Загрустил Петличко. Можно сказать, захандрил. Ходил сам не свой, вздыхал, проливал напитки, наступал на ноги, и, даже поглаживая молодую жену по выпуклостям, вид имел отрешенный.
- Меняй ты свою газету, пока не поздно! – ворчала мама. – Это ты еще стажер. А станешь спецкором - и все, свихнешься! Шел бы в мэрию, в пресс-службу! Зовут же еще пока.
- Не пойду, - вяло отмахивался Леха. – Нахрен надо, за скотами этими носиться с фотиком и мразям всяким в галстуках преданно в глаза заглядывать…
- Алексей! Как с матерью разговариваешь!?! – топала ногой на него мама, а Нелька молча гладила рубашки и майки, словно подхватив половым путем вирус меланхолии.
Корни лехиного психического недуга зарубежные фильмы рекомендовали искать в детстве, отечественные светила призывали обливаться ледяной водой, сосед намекал на то, что неплохо бы выпить, а папа – что неплохо бы наконец заняться на даче физическим трудом.
В конце концов, пересилил авторитет отца, усугубленный ворчанием матери – кое-как отмазавшись от дачной повинности, Леха вышел на пробежку. Потом на вторую, затем втянулся и замелькал среди таких же любителей вставать ни свет ни заря в любую погоду и шлепать по мокрым, в опавших листьях и лужах тропинкам парка. Да, была именно осень, дождливая и прохладная, и можно было бы б списать хандру Алексея на сезон, не будь еще одной – главной, - причины.
Первый раз Леха засбоил с месяц назад. Готовился он тогда к праздничному банкету. Стоял в прихожей перед зеркалом и завязывал галстук. Новый, красивый, очень подходящий к бежевой рубашке и новому костюму. Раз распустил узел, два… Вроде получилось наконец завязать ровно, так чтобы и не слишком маленький, и не слишком большой, а так как нужно. И уже расправляя ленту галстука под воротником, уловил он вдруг краем мозга диссонанс – пальцы в отражении двигались не так. В принципе, в пальцах ощущение диссонанса и зародилось: мозг попробовал устранить несоответствие картинки и ощущений, и Леха шевелить руками прекратил. Руки отражения сделали на одно движение больше и тоже замерли. Леха провел пальцами по вороту и потрогал узел. Отражение словно стояло на паузе. Алексей помотал головой, и все прошло. Однако паршивое чувство, даже предчувствие, засело плотно, и деваться никуда не собиралось. Леха грустил, хандрил и наступал на ноги, Нелька, с которой они поженились в середине лета, тоже грустила, восприняв все на свой счет, мама призывала сменить работу… ну и так далее.
Проделки зеркала периодически повторялись. Длилось это всегда недолго, пару секунд максимум. Леха ставил над собой опыты, часами пялился вдаль или вблизь, на яркое, на темное, на тусклое, но пакостная оптическая дрянь нигде кроме как в зеркале не проявлялась. Пробовал он обмануть и отражение – то начинал, а потом вдруг резко прекращал движение, то минутами торчал неподвижно. Зеркалу его выкрутасы были нипочем, и своевольничать отражение начинало всегда на свое усмотрение. Досталось и Нельке, когда оба они оказались в прихожей, румяные и веселые, только с улицы. Любуясь розовощекой, искроглазой своей красавицей, Леха обнял ее и развернул к зеркалу, чтобы глянуть на самих себя – как мы со стороны, а? хороши? Дивная пара, молодость – сила! Крепкие руки Алексея держали супругу за талию, она теребила воротник своего пальто, оба они улыбались, пока не показались у них вдруг над головами чьи-то лишние пальцы, изображающие пресловутые «рожки». И продержались недолго – с полсекунды, - и выглядели безобидно… Но не было дома больше кроме них никого, и их собственные руки в это время были на виду. Оба промолчали, но почувствовал Леха, как передернуло Нельку, словно за пазуху холодной рукой кто залез.
Положение усугубили сны – все чаще снилось Лехе какое-то болото, ощущение сырости в ногах и общая промозглость окружающей среды. Нелька, увлеченная эзотерикой и психологией, объясняла это проекцией мироощущения:
- Кажется тебе, что живешь как в болоте, вот оно тебе и снится!
А мама и папа засобирались вдруг на дачу.
- Куда вас осенью понесло? Только ж в город вернулись?
Папа только кивал и упаковывался, мама ж доверительно сообщила:
- Вы – дело молодое, вам вдвоем побыть бы, чтоб за дверью никто не кашлял, и не расклеилось, то, что еще толком не склеилось!
Прозвучало туманно, но посыл Леха понял, с тоской представил предстоящий очередной медовый месяц, омраченный личным упадком сил, плюнул на пробежки и сразу после отъезда родителей напился, как свин. Последнее, что вспоминалось ему, как страшный сон, была ножка стола прямо перед носом, да запах блевотины.
Нелька пьяный угар вынесла удивительно спокойно. По крайней мере, внешне. Через день тяжелого похмелья и лехиных угрызений совести, аккурат в пятницу, молодые собрались нанести традиционный, еженедельный визит вежливости тестю.
- Купим тортик? – предложил Алексей, зная, что Нелька согласно кивнет, и она кивнула потому, что в общем-то его и не слушала. В голове у нее стояло другое: позавчера ужратый Леха так долго бубнил из-под стола про какую-то Лизу, что списать это на бред было бы стыдно. Будь это треп про «бывшую», она не обратила бы внимания, однако этой некой Лизе Леха предлагал кого-то «валить», «зачищать», «заземлять» и дальше в том же духе. Через реплику орал про съеденный труп, инициатор и скачок. Белиберда звучала осмысленно, как половина диалога, выдал Леха пару раз и некую кличку, которую, как знала Нелька, некогда носил ее отец. Все это тревожило ее гораздо больше, чем бывшие девушки и алкогольные возлияния. Алексей же, судя по всему, ничего не помнил, или мастерски делал вид.
Тесть молодых встретил хмуро, на Леху глянул вообще угрожающе, потащил за рукав в гостиную, одновременно впихнув плечом Нельку в кухню, типа «делай-ка пока чай».
- Что, гад, допрыгался? – сразу взял Леху в оборот Алексей-старший. – Че полез туда, сволочь?
- Вы о чем, уважаемый? – опешил Алексей-младший, невольно пятясь от разъяренного старца.
- Не прикидывайся! – зашипел тесть. - Я тебе дубликат дал? Мирную жизнь подарил? Че ты от меня, гаденыш, еще хочешь?
- Какой дубликат? – все сильнее терялся Леха. Спиной он уже уперся в старый тестев шкаф, прямо в середину, в дверцу с зеркалом, отступать было дальше некуда. Зеркало за ним вздрогнуло и незаметно пошло легкой волной. Алексей-старший между тем оказался с ним нос к носу и выглядел приготовившейся к обеду коброй.
- Лизкин!!! – шепотом заорал он так страшно, что Леха отшатнувшись гулко долбанулся головой об шкаф. Слева и справа из шкафа заструился вдруг таинственный голубоватый свет.
«Подсветку замастырил?» - хотел сострить зятек, но горло отказало, тело приобрело некую аморфность и весь он, как табачный дымок, заструился вдруг в недра мебели. Было щекотно и прохладно, как от мятной жвачки.
- Куда, сучок болотный!?! – взвизгнул старик и попытался ухватить развоплощающегося Леху. Однако старые узловатые пальцы ухватили лишь пустоту. Вокруг кистей его взвилось почти белое пламя. Тесть зверски завизжал.
Вбежавшая в комнату Нелька застала лишь одиноко пляшущего в припадке боли отца. Старик нелепо размахивал коптящими руками и выл. Муж таинственно исчез. В комнате адски воняло шашлыком и мятой. У нее от всего этого закружилась вдруг голова, захотелось присесть, и невыносимо закололо вдруг где-то между лопаток, там, где сделала она когда-то наколку «на счастье».
Присесть не получилось – с тихим вздохом отец завалился вдруг на палас, зажал обожженные кисти под мышками, пустил слюну и выпучил глаза, безумные и перепуганные. Пришлось тормошить его, осматривать ожоги, метаться в поисках телефона, мазей и бинтов. Что толком делать она не совсем понимала, ждала воя скорой под окнами и все мельтешила по квартире, непонятно зачем, потому, что «надо что-то делать».
Потом врачи заблудились в подъезде, пришлось бежать на шум и отгонять пьяного соседа. Хлопали двери, топали ноги, бубнили голоса, и за всей этой сутолокой никто не заметил, как скрипнула дверца шкафа, и оттуда, с довольной ухмылкой, крадучись, вылез грязный и заросший Леха, тихонько проскользнул бочком мимо ноющего тестя, едва удержался, чтоб не дать ему пинка, сорвал с вешалки свою куртку и метнулся на верхние этажи, оставив после себя лишь грязные вонючие следы на паласе.
-2-
Ночевать в дом Петличко Нелька не пришла – сидела с отцом, который впал в ступор и всем своим поведением олицетворял полный апатичный неадекват. Скукожившись в кресле, старик баюкал свои перебинтованные в сорок слоев ладошки и смахивал на боксера, который никак не выйдет из состояния грогги. Леха-младший на телефонные звонки не отвечал, а звонить свекрухе совсем не хотелось. В голове ее сквозь муть страхов, сомнений и непонимания проскальзывали невнятные образы: беготня, потасовки, долбанное болото, за последние дни просто набившее оскомину.
Труба Лехина тоже издохла, друзья и общие знакомые не смогли ответить на вопрос «моего не видели?» ни на следующий день, ни через неделю. Родители, которым сообщить все-таки пришлось, мыкались по милициям, но обнаружить Леху не могли ни участковые, ни служебные собаки, ни волонтеры из числа дружелюбных бездельников.
Появился Леха сам. Сделал он это с помпой и при поддержке местных СМИ – газета разродилась заметкой об услугах шамана, а в выпуске теленовостей прошел сюжет о том, как местный житель был пленен инопланетянами, но сумел сбежать, а в качестве побочного эффекта приобрел третий глаз в потусторонний мир и способность к материализации мелких предметов.
- Заюшка, я вернулся! – обрадовал он в то же утро Нельку по телефону, а родители приехали на попутках из деревни за рекордное время и моментально напились до песен, причем оба.
Пили вискарь, который Леха, как заправский фокусник, вынул прямо из воздуха. Супруге он вручил колечко с неприлично большим камнем.
- Брюлик, - застенчиво бормотнул Леха, затем погрузил в воздух руку и извлек из не пойми откуда серьги аналогичного дизайна.
- Охренеть! – выразила гамму переживаний Нелька. Поразила ее не столько ювелирка, сколько вид руки, погружающейся в прозрачную среду с плавным исчезновением из виду. Выглядело так, будто он макает кисть в омут, только вместо воды – ничто.
- А еще? – оторопело попросила она, не в силах осмыслить происходящее.
- Легко! – щегольнул Леха. Он выудил откуда-то из параллельного мира кролика, театральным жестом извлек букет полутораметровых роз, розовый бюстгальтер на металлической вешалке, кулек шоколадных конфет, ключи от неизвестного автомобиля. Потом сунул руку по самое плечо и зашарил где-то там, словно нащупывая очередной предмет. Нелька заворожено глядела на однорукого мужа, который елозит едва видимым плечом так, будто роется в шкафу. Леха же многообещающе улыбался недолго – тело его вдруг исчезло по самую шею, он нервно хмыкнул, выудил плечо и часть руки, затем его снова втянуло по пояс. Голос Лехи стал глух и малослышим, он высвободил часть спины, потом рывком исчез по колено, а там растворился в воздухе полностью, оставив на полу после себя лишь старые клетчатые тапки. Девушке сделалось дурно. Теряя сознание, она четко запомнила только лица свекрухи и свекра – оторопелые, неземные, с огромными круглыми глазами.
3
Веки были тяжелые-тяжелые. Словно мокрая ткань свисали, пропуская мутный розовый свет. Леха с усилием поднял ватные руки к лицу, растер кожу, приоткрыл глаза и огляделся: находился он у весело подмигивающего огнем очага. Рядом, задрав кверху волосатую пятку, вылизывал попу урчащий кот. Сидел Петличко на полу, на какой-то шкуре, был он бос и голоден, в голове натурально ощущался прохладный сквозняк.
- Нелька, че на ужин? – тоскливо просипел он. Прокашлялся, повертел головой, ответа не услышал и со скрипом попробовал встать. Недовольный возней человека кот отвернулся и отошел.
- Почто животину забижаешь? У нее малый рост, - неожиданно громко сказал кто-то за спиной.
С испугу Леха вскочил, словно и не кряхтел развалиной секунду назад.
- Кто здесь?
- Ты здесь. Ты хоть понял, дурак, где это «здесь»? Во-о-о-т!... Поймешь – не так подскочишь!!! – со смехом ответил голос, удаляясь куда-то в пространство.
Петличко огляделся, прошмыгнул по углам, наткнулся на входную дверь, открыл – увидел зиму. Вернулся в дом и уперся взглядом в проем, по типу дверного, на противоположной стене. В нем, на фоне пальм и океана, весело припрыгивая, словно мальчишка, удалялся некто очень знакомый. В какой-то момент весельчак обернулся и оказался самим Лехой. То есть полным его двойником. Видимо заметив обескураженное лицо Лехи-в-избе, двойник показал неприличный жест и продолжил свой путь. Петличко рванул к двери в лето и с размаху впечатался в стекло. Пальмы тускнели, отражение опухшего и как-то даже постаревшего лехиного лица и прижатых к плоскости ладоней наоборот становилось ярче. Проем оказался не дверью, а зеркалом.
В голове скакало дежавю, смешенное с паникой и ощущением сна. Однако постепенно возникла уверенность, что так оно быть и должно, и все это в порядке вещей, разве что неприятно и, как и все неприятности, невовремя.
Огонь в очаге мигнул, намекая на то, что неплохо бы подкинуть дров. Под вешалкой со старыми пыльными шмотками Алексей нарыл несколько пар стоптанной б\у-шной обуви, выбрал галоши со вставленными в них обрезками валенок, попутно снял с крючка выцветшую телогрейку, вышел наружу. Денек выдался пасмурный, морозный. Под ногами скрипел вчерашний снежок, неглубокий, чистый. Кошачьи следы – единственные, насколько хватало глаз, - уводили за угол. Леха обошел по ним свое пристанище – старый сруб квадратов в 20 – 25. Один скат крыши чуть длиннее - козырьком. Под ним дрова и сельхозинвентарь.
- Долбанная Сибирь, - уныло подытожил Леха, оглядев бескрайнюю тайгу во все стороны света до самых до горизонтов. Ни снегохода, ни генератора найти не удалось. Не оказалось и проводов, либо каких других коммуникаций. От холодного воздуха отмерзла и осыпалась последняя шелуха недопонимания в голове. Петличко словно прозрел, а может, просто снова стал самим собой, вспомнив и осознав все свои предыдущие приключения в пространствах и мирах. Мутным оставались сложные взаимоотношения с сестрами Алексеевными, смущали и вопли старика о дубликатах. Выходка другого Лехи-из-зеркала также вызывала недоумение, раздражение и зависть.
-Бляха! – отчетливо произнес он, но ничего не произошло.
Пришлось тащить дрова, рыться в потемках в поисках свечей, мочиться в наступающих сумерках за углом, шарить по пустым полкам – в общем, жить полноценной жизнью нищего таежного отшельника. Съедобным оказался только растопленный в котелке снег, других припасов обнаружить не удалось. Кот ушел по своим делам, заняться было решительно нечем. Кипяток раздразнил аппетит и переполнил мочевой пузырь. Пришлось снова выходить за угол, мерзнуть, опять греться кипятком. «Замкнутый круг какой-то!» - поморщился Леха. В единственном окошке посерело – из-за облаков вышла луна. Алексей накидал под дверь барахла с вешалки, чтоб не дуло, затащил шкуру на топчан и заснул.
4
Разбудил Леху кот. Сидел перед топчаном и аппетитно хрумкал косточками какого-то мелкого животного. «Скотик, - подумал Леха. – Надо бы тоже кого-нибудь поймать».
После порции топленного снега на завтрак он облазил избенку еще раз. В активе имелись лопата, топор, немного кусков разной проволоки, ржавые гвозди, тряпье, обрезки дорогого штучного паркета, тупая ржавая стамеска… Ни ножа, ни оружия, ни силков да капканов найти не удалось.
- Это кто ж тут такой безалаберный существовал? – матерился вслух Петличко.
Несколько раз он подходил к зеркалу в надежде на очередной сеанс видеосвязи, однако старое стекло упорно отражала только его помятую физиономию и крестьянский быт за спиной.
Кот успел вздремнуть и теперь остервенело вылизывался.
Недовольно крякнув-хмыкнув Леха вышел наружу, умылся снегом, бормотнул «ух, хорошо!» и направился нарезать вокруг избы расширяющуюся спираль. Уже изрядно отдалившись он обнаружил останки дикой свиньи. Ели ее недавно, оставили много. Следопытом Леха не был, но что трапезничал не то волк, не то собака, разглядеть сумел.
- С морозца испортиться не могла, - вынес для самоутешения вердикт Петличко, ухватил свинью за заднюю ногу и поволок к дому.
Неожиданно туша рванулась обратно, и Леха едва не кувыркнулся в снег. Он недоуменно оглянулся и оказался нос к носу с огромным волкодавом. Или волком. Или алабаем. Короче, зубастым и волосатым, вцепившемся в тушу с другой стороны и злобно урчащим.
- Пшел вон, гнида! – испуганно рявкнул Леха, рванул за копыто со всей дури и вдруг шлепнулся задом в сугроб – полуистерзанная ляжка свиньи легко оторвалась от туши и осталась в его руке карикатурной палицей. Хищник выпустил тушу и угрожающе раззявил пасть. Леху тут же накрыла первобытная ярость, в которой все просто – или ты, или тебя. Он с гневным гроулом рванул к зверю и принялся пинать и лупить лохматое животное мерзлой ляжкой. Полуволк с визгом отскочил, отбежал и вдруг тоскливо завыл, задрав морду. В ответ завыли с нескольких сторон. Разом остыв, Петличко подхватил вторую ляжку и припустил домой.
5
Стая оказалась небольшой – шесть штук. «Крупные особи в количестве четырех и две просто огромные,» - подытожил наблюдения Леха. Темнело. Он успел поджарить и съесть кусок добычи, перепало и коту. А вот мочиться пришлось в форточку – хищники плотно обложили избушку, и выходить на улицу категорически не хотелось. Волки, или кто там они были, слонялись по двору, заглядывали в узкие стекла окна, изредка тыкались в двери, но безымянный плотник сработал на совесть, и выковырять человека из деревянной упаковки не получалось.
Леха иллюзий не питал – мясо рано или поздно закончится, в избе всю жизнь не просидишь, и даже если волки отступят сейчас, опасность будет висеть над ним каким-то там мечом, пока не свалится на голову в самый неожиданный момент.
- В кино так всегда: как только все наладилось и до титров осталось пятнадцать минут, случается непредвиденное говно, и хеппи энд оказывается под вопросом. Только тут не кино... Придется мочить.
В глубине души убивать животных было жаль. Еще жальче было сдохнуть с голоду или оказаться съеденным. На эти пацифистские мысли кот презрительно прищурился и, брезгливо дернув лапой, ушел на подоконник дразнить собак. Волкообразные лаять не стали, но посмотреть кота сгрудились.
«Вот оно! - осенило Леху. – Сманить в кучу и поджечь! Их опалит и они разбегутся!» Однако поджигать было нечем. Со скуки Петличко принялся мастерить копье из метлы и стамески. Потом вспомнил о лопате, решил заточить ее обломком старого точила как алебарду.
- Нет! В рукопашной меня загрызут. Тут и от одного отмахаться – подвиг! Надо отбиваться из засады, - решился в конце концов он. – Понаделаю дротиков. Подобью одного – может из-за него и другие передерутся…
День шел, волки кружили, принюхивались, уходили и приходили. Петличко жарил куски с кобаньей ляжки, чесал кота, валялся и размышлял. Воевать с хищниками совершенно не хотелось – ну не лежала к этому душа. Переломной точкой стал момент, когда вдруг захотелось в сортир по самой обычной физиологической потребности опорожнить кишечник.
- Дело дрянь! – занервничал Леха. – Тут форточка не прокатит!
Были другие варианты, но пересилить себя он не мог.
- Крантец вам! Буду пробивать тропу, - мрачно решился он, приготовил проволочную петлю, прикрутил ее к скамье под окном и резко распахнул одну створку. Волчья морда моментально влезла внутрь, стремясь пропихнуть в узкий проем и лапы. Звонко лязгнув лопатой по звериному черепу Леха отбил первый натиск. Пока противник перегруппировывался, он нацепил на штык лопаты проволочную петлю и следующую зубоскалящую морду ловко поймал в силок. От рывка животинки скамья под окном задергалась, проволока натянулась, но выдержала, зафиксировав цель в проеме.
- А вот теперь держи! – злорадно взвизгнул Леха и со всей дури, как в штыковую, вонзил лопату между вертящейся рычащей пастью и подоконником. Дерьмовая сталь лопаты срезала волчью башку как бритва, до самого позвоночника, обильно потекла кровь, ажиотаж, визг и рыки снаружи усилились стократно.
- Схавали, твари! – бесновался Петличко. – Кто следующий? Кому еще комиссарского тела, гниды?
Туша свесилась на проволоке, Леха ткнул лопатой еще несколько раз, полностью отделив голову от туловища, освободил петлю и втянул ее внутрь. К окну больше никто не лез, да и убитого товарища вопреки ожиданиям стая рвать видимо не собиралась.
Волки снаружи притихли, боевой азарт спал, и в сортир захотелось с новой силой. Он осторожно выглянул в окошко, приготовив лопату для удара – от дома рысцой уходили все пять уцелевших особей. Леха рывком разблокировал дверь, судорожно копнул в трех метрах от избы снег, и с чувством непередаваемого блаженства присел над ямкой, стараясь не упускать стаю из виду.
- Я вам дам просраться, твари кусачие, - победоносно пообещал он хищникам, натягивая штаны обратно. Настроение явно улучшилось, насвистывая, он оттащил за лапы поверженного зверя от стены, отфутболил с натугой тяжелю голову и отправился за дровами.
- Такая, брат, штука! – поучал он за ужином кота. – Человек сильнее умом, поэтому побеждает!
Кот на все согласно кивал головой, ел, потом встал и демонстративно ушел в самый ключевой момент петличкиного монолога.
- Котик-скотик, - озадаченно промямли Леха, прибрал, проверил запоры на двери и окне и завалился спать.
Разбудил его стук в дверь.
- Занято, - грубо отозвался Леха, проснулся окончательно и к двери все же подошел. – Кто такой, че надо?
- Вот, домой пришел, есть-спать хочу. Открывай.
- Волков нет?
- Каких, нахрен, волков? Их здесь отродясь не было. Собаку мою ты обезглавил?
Леха молча отпер дверь. В избу вошел старик-отшельник – волосатый, бородатый, седой, весь в шкурах, с автоматом калашникова, или чем-то еще из семейства АКМ-оидов.
- Алексей, - хмуро представился Леха.
- Знаю, - ответил старикан, расчехляясь и развешивая барахло по крюкам и гвоздикам в стенах.
- А тебя звать как? – решил не реагировать на грубость Леха.
Старик снял шапку из дохлого зверька, обернулся к нему лицом, убрал назад ладонью волосы со лба и ехидно спросил:
- Сам-то, Лешенька, как думаешь?
- Едрит-мадрит! – отшатнулся Петличко. – Это ж я! А что ж я старый такой?!?
- Это потому, что ты мудак! – исчерпывающе пояснил Алексей-старший. – Твой договор с Графом паскудный. И выходка нашего младшенького. Третьего нашего Лешеньки! Он тебя сюда?
- Было дело, - мямлил Леха-средний, разглядывая свое старое помятое лицо. – Через зеркало втянул, гнида. И к пальмам поскакал вприпрыжку.
- К пальмам, значит, - задумчиво повторил Старый и отвернулся к очагу, загромыхал посудой, потянул из ножен нож. В торбе у него обнаружился жирный заяц немалых размеров, в мешке под потолком – репчатый лук. Пока он готовил, Средний пытался сообразить, что и как. Потом плюнул на это дело и решил, что Старый не выдержит и расскажет все сам. «Или я – не я», - добавил он.
После нейтральных «дай соль», «налей чай», «где кот» оба Алексея выдержали паузу, уселись поудобнее, уставились друг другу в глаза и хором сказали:
- Ну, рассказывай!
- Че? – хором ответили они.
- Не, давай… - опять хором начали они, рассмеялись и замолчали. Не выдержал Старый.
- Меченный ты, поэтому не схлопнемся. Младшенький тоже с блямбой татуированной, сбежал, сучок. А ведь эта тайга хренова – его рук дело. Еще и живности сюда понапихал, половина несъедобная и кусается. Другую хрен поймаешь. Затейник.
- А как постарел?
- Время он не то выставил, экспериментировал, уродец. Чуть не угробил меня, вовремя остановил.
- Как «остановил»? То есть, сейчас время не движется?
- В смысле «движется – не движется»? – не понял непонятого Старый. – Время, как инструмент синхронизации процессов здесь есть. А время, как хрональное вещество просто в активности, стремящейся к нулю.
Леха-средний удивился матом и понял, что даже не знает, как и о чем задать следующий вопрос.
- А как отсюда выбраться – я не знаю! – развел руками Леха-старый. – Есть зеркало, но рецептик, как его активировать, и как настроить точку попадания, подонок Лешенька унес с собой, к пальмам.
- А это точно зеркало? – вдруг вспомнил свои ощущения в подвале консервного завода Средний. – Может телепорт?
- Да ты мыслитель! Провидец! Телепат!!! – картинно восхитился Старый. – Нет, бля, я его из примерочной спер!!!
- Какой примерочной?
- Что ни мудак, то дебил, - отмахнулся с полной безнадегой на лице Алексей-седой. – Спать давай, темнеет уже. Завтра опытами займемся.
- Да где темнеет, полудня нет!
- В глазах у меня темнеет, так спать хочу. Сутки за тварью ушастой гонялся, еле попал, пять патронов извел!
- Что за калибр?
- Девятка. АК-9, бесшумный. Сам достал.
- Как сам достал? – опять затупил Леха-средний. Старый молча сунул руку в пространство и вынул из воздуха объемную и, видимо, увесистую пачку патронов.
- Бронебойные, - пояснил он.
- Материализация! – потрясенно выговорил длинное слово Петличко. – Крепко же я подотстал!
- Сам виноват, - развел руками Старик. – На бабу себя променял. «Лиза! Лиза!» - гаденько передразнил он Среднего. – «Сделайте такую же, только чтоб не шалава!»
- Ты че несешь, старый, - гневно насупился Петличко, и вдруг понял, что все это - правда. В памяти, убыстряясь лавинообразно, замелькали лица, события, фразы – киноподобное месиво образов, попурри из жизней, коллаж, слепленный с его же помощью.
- Нельки никогда не было?!?.. Бляха! Ее Я изобрел! Я сам!!!
- Непонятно только нафига, - махнул рукой, как на болезного Петличко-старик.
- Я изобрел себе куклу! – исступленно орал Леха, дергаясь по трассе «топчан-зеркало-стена». – О горе мне! Я сожительствовал с фантазией! Женился на резиновой бабе!!!
- Ёбнулся, - пояснил коту Леха-с-бородой. – Молодежь - она такая: понавыдумают себе, а потом не знают, что с этим делать!
Не слушая древнюю свою ипостась Леха нарастил темп стенаний и метаний, затем затопал ногами, затрясся в припадке, заорал «БЛЯХА!!!» и провалился в омут телепорта как аквалангист в прорубь – спиной, и с расходящимися по поверхности кругами.
- Куда, гнида?! – вскинулся Леха-старый, и, подхватив одной рукой автомат, а другой обжаренную ляжку зайца, нырнул головой в пространство вслед за двойником.
6
Вывалился на песок Петличко-старший один, зато как был молодой, с автоматом и без заячьей ноги. Рядом мягко шлепнулся кот. Он сыто облизывался и щурился на яркое солнце.
- Ты еще здесь нафига? Следом влез, что ли? Ну песец, теперь пойдут коты-двойники плодиться.
Песок под ногами устилал площадку для пляжного волейбола. Сетка болталась на ветру, судя по листьям на деревьях была весна или начало лета. Спортивного вида девы шли к нему со стороны аллеи, перебрасываясь с ленивой, показушной грациозностью ярким мячиком.
Леха скинул самодельный жакет из звериной шкуры, пригладил космы, завернул ствол в меха и вдруг застеснялся.
- Ой, какой котик! – заныли в восхищении волейболистки. – А он Ваш? А какая это порода? Ой, какой толстенький! А Вы инструктор?
- Я тут по стрельбе, - важно изрек Леха. – По практической. Сеня, домой!
- Сеня? Как мило! – слюнявили девы, ковыряясь маникюром котику за ушами. Леха с тоской оглядел спортивные ягодицы, затянутые в тонкие штаны, тяжело вздохнул и спросил:
- Вы тут часто тренируетесь?
- Да нет, вот сессию закрыли, и время появилось.
- О! Студентки! А вуз ваш как называется?
Петличко повезло – в названии вуза прозвучало и название города.
- А я тут неподалеку живу, на семинар приезжал. Сейчас на автобус – и через часа два дома!
- И прям вот с котиком на семинары ездите? Как мило! – млели девушки. Алексей стесняться совсем перестал, даже раздулся от важности и просто физически почувствовал, как растут его шансы на успех среди любительниц спорта. Испортил все глумливый голос из-за спины:
- Слышь, семинарист! Ты тут внатуре походу загостился…
Петличко заученно шагнул в сторону и развернулся, припадая на одно колено. Метрах в десяти от него стоял пижон в белом костюме, лимонного цвета рубахе и белой же шляпе. Судя по наглой роже – Алексей-младший. В одной руке у него был цветок, другая небрежно направляла пистолетный ствол в сторону Лехи-в-мехах.
- Домой действительно пора, - томно понюхал цветочек пижон и вдруг крутанулся волчком, щедро разбрызгивая из головы кровь и, кажется, мозг. Девы дружно завизжали, а кот стремительно дал драпака.
- Пора, Лешенька, пора, - поднимаясь с колена ответил Петличко. Край мехового свертка с автоматом лениво курился дымком. Он подошел к трупу в белых одеждах и быстро прошелся по карманам. В пиджаке нашлась короткая палка – нож с рукояткой и ножнами как бы из одного куска дерева.
- Знакомая вещица, - вынимая дрянной клинок бормотнул Леха. Завыла, приближаясь, полицейская сирена. Волейболистки наоборот - стремительно удалялись.
- Вот дуры, еще за руки держатся! – ухмыльнулся Петличко, размотал сверток и решительно вскинул автомат к плечу. Больше всего он боялся, что просто ранят, не станут добивать и начнут лечить. Но ему повезло – едва полицаи поняли, что он ведет огонь по их машине, все дружно, как один выскочили и залегли за колесами. Лишь сопливый стажер с перепугу встал в полный рост, вынул табельный пистолет и нервно ткнул им в сторону Лехи, судорожно вдавив спусковой крючок. Пуля-дура пробила лехин лоб, и он провалился в черноту, наверняка зная, что где-нибудь из нее вывалится.
7
Снег набился в рот, за шиворот, Леха с трудом поднял голову, отряхнулся, выплюнул холодную пресную жижу. Перед ним – нос к носу, - стоял кот и не мигая пялился в глаза.
- Опять ты? Тьфу, пакость… Опять здесь?
Леха встал, поправил одежу, проверил на исправность автомат, облачился в жакет и огляделся – изба торчала позади, из трубы поднимался дымок, под дверью дремала его свора.
- Так, пять штук, ясно…
8
- Петличка! Дуй к редактору! Щаз тебе покажут, как бездельничать, пока коллектив не знает чем полосу забить, - заорали в коридоре. Алексей встряхнул головой, отгоняя обрывки налипшей черноты, зашарил руками по карандашам, блокнотам и флешкам, спихнул нечаянно на пол клавиатуру, поднял, протер, и, путаясь в сморщенном ковролине, потащился в кабинет главреда.
- Так, дорогой Алексей! – пыхнул сигаретным дымом всклокоченный Палыч. – Вот тебе мое редакторское задание: на сто строк наплевать, срочно дуть к копателям – у них там сенсация какая-то. Вот тебе номерок, завтра на тебе полоса и фоточек, фоточек побольше. Лица, эмоции, находки, нелегкая судьба и счастливый конец. Ну ты в курсе…
Леха уныло кивал.
- Что за обувь дебильная? Стареешь? Ревматизм?
Петличко глянул на ноги – галоши с войлочными вставками. На штанинах – пятна не то жира свинки, не то крови собаки.
- По дороге переодеться! – внушительно пробасил Палыч. – Ты ж лицо издания. А не жопа! – внезапно хохотнул главред и махнул в сторону двери. – А сто строк таки сдай!
9
Заскочить домой на минутку не получилась – мама с порога повисла на шее, засуетился вокруг отец, а Нелька, перекосившись, в ужасе метнулась в спальню и, судя по звукам, начала возводить баррикады.
- Не пущу! - отрубила мать. – Тащи, отец, все на стол!
Лехе не дали даже толком помыться, зато на звон посуды вышла к столу Нелька.
- Икру красную из воздуха достанешь? – робко улыбнулась она. Он потыкал пальцами в пространство, но кроме неуклюжих танцевальных движений в стиле диско ничего не получилось.
- Не... Не умею, - вздохнул Леха, а она вдруг бросилась к нему на шею и заревела, как дура в полный голос, смачивая щедрой слезой рубаху.
- Мне б на работу, - утолив первый голод, признался родне Алексей. – Задание.
- Хрен им, а не задание! – рубанула ребром ладони по столу мама. – Будешь в пресс-службе мэра работать. Я договорюсь.
- И мне на даче помогать, тут даже договариваться не нужно, - поддакнул потеплевший от спиртного отец. А Нелька тихо улыбалась в пол и скромно держала его за руку.
Потом главред долго разговаривал матом, и у Лехи натурально вспотело от трубки ухо. Пошли повторения, Палычу наскучило, и он отключился, напоследок пообещав не выплачивать премиальную часть зарплаты, даже если по-другому решит суд. За монологом главреда Петличко прозевал момент, когда родители смылись, оставив молодых наедине. Нелька терпеливо мялась рядышком, дожидаясь окончания процедуры дистанционного увольнения, и, едва Леха отложил трубку, тут же прильнула к нему всем телом, вынуждая как минимум обнять.
Леха малодушничал, обнимал, гладил, скорее как кошку. Чувств к жене у него не осталось никаких, как пелена с глаз сошла: как ни крути - искусственная баба, хоть и приятная на ощупь, теплая, упругая... Но искусственная. Нелька терлась, искала глазами его глаза, он же чуть не за ушком почесывал, роясь в памяти, никак не умея нащупать, что за блажь в недалеком прошлом породила в нем жажду выклянчить дубликат. И он почти не заметил, как обиженно отвернулась, отошла к тахте, легла лицом к стенке и задрожала в беззвучном плаче супруга. «Интересно, а как там мой незабвенный тесть?» - крутилось в его голове.
10
Алексей-в-мехах взопрел не на шутку. Лицо горело, горло сипло выдувало косматые облачка пара.
- Не останавливаться, не останавливаться… - твердил он, рысцой протаптывая тропу за тропой вокруг избы. – Уже скоро… уже скоро…
Снег на полянке был плотно истоптан многими сотнями его шагов, однако нащупать прокол в зимнем пузыре никак не удавалось. На очередном кругу он едва не вляпался в кучку дерьма, проступившую сквозь снежную массу. В изнеможении сделал неверный шаг, запнулся и рухнул ничком, чувствуя, как рвется кисельная вязкость близкого уже перехода.
- Нарушил константу, придурок, - устало выдохнул он, и лег раскаленной щекою на снег. Стало заметно легче, дыхание постепенно приходило в норму. Чтобы не морозило потную грудь, он сунул под себя ладони. В руку уперлась неуютная деревяшка ножа, который завалялся в кармане, мокрая тяжелая жакетка комкалась и больше мешала, чем грела. Встать не было сил. Крадущейся походкой к нему подошел кот. Внимательно заглянул в глаза, коснулся усами лица, медленно-медленно приблизился еще, и Леха почувствовал кончиком носа влажное прикосновение кошачьего рыльца. Колко пробила искра, и в голове ослепительно взорвалась кромешная тьма.
11
- Куда, дура! Дезертир!? – раздался над ухом истеричный визг. Петличко не раздумывая саданул с разворота ногой в источник звука, зная наперед, что взвоет сейчас от этого футбольного пыра солдатик в шинельке не по росту, получая мыском ботинка в пах.
- Уй, - озвучил его мысли визгун, скручиваясь жгутом на дне окопа.
- Наших бьют!
Леха рыбкой ушел за бруствер и рысью поскакал в сторону ручья. Плутал он недолго, местность помнил преотлично, и «егоркин рюкзак» отыскал без труда. Железная книга оказалась на месте, вот только пули в центре не было. «И очень хорошо, меньше возни, - радостно подумал Леха и тут же скис. «Кто ж, вернее - нафига ж я ее уже выковырял?» Он сунул книгу за пазуху, рванул к кусту с винтовкой, но замер, рухнул в прелую листву и резко откатился в сторону. По грязи в метре от него влажно чиркнула пуля, следом раздался звук выстрела. «Метров сто с копейками,» - отметил он и задом, тихонько, заскользил от опасного места подальше. Сбоку опять хрустнуло. Леха скосил глаза – там торчал кошачий хвост. Его хозяин возился в листьях, кого-то терзая. Алексей фыркнул несколько раз, чтобы сдуть с лица налипшие длинные волосы.
- Опять ты? Кого поймал? – просипел он и продолжил отступление. Выстрелов больше не было. Он огляделся, осторожно привстал, затем поднялся в полный рост. Лес вокруг мирно жил своей жизнью. Леха вытащил на свет божий книгу и тут же ощутил сильнейший удар в грудь. Ноги оторвались от земли, и он успел заметить, что не падает вниз, а задом наперед влетает в подобие мутного тоннеля… Эхом издалека донесся звук выстрела.
12
…Воняло неимоверно. Тухлятиной, сыростью, гнилью, помоями, казармой, дохлятиной. Над головой поскрипывал кованый светильник с огрызками горелой лучины, в ногах светлел прямоугольник дверного проема.
- Матерь божья риндбибельская! – прогнусавил сбоку козлиный тенорок.
- Все, Сидор! Песец! С Чистилища я, за тобой пришел, - кряхтя поднялся Леха. Колдун Сидор ощупью пятился от Петличко, неуверенно изображая перед собой не то распятия, не то созвездия.
- Не трясись, гнида! Бесполезно. Впрочем, поживешь еще, - махнул рукой Алексей и уселся на лавку. – Вонь выключи, задохнемся. И обед сообрази.
Сидор опять затрясся, закивал, забормотал, и вонять действительно перестало.
- А еды у меня только картоха. Сало кот сожрал, - жалко развел руками колдун.
- Кот? Толстенький такой, в полосочку? – прищурился Леха. – Его не трожь, эт мой.
В голове у него окончательно прояснилось, настроение и самочувствие явно ползли вверх.
- Ну-с, приехал к вам в городишко новый мент?
- Новый? Зачем? Нам и старого хватает, даже много, - ошарашено залебезил Сидор.
- Сам сейчас какой заказ выполняешь?
- Да не, я что…
- Какой заказ? – вкрадчиво повторил Леха, сунул руку под меха и вытянул из кармана нож.
- Инициатор для телепорта. Местный ученый изобрел. Удобная штука, но потребление энергии большое. Надо как-то портативный выключатель придумать, чтобы он функционировал только в момент передачи, а не постоянно. И в любом другом месте заводить можно было. В смысле – где приспичит, там и скакануть. Вот.
- Ясно. Так. Держи эту хрень, - брякнул книгу на стол Петличко. – Возьмешь за матрицу. Пулю вот эту, что застряла, в расчет не бери. Пока никому образец не отдавай, я сам потом заберу. И шмоток дай. А то я как Робинзон после командировки… Меняю на ножик, картоху чистить – самое то!
13
Нелька все лежала на тахте, уже не рыдала, перестала вздрагивать, засопела тихонько. «Спит, - решил Леха. – Свинья я все-таки». Мучил его стыд, хоть и не очень. Был он какой-то растерянный, опустошенный, с легким белесым туманом в том месте, где по идее человек видит, или представляет, свое будущее. Леха побродил по квартире, бессмысленно порылся в ящиках своего стола, проверил зачем-то заначку на отпуск, вздохнул.
- Полная херня, - устало вывалилось из него.
- Золотые слова! Ни убавить, ни прибавить!– глумливо сказал откуда-то лехин голос. Петличко завертелся, глянул в зеркало и обомлел: там, в полный рост, небрежно прислонившись к рамке, стояло его отражение. Вернее, тоже Леха. Одетый иначе, на фоне полутемного склада, или ангара с рухлядью – не поймешь.
Алексей подошел поближе, протянул к себе руку и наткнулся на стекло.
- Не-а, журналист. Не прокатит. Не коснемся мы друг друга – разнес ты нас по непересекающимся путям.
- Путям?
- Трассам, струнам, мирам, кармам – какая, хрен, разница. А что в корреспонденты пошел?
- Не знаю… А ты кто? Не журналист?
- Я – мент. Стажер. Как влез во время расследования в эту скачку, так никак и не вылезу. Ты там один не скучаешь? Мы-то тут все весело живем: пальба, беготня, отражения… Даже любовный треугольник как-то раз наметился!!!
- Да я тут тоже это, прикинь… В снегу себя нашел старого, патлатого, в шкурах. Собаки вокруг на волков похожие…
- Так это ты был, скот безмозглый?!? – взъярился вдруг Леха-из-склада и со всей дури стукнул кулаками по стеклу. Прозрачная стена между ними даже не дрогнула, лишь помутнела от горячего дыхания зазеркального Алексея. – А я-то думал: смотри-ка, вот еще один потерялся… Хорошенькое дело! Ну, гад, тогда держись!
Алексей в зеркале ушел в расфокус и проявился обратно самым обычным отражением. Леха почесал затылок, для себя отметил, что тип в зеркале добросовестно сделал то же самое, скорчил сам себе несколько контрольных гримас, решительно протопал к накрытому еще столу, тяпнул коньяку и крикнул:
- Нелька, едем в гости к папе!
14
Тесть гостям не обрадовался. Сидел себе в кресле, поджав голые ноги, нянчил перебинтованные руки и пускал тоскливо тонкие нити слюны на клетчатую рубаху.
- Зачем штаны сняли с него? – мрачно поинтересовался Леха.
- А как ему в сортир ходить, когда рядом нет никого? Такими руками даже треники не стянуть, - огрызнулась Нелька. – Ладно, чай будешь?
- Давай, - махнул Леха, уселся на кресло рядом с тестем и подвинул к себе журнальный столик.
- Слышь, фраерок! – вдруг зашипел Алексей-старший. – Нож дай!
Леха подскочил от неожиданности и уставился на старика. Тот, поглядывая в сторону кухни, наклонился поближе и повторил:
- Нож, скотина. Или гвоздь, или острое что-нибудь! Нелька-стерва все прячет…
- Острое? Зачем? Ты чего, дядя?
- Подтереть за тобой, тётя!!! Все, понял? Все! Выхожу я из договора. Нарушил ты его. И я свое слово держать не буду!
- Какой договор!?! – разорался шепотом Леха. – Не помню я ничего ни про договоры, ни про дубликаты!
- Не дури!!! Не помнит он! – рявкнул тесть и тут же отвалился на спинку кресла с безучастным видом типичного овоща.
- Что за шум? – спросила Нелька. – Убери журналы со столика, чашки поставить не могу.
Чаепитие вышло скомканным и скучным, изображать светскую беседу с глухонемым папашей было невыносимо. Леха быстро понял, что ничего из визита не выжмет, молодые засобирались. Пока Нелька гремела посудой на кухне, Леха сунул старику в карман рубахи десертную вилочку с налипшими крошками тортика и, не прощаясь, ушел обуваться в прихожую.
- Пока, пап! – крикнула уже из дверей Нелька, и громкий щелчок известил Графа о том, что он остался в полном одиночестве.
- Суки лагерные, - зло матюкнулся он, срывая зубами бинт с руки. – Я вам покажу «пап». Так покажу, что быстро «мам» вспомните!
15
В такси Лехе сделалось нехорошо. Время замедляясь потянулось, словно густеющие нити резинового клея, краски незаметно тускнели, очертания предметов размывались. До дома ехали не меньше года, на площадке перед дверью он почувствовал себя изрядно постаревшим, изможденным, слабыми ногами донес тело до тахты, уже из последних сил удивляясь, какое все вокруг серое и полупрозрачное.
- Холодно, - жалко заныл он, а Нелька с испуганным лицом легла рядом, прижалась жарко, сжала руками и ногами.
- Ты не спи, не спи, я тебя согрею. Говори со мной, не отключайся! – тормошила она его, но Леха не слушался: отключался, молчал, погружался в бесцветный холодный кисель… На нос ему села вдруг красивая лучистая снежинка. Он хлопнул веками, снежинку сдуло, зато прилетели новые, похожие, но все разные, холодные-холодные, лицо подзадубело, а над головой стало совсем белым-бело.
16
- Уйди, Нелька, надоело! – бурчал он. Слюнявые поцелуи не любил с детства. – Да и запашок от тебя… - Петличко продрал глаза и подскочил с громким иком: в лицо ему лезла зубастая собачья пасть с высунутым языком.
- Ффффу, блин, слюни!!! Скотина! Чё лезешь? – спину сводило от холода, бокам было жарко. Валялся он на снегу, облепленный собаками. Они пыхтели и повизгивали, завидев, что человек встает, тоже вскочили и завертели хвостами.
- Еды нет! – отрезал Леха. Находился он на хорошо знакомой заснеженной полянке. Неподалеку торчала избушка, незапертая дверь тихонько поскрипывала, на пороге умывался кот.
- Пока на охоту не сгоняю, жратвы не будет!
Оружия в избе не оказалось. Припасов тоже, даже мешка с репчатым луком.
- Винтовка! Винтовка, бляха! Сука, винтовка!!! – топал ногами Леха, но ничего не проявлялось. Он попытался вынуть оружие из воздуха, но только удивил нелепыми телодвижениями собак. В ярости Петличко так перенапрягся и сконцентрировался, что даже почти нащупал нечто, но лишь отбил пальцы о небесную твердь.
- Сука, - выдохнул он устало. Леха вспотел, запыхался, хотелось пить. Облачка пара уносили из тела остатки сил и тепла.
- Валить отсюда надо! Где тут это зеркало? – зашарил взглядом по углам Петличко. Зеркала не было. Никакого.
- Черт, холодно! – помрачнел Леха. Опять таскал дрова, топил снег, бегал за угол, снова грелся кипятком. – Скорей бы уже я с добычей пришел.
Он так размечтался, что за хлопотами не заметил – собак было пять.
Леха-с-добычей не пришел ни к вечеру, ни к обеду, ни к следующему завтраку. Лехой-журналистом овладела апатия, от голода все время хотелось спать, однако он твердо помнил, что зимой сперва засыпают, потом замерзают, а потом не просыпаются, поэтому исправно жег дрова, топил снег и бегал за угол. В голове, как и в небе, было светло и пусто, лишь иногда редкие снежинки-мысли-образы кружили сверху вниз.
- Как это я так выпал? Почему оказался за стеклом? Чем купил меня старик? Или я сам купился? Или чем купил его? – вопрошал неторопливо сам себя Леха и тут же устало вздыхал. – Вопросы, вопросы… Вопросов больше чем ответов…
Петличко-старенький все не появлялся.
- Надо как-то выбираться, - поделился мыслями с котом Леха. – Вы как хотите, а я пошел.
Следующим же утром он натянул на себя истертое шерстяное одеяло, прихватил котелок, топор и спички, помахал собакам рукой и направился на запад. Выбор пути был прост – чтобы солнце в глаза не светило, потому, что если пузырь – пофиг куда идти. Зачем он пошел вообще, объяснению не поддавалось – Леху просто тянуло. Вернее – отпихивало, как магнитом магнит. Брел он долго, даже делал привал, однако пузырь попался какой-то необъятный. Местность отказывалась повторяться, опушки, перелески и овраги выглядели по-разному, а к вечеру Леха добрел до огромной поляны, которая заканчивалась обрывом метров в тридцать – тридцать пять.
- Плато. Нифга себе просторы, - выдохнул он. Внизу неторопливо ползла река, обрыв извиваясь уходил вправо и влево на километры, далекий горизонт терялся в дымке, из которой торчали заснеженные вершины. – Аляска, что ли? – почесал затылок Алексей, знакомый с природой разных уголков планеты по телепередачам.
Некий центр сил по-прежнему упорно толкал его в спину, намекая на путь к реке.
- Ну фиг с ним, пойду туда, - махнул он рукой и побрел к ближайшей промоине, глубоким рубцом делящей крутой берег на две части. Спустился он быстро – просто оступился и сполз с кучей мерзлой сыпучей породы к самой воде. По топляку, по камням перебрался на другой берег и вдруг почувствовал, как оборвалась путеводная нить. Вместе с ней исчезли и последние силы. Кое-как соорудив из сушняка костерок, Петличко плюхнулся на бревно и в полудреме уставился на огонь. Время словно замерло и исчезло, полностью вытесненное потрескиванием дров…
Мимо рысцой проскакал кот…
Кот сидел и пялился не мигая на огонь…
Кот у бревна ковырялся в комке перьев, выдирая куски дичи…
Кот лакал водичку из крошечной заводи…
День сменяла ночь, Петличко все сидел и сидел, созерцая огонь.
- Почему не прогорают дрова? Огонь горит, а палки никак не превратятся в уголь… Вечный костер… Почему?
- Потому, что Земля имеет форму граната: состоит из огромного количества пузырей. И ты сейчас в своем крошечном пузырике замершего времени.
- Ага, наглядно объяснили. А Вы кто? – совершенно не удивился неожиданному собеседнику Леха. Видно никого не было, но вертеть головой и вглядываться в сумрак очередного вечера не хотелось.
- Я – твоя старость и мудрость! А может быть даже совесть…
- Где Вы слово такое вычитали? В газетах, что ли?
- Вставай, скотина! Помрешь и проблем всем только прибавишь! Шевелись давай, харэ рассиживаться!
- Отвалите, пожалуйста…
- Вставай, говорю! Ох, и ленивый же ты, зятек!
- А-а-а! Дорогой тесть! Какими судьбами, товарищ Граф?
Старик обошел Петличко кругом, подкатил к огню небольшой валун и устроился поудобнее.
- Твоими молитвами. Не спи, говорю – замерзнешь! У тебя дел впереди слишком много, чтобы так вот отражениями разбрасываться.
- Вам-то какое дело? Одним больше, одним меньше… Наоборот, чем больше меня передохнет – тем быстрее все устаканится.
- Да нет, зятек. Не так просто: ты парень молодой, не сформировавшийся, из крайности в крайность бросаешься, себя никак не найдешь.
- И что?
- Да то, что каждое твое воплощение с другим характером получается, на остальных не похожее. И если они сами по себе дохнуть будут, а не от твоей руки, то каждый выживший будет становиться все более… - Граф пощелкал пальцами, но слово подобрать не смог. – Ладно! Скажем так – краски мира поблекнут!
- Ни фига ж себе поэзия, - скривился Леха. – И, опять-таки, что?
- Растратишь себя, разбазаришь и помножишь ряды серой аморфной массы.
- Тебе-то, старый, какое дело? – взбеленился Алексей. – Даже если так, тебе с того что, спрашиваю? Экологический баланс боишься нарушить? Спор проиграешь? Уволят?
В ответ Граф лишь презрительно сплюнул. Слюна зашипела на углях вечного костра, пустила струйку пара, и огонь исчез. Тьма постепенно отступила, лиловый восход окрасил все вокруг в необычные цвета.
- Не такой ты был, Леша. Оскотинился. Не успел бутон раскрыться, а уже осыпался и подзасох. Забыл, каким родился… Ты и сделать-то теперь кроме болота ничего не можешь. Топь безжизненная, да камень с рыжей порослью – вот весь твой скудный мирок. В кой-то веки верных друзей себе аж шесть штук вымучил, и сам же лучшего обезглавил.
- Не я это, - растерялся и как-то скис Леха. – И болото – не я. А про собак не знал! Делал же не я!
- Ты. Все вокруг – ты. Мир твой таков, каким ты его создаешь.
- Мир – это комплекс субъективных ощущений, - процитировал философа Петличко.
- Почти так, - кивнул головой Алексей-старший. – Садись, студент. «Три».
- Почему «три»? – рефлекторно вякнул Петличко.
- Потому, что все вы - умники современные, - только процитировать и можете, а понять, осмыслить, или тем более применить на практике – хрен. Про придумать свое даже уже и не заикаюсь. Интеллект у вас у всех здорово отстает от эрудиции. Мозг декоративный, тяжести знаний не выносит, вот и вываливаются из вас цитаты, как какашки у ребенка со слабым клапаном – по мере наполнения животика.
- Сам ты ребенок! Недаром говорят – что стар, что млад.
- Ну вот, еще одна какашечка. Ты-то сам давно ребенком быть перестал?
- Давно!!!
- Вот и плохо, - грустно кивнул Евграфов. – Спешат все от детства отмахнуться. Стыдно быть великовозрастным ребенком. Боитесь проявить наивность, прослыть мечтателем… Собственное «я» обнажить страшитесь, чужими фразками как броней прикрываетесь… Ты краски восхода видел? Восхититься успел, или по-взрослому только об аккомодации зрачка подумал?
Граф встал, потянулся, покряхтел, глянул в небо с тоской.
- Я ведь тоже такое же говно. Жадность и рвачество меня сгубили. Другим уже не стать – гнили много. Пойду я, - махнул он рукой, вывернулся в собственный карман и исчез.
Леха от такого фокуса совсем приуныл. Настроение его безнадежно испортилось. Хотелось послать всё и всех подальше и забить, однако обидные нотации старика крепко засели занозой.
- Детство! – ехидно передразнил Графа Петличко. – Много ты знаешь про мое детство…
Однако через несколько минут он понял, что и сам помнит совсем немного, а, собственно, только то, что частенько мусолилось под конец каждой семейной посиделки: пару драк, море с родителями, деревня с бабушкой и дедушкой, супер-падение с велосипеда, подарок однокласснице, а дальше - выпускной, но это уже никакое не детство…
- Ладно, херня это все. Что бы пожрать такое, а? Так и ласты вывернуть недолго… - обратился он к коту. Кот зевнул, потянулся, дрыгнул задней лапой и тоже растворился в пространстве.
- Куда!?! – опешил Леха. – Да что это за день такой, а!?! Издеваетесь, твари?
Живописная природа ответила тишиной. Солнце снова потянулось в небо, распогодилось, облака таяли, ледяной ветер прибавил свежести так, что застучали лехины зубы. Греться было нечем, на месте «вечного костра» осталось лишь черное пятно.
- Костер испоганил, невнятных наездов наговорил, по делу промолчал и свалил, хрен старый, - активно закипал Леха. – Детство ему мое не нравится! А закат в сосновом бору нравится!!! Шишкин ***в!... И че приходил вообще?
Замотавшись в одеяло поплотнее, он подхватил топор и остервенело двинул дальше. Горы на горизонте проступили четче, солнце сдвинулось к зениту, снег вокруг заискрил, стало заметно теплее, где-то под ногами зажурчали ручьи. Физическая усталость перекрыла озлобленность. Леха даже повеселел, правда еще сильнее захотелось есть. Желудок сжался до размеров чернослива и, жалобно поскуливая, прислонился к позвоночнику. Алексей почувствовал себя худеньким, сушенным, лица коснулась паутинка, и, несмотря на гнетущий голод, стало как-то совсем беззаботно и очень легко.
- Вот бы летать! – шепнул он и вдруг вспомнил, что когда-то, в младших классах, это было его самым заветным желанием. Он с улыбкой провел по щеке. Паутинка налипла на палец. Леха потянул, но паутинка не порвалась. Он тянул и тянул, чувствуя, как нарастает упругое сопротивление тонкой нити…
За паутиной потянулось струйкой ближайшее облачко, потом другое, в невидимый клубок начал убыстряясь смещаться лес. Видимый мир, как театральная декорация, нарисованная на ткани, комкался и собирался в точку у Лехи над головой, обнажая безликое ничто.
- Занавес сорван, - из последних сил сделал финальный рывок Алексей и вывалился из давящей пустоты на золотистый горячий песок.
…В лицо щедро плеснуло морской водой.
- Прибой, бля! – фыркнул Леха и вызвал этим заливистый девичий смех.
17
Сидор нервничал. Не получалось у него ничего с этой книгой. Особо раздражал храп.
- Хозяин, гости! – протяжно взвыл он в изнеможении.
Леха перевернулся на правый бок, открыл один глаз, уселся.
- Не ври, скотина. Лучше в город за чаем сгоняй – мне твои травы до изжоги опротивели. Или вот – тащи-ка кофе, приятель!
Сидор не скрывая облегчения сорвал с гвоздя котомку, перекинул ремень через плечо и буркнув «я щас» мелькнул за дверь.
Петличко протяжно зевнул, потянулся, прошелся по комнате, открыл настежь окно – фантомная вонь преследовала приступами, в основном по утрам, провоцируя тягу к сквознякам. Зачем ее вызывал колдун, откуда она бралась и куда девалась оставалось загадкой.
- Душа у тебя смердит, - говаривал в такие минуты Леха, а Сидор гаденько дребезжал козлиным смешком и одобрительно тряс головой.
В избе шамана Петличко околачивался уже с неделю. В голове возник ступор, «что делать?», «зачем?» и «как?» совершенно не придумывалось. Он словно завис в режиме ожидания, отчего тихо зверел, нервно чесался и упражнялся в словесных оскорблениях гостеприимного колдуна. Мерзкая диета нищеброда-неудачника плюс частичная антисанитария озлобляли не меньше. Также все ощутимее тянуло к прекрасным девам, впрочем, сгодились бы уже и бабы.
- В архив! – решительно рубанул он в конце концов и двинул в предбанник, или что там понастроили, в поисках тазика, бадьи, бочки, ванны – любого крупного вместилища воды. Нашлась оцинкованная, почти не ржавая выварка.
Холодная вода взбодрила, и, пока сохли на ветерке постиранные вещи, Леха не без энтузиазма размялся, пропотел и помылся еще раз.
Сидор или подался в бега, или пропал без вести. Леха растопил печь, ускорил процесс сушки рубахи и штанов и уже через час бодро шагал в сторону города.
18
В центре, между загсом, архивом и райотделом, шумела толпа.
- Первомай? – спросил Леха первого попавшегося.
- Новый мент, - отмахнулся абориген. – Старого под монастырь, теперь этот хапать начнет. Вот, делится планами.
На пороге райотдела красовался никто иной как Дядькин. Был он суров и собран, беспощадно рубил ладонью воздух и кого-то клеймил позором, обещая сломать, искоренить и установить.
- И из-за этого прям вот такая демонстрация? – недоверчиво продолжил опрос общественности Леха.
- Да не, мы начальника овд линчевать пришли, а тут этот… Весь праздник испортил городу. И старого мента увезли тайком, и новый вроде пока еще не провинился.
Подивившись высокой гражданской активности, Алексей боком сместился к архиву, выискивая в толпе знакомые лица.
- А старый начальник вам чем не угодил? – не выдержал и прицепился к другому мужику Леха.
- Турист, что-ли? – прищурился местный. – Вопросы он задавать любил. Много и лишние. И лез, куда не надо. Вот и влез.
- Куда?
- В говно! – задорно заржал мужичок. – Изобретателя местного прижал, а тот ради всех старался. Ладно, отстань, турист. Уж больно ты на опера смахиваешь… вали, пока не огреб за компанию.
Тяга к расследованию у Лехи утихла. К тому же он добрался до двери в архив. Внутри было прохладно и пусто. Выглядело нутро знакомого здания несколько иначе.
- Пропуск! – раздался громкий, с эхом, клич, и в холл шагнула грозная бабка.
19
- Пидафи-и-и-и-и-л! – визжала бабка, размахивая шваброй.
- Какой педофил? – отмахивался ошарашенный Петличко. – Ополоумела, старая? Про подружку свою спрашиваю…
- Душегуб! – ревела бабка, все время ловко меняя плоскость атаки.
С площади на трубный глас вахтерши потянулись зеваки:
- Где педофил?
- А вот! – подсекла наконец шваброй за ногу зазевавшегося Леху бабка. – Лизку Евграфову искал, подружка, говорит моя!!!
- Лизку? это соплю-то десятилетнюю!?! – угрожающе придвинулись горожане.
- Какая сопля! – возопил Леха. – Ей четвертак минимум!!!
- Мож перепутал чего? – усомнилась толпа.
- Да не, выкручивается! – отрезала толпа с другого бока.
Не дожидаясь вердикта Алексей откатился к окну и ловко выпрыгнул обратно на площадь. Там, петляя между митингующими, он бочком втиснулся в свежую колонну, затем выскользнул в переулок, бодро прошелся по тенечку частного сектора и угодил на кладбище.
- Ф-ф-у-х, - вздохнул он и уселся на прохладное надгробие. – Можно и передохнуть.
- Кладбище для того – самое место, - поддакнул кто-то.
Леха подскочил зашуганым котом, извернулся и лицом к лицу оказался с добрым печальным дедушкой.
- Не садись на могилки-то, нехорошо, - укоризненно покачал головой дедушка.
- Да я без умысла… - начал оправдываться Леха, но дедушка назидательно продолжил:
- От холодного камня простатит бывает, цистит и прочая сыкливость.
- Понятно…
- Ты здесь чего, в теньке посидеть? Ты ведь не родню проведать…
- Да вот, заплутал.
- Ясно. Не шали тут, я тебе как сторож кладбищенский говорю. И не засиживайся.
- А что так? – насупился Леха.
- Маньяк у нас тут появился, увидят местные тебя среди могилок – неприятности наживешь.
Петличко поскреб щетину, хмыкнул и спросил:
- А ты, стало быть, знаешь, что не маньяк я?
- Вижу, - отрезал сторож, развернулся и ушел.
- Однако, - озадаченно развел руками Алексей, присел на плиту, почувствовал холодок через штаны, встал и побрел от нечего делать по теньку вдоль оградок и памятников. Шагов через сто его явно потянуло влево, затем дернуло посильнее. Он послушно свернул к свежей плите с детской фотографией.
На него, растеряно улыбаясь, глядел с надгробия смышленый пацан, здорово смахивающий на кого-то… Кого-то… Было еще что-то непонятное с датами, но…
- Хватай суку! – заорали вдруг сразу несколько глоток. – Вот он!!! К жертве потянуло!
Из-за памятников, из-за кустов к Лехе жадно метнулись горящие ненавистью рыла, побелевшие кулаки и скрюченные пальцы.
- Убийца! Рви его!!! – визжали на грани ультразвука бабы. – Гаси вурдалака! - и вот уже первые удары завертели Петличко тряпичной куклой, в глазах расцвело радужными вспышками.
«Зомби! Копать-колотить… Атака ****ых зомби!!!» - зациклило в голове у Лехи. Его, ошеломленного и изрядно помятого, швырнули прямо на могилу. Но кровавой расправы не получилось. Избитое тело, едва коснувшись камня, поблекло, потеряло цвет, и Петличко исчез, оставив на память народным мстителям лишь изодранный пиджак.
20
Тот свет был полем, солнечным и ароматным. Разнотравье и ветерок, лесок неподалеку, ручей, свежий и звонкий, да очень уютное бревно, на котором бок о бок с Алексеем сидел пацан. Тот, который с памятника.
- Ты – это я? – спросил он.
- Пожалуй. Если ты – это я, - решил Леха. – Чего ж ты так?
- Помер.
- В аварию угодил?
- Не, сосед на стройке со стены сбросил. Взросляк.
- Ого. А за что?
- Чтоб украсть…
Ветер лениво ерошил волосы, Леха вдруг явно ощутил, как гармонично поют птицы и жужжат пчелы – не громче и не тише, чем надо, и солнце не печет, а пригревает, а бревно под задницей прохладное, ровное – сидеть так вечность и ни о чем не думать.
- Хорошо? – спросил пацан.
- Угу, - рассеянно кивнул впавший в нирвану Леха.
- Это я сделал. Успел, - грустно похвастался пацан. – Там на опушке четыре сосны, а метрах в трех-четырех над земляничной поляной на них помост и домик. Мой. Домик на дереве. Его кот сторожит. Лесной.
- Толстенький, в полосочку?
- Он.
- Так что украли у тебя?
- Изобретение мое.
- И что ж ты изобрел такого?
- Мир.
Петличко поперхнулся, поерзал, потряс головой, отгоняя сладкую полудрему, собрался с мыслями и переспросил:
- Че?
- Я изобрел мир. Этот. Или любой другой. То есть изобрел, как самому сделать любой, какой пожелаешь, мир.
- Заносило меня во всякое… по-моему, насчет «любой» ты загнул! Как это «какой пожелаешь»?
- Понимаешь, это как досмотреть очень хороший сон.
- Сон? Но ведь сон - это не по-настоящему!
- Почему? Если тебе во сне страшно, или больно, или смешно, то пока спишь – это по-настоящему.
- Ну, не всегда… Иногда думаешь – это сон, это просто снится.
- А в жизни разве так не бывает? Вот когда тот взросляк меня за горло схватил и к краю подтащил, я тоже думал: не может так быть, он не такой, это не со мной, и сейчас он отпустит и мы посмеемся, а я Графу скажу «больше так не шутите. Страшно»
- Графу!?! – сорвался на визг Леха. – Кадык вырву, паскуда!!! Ноги вырву и заставлю их есть!!! Мразь старая! Сокрушу!!! – и Леха так топнул ногой, что почернела застарелым кострищем вокруг него земля, потянуло гарью, а небо вдруг затянуло густеющей дымкой.
Детский Леха, раскрыв рот, глядел на него не то в восхищении, не то в благоговейном ужасе.
В припадке ярости Петличко-старший разродился кровожадным животным ревом, пальцы его, сведенные желанием рвать и терзать заскрежетали стальными когтями, и без того пострадавшая в эпизоде на кладбище рубаха просто расползлась на спине, не выдержав напора вздувающихся мышц.
- Ух ты!!! – выдохнул пацан. – Нифига себе я какой!
Леха-взрослый постепенно сдулся, успокоился, стих… Снова выглянуло солнце, и через несколько секунд гнетущей тишина опять зазвучали птички.
- Писец дедушке, - абсолютно спокойно пообещал сам себе Петличко. – А как украл, говоришь?
21
Пляж оказался песчаный, кварцевый. Ноги вязли в полосе прибоя, проклятое одеяло вымокло и тянуло в ад. Леха огляделся – пальмы, бунгало, причал с одномачтовой лодкой, да группа улыбающихся дев в широкополых соломенных шляпах, купальниках, и солнечных очках на пол лица. Жара градусов под тридцать.
- Расчехляемся, – скомандовал сам себе Леха и скинул тряпье. Следом полетели зимние сапоги на молнии и свитер. Штаны и майку он решил все-таки оставить.
- Девочки! Стрипти-и-и-з! – кокетливо захохотала красотка в юбке из пальмовых листьев.
- Лиза? – не очень сильно удивился Леха.
- Не угадал! Не угадал! – весело заржали подруги хохотуньи. Смех перекрыл глас божий, усиленный мегафоном:
- Граждане прибывающие! Будьте предельно дружелюбны! Вас ожидают в центральном фойе резиденции диктатора!!!
Дальше было неразборчиво, словно обладатель мегафона подавился смехом и отрубил аппаратуру.
- И где это ваше фойе? – направился к девушкам Петличко.
- Проводим, не переживай! – хихикнули они, синхронно снимая очки и шляпки.
Леха слегка подрастерялся – Лиз оказалось три: рыжая с хвостиками, блондинка с каре и брюнетка с гривой до поясницы.
- Фигасе! Вы че такие какие-то не такие? Парики напялили…
- Мы не напялили! Мы от природы такие! – опять залились смехом красотки, ухватив его под руки.
Фойе диктатора оказалось банальной верандой перед просторной хижиной на невысоких сваях. Сам высший чин восседал на бамбуковом троне, потягивая из большого пластикового стакана пиво.
- Дядькин!?! – изумился Леха.
- Он самый, Алексей, - важно поддакнул диктатор и снова хлебнул.
Слева от трона стояла Вера с опахалом, справа с подносом в руках расположилась Анечка.
- Боже! Пиво с булочками! – передернуло Леху.
- Фу, Лешенька! Это ж пирожки! Печенные с мясом, жаренные с яйцом и с луком, с рыбкой, слоенные с курицей-грибами…
Лехин живот немедленно отреагировал громким урчанием.
- Садись, стажер, хлебни-пожуй, - хлебосольно взмахнул дланью диктатор. – Да и вообще – отдыхай! Девчонки! Плавки стажеру. У нас, брат Петличко, тут постоянное лето, освежающий бриз, и сплошной санаторий. А из начальства - только я! Зашибись!
- Хм, а где продукты и пиво берете? – недоверчиво прищурился Леха.
- В холодильнике, - просто отмахнулся Дядькин. Петличко понимающе кивнул.
Пиво взбодрило, освежило, успокоило.
- С мясным хорошо монтируется, - подсказала Анечка. – Тесто легкое, тоже слоенное!
- Ага, - целиком запихивая ароматный горячий пирожок в рот пробубнил Леха. Хлебнув еще, он с удивлением отметил, что фигура у Анечки очень даже ничего – полновата, но аппетитна и видимо упруга. Вера втихоря пнула его ногой и мстительно поджала губки: «куда пялишься, кобелина?»
- И как это вы тут? Как это вот? – обернулся он к Дядькину.
- Да вот, - улыбнулся Дядькин. – Надоело все. Захотелось отдыха, пива и женщин. Я ведь тогда еще понял, что эти ваши полянки с топями и лесополосы запетлеванные – все от жадности и скудоумия.
- Звучит туманно, но в целом интересно, - согласно кивнул Леха. – Слыхал я уже такое от одного из наших коллег. И все же?
- Душа у них смердит, у коллег наших. Кому власть нужна, кому месть, а кто просто в желчи своей тонет, захлебываясь завистью и ленью! Болото в них самих и безжизненная тундра. А я – человек-праздник. Пусть скромный, но искренний и настоящий. Задолбался я, стажер, негодяев ловить. Нафиг. Буду алкаш и бабник, как Кришна.
- Круто! – с неподдельной завистью воскликнул Леха. - Чего ж я, дурак, так не догадался?
- Ты еще молод. Не задолбался. Не накопил сил плюнуть на все и послать всех нахер. А мечтать уже разучился. Типа уже устал, но еще тянешь по кругу, как осел на водокачке…
Петличко крепко задумался. Отвлекла его тяжелая плотная грудь, возникшая перед лицом - Анечка выкладывала с подноса на блюдо свежую порцию пирожков:
- С рыбкой возьми, они маленькие, легкие, как семечки канают, - улыбнулась она и подмигнула.
- А девчонки как, не ссорятся? И зачем лиз три штуки наделал? – спросил Леха диктатора.
- Ссорятся, наверное. Я приказал при мне не скандалить. А то сотру нафиг и иностранок из журнала себе понаделаю. Вообще хотел девок себе «недельку» комплект, но силы уже не те. Даже в моем мире. Да и надоест это дело в таком темпе, а там и до извращений недолго докатиться от пресыщенности. В империях у диктаторов всегда так. Поэтому я – диктатор маскарадный, типа в шутку. А Лизка хороша, но припадочная и взбалмошная, сделал разных, под разное настроение. Дурак, конечно. Фантазировать поленился.
Глубина и продуманность примитивного с виду мирка всерьез наводили на размышления. Леса и болота с невнятными персонажами и непонятными массовками меркли, душили тупизной и убогостью. И словно почуяв направление мысли Дядькин добавил:
- Это ты еще на том свете не был!
22
- Он ведь по-соседски сперва интересовался. Расспрашивал. Я думал интересно ему. Такой дядька серьезный, а со мной на равных беседует… И с Лизкой его дружили... Я Графа даже научил предметы перемещать. А до мира он никак дотумкать не мог. И не тупой вроде… Вечно грязь, да гниль у него выходили. И строение бесформенное посередине, которое форму не держит и валится. Я ему: представить надо и погрузиться, раствориться, стать не частью, а самим этим. Ну, как мог объяснял! А он сам втихоря ящик с картошкой с кухни в гараж - из гаража на кухню перемещает, радуется. А рядом со мной опять не мир, а сопля безразмерная, и без запахов почему-то. А когда с соседом нашим в предпоследний раз приперся – вообще скандал вышел.
- Каким еще соседом? С Командиром?
- Не, с дядь Владом.
- Так и я про то. И что за скандал?
- Дядь Влад как выслушал меня, сразу кусок стены поднял метров на десять. Граф побежал с другой стороны смотреть, нет ли там тросов или лебедки. Потом прибежал, начал орать «его научил, а мне мозги крутишь?» А Влад рассмеялся: «проглот ты, Граф, суетливый!» и исчез. Тут Лизка с раскрытым ртом вылезла из-за кучи мусора – подглядывала за нами. Граф сразу сдулся и ушел. А потом, через день, на той же стройке поднялись мы повыше, он меня со стены и скинул.
- Чего же ты не слинял в параллель какую-нибудь?
- Растерялся… Говорю же – думал шутка глупая, не всерьез…
- И так вот тут все время и живешь?
- Тут времени нет. Тут просто живу. Не знаю, как объяснить… мне тут время ни к чему. Незачем оно тут.
Леха-старший задумчиво помолчал, незаметно впал в легкую полудрему и вдруг понял, о чем говорит маленький Алексей – ничего не ждешь и никуда не надо, и нет нужды мерить, ибо оно просто есть, не вчера и не завтра, а вообще, и все это – ты сам, а значит – весь мир. И словно в подтверждение мыслей поползла по небу двойная радуга, а легкий порыв донес свежую водяную взвесь, как отголосок летнего дождя.
Маленький Леха согласно кивнул головой, и все вокруг померкло и растаяло.
Леха-старший открыл глаза – сидел он на том самом бревне в тенечке у поля колосящейся пшеницы, пели птички. А невдалеке мотылялась грива льва.
- …Сетью его, сетью!.. – донеслось с поля.
- Здарова, фраерок, - тут же раздался гнусавый голос прямо за спиной.
23
Леха-пляжник проснулся от грохота грома. Сонно бормотнув чушь, Анечка ловко выпихнула его мясистым бедром с царского ложа и засопела на другой лад. Петличко вышел на веранду перед бунгало. У перил стоял закутавшийся на древнегреческий манер в белую махровую простыню Дядькин. Он меланхолично курил. Ветер креп, гнал тучи и дергал диктатора за одеяние, но Дядькин был непоколебим, словно обелиск.
- Не спиться, брат стажер?
- Гром дебильный… Нафига грозу сделал?
- Дух в смятении. Дурастика это все – бабы, пиво, остров. Не я это, не мое…
Почуяв подвох Леха заозирался – остров терял габариты, растворяясь во мраке, исчезли пальмы, начинал испаряться край бунгало. «Сбросит вес Анечка, и поделом», - почему-то подумалось Лехе.
- Баловство одно, - выпустил струйку дыма Дядькин и щелчком вышвырнул окурок в волны. – Бессмысленное мальчишество. Бесплодная отсроченная смерть…
- Да ладно, клево же получилось, - неуверенно вставил Леха.
- Херня. Зачем? Для чего? Я же все это могу и так – взял отпуск. Поехал в Таиланд. Нажрался-нагулялся. Все такое. Бездарь я убогий… Нет полета! – тоскливо вскрикнул Дядькин.
Остров ужался до пятачка гранита с куском веранды и продолжал таять. Остервенело плюнув под ноги диктатор широко шагнул в бездну и тоже исчез.
- Знаете что! – озверел Леха. – Идите-ка вы все в жопу!
Остатки ветра рванули последний раз, смели грозовые тучи, море устаканилось, остров растянулся до шести соток. Мановением пальца Петличко вытянул в небесную твердь две толстые пальмы с гамаком посередине и завалился спать. Невнятным мерцание под боком пыталось проявиться неопознанное женское тело, но, уже отрубаясь, Леха гневно буркнул «брысь!» и вместо всяких там сисек на него легла прохладная льняная простыня.
24
Леха проснулся в огромных трусах. Был он юн и лопоух, с щечками-персиками без признаков щетины, и явно мал размером.
- Блин! Как ходить в таких шмотках? Ё-мое, так я ж подросток!
- Мальчик, стой где стоишь, - орали в мегафон с моря. – Спасатели уже рядом, родители ждут тебя, не делай глупостей!
Красно-синий катер лениво подползал к островку, на носу, у самого борта, человек в униформе ловко сматывал трос кольцами не то, чтобы причалить, не то, чтобы заарканить Леху и не тратить время на возню с нежной эвакуацией.
На всякий случай Леха отошел подальше.
- Не волнуйся, мы во всем разберемся! – надрывался мегафон. – Никто не держит на тебя зла, мама волнуется!
«Херня какая-то, - мелькнуло у Петличко в голове.- Разберутся они! Что же я натворить успел?»
Из рубки показались люди.
- Лешенька! – раздался крик матери.
«Точно попадет!» - совсем по детски среагировал Леха-подросток и дал драпака в первую попавшуюся параллель.
25
- Рюкзак где, спрашиваю, турист? – цыкнул фиксой зек в кепочке. – Не гони, что налегке тут по полям шаришься.
- Да че ты с ним базаришь? – взвыл истерично зек за спиной у Лехи. – Дай мне его, и он через минуту наизнанку тут вывернется!
Третий уголовник присел рядышком и доверительно предложил:
- Ты с ними лучше не спорь, отдай. Целее будешь. А хочешь – с нами пойдем? А?
Алексею стало страшно. «Ща зарежут!» - вспомнил он, но ступор снова не давал что-либо сделать.
- Ну, раз нет рюкзака и карманы пустые, не нужен ты нам, турист. Совсем не нужен.. – разочарованно подвел итог кепка.
«Растерялся, думал что не по-настоящему,» - вспомнил сам себя Петличко.
Истерик покрепче ухватил его за шиворот, и тут «туриста» прорвало. Он вцепился истерику в кисть и с размаху втемяшил в дерево. Просто, как упавшую за шиворот гусеницу - взял и брезгливо швырнул. Истерик пролетел метров пять и жирным плевком влип в ствол. Падать тело не стало – застряло в ветвях. Доброжелательному зеку Леха незатейливо скомкал на манер опостылевшей фотографии голову., Задумчиво глянул фиксатому под козырек, вытер об его кепку руки, хмыкнул и вдруг хлопнул обеими руками зеку по плечам, словно проверяя, а крепко ли сбит уголовный элемент. Плечики элемента с хрустом сошлись, весь он как-то видоизменился, обиженно вякнул, обмяк и свалился ниц, словно скрученная без надобности оберточная бумага. Петличко для пробы свил соседнюю сосну в кольцо, вытянул бревно в подобие некрасивого сёрфа, потом покыскал льву.
Лев повел носом, недоверчиво глянул, но подошел.
- В Африку? – потрепал его по гриве Алексей. – Нахер цирк?
- Ага, - сказал лев. – Только я тяжелый.
Хищник попятился завертел задом и ужался до размеров домашнего кота – без гривы, зато с полосочками. Брезгливо стряхнув с задней лапки сельскую пыль он прыгнул Петличко на руки, но, не долетев с полметра просто канул. То ли в атмосферу, то ли в другой мир. По воздуху пошли круги.
- Минуточку, милейший, - деликатно ухватили вдруг Леху сзади за руку. С перепугу он дернулся вслед за котом и тоже пропал.
26
Вывалились на снег Петличко и Дядькин в обнимку.
- Охренеть. Опять зима, а я в туфлях, как фраер, - скис следователь. – Че сюда? Получше не нашлось?
- Кот притащил, - отмахнулся Леха. – А Вы откуда?
- Дмитрий, - протянул вдруг руку Дядькин. – Не до выканий тут. Мы с тобой, брат-стажер, теперь на одной стороне.
- Следили за мной, что-ли?
- Было дело. Понял, что тебя рано или поздно опять на полянку к зекам забросит. Не закончил ты это дело, а значит снова тебя сюда зашвырнет. И вот – пожалуйста! Сидит Алексей на бревнышке и деревья в косы заплетает. Чудеса!
- Ну уже не остров с клонирванными бабами конечно! – не остался в долгу Леха.
- А что? – не смутился Дядькин. – Я тоже живой человек. И тоже не почкованием размножаюсь. Могу себе расслабиться позволить.
- Че-та неубедительно отдыхаете, Дмитрий. Раз – и стерлись! А что так? Барышни месячными синхронно приболели?
- Уел, стажер, - не стал спорить Дядькин. – Переоценил я себя. И оттого огорчился. Психанул, можно сказать. Но паузу себе выкроить один хрен получилось. Нутро мое взбаламутилось!
- Скушали что-нибудь несвежее?
- У Анечки несвежего не бывает! Другое нутро – маньяк мне покоя не дает. Зудит все внутри – так поймать его хочется. И шлепнуть при попытке, так сказать.
- Чего его ловить, Графа этого? Он же и так вокруг ошивается.
- Не все так просто, брат!
Кот прошелся вокруг Дядькина и уселся ему на туфель. Дядькин хотел пнуть, но от кошачьей задницы шло тепло, и он просто сдвинул ступни, надеясь, что микро-лев растянется на обе.
- Не тронь кота, Дмитрий! Он – мой! – строго выпалил Петличко.
- Да я ниче, - успокоил его Дядькин. – А про Графа неоднозначная картина вырисовывается. Не мог он тебя на острове сжечь – один ты там околачивался, и Графа тогда тоже одна штука была. И сидела она в КПЗ по делу о поножовщине в родном подъезде.