О фильме К. Лопушанского «Роль»
Этот фильм нашелся в интернете в поиске художественных работ о Гражданской войне в России. Хотелось увидеть что-то серьезное, близкое к документалистике, без дешевой занимательности. Выбор пал на «Роль» (2013 ) К. Лопушанского. Заинтересовало краткое описание сюжета и лицо на постере (актер М.Суханов).
При всей симпатии к фильму, пришло и ощущение какой-то надуманности. Будто я обманулся из-за декораций и хорошей игры актеров. Мой внутренний критик забеспокоился. Пришлось смотреть еще раз.
Константин Лопушанский, режиссер известный, и его работы заслуживают обсуждения. Во всяком случае, на фоне современной отечественной кинопродукции. Режиссер считается учеником Тарковского, почитает А. Германа и А. Сокурова. У мастера узнаваемый кинопочерк, - притчевый, философский. Фильм «Роль» режиссер снимал в возрасте 65 – 66 лет, стараясь реализовать свои сокровенные идеи.
Картина снималась на деньги бюджетного Минкульта, и значит, в той или иной степени, обязана нести антисоветчину. Такова идеология нынешней власти. К слову, здесь Лопушанский не переусердствовал, хотя его революционные дикари со штыками бросали буржуазных теток в топку паровоза. Но это – эпизоды, фильм, в целом, о другом.
В интервью Лопушанский отвечал на вопросы, в том числе о своем отношении к революции и Гражданской войне. При этом много шевелил пальцами, словно ловил невидимое:
- «Понимаете, это загадочное явление… По большому счету, никто эпоху не раскрыл. В советском кино - свои стереотипы: красные – это красные, белые – белые… Серебряный век считался растленным и обреченным… Дальше этого не ходили. Нет и значительной литературной основы… Меня привлекло это время. Немыслимый духовный расцвет. И - разверстая бездна… Такой трагизм! Но загадка не раскрыта…»
Мне показалось, отношение к революции у Лопушанского связано с его православной верой (зло порождает зло, любое насилие не дает благодати). "Революция – демон, вырвавшийся из ада, землетрясение, контузия… А те, кто ее совершал – отравлены испарениями смертоубийства. Спасение в вере!"
Не случайно, в последних кадрах фильма герой уходит умирать в метель, сквозь которую виднеется церковка. По каким - то причинам режиссер не принял улучшение жизни трудящихся, всеобщее медицинское обслуживание, образование… Может из-за своего деда – священника, убитого чекистами?
Но какова задача фильма? Его идея, концепт… В чем центр, к которому стягивается глубинный замысел? Сразу и не скажешь.
…Полыхает Гражданская война. Жестокая, братоубийственная… Где-то в глубинке России, на станции Рытва, красноармейцы захватывают поезд с отступающими белыми офицерами, членами их семей и прочими вредными элементами. Один из красных отрядов в ярости жаждет расстрелять всех, кого вытащили из вагонов.
Командир красных Плотников вынужден самолично фильтровать пленных, - кого оставить в живых, кого – в расход… В группе напуганных пассажиров он замечает богато одетого местного актера Евлахова, похожего как две капли воды на самого краскома. Вглядевшись, а затем резко отвернувшись, Плотников уходит, поручив разбираться помощнику. Каким-то чудом, актер спасается и эмигрирует из России.
Далее, - Финляндия, 1923 год. Евлахов живет на средства жены, добился театрального успеха. Но в какой-то момент словно психически заболевает. Он узнает (неясно как), что краском Плотников погиб, и теперь можно воплотить ужасный, влекущий замысел, - заменить своего двойника в жизни. То есть, вернуться в Россию и сыграть роль выжившего Плотникова не на сцене, а в реальной судьбе.
Конечно, план – безумен, опасен. Но мечта фанатично, на грани одержимости владеет актером. Оказывается, такая идея была модной в театральных кругах того времени. (Так утверждает Лопушанский). В частности, русский режиссер Н. Евреинов утверждал, пик актерского мастерства – игра не на сцене, а в жизни. Войти в роль, перевоплотиться в чужую реальную судьбу…
Жена актера, иностранка, как и местный врач, не понимают Евлахова. Звучит имя Достоевского. (Для Лопушанского этот писатель – мыслитель и пророк российский). Мол, русские часто совершают поступки непонятные, иррациональные с точки зрения европейского сознания.
Далее, Евлахов покупает наган, шинель и добывает через контрабандистов архив Плотникова, в котором сохранился интимный дневник. Довольно сомнительная сюжетная натяжка… Так или иначе, изучив дневниковые записи, он бросает уютный быт преуспевающего актера и бежит через границу в обескровленный Петроград. Здесь он перевоплощается в больного, потерявшего память Плотникова. Ему удается обмануть даже бывших товарищей по оружию.
Евлахову-Плотникову дают комнату, он счастлив, невнятно декламирует в одиночестве Мандельштама и влюбляется в соседку, тощую учительшу, едва знающую грамоту… Войдя глубоко в образ, Евлахов даже видит чужие трагические сны, а затем вообще теряет сон. У него начинает болеть от содеянного чужая, плотниковская (израненная, по замыслу фильма), душа…
Когда пришло время возвращаться, актер, решил остаться в России. Он узнает, что род Плотниковых происходит из священнослужителей, и это, почему то, его потрясает. Он пишет прощальное письмо жене, понимая, что его ждет – Плотников или сам застрелится, или его застрелят. Но почему надо обязательно умереть? Опять же измышление авторского сценария. Думаю, совсем необязательно страдать, если сражался за правое, как ты думал, дело. Но Плотников представлен этаким злодеем (генерал Хлудов наоборот). В финале Евлахов, в образе Плотникова, бредет, замерзая в метели. Последние слова фильма звучат за кадром: «Куда он шел и зачем, так и осталось неизвестно». Вероятно, подразумевались судьба и роль русского человека с его загадочной душой…
Вот такое кино. Будь фильм снят похуже, оставил бы его без внимания. Но - зацепило. Давно не видел такой убеждающий видеоряд, сокровенную игру актеров. Потому и двоякое впечатление. С одной стороны – впечатляющая художественная атмосфера. С другой, – ощущение какой-то режиссерской неправды.
Со слов К. Лопушанского, замысел фильма созревал 30 лет. Поначалу мыслилась история израненного душевно и физически красного командира. Который, как бы, страдает за все жертвы гражданской войны. Замечу, что в советской литературе встречались образы красных бойцов, терзаемые в той или иной степени «поствоенным синдромом». К примеру, «Гадюка» А. Толстого. Или вот боец из «Потудани» Платонова, не сразу вписавшийся в мирную жизнь. Но не было фигур кардинально трагичных, взявших на себя, как Христос, грехи «революционного затмения», «общего психоза» и так далее. Потому как Революция, все-же, мыслилась жестоким, но справедливым деянием. Как вынужденное действо угнетенных масс.
Первоначально задуманный Плотников, восстанавливая память, приходит к желанию искупления за все содеянное. В общем, как говорил Лопушанский, это Раскольников 40 лет спустя. Убил Россию, и его тянет на Голгофу. Затем, к этой «достоевщине», сценаристы добавили историю актера, сыгравшего «вживую» и принявшего на себя чужую судьбу… Получился такой сложный символический пирог на фоне послереволюционной России.
Среди множества зрительских отзывов, есть и недобрые:
- Чего снял? Тягомотина о предопределенности…
- Идите к Фрейду! Режиссерские экзистенции… В результате – разрыв башки, невнятица…
- Зачем актер остался в чужой судьбе? Психически болен?
- Достоевщина, ломка своей личности ради фантомных идей…
- Закос под оригинальность…
- Мутный фильм, непонятны мотивы. Насколько правдиво все?
- Засосала Россия. Артист заигрался…
- Не проставлены акценты. Неотчетливый символизм. Кому это надо?
- Псевдоидея: русские - другие.И тут же – поток сознания, проблемы выбора…Туман, лабиринты…
Кстати, о тумане. На встрече со зрителями К. Лопушанскому задают вопрос: Почему в кадре затуманены края? Словно на замерзшее стекло дохнули теплом…
- Понимаете, - отвечал режиссер, - когда не видно, – включается подсознание. Морозный туман – это выбранный образ картины. Не могу объяснить. Это – магия, музыка изображения… В финале мой герой уходит в пургу, в ветер и снег, как в судьбу России. В трагичную будущность. Где нужно - додумать, дострадать…
Тому, кто прочтет отзывы профессионалов, лучше не станет. Заумная экспертиза многозначительна:
«…Фильм, - как сон героя. Приснившаяся явь. Метафоричная, как заговор или бред, поэзия. Во сне теряется «я»… Кто мы, когда играем в чужой сон? …Герой спасается его драматургией. Чья боль больней? Та, что общая судьба. Перевоплотиться во врага, слиться с судьбой страны, народа. Одна Россия, одна боль, саднящая под снегом прошлого, под темными водами истории, вечности…»
Или такое мнение:
«В раю нет жизни… Потому - примерка другой судьбы. И отказ снять приросшую маску… Душа актера ищет Роль, в которой полное проявление… Театр - для себя. Невозможно сыграть лучше, чем прожить. Концентрированный портрет бессознательного. И путь - искупления..."
А это, вообще, не читаемо:
«…Трагическое расщепление истории, диссоциация коллективного сознания стали пролегоменами к существованию в советском двоемирии, разрываясь между идеологическим, ноуменальным миром и реальностью.
Но невозможность интегрироваться в новые шизофренические реалии, привело носителей панэстетического мировоззрения к эмиграции, и лишь герой – актер предпринимает обратный фантастический путь, желая раствориться в чужой людоедской личности, что приводит к краху…»
Мда… К «искуплению» еще вернемся. А пока о незадачливых теориях Н. Евреинова. Был такой театральный деятель начала 20 века. Уехал из России в 1925 году, когда понял, что не нужен ей. Писал много и громко. Походил в жизни на Арлекина и выдвигал версии о том, что не театр должен учиться у жизни, а - наоборот. Человек, мол, существо театральное, играет в жизни свои роли-маски.
В те времена многие интеллигенты желали революции, но только не в жизни, а - в искусстве. Безумные идеи выдвигались во всех жанрах. Символисты ратовали за первенство формы над содержанием (искусство ради искусства). Реформаторы – театралы считали театром – жизнь, а высшей формой театра - проживание роли реальной судьбы. Полное перевоплощение! Не быть собой, простор субъективизму и произволу художника!
Евреинов писал задиристо, но его идеи не прошли проверку временем. Театральное искусство пошло по реалистичной эстетической концепции Станиславского. А мысли Евреинова, сейчас – просто экзотика. Эпатаж без сути. Идеализм, неприятие театра как института. Форма впереди содержания… Сама идея была какая-то клоунская, с вывертом. А новой послереволюционной жизни требовались не маски, а реальные люди и реальные дела. Не притворяться и не паясничать, а - строить свою страну...
К. Лопушанский сделал сомнительную и давно угасшую идею Евреинова фундаментом своего фильма. Наверно, чтобы закрыть ею свои воззрения на гражданскую войну. Вот его ответы кинозрителям:
Вопрос: - В фильме есть метафора трагической судьбы тех, кто вернулся из эмиграции в советскую Россию…
Ответ: - Да, звучит тема…Зовущая нас Россия. Россия, как болезнь, как метель. В возвращении моего героя в Россию есть что-то от птицы, возвращающейся на родину, хотя там пожар, гибель. Герой возвращается в разоренную войной жизнь. Из-за ностальгии? Или из-за тяги к стоянию «у мрачной бездны на краю». Обе эти страсти есть в нашем генетическом культурном наследии.
Вопрос: Но вашим героем движет не столько ностальгия, сколько творческий эксперимент.
Ответ: - Да, его притягивает не только Родина, но и какая-то тайна. А еще - жажда достигнуть вершины мастерства. Открыть двери в чужую душу. Принять чужую судьбу. За это наступает расплата. Он берет на себя непосильный крест. Крест чужой кровоточащей души со всеми ее грезами, со всей болью…
Ага, вот зачем актер доживает чужую и страшную судьбу! Искупление! Пострадать за чужие грехи. Как Христос! Как русский духовный человек (в понимании верующего режиссера). Мы не покаялись, - вот откуда нынешние беды. Не принесли раскаяние Господу за темный мрак революции, за грехи в помрачении рассудка. Мы все - «раскольниковы, убивающие Россию». И ПУТЬ ИСКУПЛЕНИЯ начертан нам за потерянные души…
Но снял фильм об этом режиссер завуалированно и метельно. Что же, он волен снимать свои мысли, выдавая их за вселенские истины. Но на свои деньги! А не тратить 2 миллиона выданных ему бюджетных долларов и получить от неблагодарных зрителей всего 25 тысяч. И никаких наград на фестивалях. В трагическом неприятии своего шедевра, автор, вероятно, воззвал: Не ведают, что творят…
В своем христианском идеализме художник забыл: революции и гражданские войны делают не кучки авантюрных кровожадных монстров. А народ, доведенный до отчаяния…
Ладно, - подумалось, - покаюсь за другого. И что дальше? Жить без насилия и революций, подставлять щеку, принимать теперешнюю антинародную власть, данную нам Свыше, молиться и терпеть. К этому призывает художник? И не этому ли противится душа зрителя?