Сказка о доблестной Ильсияр и влюблённом Саиде

Ирина Басова-Новикова
Сказывают люди, будто жил в  Багдаде несчастный халиф. Было у него три жены, подобные райским девам, но ни одна не принесла ему наследника. И позвал он визиря, и молвил:
- Печальна моя судьба, о визирь! Много лет ходил я из покоев жён в покои наложниц, но ни одна из них не сподобилась подарить своему господину сына! С великим презрением смотрят на меня другие цари – у всех есть сыновья, лишь у меня, ничтожного, рождаются дочери! И хоть обещал Аллах вечное блаженство за заботу о них, нет покоя душе. На кого оставлю царство? Кто защитит правоверный народ, когда дряхлая рука моя не сможет поднять меч? Злорадно  и алчно  глядят враги на наши владения, а особенно – грозный султан Махмуд. Вот уж кого можно назвать любимцем Аллаха! Ходит молва, будто послало ему небо сына, краше которого не видел свет.  Возмужает молодой Саид, и горе тогда моему народу, если не родится у него защитник! Ответствуй, визирь, как ублажить Всевышнего, чтобы Тот послал мне в утешение сына?
И молвил визирь:
- Мой повелитель, до сегодняшнего дня Господу было угодно послать тебе трех жен и дочерей. Быть может, четвертая жена по милости небес принесёт сына, и возликует твой народ, и устрашатся враги. Возьми мою дочь Нудхар, ибо нет набожней и добродетельней её в Багдаде. И если будет угодно Аллаху, Он пошлёт наследника той, чьи уста и сердце всегда славили Его мудрость.
И внял халиф словам визиря, и пожелал заключить никах с Нудхар. Пленённый красотой юной невесты, забыл халиф о гареме и о прежних жёнах и велел готовиться к свадьбе и рождению сына. Весь дворец замер в ожидании обетованного дня, когда любимая жена повелителя войдет в его покои. С утра до глубокой ночи молились во дворце о наследнике и готовились к рождению мальчика. Придворные ювелиры изготовили из сандалового дерева колыбель, разукрасив драгоценными каменьями и золотом, а юные невольницы устлали её шёлком и дорогой парчой. Лучшие оружейники Багдада сковали для будущего воина кольчугу и меч, блеск которого затмевал солнце, а в конюшне сосали молоко кобылиц новорожденные скакуны, предназначенные для  сына халифа.
И лишь среди забытых жён слышался недовольный ропот.
- Горе нам! – плакали жены. – Совсем забыл о нас повелитель, и если Нудхар родит сына, не ступит нога господина в наши покои! Всю любовь и милость обратит он на младенца и его мать, а на нашу долю выпадут лишь забвение и слезы.
- Госпожи мои! – сказала тогда женам халифа верная рабыня. – Горю вашему можно помочь. Есть в Багдаде ведунья, которая славится колдовством и заговорами. Спросите у неё, как извести Нудхар, и будьте покойны – своё черное ремесло эта женщина знает.
И повелели жёны тайно призвать ворожею во дворец. И явилась рабыня Иблиса – старая, кривозубая, под тёмным покрывалом; выслушала она обиженных женщин и молвила:
- Не стоит больших трудов избыть вашу беду. Известно, что исстари ведется обычай: если в брачную ночь положить в изголовье под подушки меч, то родится мальчик – защитник и доблестный воин, а если прекрасный цветок, то вместо наследника роженица подарит своему господину дочь. Юная Нудхар, разумеется, все сделает по обычаю – положит в изголовье меч, а вы подмените его на заговоренный цветок. А когда у халифа вновь родится девочка, великий гнев обуяет его, и прогонит он от себя ту, которая является причиной ваших слёз и несчастий.
И велела тогда старшая из жен верной рабыне принести из сада розу с длинными шипами, и когда та принесла просимое, прошептала старуха над розой проклятие:
- Пускай родится у  халифа дочь, и да падёт на ее голову немилость Аллаха: да будет она горда и непокорна мужчинам и пусть причиняет им сердечные раны,  подобные тем, какие  розы наносят шипами своим обидчикам!
Обрадовались жены халифа и отсыпали ведунье много золота. И положила коварная рабыня в брачную ночь в изголовье царственных супругов заговорённый цветок, и скоро узнали во дворце, что понесла Нудхар от халифа, и возрадовались.
И наступил день, когда Нудхар должна была произвести на свет младенца. Сто глашатаев и скороходов ожидали приказа возвестить миру о рождении наследника халифа. Но вошёл в покои повелителя визирь, и пал перед господином, и рек:
- О милосердный халиф! Великое горе случилось у нас: угодно было Аллаху вновь послать нам девочку, а не сына. А юная госпожа, увидав ребёнка, испустила дух от огорчения и позора!
- О горе! – воскликнул халиф. – За что проклял меня Всевышний? Разве не возносил я молитв к престолу Аллаха? Разве грешнее я султана Махмуда, чей отпрыск Саид уже сел на коня и опробовал меч?
Тут поднесли рабыни к халифу новорождённую дочь, чтобы первые минуты её жизни освятились молитвой, но отвернулся отец с негодованием от девочки, и даже красота младенца не утолила его печали. Великим плачем огласился дворец – и знатные царедворцы, и слуги рвали на себе волосы, и лишь в покоях жён халифа тайно ликовали о рождении девочки, которую нарекли Ильсияр.

Недаром говорят мудрецы: годы текут быстро, как полноводные реки. Постарел халиф, и украсила его бороду седина. Разлюбил он звон мечей и дальние походы, не радовали его сердце  ни охота, ни молодые рабыни. В одиночестве, молчаливый и хмурый,  бродил он по дворцу и прохладному саду.
- Преславный халиф! – промолвил однажды визирь. - Нет сил у подданных  видеть, как одолевает грусть нашего господина! Славят твоё правление мудрецы, а данники смиренно несут золото в  казну; не смеют трусливые враги ступить на нашу землю, и весь Багдад проводит дни в приятности и веселии. Отчего не весел ты, забыв своих жен и наложниц? Отчего не радуют тебя диковинные дары, привезенные послами и купцами из далеких земель?
- Что мне до золота и прочей дани? – воскликнул халиф. - Разве могу я на них купить наследника? Не лучше ли было родиться бедняком, имеющим сына, нежели халифом, которого Аллах наказал дочерями? Истину рекут мудрецы: женщина – радость на месяц и печаль на всю жизнь!  Много рабынь в моем гареме, но стар я и слаб, и нет уже надежды зачать долгожданного сына!
- Премудрый халиф! Разве не подобны твои дочери звездам в небесах над пустыней? Стыдлива и набожна Зухра, умна и рассудительна Зубайда, прекрасна, как полная луна, Амина, но всех затмевает прекрасная Ильсияр!
- Глупый визирь! Доходят до меня слухи, будто султан Махмуд  грозится пойти войной на нашу землю. Хочется ему овладеть Багдадом и лишить меня власти, а дочерей моих отдать на поругание своим вельможам. Как скорбит в такие минуты моя душа! Я ли не молил Всевышнего послать заступника нашему царству?! Не я ли привечал сирот и убогих? Не растратил ли я половину казны на украшение мечетей?  Увы, не внял Аллах моим молитвам и послал мне дочь, чтобы покрылись позором мои седины!
Услыхала те слова Ильсияр и подумала: «О Аллах! Много горя принесло отцу моё рождение! Нет у него наследника великих дел, а у страны – защитника. Не утешат и меня ни наряды, ни драгоценности, милые женскому сердцу. Для чего привыкать мне к шёлковым платьям и ожерельям, если враг моего отца может в одночасье отобрать все добро и лишить меня чести? Но если не угодно было Аллаху послать мне защитников-братьев, не выучиться ли мне самой владеть мечом и луком и твердо держаться в седле? Под шлемом спрячу я длинные косы, и плащ обовьет мой стан, и не узнает коварный Саид, что против него сражается женщина. А храбрости мне не занимать. Немногим старше была мать правоверных Айша, когда на верблюде не побоялась выйти против войска могучего Али. А если удастся мне устрашить мужеством грозного Саида, быть может, утихнет отцовский гнев, и забудутся его печали о сыне».
И, решив так, велела Ильсияр невольницам принести ей доспехи и позвать наставника, безукоризненно владевшего мечом и луком. И приказала девушка подать ей вороного коня – горячего и быстрого, как молния.
И донесли халифу, что младшая дочь его желает проводить дни не в женских забавах и рукоделии, но, как воин, готова  измождать себя верховой ездой, охотой и боями на мечах. Подивился халиф, но велел не перечить дочери, ибо годы состарили его тело, и радовались враги немощи некогда славного правителя.
«Отчего не позволить Ильсияр учиться воинскому искусству? Разве не славной воительницей была Хавла?  Быть может, сжалится над нами Аллах, и отведет Ильсияр беду от моего царства, и заставит грозного Махмуда трепетать от страха». Позвал халиф визиря и велел ему отобрать лучших воинов и наставников, чтобы обучить дочь не бояться ни меча, ни кинжала.
 И вскоре овладела в совершенстве воинской наукой Ильсияр. Ловких и опытных воинов выбивала она копьём из седла, и не нашлось в войске халифа храбреца, равного ей в силе, ловкости и владении мечом.
Тем временем   остановились  в Багдаде странствующие дервиши, и пожелал халиф узреть их дивные танцы.   Сам великий визирь позвал дервишей во дворец, где оказал им великие почести, чтобы слава о гостеприимстве багдадского халифа облетела весь свет. И совершили они совместную молитву, а после развлекали дервиши халифа танцами и приятными беседами о чудесах, о морских странствиях и великих походах царей в иные земли.
- Что слышно о грозном Махмуде? – спросил халиф. – Не задумал ли он покорить соседские земли и здравствует ли его любимый сын Саид?
- О могущественный халиф! Далеко видят твои зоркие очи, ибо задумал султан Махмуд прославить дни своего царства великими завоеваниями. И поручил он Саиду собрать отважное войско, а юный наследник повелел всем лучшим юношам явиться на состязание с ним. Испытает он силу духа и ловкость каждого и наберёт из лучших бесстрашное войско.
А самый почтенный  из дервишей молвил:
- Воистину преклонит Восток колени перед юным Саидом. Силой подобен  льву этот юноша, а мудростью – змею. Грозно блистают его очи, когда видит он противника, дерзнувшего вызвать его на поединок. Горе тому, кто воспротивится воле будущего султана Саида!
Опечалили те слова халифа, а Ильсияр подумала: «Так ли умен и бесстрашен Саид? Тверда ли его рука в бою? Глупо доверять словам дервишей, ведь не воины они, а достоинства противника можно оценить, лишь скрестив с ним меч».
И задумала Ильсияр испытать доблесть Саида. Переоделась она в мужскую одежду, прикрыла доспехи плащом, и, взяв в помощники старого конюха,  тайно покинула дворец.

Велик и грозен султан Махмуд, но годы убелили его виски, и тяготит старика кольчуга. Только орлиные глаза гордо сверкают из-под ресниц, когда видит  правитель семя своё  - сына Саида, достойнейшего из многочисленных наследников.
Много благородных и храбрых юношей собралось у дворца султана, каждый желал похвалиться своей ловкостью, но никто из них не мог соперничать с юным Саидом. Воздав хвалу Всевышнему, отмерил он триста локтей и подвесил золотое кольцо к ветви векового дуба. И пустил Саид стрелу из тугого лука, и пронзила стрела кольцо. И возликовали придворные, и поразились мастерству Саида неопытные юноши, и те, кто ходил в военные походы, и воеводы, и сам султан. И велели сыновьям царедворцев и благородных горожан показать своё умение, но никто из них не смог поразить мишень: прочь сносило ветром их стрелы или застревали они в коре дуба. Опечалился Саид и молвил:
- Много храбрых лучников было в войске моего отца, оттого и совершал он славные походы и завоёвывал новые земли. Не видать мне отцовской славы, ибо никто из молодых воинов не достоин своих предков!
И пошёл ропот уныния среди вельмож, но вдруг появился  откуда-то всадник и на скаку из тяжелого лука с четырехсот локтей пронзил стрелою кольцо. И была стрела его пущена так сильно, что сорвала кольцо с ветки. И поднял всадник на дыбы коня  (а конь под ним был подобен молнии), и скрылся молодой воин так же внезапно, как появился.
Оторопели придворные, а грозный султан просиял лицом и велел конным догнать всадника. Но недолго преследовали вельможи и воины таинственного лучника и вскоре воротились во дворец, и пали ниц перед султаном и его сыном:
- О повелители стрел, не велите казнить своих рабов, но выслушайте. Хороши и быстры наши кони, но в скакуна чужеземца, верно, вселился сам коварный Иблис – быстрее ветра скакал он и растворился в пустыне, словно мираж. Не догнали мы всадника, и была на то благая воля Аллаха – разве может обычный смертный так дерзновенно победить  в стрельбе сына самого султана?  Истинно, был это демон пустыни, посланный для устрашения наших воинов!
- А каков был из себя этот воин? – спросил султан. – Молод или в годах, араб или неверный?
- Не разглядел ни один зоркий глаз под шлемом его лица, но кольчуга под плащом богатая, а колчан украшен рубинами и золотом, и написаны на нём суры, - ответили придворные.
«Верно, это какой-то знатный юноша или шахзаде, - подумал Саид. – Разве осмелился бы простолюдин, будь он даже искусным воином, явиться во дворец, чтобы отнять победу у сына повелителя?».
И заболело у Саида сердце о неизвестном юноше, и решил он во что бы то ни стало узнать о нем. «Не соблазнится ли таинственный воин стяжать славу метателя копья? Если и тут не будет ему равных, то лучшего друга в бою мне не найти».
И объявили глашатаи, что желает молодой лев испытать своих подданных в искусстве владения копьём.  И собрались на второй день у дворца султана достойные юноши, жаждущие ратной славы. Первым пустил копье Саид, и пролетело оно пятьдесят локтей, и пробило тяжёлый щит!
- Слава сыну повелителя! Тверда его рука, и горе тем, кто воспротивится его воле! – воскликнули подданные.
И начали метать свои копья знатные юноши, но не смогли они превзойти в меткости своего господина. Но тут появился всадник.  По ветру развевался за его спиной плащ, а кольчуга и шлем сияли ярче солнца. И сверкнуло в его руках копьё, и, подобно стреле, пролетело оно  шестьдесят локтей, а потом вонзилось в дубовый щит и раскололо его. И взвился под чудным воином конь, и поскакал всадник прочь. Бросились за ним в погоню Саид с вельможами, но исчез всадник в пустыне, только его и видели!
Возвратился опечаленный Саид во дворец, и  не могли его утешить ни танцы, ни ласки невольниц.
«Посмеялся надо мною пришелец. Дважды опозорен я перед народом и отцом. И конь быстрее, и рука твёрже, и зорче глаз у молодого воина! – сокрушался Саид. – Завтра будем мы биться на мечах. Без ропота приму я поражение, если будет угодно Аллаху лишить меня чести и славы. Но если не откроется мне этот храбрый юноша и умчится прочь, неизбывна будет моя тоска!».
И собрались на третий день конные воины, чтобы показать свое искусство владеть мечом. Дерзко и радостно сражались поединщики друг с другом, но не было среди них равных Саиду – сильна  и неутомима была его рука, всех юношей выбивал он из седла и заставлял  преклонять колени.
- Воистину храбр сын нашего повелителя! – дивились царедворцы.
Но тут появился чужеземный всадник на вороном коне. Выхватил он из кожаных ножен свой меч и скрестил его с мечом Саида. Искры посыпались от удара, и похолодел Саид – твердой и беспощадной показалась ему рука неизвестного воина. Недолго бились они – отразил щитом чужеземец удар Саида и нанёс свой, да такой, что вылетел из рук  последнего меч, а сам сын султана едва удержался в седле.
Страх овладел грозным султаном – не снесёт ли голову неизвестный воин его безоружному сыну? Не посланец ли ада, не злой ли ифрит по молитвам врагов скрестил меч с правоверным Саидом? Но взвился на дыбы вороной конь пришельца, и опять тот  помчался  прочь. И взнуздал своего скакуна Саид, и бросился со свитой в погоню.
И распростёрлась перед ними пустыня, а на горизонте грозно синело небо, предвещая пыльную бурю. И сказал Саид:
- О верные воины мои! Не мог далеко ускакать пришелец. Рассеемся по пустыне, и тот, кто приведет его ко мне, получит большую награду.
Но ответили воины:
- Сын повелителя! Недоброе дело ты затеял. Разве не видишь, что поднимается буря? Верно, демон пустыни помогает этому посланцу ада, чтобы сбить нас со следа. Не зря прятал своё лицо посрамивший тебя воин – верно, был это злой джин, мерзкий обликом. Погибнем мы, если отправимся за ним в пустыню. Не в силах смертный человек одолеть демона без воли Аллаха. И если не даровал Всевышний победу над демоном сыну нашего повелителя, что могут сделать недостойные рабы? Поспешим во дворец, пока не разыгралась буря.
- Потомку великого султана не к лицу быть посрамлённым и возвращаться без победы, - сказал Саид. – Демон ли это или смертный – на всё воля Аллаха. Не будет мне покоя, пока не дознаюсь, кто во вселенной владеет луком, копьём и мечом лучше меня.
И пришпорил Саид коня, и поскакал в пустыню.
- Горе нам! – воскликнула свита. – Поедем за сыном повелителя – погибнем в пустыне, а если вернёмся во дворец без Саида – отрубит нам султан головы.
И сказал тогда старый невольник, служивший во дворце с незапамятных времён:
- Я поеду за молодым господином!
И едва скрылся невольник за барханами, взвился до неба песок, и померкло солнце, и началась буря.

Как не замести песчаной буре звезды на небесах, так не вечны и страдания людские – после тьмы ярче и радостней светит солнце.
Очнулся Саид, и увидал перед собой оазис. Захотелось ему напиться и напоить коня. Пошёл он в поисках источника в оливковую рощу, и услышал вскоре плеск воды и женский смех, сладкий, как мёд диких пчёл. И увидал он пруд, вокруг которого росли тенистые деревья, и вышла на берег девушка, лицом подобная луне, гибкая и  стройная станом, словно лоза. И помутилось в голове у Саида, ибо уже не ведал он, где находится – на земле или в раю.
И вышел из рощи старец, и, стыдливо прикрыв лицо рукавом, сложил к ногам девушки вычищенную одежду, доспехи и плащ, а когда девушка облачилась, подвёл к ней вороного коня и сказал такие слова:
- О госпожа наша Ильсияр! Миновала буря, и ничто не препятствует нам продолжить путь. Верно, изнемог от ожидания отец ваш халиф. Поспешим же скорее в Багдад, чтобы и он вознес хвалу Всевышнему, даровавшему вам победу над сыном грозного султана Махмуда!
И вскочила Ильсияр на коня, и скрылись они  в роще, а Саид пал на колени и зарыдал, призывая на себя гнев Аллаха.
- О небеса! Доблестный витязь, с которым мечтал я делить часы веселья и печали, оказался женщиной, да ещё и дочерью моего врага! Нет, не пережить мне такого позора. Посмешищем, а не защитником, предстану я перед своим народом! Не сложат обо мне славных песен, но будут потешаться и кричать вослед: «Вот идёт Саид, которого одолела женщина!» Нет, не достоин я быть султаном, лучше смерть!
И выхватил Саид меч, и хотел он поразить себя в самое сердце, но тут подоспел старый невольник и выхватил меч из его рук.
- Безумец! – воскликнул невольник. – Как смеешь ты лишать себя жизни, когда и султан, и народ видят в тебе единственную отраду?! Или не ведаешь, что братья твои ещё забавляются в колыбели, и нет у государства руки крепче твоей и ума яснее твоего? Нет беды в том, что Аллах даровал победу женщине. Он – властитель миров и благоволит тому, кому пожелает. Находит Аллах эту женщину достойной своей милости и потому содеял её равной мужчинам. И если сам Вседержитель решил, что нет ее достойней, кто как не она годится тебе в жены?
- Увы! – горестно ответил Саид. – Что, кроме презрения,  может испытывать  Ильсияр к поверженному врагу? Как завоюю я любовь гурии, рука которой тверже моей руки, и чьи стрелы беспощаднее моих стрел?
- Не всякого поединщика можно победить железом, - ответил невольник. – Ты молод и не знаешь, что женское сердце противится грубой силе, но восхищение и слова любви делают его податливым и нежным. И если готов ты ради Ильсияр пуститься в опасный путь, возьми и меня в Багдад. Старый ум не будет лишним в этом деле.
И воспрянул духом Саид, и возрадовался словам старика.
Оставим их и послушаем, что стало с Ильсияр в Багдаде.

А во дворце готовились к торжествам в честь доблестной Ильсияр. Великой радостью наполнилось сердце халифа, когда узнал он о том, что есть защитник у его земли. И велел повелитель не жалеть казны  и наделять золотом всех нуждающихся, и много бедняков в тот день легли спать сытыми, и благословляли Всевышнего, пославшего халифу храбрую дочь. И звучала на улицах Багдада веселая музыка – все, кто умел слагать стихи и песни, славили Ильсияр.
Но вошли под покровом ночи в Багдад два чужеземца, которые не разделяли всеобщего ликования.
- Горе мне! По всей земле разнеслась весть о моем позоре! Унижен я, как побитая собака, и даже темной ночью не укрыться мне от людского презрения. «Вот идёт сын султана Саид, которого сразила женщина!» - будут кричать мне во след подданные.
- Не печальтесь, мой господин, - ответил невольник. – Победа показывает, на что человек способен, а поражение – чего он стоит. Так говорили отцы, и заключена в этих словах большая  мудрость. Если душа Ильсияр подобна сухой смоковнице, то останется она глуха к любовным стенаниям моего повелителя. А если подобна душа девы ветви цветущего персика, то не станет Ильсияр попрекать мужчину, ибо не угодно это Аллаху.
- Ты мудр, мой старый Амин, но хватит ли твоей мудрости помочь мне соблазнить Ильсияр? Не прельстятся ее глаза ни драгоценными каменьями, ни золотом, ибо тот, у кого есть добрый конь и жестокий меч всегда добудет то, о чем страждет душа. Чем завлеку я безжалостную гурию в любовные сети?
- Положитесь на меня, господин. От проезжающих купцов узнал я, что возгордилась Ильсияр своей победой и не желает слышать о женихах, которые съехались из других земель просить её руки. Три дня и три ночи звучат под окнами покоев Ильсияр стихи и песни, славящие земную любовь, но ни разу не вышла к женихам жестокая дева. Возьми же скорее мизхар и поспеши ко дворцу халифа, и, если будет на то воля Аллаха,  не устоит Ильсияр перед любовью моего господина!
И взял Саид мизхар, и, оставив старику коня,  поспешил ко дворцу халифа.
- Кто ты таков и какое у тебя дело до нашего повелителя? – спросила его стража.
- Зовут меня Саид. Я бедный странник, который добывает пропитание, слагая хвалебные стихи в честь добрых людей, творящих милостыню. Не дозволите ли вы потешить мне халифа и придворных?
- Само провидение привело тебя к воротам дворца, странник! – воскликнул один из стражников. – Много гостей нынче у нашего повелителя. Ступай за мной, и пребудет на тебе милость Всевышнего!
И привёл стражник Саида в сад, где веселились придворные и гости халифа. И ударил Саид по струнам мизхара, и начал хвалебную песнь о мудрости и славе правителя Багдада, о его достойных воинах и верных визирях. И просияло лицо халифа, ибо к месту была песнь бедного странника. И посадил халиф Саида рядом с собой, и налил  вина,  и поведал о том, что шестнадцать весен минуло с той поры, как родилась Ильсияр. И о том сокрушенно вздохнул он, что не желает  его младшая дочь видеть женихов  – звон кольчуги и сабель приятней ей, чем любовные песни.
- О повелитель! – воскликнул Саид – Позволь  мне, когда звезды  воссияют на небе в полную силу, а гости уйдут на покой, смягчить песней сердце непреступной Ильсияр! Быть может, смилуется она над достойными мужами и согласится стать женой одного из них!
И вновь просветлел лицом халиф, и повелел Саиду укрыться в кустах магнолий, чтобы случайно не увидеть прекрасную Ильсияр, если та изволит выйти на балкон. Дождавшись ухода халифа и придворных, настроил Саид мизхар и, приметив за легкой занавеской девичий силуэт, ударил по струнам:

Путник брёл по пустыне, прельщённый молвой
О волшебной красе Ильсияр молодой –
Слух идет по земле, будто сладостный жар
Искушает того, кто узрел Ильсияр.
Хоть стыдлива прелестница, кутаясь в плащ,
Но не скрыть от того, кто воистину зрящ
Ни кудрей ароматных, ни мраморных плеч,
Ни очей беспощадных, разящих, как меч.
Правду молвит народ – будь ты молод иль стар,
Враз покоя лишишься, узрев Ильсияр!

Услыхала Ильсияр песню Саида, и праведный гнев овладел ею. Позвала она старую невольницу и сказала:
- Ступай в сад, моя верная Гюльбахар, и узнай, кто этот дерзкий человек, посмевший тревожить мой покой бесстыдной песней.
Пошла Гюльбахар в сад, а когда вернулась, молвила:
- Драгоценная госпожа!  Видела я юношу, красотой затмевающего дневное светило. И хоть была на нем простая одежда, вел он речи разумные. Узнав о тебе, пришёл он из дальней стороны, ибо томится от любви его бедное сердце.
- Скажи этому дерзкому юноше, что не желаю я слышать его песен. Сто знатных шахзаде гостят во дворце моего отца, но даже их не желают видеть мои глаза. Пусть уходит восвояси и не смеет надеяться на мою милость!
Пошла в сад верная Гюльбахар и поведала о гневе Ильсияр влюбленному Саиду. Не смутили юношу те слова, и остался он во дворце халифа, а утром, едва окончилась молитва, взял мизхар и вновь стал веселить гостей и величать повелителя. А когда наступила ночь, укрылся в саду за кустом магнолий и вновь запел:

Как прекрасна во гневе моя Ильсияр!
Бедный путник во власти пленительных чар.
Щеки рдеют, как розы, - свидетель Аллах!
Слёзы гнева дрожат, как роса на цветах.
Топнет ножкой – мониста на шее звенят.
Руки, крыльям подобные, ласки сулят.
Отчего, Ильсияр, ты томишься одна?
Ведь не светит на небе без солнца луна,
И прекрасная роза   в полуденный зной
Жаждет влаги, чтоб снова блистать красотой...

- О Аллах! – воскликнула Ильсияр. – Разве не велела я тебе, Гюльбахар, прогнать прочь этого юношу?
- Увы, госпожа! – смиренно ответила невольница. – Наш халиф  благоволит страннику, потому что песни его ласкают слух гостей и придворных. Весь день слушали они похвалы в свою честь, ибо для каждого из них нашёл юноша  доброе слово. А еще знает он много занятных историй о славных битвах и мужественных воинах, но особенно удивительны его рассказы о великой любви и о прекрасных женщинах. Видно, что мудр не по годам этот юноша, и оттого сильно привязался к нему наш повелитель! Ведь нет у халифа сына, а этот юноша молод, статен и приятен лицом. Быть может, захочет халиф сделать его придворным поэтом или визирем, и тогда многие царедворцы захотят выдать за него своих дочерей. Не хотелось бы и тебе, госпожа, хоть одним глазком взглянуть на него? Чует сердце,  неспроста послал Аллах нам этого юношу. Если приветит его повелитель, не найдется для тебя, госпожа, достойней супруга – полвека живу я во дворце и за истекшее время много узнала благородных мужей, но подобного этому юноше никогда не видали мои глаза! Еще вчера вошел он нищим певцом во дворец, а сегодня визири прислуживают ему и ловят каждое слово! Отчего, Ильсияр, не хочешь ты взглянуть на того,  кем очарованы придворные? Быть может, смягчился бы твой гнев и познала бы ты сладость любовных мечтаний.
- Верная Гюльбахар, успокой свое сердце! Нет в этом дворце мужчины, которого бы могла я беззаветно полюбить и с кем могла бы заключить никах.
- Да не услышит Всезнающий твоих речей! Виданное ли дело – девушке отказываться от замужества! За такую гордыню осудят тебя люди и покарает Аллах.
- Нет во мне гордыни, милая Гюльбахар. Если бы раньше могла я ведать о том, что любовь больнее копья  поражает сердце! Увы мне! Не могу я рассказать никому о своем горе, кроме тебя, верной рабыни. А горе мое в том, что нет никого из мужей достойней Саида, сына нашего грозного врага – султана Махмуда.  Яд любви отравляет радость победы над ним, и с каждым часом сильнее моя тоска. Не хочу я смотреть на женихов – нет среди них подобного Саиду. Верно, угодно судьбе наказать гордую Ильсияр, которая посмела поднять руку на достойнейшего из мужей! Пойди и скажи этому простолюдину, что напрасно звенит под моими окнами его мизхар: если и пойдет замуж Ильсияр, то за того героя, кто с трехсот локтей поразит стрелой золотое кольцо и с пятидесяти локтей сокрушит копьем деревянный щит!
Заплакала, услышав тайну госпожи, верная Гюльбахар и ничего не сумела ей ответить.
Настала третья ночь, и вновь под окном Ильсияр зазвучала песня бедного странника:

О любовь! Как томленья мучителен жар!
О  несчастном Саиде грустит Ильсияр.
И не радуют деву ни слава, ни честь,
Ни о многих влюбленных  счастливая весть.
Отцветают без солнца тюльпаны в саду,
Отцветает и юность… Себе на беду
Не желаешь, красавица, знать о любви,
Оттого так   безрадостны  ночи твои…

- О коварная дочь Иблиса! – вспыхнула от гнева Ильсияр – Так-то ты хранишь тайну и честь своей госпожи!
Выхватила Ильсияр из ножен кинжал и хотела поразить им верную рабыню, но взмолилась та, и, обливаясь слезами, воскликнула:
- Смилуйся, моя госпожа!  Какая мне корысть открывать простолюдину тайные помыслы дочери халифа? Ни слова не сказала я о Саиде чужому человеку! Один Аллах ведает, откуда ему известно о твоей любви. Не веришь мне – дознайся сама у этого юноши, чей мизхар не щадит девичей скорби!
И вышла в сад Ильсияр, и, полная гнева, нашла в кустах магнолий странника, укрывшегося с головой плащом, чтобы не видеть лица той, на которую со страхом и благоговением взирали подданные.
- Как посмел ты, несчастный, болтать невесть что о дочери халифа?! Или безумен ты, или совсем не боишься смерти? Не стану я звать палача, но сама заколю тебя кинжалом!
И выхватила из-за пояса Ильсияр клинок, но сбросил свой плащ Саид, и увидала девушка того, о ком болела её душа.
- О Ильсияр, владычица моего сердца! – воскликнул влюблённый юноша. – Боль заставляет плакать, а любовь – говорить. Выслушай же меня, а потом, если будет тебе угодно, порази кинжалом. Едва узнав о тебе, лишился я покоя и решил, что жизнь без твоей ласки хуже смерти. Вот почему проник я обманом во дворец и пел о любви. Не смел я надеяться на твою милость, но служанка сказала, что пойдет замуж Ильсияр лишь за того, кто с трехсот локтей поразит стрелой золотое кольцо и с пятидесяти локтей сокрушит копьем деревянный щит. И закралась в мое сердце надежда – не обо мне ли говорила ты рабыне? Если любишь меня – не будет у твоего царства надежней защитника, чем я. Если нет – не мила мне жизнь, забери её, ибо не будет у Саида иной радости, чем глядеть в твои глаза и целовать подол твоего платья!
Умолк Саид, ожидая своей участи. И взяла его за руку счастливая Ильсияр, и повела в покои халифа, и сказала отцу такие слова:
- О повелитель правоверных, не гневайся, но выслушай. Юноша этот вовсе не странник, а сын грозного султана Махмуда, Саид. И привела его в наши края любовь ко мне, и желает он заключить со мною  никах, чтобы стать тебе добрым сыном, а городу нашему - верным защитником. Не желаю и я другого мужа. Сердце говорит, что долог и счастлив будет наш союз.
И возликовал халиф, услышав, что не грозят больше война и  разорение его государству, и обнял Саида, а подданным велел готовиться к свадьбе. И вознесли придворные хвалебные молитвы, и славили влюбленного  Саида и отважную Ильсияр, желая им долгой жизни и множество сыновей.