемся, там трамваи ходят, - сказал Рогожин, снимая халат.
- Минус пять копеек в один конец, - скривился Мятликов, синхронизируя свой циферблат с прибором Рогожина.
Рогожин повернул корпус своего прибора и окружающий мир стек вниз словно размокший рисунок на стекле. Переход занят девять секунд. Мир проделал обратное движение и замер.
- Восемьдесят шестой год, тринадцатое мая, - сказал Рогожин сверяясь с прибором. - Москва Волоколамские шоссе. Все точно.
- Уверен? – усомнился Мятликов, переводя прибор в режим хромостатики.
- Все точно, - ответил Рогожин осматриваясь. Вон больница МПС. Там Покровское-Стрешнево. Вот там улица Габричевского и мой дом. Правда мы уже получили новую квартиру и здесь бабушка живет. А нам нужно вот в ту дальнюю башню. Там булочная. Пойдем дворами или через сквер?
- Давай через сквер, а обратно дворами, - кивнул Мятликов. - Хочу на Москву посмотреть. Я в Москву только в девяносто седьмом приехал.
Идти было минут пять-семь. Мятликов смотрел вокруг с неподдельным любопытством. Слушал звон трамваев, провожал взглядом угловатые троллейбусы. Рогожин, напротив, смотрел на все без интереса, а скорее с инстинктивной осторожностью.
Из двора булочной высунулась глазастая мордочка хлебного фургона. Значит хлеб в магазине мог быть еще теплым Рогожин прибавил шагу и потянул Мятликова за рукав.
Булочная занимала весь первый этаж четырнадцатиэтажной башни. На окраинах Москвы тогда понастроили много таких типовых одноподъездных башен. Да и в других городах. Потом Рогожин случайно узнал, что они называются, «башни Вулыха» по фамилии архитектора. Но сейчас это было не важно. Рогожин открыл стеклянную дверь, и втолкнул Мятликова в торговый зал.
Здесь было прекрасно. В высоких шкафах, на съемных лотках лежали черные буханки, лоснящиеся корочкой нарезные батоны. Лежали прямо так, без целлофановых пакетов. И потому их запах заполнял все пространство булочной.
Покупатели подходили к стеллажам и пробовали батоны специальной вилкой, потом брали их и несли на кассу. Рогожин прошел мимо всех стеллажей к последнему, где лежали рогалики. Они были свежие золотисто-желтые. Они лежали один к одному словно чешуйки.
Мятликов подошел к нему с сетчатой корзинкой, и они стали набирать в нее рогаликов и бубликов, и сдобных булочек с черной, словно лакированной, корочкой. Потом подумали и взяли еще нарезной батон.
Расплатившись, они сложили все в припасенную Мятликовым холщевую сумку и вышли на улицу.
- Слушай, Сережа, - задумчиво спросил Мятликов перебирая в ладони оставшиеся медяки. – У меня два вопроса. Первый, не повлияет ли наша покупка на ход истории…?
- А тебе что, жалко историю? - усмехнулся Рогожин. – Вот ей, например, на нас с тобой вообще наплевать. А второй вопрос какой?
- Второй? - Мятликов почесал за ухом. – Второй вопрос, есть ли тут где-нибудь квасная будка или автомат с газировкой?
- Квасной будки точно нет, - ответил Рогожин, - а вот автомат с газировкой должен быть на той стороне. Видишь там магазин «Диета», там, по-моему, был.
Они перешли дорогу и спустились в подземный переход. И тут увидели Мардукова. Совсем не такого, который руководил хозяйственной частью в их НИИ, а совсем молодого, лет пятнадцати.
Мардуков с наглой рожей, держал за ворот щуплого очкарика и хлопал его по карманам. Увидев его Рогожин, даже опешил.
- Паша, ты узнаешь эту рожу? – заулыбался он, толкая Мятликова в бок. – Присмотрись, Паша, это же Мардуков. Ты же Мардуков?
Мардуков растерянно отпустил очкарика и собрался огрызнутся, но не успел. Рогожин решительно ухватил его за шкирку и потянул на себя.
- Сережа, - постарался вмешаться Мятликов, — Вот это лишнее, хлеб хлебом…
- Э нет, Паша, - раззадоривался Рогожин. – Это не лишнее…
- Те че надо, дядя? - вякнул Мардуков, и вознамерился перехватить держащую его руку.
Но Рогожин хлестко ударил его по кисти так, что тот взвыл.
- А ну тихо! – прошипел Рогожин, хватая Мардукова за нос и вдавливая затылком в стену перехода. – Не вздумай орать, гадина.
- Сережа на надо, - опять попробовал прекратить эту сцену Мятликов.
- Надо, Паша, надо, - решительно повторил Рогожин. – Именно сейчас и надо, - пока этот Мардуков еще маленький, пока он еще в зародыше. Пока он не окреп.
Он взял Мардукова за грудки и, что есть силы, ударил его спиной о стену. Мардуков скрючился, пытаясь закрыться руками. Весь сразу.
- Нет, Паша, - продолжал Рогожин, хлопая перепуганного Мардукова ладонью по щеке. – Именно сейчас и надо искоренить этого Мардукова. Чтобы он никогда не смел лезть своими грязными лапками в науку.
- Ну гаденыш, говори, полезешь в науку грязными руками?
- Нет, не полезу, не бейте, отпустите, - взмолился перепуганный Мардуков.
- Сережа, хватит, - решительно вмешался, Мятликов. – Хватит. Так нельзя, он же у тебя обмочился.
Рогожин вдруг брезгливо скривился и оттолкнул от себя Мардукова. Тот был жалок, он прижимал руки к груди и на брюках у него было большое мокрое пятно.
- А ну пошел отсюда, - грянул Рогожин и для скорости дал Мардукову пинка.
Где-то сзади послышался милицейский свисток, Мятликов схватил друга в охапку, быстро включил приборы и мир снова стек вниз, как размытый водой рисунок.
Обратный переход был чуть длиннее, а когда мир вернулся на место Рогожин и Мятликов оказались в своей прежней комнате. Вернее, комната была прежняя, а вот обстановка совершенно другая. Вместо стеклянных шаров на потолке были светящиеся панели. Стены были из какого-то небывалого материала, от него веяло прохладой и свежестью. Чайник стоял на подоконнике, как и раньше, но был без провода и привычного выключателя.
Рогожин подошел к окну и посмотрел на улицу.
- Павел Сергеевич, - позвал он Мятликова. – А вы читали, кажется, у Брэдбери, охотник в прошлом наступил на бабочку и вернулся совсем в другой мир. Хуже того, из которого отправлялся на свою охоту.
- Что-то такое было, - кивнул Мятликов, глядя через окно на изменившийся мир.
- Выбросьте эту книжку в помойку, коллега.
Мимо здания неслись небывалые автомобили со стеклянными крышами. Огромный дирижабль разворачивался над сверкающим стеклом и металлом городом. На здании перед окнами горело табло.
«Поздравляем с пятнадцатой годовщиной ввода в строй планетарной энергосистемы Ковригина.»
«Ты, Сережа, обычный варвар», —сказал Мятликов отбирая у Рогожина прибор. – Вот тебе сегодня повезло, а могло и не повезти. Ты дикарь, возомнивший себя богом. Я сегодня же разберу эти чертовы приборы.
- Не занудствуй, Паша, - отмахнулся Рогожин. – Думаю, что летать бить Гитлера или Чингисхана не придется. Вселенной, как выяснилось, хватило и Мардукова. Ты рогалики не потерял?
- Не потерял, включай чайник. – ответил Мятликов ставя сумку на стол. - Интересно, что у нас теперь с чаем и сахаром?
Рогожин обмакнул рогалик в чай, он так делал еще детстве, откусил и зажмурился. Мятликов, по такой же детской привычке, снимал черную корочку со сдобной булочки.
- Да, Павел Сергеевич, - завел глаза к потолку Рогожин. – Все-таки, все новое это хорошо забытый Брэдбери.
- Или плохо переснятый Земекис, - согласился Мятликов.