ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ЦАРЬ ЗАКИДАЛ ДРАМАТУРГА ПОМИДОРАМИ
(из летописи одного города)
Ученье — вот чума, ученость — вот причина,
Что нынче, пуще чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
«Горе от ума» А.С.Грибоедов
ГЛАВА ПЕРВАЯ. «Из истории одного летописца»
В июне неизвестного человечьему разуму года происходило необычайное движенье: золочённые каретки царской свиты друг за другом во всю лошадиную мочь направлялись к Благословенному театру братцев Надеждиных, являющихся первыми драматургами сего града.
Сергий Михайлыч и Афоний Михайлыч, иль як их нарекли в мирном свету – лучи надежды, постигли сей град в **** году, когда поселенье мрачной вуалью окутала горькая, новая чума, что была наречена названьем «тупизм», вышедшим из мозга юного лекаря - Карла Карлыча Разума. Як он писал в письмах к сердечному другу Вольтеру: «Тупизм, о, тупизм! О, юный град окутало мрачное заболеванье! Заболеванье, что бьёт всем по мозгам, и пускает свои острые корни в самые недра человечьего разума. Зачумленные или як я их нарёк «тупицы» всё множатся да множатся – болезнь не утихает. О, мой сердечный Вольтер, на что нам сие бремя! Мы обречены(?)».
Як осознал читающий летопись, написанную мною, сие заболеванье усугубляет умственные способности так, что мирный житель не в состоянье дать свой ответ простейшим вопросам. Поэтому несчастный Карл Карлыч был погружен в глубокие думы, пытаясь дать ответ на вопрос: «Як же искоренить сию чуму?». Разум лечил да лечил, но всплеска света так и не было, град видимо обречен на вечную тьму «тупизма»!
Разум долго бился, долго выводил разны формулы, надеясь на утешенье сего заболеванья, но успеху не наблюдалось. Як вдруг в одну ночь в покоях сего лекаря раздался громкий, пронзающий крик: «Узрел в зерцах моего разума лекарство от сего заболеванья!». Лекарством от сего заболеванья является – просвещенье. Но вот как просвещать глупейший народ?
Поэтому Карл Карлыч Разум долго не думая написал письмо в царский град – в Санктъ-Петербургъ своим давнишним друзьям, ими оказались те самые братцы Надеждины, которые на тот промежуток времени находились в смертоподобном состоянье, а ежели быть точным в бедственном, ведь их пьесы в сравнение с твореньями Дениса Иваныча были не так остры. Братья приняли соглашенье и со всех конских мочь погнали в град **, покинув Петрова творенье.
Их прибытье являлось лучом света в сем темном царстве. Люди стали посещать театр сих господ – они просвещались. Их умы становились ясными после того як взор их упал на пьесы братцев Надеждиных. Пьесы сих господ были до краёв наполнены чувством добра, пьесы имели поучительный характер. Одними из самых известных пьес братцев Надеждиных являются се творенья: «Повесть о том, как барин своих крестьян грамоте учил», «Свет – в разуме» и многие другие. Всех их не счесть!
Народ просвещался, и жители стали обретать светлейшие умы, их мысли стали ясны, выраженья красноречивы, положительные стороны просвещенья можно перечислять до самой смерти. Но як в любом царстве, в любом государстве просвещенье бедного народа не приходилось по вкусу мордам свиноподобных чиновников, поэтому в театр братцев Надеждиных наведался сам царь, сам государь – Иоанн Первый Тупейкин со своею глупейшую свитою, состоящей из хрюшек, да коров. В этот день как раз была премьера пьесы, только что вышедшей из-под пера братцев, которая наречена была сим названьем: «На истинного труженика – найдётся ума». Царю, развлеченьем которого являлось избиенье бедных холопов, пьеса по вкусу не пришлась, ведь мозг его помрачен был глупостью, поэтому суть сей пьесы он не уловил. Царь считал, что театр прежде всего развлеченье, поэтому приговорил несчастных братцев в центре юного града к поливке грязью. Надеждины сего конфуза выдержать не могли, так в грязи и померли.
Такой печальный конец, ведь после братцев театром заведовали их отпрыски, чьи разумы тоже были помрачены тупостью. Сей исход событий способствовал тому, что «тупизм» множился да множился.
Одним из тупых отпрысков был правнук Афония Михалыча – Идиот Идиотович Надеждин, которого так славил внук Иоанна Первого – Митрофан Вторый, ведь пьесы сего господина были наполнены таким объемом пошлости и крови, что царь смеялся до потери мозгов. Главным твореньем Идиота Идиотовича является пьеса: «Повесть о том, как царь народ свой порол из добрых побуждений», являющаяся пародией на творенье непревзойденных братцев Надеждиных. И другие его пьесы, что считаются вершиной драматургии сего града: «Как выпороть холопа до потери кожи?», «Соль на рану холопа» и многие, многие другие пошлости.
И лишь внук Идиота Идиотовича – Евграф Евграфович Надеждин унаследовал чистый разум и желанье просвещать холопов у непревзойденных братцев. О нем и сложится сия повесть.
ГЛАВА ВТОРАЯ. «Премьера новой пьесы».
Як читающий сию повесть осознал: в граде было необычайное движенье по случаю премьеры новой пьесы Евграфа Евграфовича. Царь и его свиноподобная свита направлялись к театру; жители ликовали, ведь обычно после посещенья театра государь был милостив и многим заменял соль на обычный сахар. Крестьяне не видали своего государя, ведь он редко покидал свои палаты (раз в три года в театр ездил), но в народе его называли настоящим красавчиком и миловидным мужчиной.
Царские кареты проезжали мимо гниющих домов крестьян; граждане были счастливы: они целовались в десна, махали своими ручками, кричали, пели. Царь лишь изредка бросал свой взор на сих тупиц.
Вот кареты приблизились к роскошному театру: возле которого находился огромный памятник Идиота Идиотовича, что был окружен полумертвыми крестьянами. На сем памятнике красовалась золотая надпись: «За развитье и просвещенье народа града **».
Царская свита покинула свои золоченые брички. Первой вышла сенатор – Аглая Аполлоновна Тунцова, обладающая настолько пышными формами, что её приходиться маслом поливать, дабы она покинула борт. Аглая встала пред каретой царя, достала из-под складки пятого подбородка ключик, и стала своими пухлыми ручонками открывать карету. Распахнулись двери и из кареты вышла жирная свинья в царском одеянье. Это и был царь. Его лицо было таким толстым, что из-за щёк глаз не было видно. Он встал на свои пухленькие маленькие ножки и сразу же упал, ведь такое жирное тело не каждый сможет удержать. Аглая приказала царя взять на руки и занести в помещенье театра.
Возле дверей стоял худощавый, бледный юноша, который с часу дня ожидал царя.
- Бенедикт Бенедиктович, ваше царское величество! Я польщён, польщён, что вы посетили скромный театр. – промолвил Евграф.
Царь ничего не ответил лишь кинул презрительный взор в сторону Евграфа Евграфовича.
- Царь просто не мог не прийти! Мусье, он рассчитывает на то, что вы приготовили замечательную пиесу, в которой крестьян будут пороть так, что кожа с их спин слезет! А если ещё солью на эти раны поспят, то Евграф Евграфович, уху-ху-ху, царь будет смеяться до разрыва глотки! Ха-Ха-Ха! – сказала Аглая Аполлоновна.
Свинячья рожа царя перекатилась в строну Аглаи Аполлоновны с таким громким смехом, что аж уши закладывало!
- Да, Аглая Аполлоновна, надеюсь угодить царю. – сказал Евграф Евграфович, пока царь заливался смехом.
Царь после минутного смеха приподнял свой сальный живот и заправил его в огромные панталоны; кое-как поправил чулочки, резинка которых так впивалась в жирную кожу, что аж следы оставались. Царь навёл «марафет» и без приглашенья Евграфа Евграфовича направился в главную залу театра.
Пред очами хряка открылся небольшой, но по-своему роскошный зал. На стенах его располагались бюсты актрис и актеров, которые когда-то играли в театре. На потолке зала висела роскошная люстра, которая была вся усыпана бриллиантами и другими драгоценными камнями. Сия люстра блестела и всеми своими лучами освещала небольшую сцену. На которой как ни странно уже стоял шустрый Евграф Евграфович. Свита, да и сам король сели на свои места и стали слушать Евграфа Евграфовича:
- Ах, прекрасные дамы и мужественные господа, я – Евграф Евграфович Надеждин, потомок братцев Надеждиных, рад приветствовать вас в этот знаменательный день! Чем он так знаменателен, ответ достаточно прост. Этот день знаменателен тем, что уже много лет о братьях Надеждиных никто не вспоминал, а про их пьесы тем более. Поэтому я с гордость могу заявить, что одна из их незаконченных пьес была дописана и переделана на современный лад. В сей пьесе я старался передать главные проблемы, которые присутствуют в нашем государстве, не в обиду вам, Бенедикт Бенедиктович. Я от всего сердца люблю и уважаю нашего царя, но проблемы проиллюстрированные в сей пьесы, присутствуют в нашем городе. Я с торжеством ухожу за кулисы, ведь пьеса с минуты на минуту начнется! Пред вашими очами, пьеса – «Разум».
Евграф Евграфович медленными, но горделивыми шагами покинул сцену.
Занавес поднялся – вышли двое господ актеров: один старше, другой младше; на сцене стояла парта, стул.
Действующие лица:
Пифагор Пифагорович – учитель, лет 50.
Иван Дубинов – мальчишка, лет 13.
Сцена:
Пифагор Пифагорович. Иван, на прошлом уроке мы прошли-с новую тему: что такое «Фюзис». Иван, ответьте на вопрос: кто ввёл сей термин? И как переводится сей термин?
Дубинов (почесал пустую голову). Фюзис – это же французское слово «слияние», то есть объединение двух объектов в одно целое. А открыл сие явленья известный биолог, химик, естествоиспытатель – Блэз Пасаль.
Пифагор Пифагорович (удивленно). Сам Блез Паскаль? Ого! А я не знал, что он химиком и биологом был!
Дубинов. Да! Вот видите, а вы и не знали! Как говорят: век живи – век учись! Эх вы! А ещё учителем себя называете.
Пифагор Пифагорович. Да, Иван! Не знаете вы ни-че-го! Блез Паскаль – это не химик, а известный физик, математик, и термин «фюзис» ввёл не он! Сей термин ввёл А-ри-сто-тель! А «фюзис» это не французское слово «fusionnement», а греческое. И переводится оно «природа». Иван! Вы не повторяли домашний материал.
Дубинов. Ой! Зачем вообще эта ваша учёба! Горе уму! Горе уму! И без ума прожить можно! Вот посмотрите на маменьку мою – Фёклу Игнатьевну Дубинову! За жизнь свою прочитала только рецепт снадобья от головной боли! Так после чтения-то голова и заболела-то! Но благо прочла, узнала голову-то как лечить! Образованье. Образованье. Чума. Чума. Чума. Сколько образованных развелось? Как тараканы плодятся! И вы таракан! На таракана и похожи! Особенно ваши усища! Ученье – тьма!
Пифагор Пифагорович. Ученье – свет!
Дубинов. Нет!
Пифагор Пифагорович. Какая говорящая у вас фамилия!
(Занавес опустился, на сцену выходит Евграф Евграфович)
Тунцова приказала поднять тело царя, по причине того, что на лице Бенедикта Бенедиктовича было кислое выражение: пьеса ему не понравилась.
Бенедикт Бенедиктович стоял на своих двух ногах и с презрением смотрел на Евграфа Евграфовича.
- Бенедикт Бенедиктович, вам что-то не понравилось? – спросил Евграф Евграфович.
- Да, Евграф Евграфович, разочаровали Вы меня, а ведь подавали надежды быть великим драматургом нашего града, и сместить самого Идиота Идиотовича! Столько вони было в ваших речах, ой, ой, я изобразил проблемы нашего города, ой, ой… Проблемы-то какие? Какие проблемы? Тупые учителя и умные дети? Разве это проблема? Нет!
- Бенедикт Бенедиктович! Образование нашего города – вот проблема! Жители ходят непросвещенные. Хлеб от камня отличить не могут, простите, за повышенные тона, но это так! Власть ничего не делает, чтобы просвещать народ. Лишь братцы Надеждины занялись этим! А вы, вы? лишь глотки рвёте!
- Заткнись! Разгорячился, ишь, разгорячился! Тупица ты! Государству на руку, что народ тупой ходит. От этого волнений нет, революций. Ишь ты! Драматург! Сам туп, как дубина! Помидорами закидать его! Закидать! – приказала сенатор Тунцова.
Вся царская свита начали закидывать драматурга красными, сочными помидорами. Драматург стоял на месте, как кол он принял свою судьбу… Так и умер, будучи в помидорах. Он повторил судьбу братцев Надеждиных.
Тем временем мисс Тунцова распорядилась убрать труп и сыграть любимую пьесу царя, написанную самим Идиотом Идиотовичем. На сцену вышли две женщины.
Действующие лица:
Барыня Скотинина, женщина лет 76.
Кутилова, приказная Скотининой.
Фёкла, крепостная девушка лет 15.
Два мужика.
Сцена:
Кутилова и Фёкла
Кутилова (замахиваясь). Ты – дура! Что ты сделала с панталонами барыни?! Откуда это пятно? (суёт близко к лицу место с пятном).
Фёкла (в слезах). Я не знаю! Это не я была! Я все до бела отчистила… Может это сама барыня?
Кутилова (даёт пощечину девушке) Что?! Как ты посмела нашу барыню – добрейшую женщину – грязью поливать?! Вот ей сама и расскажешь!
(Заходит злая барыня)
Скотинина. Что произошло, подруженька?
Кутилова. Да, вот, барыня, эта скотина вам панталоны измазала! Так вас ещё обвиняет в этом поступке!
Скотинина. Вот – скотина! Я святая женщина! Памятник при жизни ставить можно, всё для своих крестьян делаю, а она! Скотина! Скотина! Такой уровень свободомыслия искоренять нужно! Кутилова! Мужиков зови – помогать будут.
Кутилова. Хорошо, барыня! (кричит) Эй, мужичонки, сюда!
(Заходят два мужика)
Два мужика. По вашему приказанию прибыли!
Скотинина. За руки эту свинью держите! А ты, Кутилова, ножницы на огню наколи.
Кутилова. Да, барыня!
(мужчины взяли Фёклу за руки)
Фёкла. Нет! Нет! Отпустите меня!
Кутилова (с ножницами в руках). Возьмите, барыня.
(Барыня взяла ножницы)
Скотинина. Кутилова! Рот ей открывай и язык предерживай!
(Кутилова так и сделала)
Сейчас мы ей язычок и отрежем! Ишь ты! Барыня виновна!
(Барыня наколенными ножницами отрезала язык Фёклы)
(Барыня стала смехом заливаться, лишь Фёкле не до смеха было: она кричала от боли)
(Занавес)
В зале был фурор: все рукоплескали, а особенно царь смеялся до разрыва глотки. Пьеса всем пришлась по нраву! Свита царя уже не вспоминала о Евграфе…