Баба Параска и баба Палажка
Иван Нечуй-Левицкий
НИКАК НЕЛЬЗЯ БАБЕ ПАРАСКЕ УДЕРЖАТЬСЯ НА СЕЛЕ
Ой, люди добрые! как мне на свете божьем жить? Нельзя, нельзя с такими лихими соседями на селе удержаться. Хоть сейчас собирайся, пакуйся - да и уезжай на кубанские степи! Дал же мне Боже соседей - нечего сказать! Но никто меня так не допек до самых печенок, как эта пакостная баба Палажка Соловьиха, да что вам говорить? Разве вы ее не знаете? Есть ли ещё такая — не то что на селе, но и в целом мире? Боже мой! И так уж ее избегаю, обхожу по десятой улице; так всё равно зацепит! Если бы я под землей лежала, она бы меня, злодейка, и там нашла бы. А я, себе на беду, родилась добренькой. И, господи! я бы ее вовек не трогала, если бы она ко мне не приставала. Еще, на беду, и муж мой, Омелько, уж насколько вёрткий, как нагайка из тряпки. А о том же говорит! От такой бабы, как Палажка, не только я с Омельком, но даже две свирепые собаки не отбрехались бы. На мое несчастье и хаты наши на одном углу, через улицу, и наделы наши рядом. Вот ещё, расскажу, что каждый божий день меряет Палажка свой надел то хворостиной, то поясом, вместе со своим мужем, Соловейком. Мерить-то меряет, а пойдет жать, так и врежется на шаг или два в чужой надел. Разве ж хоть раз люди собирали снопы с ее надела! А в этом-то году, наверное, совсем сдурела: захватила мой надел и выжала аж полкопны. Выхожу я с серпом на свое поле, смотрю, а уже стог стоит! Сбросила я пояс, перемерила надел — мой надел, а стог стоит, как вкопанный. "Ой ты, боже мой! - крикнула я Соловейкам.- Кто это воровал моё жито?"
А Палажка в ответ: "не кричи, потому что я ошиблась: думала, что это мой надел; или заплати мне за полкопны деньгами, или отдавай сноп".
"А не дождешься ты, чтобы я тебе деньги платила или вору хлеб давала. Разве у меня рук нет? Разве у меня мужа нет? Могла бы и сама с Омельком выжать. Не дам,— говорю, - тебе, раскатавшей губу(обплёваной?), ни снопа жита". Слышу, уже моя Палазя хвастается всем на углу: "Вот ошиблась, не перемерила хорошо наделы да и нажала сдуру этой графине полкопны жита".
Вот на другой день выхожу я жать со своего надела. И вижу, что Соловьиха уже заняла местечко именно у моего надела. И она жнет, и дочь ее, девка, жнет, и муж ее с пасынком около нее жнут (потому что она уже за вторым мужем), уж и не знаю, как она понравилась тому Соловейку! Ой господи! Как заговорит, так будто плюется словами, а не говорит: пху, пху, пху! так и оплюет всю свою поганую морду. А когда идет, то запаска(1) на ней так и разойдётся спереди с обеих сторон, аж о землю чиркает; волочет её по земле, как подбитая гусыня крылья. Вот они жнут, а я вышла да и наскочила на них. Иду я такая сердитая да и слова им не скажу. А Соловьиха ко мне: "Чего это ты, графиня, не скажешь мне и "Бог в помощь?" Нажала тебе сдуру полкопны жита, а ты и добрый день мне не скажешь!" Я плюнула да и стала рядом с Соловейками жать, да все молчу. А Палажка опять ко мне: "Графиня, графиня! Да хоть ругнись на меня".
Я взяла да и заняла местечко посреди надела; думаю: чур меня, чур! лучше уж буду держаться подальше. А она подошла к моему наделу, и снова кличет меня: "Графиня, графиня! Попова сучка! Разве же я не знаю, что ты уже ходила к попу на Соловейков брехать, хоть бы тебе добра не было! Нажала я тебе, графиня, сдуру-то полкопны... Графиня, графиня! Да хоть ругнись на меня".
"О боже мой! Вот злобнючая порода!"- думаю я, да все молчу, аж зубы стиснула. Взяла я и отошла на самый край надела. А Соловейка не утерпел и говорит дочке:"Ты бы взяла ком земли, да заткнула своей матери рот". У меня чуть слезы не закапали из глаз, раз уж Соловейка за меня заступается. Я не утерпела: разогнулась и только что разинула рот, чтобы крикнуть на Соловьиху, да и покатилась в ров, потому что на самом краю нашего надела был глубокий ров с маленьким родничком. Покатилась я в надел, а косточка в ноге хрусть! Сломала же вот это я, думаю, ногу! Вот теперь, думаю, если бы прибежала Соловьиха, то пробила бы ей голову серпом. Напилась я водицы из родника и с трудом на четвереньках вылезла изо рва. Иду по наделу, хромаю. А Соловьиха уже и рот разинула: "О, глянь, графиня! Наказал тебя Господь! Жаль только вторую ногу не сломала!"Я бы и до дому сама не дошла; один человек, спасибо ему, привез меня. На следующий день, как пошла на поле, то уже выглядывала их за два надела: как свое горе, так Соловейков избегала, чтобы только не было между нами той грызни, перепалки и перебранки.
Хоть и зовет меня Палажка поповой сучкой, а сама побежала жаловаться попу на своего мужа и пасынка. Пришла, упала на колени, свернула руки на груди и мяучет, словно кака святая : «Вот избили меня муж с пасынком... так избили, так изувечили, что прости господи! А все из-за той Параски, что все подговаривает моего пасынка и мужа. Пасынок снял с меня очипок(2) и таскал двумя руками за косы, а муж третьей рукой вырывал те косы, а четвертой бил. Так меня избили, так покалечили!"
Эге! разве ж я не видела и не знаю, как оно всё было? Хоть я немного и слепа на один глаз, но хорошо вижу, что где делается и как делается. Сидел пасынок на завалинке, а она из сеней хрясь его ухватом в спину! Он не утерпел да и зацепил её за чепец. А она тогда как окрысится на своего мужа: "Ты, сякой-такой сын! Почему не свяжешь рук своему сыну? Почему ты не прогонишь его из дома? Ой, бедная же я, бедная! Бей меня, ой, бей же меня!"И все подставляет ему челюсти. Соловейка не утерпел, потому что уже и его терпение лопнуло-да и засадил ей в челюсть, а она, как стояла, так и покатилась по картошке. Катится себе, катится и плачет и кочергу в руках держит; всю картошку побила. Соловейка опять выскочил из дома, поднял руки к небу и говорит: "Господи милосердный! Или меня прими к себе, или пусть она сгинет!"А чем тут муж да пасынок виноваты? Лишь она одна виновата. А еще говорит, что ее за косы тягали три руки, как будто у нее на голове копна сена или куделя шерсти... Да у нее, несчастной, не было волос, когда она и девкой-то была! Бывало заплетет те косенятки, точно так, как будто кошка понапригладит, и вертит лысой, прилизанной головой перед хлопцами. А теперь у нее голова лысая, словно огромный облизанный макогон(3)! Разве бы на три руки пришлось по одному волоску.
Святой Боже! В церковь ходит, богу молится, еще и других учит. Придет в церковь, постелит платочек и бьет в него поклоны, чтобы не замазать свой лоб. А как выйдет из церкви, так и свернет платочек-пожалуй, чтобы собрать все свои поклоны, да и спрятать в сундук. Вот как захочет какой хлопец бежать из церкви, так она его хвать за вихор! и обратно; а как увидит девку, что стоит и не крестится, то она соединит ей пальцы и давай крестить: "Вон смотри, где святые оконы(4)! Вот туды кланяйся и крестись!" А как пойдёт пасынковая жинка в церковь, то она расставит руки перед нею и заступит ей дорогу: "Не пущу! Не пойдешь в церковь: нет у тебя детей, нет тебе и Божьего благословения!" А выйдет к бабам, то уж и чванится(5):" Чтоб я-то к службе Божией топила и варила, как другие бабы! Так разве годится? Хоть я и нагрешу за целую неделю, зато же отмолюсь, как придет Святое Воскресенье!"
Знаем, какая она святая! Каждый год идет в Киев говеть на Пасху; каждый год ест кулич в печерах(6)... Идет в печеры киевские, ходит по углам, кланяется, у всех прощения просит: "Простите, Христа ради, в чем я виновата!" А как идет из Киева, то еще за селом разинет рот, готова всех сожрать; еще за селом аж язык высолопит(7) - так уж готова лаяться(8).
А уж где обед, где крестины — там и она, хоть и не звали! Сядет в углу, как будто она голова(9) на селе, распустит язык, разинет черный рот и учит:
"Трапезуйте, люди добрые, трапезуйте! Ибо это трапеза не человеческая, а Божия: что наварили, то надо все подчистую выесть. Трапезуйте, люди добрые!"
А я сижу как дура; нельзя мне с ней и словом схватиться. Она старше, да и только, как будто ее кто поставил поучать сограждан. Сидит она мне вот здесь в печенках. Я же говорю: хоть сейчас пакуйся да и отправляйся на кубанские степи!
Или вот, разве не комедия? Раз мой рябой поросенок залез в Соловейкин огород, а меня тогда, на беду, не было дома. Прихожу я домой-смотрю, а мой подсвинок висит на плетне, привязанный за задние ноги, да копытцами о хворост скребёт. Я-к нему, а Соловьиха уже и выбежала из избы на порог. Как разинет рот, как покажет железные зубы!
«И сякая-такая, и чтоб твоего поросёнка волки съели, и чтобы ты не дожила до дня, когда твой подсвинок съест мой лук".
Накажи тебя сила Божья! Сколько живу на свете, а еще не слыхала, чтобы свиньи лук ели! Глянула я на свой огород, а моего лука — хоть бы тебе стебелёк: весь подчистую вырвала Соловьиха, уж и жидам продала. Я бросилась к ней, а она стоит на пороге и шипит, как гадюка: "Ой, злая же я, злая! Не подступай, потому что голову провалю кочергой, да и на Сибирь пойду: пусть я пропаду, но и ты пропадешь!"
Чур меня, чур, осина тебе для тебя и для твоего батьки, с твоим луком! Не утерпела всё-таки я, пошла к попу и действительно все подчистую рассказала о Соловьихе. С того времени, как не выйду на огород к ручью за водой, она уже и выбегает на порог, уже и визжит: "Попова сучка!
гляньте-ка! балаболка! кышь, кышь! балаболка! попова сучка!"
Сама она попова сучка, потому как побьет её Соловейка, то она сейчас и бежит к попу жаловаться. И сестра ее была такая же ведьма, как и она. Разве не знаем, как Василий Лобань поймал ее ночью под коровой и живо выколол глаз железякой? И тетка ее была ведьма, и весь род их поганый; да и муж у нее вор! Разве же давно не обнаружили в его клуни(10) схороненную копну чужой пшеницы, что перевез ночью с чужого поля? И брат Соловейков вор: украл седого вола у Кайдаша да и загнал на воровскую ярмарку в Жашков(11)! Эге! Ведь и Палажчина мать уродилась ведьмой. Рассказывают, что никогда такого не было, чтобы шла она купаться с девчинами, а все забиралась под ивы да и купалась одна. Но раз девушки засели да и подглядели, что у нее сзади хвост, хоть и небольшой-величиной и толщиной как два пальца. Умела она и клубком катиться под ноги, выдаивала молоко прямо со стрехи(12), никогда отродясь не клала горсток крест-накрест, когда мочила коноплю. Ей-богу, боюсь я жить в одном месте с Палажкой. Не будь я Параска, когда не сведет она меня со свету, а как не меня, то моего Омелька. Хоть продавай дом и землю и перебирайся в другое место! Нельзя, нельзя же мне через ту Соловьиху на месте удержаться! Пойду в волость, попрошу общину, чтобы дали мне поле,— как по мне, чтоб в десяти верстах от Соловейкова надела.
А если нет, то хоть сейчас распрадавай быков, хату и землю, пакуйся-да и на кубанские степи!
И как мне удержаться на селе, коли уж даже мой племянник, должно быть, совсем с ума сошел и женился на Палажкиной дочери Матрене! Теперь имею сваху - саму сатану! Зовёт меня племянничек на свадьбу, и Палажкина доча принесла шишку(13): звать на свадьбу. И хотелось мне пойти, но я таки не пошла; знала, какая бы мне честь была на той свадьбе: Соловьиха добавила бы мне отравы или питья в горилку. Мой сумасшедший племянник, видимо, чтобы подластиться к теще, на третий день свадьбы собрал музыкантов, собрал свою родню и поехал к Палажке просить ее к себе в гости. Уговорил-таки Тимиш и меня; пойду, думаю, посмотрю, как будут ведьму вести под руки да еще и с музыкантами. Пришла я и не иду в дом: стою себе на улице. И вижу, выходят музыканты из сеней, грохочет решето, бренчат цимбалы, а за музыкантами два человека ведут под руки Палажку. Та пышная и важная, как собака в лодке, растопырила локти, задрала харю вверх, закатила глаза под лоб, а запаска так и разъехалась на оба бока, аж концы шоркаются(14) о землю, а еще и рубашка белая. Как углядела я такую мару(15), та, ей— богу, не утерпела: "Да подтяни,— говорю, - запаску хоть на этот раз! Сжалься над своей честью. Тебе же ведут под руки, словно какую цацу(16)!"Она только ест меня глазами да синеет. Ведут ее через село. Музыканты играют, собаки лают, а я за ней следом до самых ворот моего племянника и в сердцах как ляпну: "Отворяй, племянничек, ворота’, ибо ведут в твой двор саму сатану!"
Палажка всё молчит, только синеет. Только лишь вошли в дом, как заверещит, как зашипит! Аж музыки стало не слышно. Я слушала, слушала, а потом схватила зеркальце и тыц ей под самый нос: "Посмотри только,— говорю,— на свою морду, что стала от злости синяя, как буз(17)!"- да поскорей из дома. Опять рассердилась на меня Палажка. А чего такого я ей причинила? Сказала правду в глаза, да и то шутя.
Но раз чуть не случилось чудо: я чуть не помирилась с Палажкой. Встречаю я Соловьиху; идет она из церкви-такая святая и божья, скрестила руки, губы тесно сомкнула, будто совсем запишалася(18). "Добрый день тебе, Парася!"- проговорила ко мне Соловьиха, аж губы облизала.
А я, с такого дива, к ней с улыбкой и себе тихоньким голоском говорю: "Доброго здоровячка, Палазю!- - "С неделькой святой будьте здоровенькие!"- проговорила она еще слаще и поклонилась. "Спасибо, будьте и вы здоровы, Палазю",— произнесла я и себе подсластила голос, не зная, к чему-то идет. "Может из церкви идете, Парася?"- спросила она, словно на смех, потому что шла я ей навстречу.- "Нет, сердешная Палазя! Пусть уж ходит в церковь тот, кто освятился, а мы люди грешные!"- "И с чего б это нам гневаться? Я вот стояла в церкви и все за то думала. Правда моя, Парася?"- проговорила она словно с медом и маком.- "Конечно, Палазя, ваша правда, потому что у вас неправды и умысла нет!"- говорю я.
"Простите меня; чего нам свариться(19)?"- говорит она, аж плачет. "Как по мне, - говорю.- Если бы меня никто не задевал, я бы вовек никого и пальцем не тронула".- "Прощайте, Парася!"- мявкнула она. "Прощайте, Палазю!"- проговорила и я тоненько и любезненько. Помявкали, помявкали сладкими голосочками да и разошлись.
Перевод Дениса Говзича
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ
ПРИМЕЧАНИЯ
1
Запаска - род несшитой юбки или фартука из тёмной шерстяной материи. Обычно поверх рубахи надевали две запаски - спереди и сзади.
2
Очи;пок - головной убор украинских крестьянок в виде чепца или шапочки из ткани со вздержкой сзади.
Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000.
3
Макого;н (укр. макогін) — деревянная закруглённая внизу палка, пест, которой толкут семена льна, растирают мак, творог, масло и т. п.
Раньше специальные большие макогоны использовались для перетирания корма для свиней.
4
Оконы - иконы, ошибочное произношение.
5
ЧВА;НИТЬСЯ, -нюсь, -нишься; несов. Проявлять чванливость; важничать, кичиться, спесивиться. [Степанида Трофимовна:] Только что чванится собой да благородством своим похваляется: «я-де благородный, а вы мужики». А. Островский, Семейная картина. Стала старшая сестра чваниться — свою жизнь в городе выхвалять. Л. Толстой, Много ли человеку земли нужно.
6
Печеры - пещеры при Киево-Печерской Лавре
7
Высолопить язык, южн. зап. высунуть, вывесить.-ся, страдат.
Источник: Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля 1863-1882г.
8
Лаяться - ругаться.
9
Голова’ - выборный руководитель, начальник самоуправления (дорев.).
10
Клуня, клуни, жен. (обл.) - хозяйственная постройка для молотьбы и хранения хлеба. Толковый словарь Ушакова.
11
Жа;шков (укр. Жа;шків) — город в Черкасской области Украины.
12
Стреха, и, мн. ехи, стрех, ехам, жен. Нижний, свисающий край крыши деревянного дома, избы, а также (обл.) сама крыша, кровля, обычно соломенная. Гнездо под стрехой. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949
13
Шишка - специальный вид свадебного пряника или булочки, хлебобулочное изделие. Подавалась в качестве приглашения на свадьбу.
14
Шоркаться - тереться с шуршащими звуками.
15
Ма;ра — в славянской мифологии призрак, привидение.
16
Ца’ца - тот, кто важничает, требует к себе слишком большого внимания, кто доставляет много хлопот и забот
17
Буз, бузок(укр.) - сирень
18
Запишаться - проникнуться гордостью, выражая это на лице, всей осанкой тела и т.п.
19
Сва’риться(укр.) - ссориться, ругаться
Примечания переводчика
Художник Александр Иванов
Далее
Кондрат Крапива «БЕСПОЛЕЗНАЯ ШТУКА»
http://proza.ru/2021/03/05/1727