Назову себя шпионом часть 4 2

10
Пепелище получилось очаговым, но весьма основательным. Двухэтажный брусчатый дом выгорел до бетонного фундамента. Два щитовых домика составили ему компанию, сгорели сложенные поблизости материалы для внутренней отделки и пиломатериалы, несколько окружающих сосен и еще больше деревьев были вырублены, дабы огонь не перекинулся на лес. Уцелели лишь дверные и оконные блоки, сложенные в столовой Кирпичного блока. Десяток подкопченных мужиков после своей героической борьбы с пожарищем смотрели на приехавшего заказчика устало и без малейшей виноватости. Никаких пожарных и милиции не приезжало. За тридцатиметровыми березами и елями пожар не виден был даже в поселке в пяти километрах от Фазенды.
Общими усилиями нашли уже и «виновника» возгорания: брошенные окурки от американских сигарет, мол, они никогда не гаснут, а тихо до конца тлеют. Как говорится, милиция не виновата, поросенка громом убило. Приехавший в лагерь замначальника «Папы Карло» (так называлась фирма по деревянному зодчеству) для порядка разорялся:
– Вы, четверо, и платить будете! – зам имел в виду тех, кто непосредственно был занят на строительстве дома. Те, кто занимался Кирпичным блоком и забором были из других фирм, ему не подчинявшихся.
– Давай я с ними сам поговорю, – отодвинул его в сторону Алекс.
– Ты что, частный сыщик? Сейчас следователь приедет и разберется.
Четыре гопника в кожаных куртках за спиной заказчика смотрелись внушительно, и никто не решился спорить.
Выбрав самый дальний домик, Копылов по одному зазывал туда не только плотников, но и всех остальных кто ночевал в лагере. Уточнял подробности, кого где застал пожар и как кто действовал. Дополнительно расспрашивал плотников, почему случилось, что предыдущую четверку, которые собственно возвели под крышу весь дом убрали со стройки два дня назад, а поручили продолжить работу новой бригаде.
Следующим шагом Алекса было переписать паспортные данные всех присутствующих.
– Это еще зачем? – насторожились работяги. – В бухгалтерии «Папы Карло» они и так имеются.
Один и вовсе при всех послал Алекса на три буквы и тут же левым джебом в кадык был уложен на раскисшую после дождя землю. Гопники изготовились в боевую стойку, и народ подался назад. Трех человек, у которых с собой не было документов, запечатлели на мыльницу Сенюкова, которая оказалась в бардачке «Шкоды». 
– А дальше-то что? – решился спросить зам.
– Дальше вами займутся те, кому нужно. Или думаете, пацан с деньгами все это спустит вам на тормозах? В общем, приводите тут все в порядок и оставайтесь на местах, завтра мы продолжим.
Сев в «Шкоду» пятерка двадцатилеток покатила назад в Питер, заставив дюжину мужиков опасливо между собой переглядываться.
Намекнув поджигателям на неизбежность наказания, Алекс уже не мог думать ни о чем другом. Сначала это было желанием вернуться на Фазенду в усиленном составе, прихватив помимо гопников Жорку и пяток братков из Боксерской студии и всех в лагере как следует отколошматить. Вариант Б предусматривал действовать законным порядком через милицию и суд. Но тут результат и вовсе обещал быть нулевым. А вот если пристегнуть к этому делу Лукача?! Вот она, причина неискоренимости любой мафии – всегда будет нужда устроить разборки по понятиям быстро и эффективно. 
По дороге назад едва не прозевали мчащийся им на помощь джип отучившегося в универе Жорки. С помощью мобильника развернули сей боевой резерв назад. Алекс пересел к нему в машину, чтобы объяснить ситуацию. При въезде в Питер они сделали гопникам ручкой и поехали с Хазой в Треххатку, вернее, поднялись там только до Стаса.
Капитан уже перегнал на диск самые нужные видеофрагменты. Факт поджога был налицо. Полнолуние четкой ясности не давало, но характерная сутулость и львиная грива крадущегося в дом, а потом из дома бригадира уволенной бригады плотников Агеева читались хорошо.
– Плоды вашего сопливого вида, – прокомментировал свой показ инструктор. –Таких надуть милое дело.
– Они что, совсем страх потеряли? – удивлялся Копылов.
– А что ты сделаешь? Это видео предъявишь? Конечно, можно, но возникнет вопрос, откуда у вас такая аппаратура.
– А что, мы ее не могли сами купить и сами поставить, тем более, что почти так и было, – заспорил Жорка. – Кстати, пока мы этот объект не приняли, за него целиком отвечает подрядчик.
– Я могу взять этот диск? – попросил Алекс.
– Нет, не можешь.
– Хорошо, а полиграф?
– Тоже не можешь, – покачал головой Стас.
– Ладно, – отельер зло улыбнулся и посмотрел на Жорку.
Напарник разгадал его взгляд без труда. Возле джипа оглянулся на Алекса, потом на подъезд, не вышел ли следом за ними Стас.
– Хочешь устроить третью степень? (В переводе с интернатского это означало добрую старую пытку.)
– Не своими руками. Есть специально обученный человек.
– Лукача имеешь в виду.
Алекс не ответил.
– Так он просто замочит этого придурка и все. Оно нам надо?
– Боюсь без него вернуть наш задаток не очень получится.
Следующий день прошел аналогичным порядком: проводы Хазина на учебу, потом разборки с Зондершей об уплате проживания, а в полдень выезд на Фазенду на «Шкоде» с гопниками и с двумя «Макарычами», один – себе, другой – Сенюкову, как самому надежному.
На Фазенде четверки плотников не оказалось. Они, еще накануне, едва зам отъехал, быстро собрались и умотали по домам. Оставшиеся бригады ремонтников и заборщиков продолжали работу, с любопытством посматривая на пятерку боевых двадцатилеток.
Ну что ж, загрузились снова в «Шкоду» и поехали к подрядчикам. «Папа Карло» размещалось на краю поселка городского типа, представляя собой площадку на полгектара, на которой размещены были склады со строительными материалами и в качестве наглядной агитации построен мансардная дача из бруса, бревенчатая баня и щитовой хозблок – смотри и выбирай. Кроме бухгалтерши, уборщицы и сторожа на фирме никого не было. Однако, Алекс знал, что и как спрашивать и очень быстро выяснил адреса и начальника фирмы, и уволенного Агеева, и то, что босс с замом недавно купили дорогие пентхаусы в Питере, а также телефон их «крыши» – бригады отсидевших зэков, усиленно изображавших на районе из себя крутых мафиози. Понял главное, что «Папа Карло» на краю банкротства и никаких долгов уже в принципе не может заплатить.
Пару раз звонил Даниловне, получая ответ, что у нее все хорошо: Ева провела им идеальную экскурсию по Петергофу и Кунсткамере, и они со Стивом в полном восторге, но в интонации все равно присутствовало: «Сам-то куда сбежал?»
По возвращению в Треххатку Алекса у собственного дома перехватил Сева. Выглядел он порядком осунувшимся и болезненным – украденные сто десять тысяч явно давали себя знать.   
– Скажи, ты обо мне никому из своих бандюганов не рассказывал?
– А надо было? – весело осклабился Копылов.
– Разве твои братки не контролируют все твои доходы и расходы?
– А ты у меня доход или расход?
Сева не ответил, просто что называется «ел глазами» собеседника.
– Что-то не вижу любимого конвертика?
– Это тебе вместо него, – кассир протянул ему вчетверо сложенный листок бумаги. На нем было семнадцать позиций с обозначением суммы роялти от 2 до 10 тысяч тугриков. – Из тех денег, что тебе перечислили сто тридцать тысяч раскинешь по семнадцати конвертикам.
– А если не раскину, а себе прикарманю? Давай с тобой пустим их в дело, тридцать процентов твоих будут, – Алекс продолжал шутковать.
– Смотри, дохохмишься. Потом передашь конвертики по частям мне. А может все-таки была утечка информации? – со значением добавил Сева, воображения насчет самоличного участия в краже Алекса ему точно не хватало.
Поднимаясь в лифте на восьмой этаж, Копылов еще раз глянул в «платежную ведомость». Выходило, что два конвертика они у кассира так и не нашли тогда.
11
Дома его ждал удивительный сюрприз: Вера с пачкой пятитысячных купюр в руке.
– Вот, получила сегодня аванс – пятьдесят тысяч.
– Никак свою почку решила продать?
– Ну Алекс. Ну догадайся.
– Или в приличный публичный дом на работу поступила.
– Я тебя сейчас убью.
– Страшную военную тайну ЦРУ продала.
– Что за убогое воображение! Мне в издательстве аванс дали.
– За твои сказки?
– Почти. – И Вера взахлеб принялась рассказывать, что ее сказки очень похвалили, но не приняли, мол, возможно потом к ним вернутся. Зато предложили ей написать познавательную детскую книгу и сразу выдали аванс.
– Представляешь!! Я вижу человека первый раз, и он мне такие деньжища просто так выдает!..
– …И в договоре сказано, что ты еще десять книг обязана за это написать.
– Ну нет же, нет! Фома неверующий. – Вера принесла ему свой подписанный с издательством договор.
В договоре действительно речь шла только о составлении одной книги, но при этом ни слова о дополнительных потиражных выплатах.
– Если миллион экземпляров напечатают, то больше этих ста тысяч ты ни копейки не получишь, – определил он скрытый подвох договора.
– Ну и черт с ним. Зато везде будет стоять мое имя. И ты станешь мужем известной писательницы. – Даже в лучшие их любовные минуты ее глаза не светились таким ликованием как сейчас. 
По этому случаю они открыли бутылку коньяка и в четыре руки изготовили бутерброды с красной икрой и осетриной – гулять так гулять.
Следующий день был днем отъезда Даниловны в Москву, и Алекс решил забросить всю текучку и выгадать момент, чтобы все же заполучить любимую старосту в свою постель. Всего-то и надо было зазвать их со Стивом в «Бирему», свести с мелкобритами и пока Стив перед ними фонтанирует своим обаянием, увести Даниловну в отельную пристройку, где ремонт был уже закончен и начата меблировка.
Но не тут-то было. С утра выяснилось, что их со Стивом позвали по каким-то делам в американское консульство, а еще бойфренд выразил желание посмотреть хоть одну питерскую квартиру изнутри: «Как насчет того, чтобы напроситься к вам с Верой в гости». Нет ничего легче – звонок невесте-писательнице, и Вера, поменявшись выходным с коллегой, стала готовить праздничный стол. 
Вдруг разрешился и «английский вопрос», Грэйс по-прежнему стояла на 60 баксах, а Алекс – на 75, но позвонил из Хельсинки Маккой и сказал, что эту разницу в 15 тугриков отельеру добавят в его личных роялти. За 5 человек это означало прибавку в 2250 долларов. тем более весомую, что она пролетала мимо бухгалтерской отчетности Софочки.
Всё – Грэйс выпорхнула из его кабинета с самым победным видом, да и он сам выдохнул с огромным облегчением, но тут в «Палату №7» постучалась Люсьен.
– Я беременна, – со скорбным видом сообщила она.
Как ни странно, к чему-либо подобному Алекс был давно готов, проигрывая тренажа ради в уме и такую ситуацию.
  – Ну отлично. Поздравляю.
– Это твой ребенок, – добавила она непонятливому нужное уточнение.
– Я так и подумал, – он спокойно смотрел на нее, ожидая продолжения.
– И что теперь?..
– Рожать, а что еще может быть.
– И как?.. А ты? – Она все же чуть сконфузилась от его невозмутимости.
– Постараюсь быть хорошим отцом.
– А… я? Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж?
– Можно конечно и так. Но боюсь, что ты не сможешь быть моей женой.
– Почему?
– Видишь, какую я веду жизнь? Эта жизнь изменениям не подлежит. Если начнешь публично истерить и качать права, мои ребята вывезут тебя на сто первый километр, и я стану вдовым отцом-одиночкой. Как вариант. Подумай.
– Ты сказал, что будешь хорошим отцом. Как это надо понимать?
– Достаточное материальное обеспечение.
– И квартиру купишь?
– Однокомнатную и в новой районе.
– А почему не в центре?
– Чтобы у тебя был стимул к дальнейшему улучшению своих жилищных условий.
– Ну так точно квартиру купишь? – уточнила она.
– После того, как ты родишь. И если меня до этого не пристрелят. Сама знаешь кто.
Диалог был проведен на одном дыхании и ему не в чем было себя упрекнуть, что он сказал что-то не то и не так. Но едва за старшей горничной закрылась дверь, как жуткий дипресняк накрыл Алекса. За прошедшие с момента корпоратива три месяца у них с Люсьен было с десяток любовных свиданий. Первых два раза он просто хотел реабилитировать себя за слишком быстрый и неловкий первый интим, а потом уже просто стал отзывался на ее: «Я соскучилась». Встречались они в ее выходные в квартире Люсьен. То, что она жила с родителями ничему не мешало – те на все лето отбыли на дачу. Сначала, благодаря достижениям резиновой промышленности опасаться ничего не приходилось. Потом Люсьен сказала, что все это не то и стала регулировать их интим с помощью расчета своих месячных циклов. И вот теперь довысчитывалась. Предположения, что ребенок может быть не от него, он не опасался. Его всегда умиляла эта женская хохма повесить на лоха-мужика неродного ребенка. Ну хочется даме обладать страшной семейной тайной – да за ради Бога! Прокормим детей и своих, и чужих.
Но вот Вера!! Для нее это действительно будет удар! В общем стало уже не до новых любовных подвигов, захотелось лишь просто немного развеяться, может быть и хорошо, что с Даниловной снова ничего не сложилось. Позвонил Еве, чтобы в шесть часов, они с Жоркой были как штык в Треххатке на отходной с Даниловной. Сам поехал домой на час раньше – проконтролировать все ли как надо. Вера постаралась на совесть: фирменная утка с черносливом, эскалопы с ананасом, три салата, тарталетки со всякой всячиной, блины с икрой, торт, правда, покупной, но самый дорогой и вкуснейший. Алекс внес поправки лишь с напитками, помог с сервировкой и подбором музыки.
Прибывшие гости первым делом принялись оценивать интерьер.
– О, у вас своя стиральная машина! – восхитился Стив.
– Это и есть твои скальпы! – отметила Даниловна развешенные головные уборы.
– Для полного кайфа не хватает только кошки, в следующий раз привезу, – пообещал Жорка.
– Маловато комнат, девушке со своим ноутбуком приходится в спальне ютиться, – придралась Ева к компьютерному столику Веры.
– Кстати, у нас сегодня праздник. Моя хозяйка получила вчера аванс за свою первую книгу, – похвастал Копылов и проводы Даниловны тут же превратились в большой бенефис Веры. Два часа из трех расспрашивали только о ее книге.
То, что это был всего лишь детский заказной сборник о русских землепроходцах на Аляске и Калифорнии нимало не умаляло его ценности. Жорка аж подпрыгивал от восторга: «Вот я удивлю нашего Питера (пятый новоприбывший «бакалавр» был американцем), он наверно и не в курсе, что половина Штатов когда-то была русской колонией». Ева один в один повторила вчерашние слова Веры, что отныне Алекс станет лишь заурядным мужем известной писательницы. Даниловна с поджатыми губами напомнила, что в России книжная торговля ликвидирована как класс и миллионными тиражами детские книги не будут уже издаваться никогда. Даже Стив вносил свой вклад в общий ажиотаж, расспрашивая есть ли у Веры свой литературный агент или еще нет.
Должное было отдано и ее кулинарному мастерству. Весь харч подметали с треском за ушами. С выпивкой справлялись умеренней – Жорка пошутил, что Даниловну со Стивом пьяных могут с поезда ссадить у нас теперь такие порядки. Про сгоревшую дачу, дабы избежать дамского кудахтанья, князьки вообще не упоминали.
На Московский вокзал заморских гостей провожали уже без Веры. Сами проводы получились так себе: на словах все радостно и бойко, а в подтексте: «Не орел ты у меня, не орел!» И Алексу стоило огромного труда, чтобы не рассказать Даниловне о причинах своей неорлиности.
12
В воскресенье, в университетский выходной отельер с Жоркой на джипе покатили в новгородский поселок Зыковку, где по документам был прописан Агеев, да и другие плотники из его бригады. В машину помимо термоса с чаем и бутербродов загрузили стрелялки, балаклавы, наручники, кастеты, цепь с замком, веревки и даже простые зажигалки (если клиентов придется пытать огнем).
По дороге болтали о чем угодно, но только не о предстоящей акции. Жорку ужасно интересовала бытовая сторона гражданского брака Алекса.
– Что вот так лежат в вазе на кухне пять тысяч рваных, и Вера ни на что, кроме продуктов их не тратит?!... И ни разу на шмотье у тебя денег не попросила?!... И в ресторанах даже устриц не требует?!... Да как такое может быть?!...
– Просто по легенде мое якобы наследство – это бандитский общак, который мне трогать можно очень дозированно, – пытался объяснить Алекс, понимая, как со стороны это нелепо звучит.
– И «Бирему» посмотреть не просится?
– Просится, но я пока не пускаю.
– Ну ты и инквизитор! А твои ночевки в «Биреме»? Тоже никаких ревнючестей? Ну и зверь же ты, Василий Иванович! Спиши слова, как ты это делаешь. Я тоже так хочу.
Разговор зашел и о Еве.
– Ты сколько ей платишь? – бесцеремонно спросил Хазин.
– Четыреста тугриков.
– А Софочке?
– Тысяча двести.
– Считаешь справедливо?
– Разумеется, нет. Но начальство больше платить не велит, позволяет лишь столько, сколько она на своем экскурсоводстве получала.
Жорка, не отрываясь от руля, ждал продолжения.
– Думаю, дело в начальстве, чтобы простая лейтенантша не получала больше него. Каждый день удивляюсь, как они меня самого поборами не обложили. Между прочим, когда повышал народу зарплату, то и Еве хотел поднять ее. Она так меня отчитала, чуть живым ушел. Решил больше не дергаться. Сам, если хочешь переговори с ней, какую цифру потом назовешь, та ей и будет.
Вспомнили и про «Светлобес». Особенностью газеты было то, что все помещенные в ней материалы продолжали сохраняться и набирать просмотры, и для успешного функционирования она требовала не больше одной-двух новых заметок в день. Поэтому со временем работы редактору особенно не прибавлялось, тем более, что приобретенный опыт помогал ему справляться с ней все легче и эффективней.
– Как ни странно, позитив набирает больше просмотров, чем негатив, – довольно заметил Хазин.
– Давай колись, как ты наших матрасников так подводишь.
– Ловкость редакторских рук, ничего больше. Ты же знаешь, на главной странице только названия и небольшие выноски, остальное надо захотеть открыть. Можно сделать выноски из первых строк материала, а можно этим строкам придать супер интрижный вид, что я для любимых материалов и делаю. Кстати, когда будет нормальное финансирование? Твои базовые пять тысяч еще месяц назад закончились.
– Я вчера смотрел, у тебя только девяносто тысяч просмотров. Это три тысячи триста баксов.
– А моя зарплата за три месяца непосильного труда? А отдельный офис в той же «Биреме» в твою отельную кубышку? А дополнительный технический работник? А разные накладные расходы?
– Я думал ты, как Ева за идею работаешь, – довольно ухмылялся Алекс. – Американский бюджет не выдержит твоих хищных запросов.
– Тебе, боссу, тоже чего-то отстегнуть надо.
– Вот это самое главное! Теперь точно что-то пробивать начну.
Под эти бла-бла-бла полтораста верст отмотались совсем незаметно. И вот уже на шоссе указатель: «Зыковка, 3 км». Свернули. Доехав до поселка, упрятали джип в небольшой лесок и, захватив с собой два «Макарыча», пару наручников и скотч, дальше пошли пешком. Поселок представлял из себя унылое зрелище. Полсотни домов, треть из которых стояли заколоченными и практически все без номеров. Лишь у одного более-менее приличного дома под старой ракитой звучала музыка и голоса. Мимо князьков к нему проехала «Нива». Из нее вылезли два мужика и две тетки, стали выгружать сумки с бутылками и продуктами. Навстречу им вышел сутулый парень в темных очках, чтобы помочь, но увидел князьков и двинулся им навстречу. Это и был Агеев.
– Не по мою душу, случаем?
Алекс даже не успел ответить, как к ним подскочила одна из теток:
– А это кто?
– Мои питерские работодатели, – представил бригадир.
– Ну так зови в дом работодателей. Пошли-пошли, – и подхватив князьков под руки тетка потащила их на авдеевское подворье.
Так они оказались на праздновании юбилея авдеевской тещи. Хорошо, что застолье на двадцать человек располагалось в саду под растянутым между яблонь целлофановым навесом, и можно было не снимать курток и как-то скрывать наличие в карманах стрелялок и наручников. Их сразу же посадили за стол и на некоторое время забыли. Всем заправляли пятидесятилетние товарки юбилярши, которые указывали немногочисленным мужикам, что есть, что пить и как поздравлять. Глядя на обалдевшего Алекса, Жорка давился от смеха: «Вот же попали!» Деревенский люд был прост – возражений «я за рулем мне пить нельзя» напрочь не понимал. И через полчаса уже Алекс насмехался над другом: «Как теперь поедешь после третьего стакана самогона?» Впрочем, выпитое почти не сказывалось за обилием могучих разносолов: от фаршированных гусей и бараньих ребрышек до ухи и домашних колбас. Немного угомонившись насчет именинницы, заговорили и о другом. Больше всего досталось зятю, мол, съездил на заработки, не только без штанов вернулся, но и с побитой физиомордией. Стало понятно, почему на Авдееве темные очки – фингалы были сразу на обоих глазах. Но за насмешливостью как-то все равно чувствовалось общее уважение к путевому зятю: и строительный техникум закончил и любую работу знает и вкус к домашнему обустройству имеет. Проявили интерес и к питерцам. Копылову пришлось выкручиваться: «Да, я работодатель, но уволил вашего зятя не я, а босс стройфирмы. Теперь хотим договариваться о новой работе с вашим мастером уже без посредников». Через час у раблезианского застолья случился технический перерыв: мужики захотели погонять по саду мяч с двумя мальчишками-семилетками, а женщины сменить тарелки. И князьки с Авдеевым отпочковались сначала смотреть интерьер дома, который оказался покрасочней и уютней холодного дизайна финских коттеджей на Саймаа, а потом в сарай-мастерскую смотреть на хозяйские деревянные поделки и задавать свои вопросы.
– Фингалы на «Папе Карло» получил?
– Ну да.
– А за что?
– Пытался заработанные деньги получить.
– Получил?
– Не-а. Только под глаз. Леньке Линеву и вовсе ногу сломали. Помните, рыжий такой.
– И что теперь? В милицию не собирался заявлять?
Ответом Алексу была лишь выразительная усмешка: какая еще милиция.
– Ну, а дом зачем поджог?
Авдеев молчал больше минуты.
– На вас рассчитывал?
– Это как? – нетерпеливо вставился Жорка.
– Что вы все узнаете и сделаете правильные выводы.
– Ты поджог, а нам за это «Папу Карло» винить? – недоумевал и Алекс.
– Вы ведь братки. Должны действовать не по факту, а по понятиям, – спокойно произнес бригадир и принялся объяснять несмышленышам, как им следует соблюдать свои бандитские законы.
Картина нарисовалась следующая. «Папа Карло» получал свои доходы, во-первых, за счет строительной пирамиды, когда новые клиенты позволяли оплачивать долги перед старыми клиентами, во-вторых, за счет наемных работников, которые выполняли девяносто процентов всех работ, после чего без копейки денег изгонялись, благо всегда на стройке есть к чему придраться. Причем, изгонялось порой по две-три бригады и лишь на завершающем этапе подключается своя фирменная бригада, которая все доделывает и получает приличные деньги.
– И когда ты об этом узнал? – возник у Копылова естественный вопрос.
– После того, как получил это, – Авдеев снял очки, демонстрируя черноту вокруг своих васильковых глаз. – Кстати, вы бы сами потом натерпелись с этим домом.
– Это как же?
– Двухэтажный дом на сто пятьдесят квадратов из простого бруса – вам бы по триста зеленых в месяц пришлось бы тратить на его обогрев.
– Почему из простого – из клееного, – поправил Жорка.
– Это вам так на словах говорили, вы бы лучше в свой договор заглянули. Сами хоть видели, как клееный брус выглядит. – Авдеев поискал по углам мастерской и достал два толстых куска дерева. – Вот это простой брус, а это брус клееный.
Разница в текстуре дерева не оставляла никаких сомнений.
– Ну а как же у поморов всегда были огромные деревянные дома, их что тоже безумно было зимой отапливать? – решил поспорить Хазин.
– Эти дома были для летнего времени такими. Зимой в них существовали крошечные «зимники», которые только и отапливались. Да зачем вам вообще большой деревянный дом. В вашем пионерлагере есть отличный Кирпичный блок со своей котельной – чем не зимняя усадьба.
– Я читал, что стена в два кирпича все равно сильно промерзает, – вставил свои познания и Алекс.
– Для этого существует тепловая реабилитация дома. Пошли покажу. – Авдеев повел их к каменному дому, нашел чуть поврежденный угол и принялся объяснять насчет кирпичей, газобетонных блоков, утеплителя и внешней отделки.
У князьков от его объяснений голова шла кругом.
– Обожди, обожди, – взмолился Алекс, – ты сам все это сделать можешь?
– Конечно, почему нет.
– Тогда готовься с корифанами к новой работе. Разберемся с «Папой Карло», позвоним тебе. А теперь выводи нас огородами отсюда.
Когда добрели до джипа и тронулись в обратный путь, Жорка вдруг весело заржал:
– Как же ты у нас любишь поджигателей! Одни поджигатели стали твоими охранниками, другие будут верными строителями!
13
Операция «Буратино» (а как еще назвать реванш для «Папы Карло») заняла шесть дней.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ: После очередных игрищ в Боксерской студии Алекс как следует переговорил с Тимоней. Сначала поинтересовался, что домушник надумал со своими долларовыми роялти. Тимоня сказал, что хочет купить хорошую квартиру в центре Питера на имя своего брата-моремана. С самим братом уже договорился об этом, осталось дождаться, когда тот приплывет и заняться покупкой квартиры. Следующие расспросы касались того, как со своими подручными расплачивается сам Лукач. Оказалось, что по-разному: то густо, то пусто.
– Ну по куску баксов хоть выходит в среднем?
– Ты что, хорошо если по полкуска в урожайный месяц наберется.
– А что если я тебя у Лукача в аренду возьму, как футболистов берут? Под регулярные шестьсот тугриков в месяц.
– Ну, не знаю, как-то не слышал о таком. А что делать придется? Хаты бомбить?
– В основном пока охранником. И в «Биреме» и в другом месте. Только одного тебя мне в аренду мало. Нужен второй для прикрытия. Кого из «боксеров» для аренды порекомендуешь, чтобы ни тебя ни меня потом не подставил.
Тимоня к просьбе отнесся весьма ответственно. Выбрал кого надо, тем же вечером переговорил с ним и отзвонился Алексу о полном его согласии.
ДЕНЬ ВТОРОЙ: Алекс напросился на встречу с Лукачем и изложил ему проблему с «Папой Карло». Мол, нарвался на жуликов-строителей. Почти готовый дом из бруса сгорел. Очень мутно обещают все заново отстроить, но известно, что они кидают как клиентов, так и своих работников. Поэтому хотелось бы вернуть задаток в пятнадцать тысяч баксов, выплаченных за стройматериалы и обратиться к другой стройфирме.
– И как ты собираешься эту денюжку получить?
– Мне известно, что эти прохиндеи, босс и его зять заместитель вложились сейчас в строительство собственных квартир в Питере и разъезжают на шикарных тачках. Я думаю, что эти шикарные тачки как раз и покроют мой задаток.
– А каков будет мой интерес?
– Интерес будет в том, что я могу взять у вас пару ребят на полное довольствие. То есть, они как бы целиком ваши в любой момент, зато нет надобности им что-то забрасывать в клюв.
– И ты сам, без моей помощи поедешь туда с моими ребятами и на раз-два отожмешь у них две тачки? – развеселился от такого расклада Лукач.
– С вами, конечно, было бы намного надежней. Но, во-первых, тогда мне пришлось бы платить вам за беспокойство львиную долю, во-вторых, там есть местная шайка-лейка, которая должна затрепетать от одного вашего имени, в-третьих, если не затрепещут, позовем вас и уже обложим всю фирму с их крышей по полной программе. Неужели вам самому не интересно узнать, как далеко простирается ваш авторитет?..
ДЕНЬ ТРЕТИЙ: После второй пары Хазин сорвался с занятий и был подхвачен на машинах остальной компанией: Алексом, четырьмя гопниками и двумя «боксерами». Ввосьмером на джипе и «Шкоде» они прибыли на демонстрационную площадку «Папы Карло» и преспокойно заняли выставочный мансардный домик со своей едой, надувными матрасами, спальными мешками и складными стульями со столиками. «Макарычи» были не только у Алекса с Жоркой, но и у Тимони с напарником (царский жест Лукача). Явившемуся патрону доходчиво объяснили, что не уедут, пока не получат свои пятнадцать тысяч зелени. Ближе к ночи в «Папу Карло» прибыла местная «крыша» – шесть урок с кастетами, бейсбольными битами и одним ТТ. После предъявлении четырех «Макарычей» урки несколько поубавили распальцовку и вступили в переговоры. Получив информацию к размышлению, уехали выяснять по своим каналам, кто есть Лукач. Наутро переговоры были продолжены. Алекс в них почти не участвовал, давал возможность проявить себя бывалым сидельцам: Тимоне с напарником. Конечные условия сделки его удивили: вместо двух тачек ему предложили стройматериалы, что хранились на «Папе Карло», патрон утверждал, что их гораздо больше чем на пятнадцать тысяч долларов.
 ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ и ПЯТЫЙ: Осмотрев склады и навесы фирмы, Копылов убедился, что материалов здесь действительно много, вот только что с ними потом делать? Срочно позвонил Авдееву в Зыковку и рассказал про сложившуюся ситуацию. Бригадир хорошо помнил эти склады и не колеблясь посоветовал брать все подряд, только не забыть получить на это расписки патрона и бухгалтера, дабы потом не случилось обратного хода. Готов был и сам прибыть с бригадой и немедленно приступить к работам.
Найти большие грузовики и осуществить саму перевозку было уже делом техники. Работников фирмы к складам не подпускали, сами весело и азартно в восемь мужских сил грузили бесконечные брусы, доски, метало-черепицу, кирпич, плитку, утеплитель, стекло, столярку, не забывали прихватывать с собой и болгарки с электрорубанками – потом разберемся. Тут же получали все нужные подписи и печати. Посмотреть на сей рэкет приезжал и местный участковый, но, разобравшись, что к чему, побыстрей укатил восвояси. К концу второго дня по складам гуляли лишь ошметки упаковок.
ШЕСТОЙ ДЕНЬ: Всей бандой наводили порядок на Фазенде. Ремонтников Кирпичного блока и заборщиков там уже не было, поэтому осваиваться приходилось с полной основательностью. Летняя столовая на сто пятьдесят мест подошла в качестве большого хранилища, куда поместилась почти вся добыча. Кухня и туалеты тоже уже действовали. Для постоянной сторожевой службы осталось лишь привезти холодильник, кое-какую мебель и полдюжины злых собак. На первых двое суток в качестве боевого охранения на Фазенде остались четверо: Родя с Покусанным Денисом, и Тимоня с напарником со своими «Макарычами». Позже, когда все утихнет, предполагали сторожевую службу сократить до трех и даже двух человек.
14
После всей этой бандитской мелочевки дошло наконец дело и до любимого шпионства. Теперь Алексу собственноручно приходилось снимать со счета в банке нужную сумму зелени и распределять ее по конвертикам для Севы.  выяснилось, что собственные роялти отельера так и остались на уровне 7 тысяч. Маккой не забыл про  дополнительные тугрики за Лэнгвидж Скул, а также утвердил смету на 4500 баксов на «Светлобеса»: 800 – главному редактору, 400 – техническому секретарю, 1500 – на редакторский офис, 1300 – на гонорары авторам, 300 – на накладные расходы. Алекс был доволен – значит, где-то на Кубе Исабель с его подачи продолжает успешные контакты с матрасниками, иначе бы вряд ли Лупастик был бы таким покладистым.
Офис «Светлобеса» перенесли из квартиры Хазина в одноместный номер в отельной пристройке. Техническим секретарем решили попробовать Лару – вдруг получится, очень не хотели вводить в «Бирему» на постоянной основе новых не проверенных людей. Путана-скрипачка была в полном восторге от повышения своего статуса, в первую очередь тем, что имеет собственный служебный кабинет, где может даже остаться на ночевку на небольшом диванчике.
– Но чтобы здесь без всякого секса? – железно потребовали князьки.
– Что, даже с вами здесь нельзя побаловаться? – не преминула подколоть она их.
– Надо подумать и решить, – чуть смутился от ее прямоты Жорка.
– Только за очень большие достижения на газетной работе, – пообещал Алекс.
Вторую комнату в пристройке заняли, покинув подвал, Родя с Покусанным Денисом. Им тоже был повышен статус. Вместо ночного вахтерства в отеле и дневного экспедиторства на хазинских кофемолках предоставлено телохранительство мелкобриттов вместо слишком дорогостоящих Глеб с Игорем, которые еще летом с общего согласия были отчислены из «Биремы». Новый статус хоть и сильно повысил Роде-Денису зарплату, но заставил их раскошелиться на дорогие строгие костюмы и переселение в пристройку из подвала, да и половину окладов они так и продолжали выплачивать за сожженный Катафалк. Однако парни все равно были чрезвычайно довольны своим новым положением, тусуясь теперь в Буфете и Клубе, сидя вольнослушателями на уроках инглиша и сопровождая «бакалавров» по музеям и театрам.
Третью комнату (бывшую кухню) занял сам Алекс, вернув «Палату № 7» в общий гостиничный строй. Да и то сказать, забыты были времена, когда в «Биреме» имелись пустующие номера. Теперь чтобы попасть сюда завсегдатаям-командировочным приходилось записываться заранее в очередь.
Положение Копылова в отеле тоже заметно изменилось. Если повышение зарплаты сделало его легитимным отельером в глазах персонала, то произведенные ремонты и расширения полезных площадей позволили ему уже и в собственных глазах почувствовать себя полновесным хозяином «Биремы». А его торг с Грэйс и отсутствие какого-либо пиетета перед заморскими гостями и лукачцами и вовсе превратили Главного князька в беспрекословного альфа-льва всего гостиничного прайда. Первой это в присутствие Хазина отметила Ева:
– А вы заметили, как вырос в отеле рейтинг нашего босса? Может в салфетках и наволочках он еще не Копенгаген, но во всем остальном тотальный господин.
– Мелкобриты за алчность его тоже больше полюбили, – согласился с ней Жорка.
– Вы сейчас накаркаете! – сердито осадил их Алекс.
Под карканьем он подразумевал ситуацию с Люсьен, каждый день ждал от нее какой-нибудь скандальной выходки, которая и его ославит, и до Веры дойдет. Но нет, обиженная горничная никакого скандала не закатила, две недели походив с оскорбленным видом, она вторглась к нему в новый кабинет со словами:
– Можешь радоваться – расходоваться мне на квартиру не придется. Бог услышал твои молитвы, у меня случился выкидыш.
– Если тебе так неприятно на меня смотреть, – отвечал он ей, – давай переведем тебя в хазинский магазин с хорошей зарплатой.
– Я подумаю, – горделиво бросила она, хлопая за собой дверью.
Эта неприятная сцена надоумила отельера снова призвать в пристройку рукастых молдаван и поручить им сделать дополнительный тамбур возле двери кабинета с тем, чтобы из него было два выхода: один в «Бирему», а другой в коридор, ведущий в подъезд соседнего дома и на выход в соседний двор. Когда их работа была закончена, получилось совершенно автономное кабинет-жилище, куда Алекс уже редко кого пускал, используя для разговора с персоналом кабинет Софочки или банкетный закуток Буфета.
15
Сильные осенние дожди умерили поездки на Фазенду, где отныне ударными темпами пахали новгородцы Агеева. В «Биреме» и Клубе все катилось установившимся порядком, беспокойства не доставляли ни Лэнгвидж Скул, ни Боксерская студия.
Жизнь Копылова даже обрела свой распорядок дня. Если прежде они просыпались с Верой одновременно, то с тех пор как она стала допоздна просиживать над своей заказной книгой, он предоставил ей возможность спать до восьми часов.
Сам обычно просыпался где-то в половине 6 утра. Но до шести непременно просто лежал в постели, прикидывая предстоящий день. Ежедневника принципиально не вел, полагаясь на собственную память.
6.00 – 7.00 – Шел в кабинет и, проверив электронную почту, садился на велотренажер, надевал наушники, брал в руке переключалку и крутил педали, путешествуя по русско-английско-испанским теленовостям, благо «тарелка» за окном это позволяла. Потом 15 подтягиваний на турнике и 20 уголков для пресса. Далее душ и легкое чаепитие с творожным сырком.
7.00 – 8.00 – Инглиш: 10 страниц англо-русского словаря и 30 страниц какого-либо англоязычного романа.
8.00 – 8.30 – Снова под бочок к Вере. Пять суточных интимов давно сменилось у них сперва на четыре, потом на три интима, но от двух обязательных любовных подвигов утром и вечером он не согласен был отказываться ни за какие коврижки. «Стена секса», – тихо шептал ей на ушко, и еще не проснувшись, она с улыбкой поворачивалась к нему.
8.30 – 9.45 – 40 страниц чтения институтских учебников и плотный мясной завтрак с кофе и пирожным, так чтоб до вечера есть уже не хотелось.
9.50 – Вера шагала триста метров до своей библиотеки, а он загружался в «Шкоду» Сенюкова и ехал в «Бирему».
    10.20 – 18.30 – Отельерство или выезд на Фазенду. Непременно стремился каким-то образом прочитать 30 страниц русской или испанской беллетристики и урвать часик на послеобеденный сон в машине или служебном кабинете.
18.30 – 22.00 – Либо встреча с Верой где-либо в центре, ужин в кафе или ресторане, поход в кино или в театр, либо прогулка с Хазиным по неприметным улочкам центра города с выбором нужных точек для сообщений и ухода от слежки, либо тоже с Хазиным тренировки в Боксерской студии, и тусовка в Клубе с мелкобритами.
Когда у Веры были выходные, они и вовсе могли уехать куда-нибудь в парковый пригород на весь день на демократичной электричке.
  22.00 – 24.00 – Проверка у Веры ее заданий по инглишу, новая порция теленовостей, половинка какого-нибудь советского фильма (сказки или комедии) и непременно дела любовные: с чувством, толком, расстановкой.
Слабым звеном в этом джентльменском наборе оказались, как ни удивительно, два обязательных интима, вместо того, чтобы утихомирить мужской голод жениха, они только еще сильнее разжигали его. С изумлением замечал Алекс, что и женская половина человечества не только в «Биреме», но и даже на улице, проходя в метре от него, как-то тоже более заинтересованно посматривает в его сторону, словно какие-то непонятные флюиды, исходящие от него, подают им некий призывный сигнал. Положил себе за правило перед самым выходом из дома принимать горячий душ – не помогало. Принимал рассеянный глубокомысленный вид – тоже без толку. Позже где-то вычитал, что простодушных женщин часто провоцирует сам вид мужчины: с аккуратной прической, мужественной небритостью, ухоженными ногтями, всегда свежей рубашкой, чистой обувью, четкостью в словах и поступках, ровным отношением к любому и каждому. Ну что ж, это есть у меня, определил он и немного на эту тему успокоился.
У Люсьен родители с дачи уже вернулись, но она обрела ключи от квартиры своей подруги, которая работала по вечерам, и их свидания раз-два в неделю переместились туда. Решительно взялась за дело и Лара, столь долго показывала ему исподтишка   выразительные знаки, что он в конце концов сдался: ладно, показывай свой суперсекс. Думал, этим все и ограничится. Не тут-то было! Неделю спустя она принесла медицинскую справку о своем здоровье и сказала, что хочет быть его четвертой женой – не прошли даром слова о многоженстве, брошенные им на дне рождения Хазина.
– Только у меня железное условие – не меньше трех сексов в неделю, чтобы я на других мужиков не западала.
– Ты совсем очумела! На фига тебе это нужно! – даже возмутился он.
– Ну я не виновата, что ты мой герой. Хочешь избавиться от бедной девушки – продай меня кому-нибудь.
– И продам! Найду самого мерзотного мужика и продам, – грозился Алекс.
Особо придумывать им с конспирацией не приходилось. Наличие в их Пристройке Роди-Дениса было хорошим прикрытием, ну, а когда те убывали с мелкобритами в Мариинку или филармонию, то дверь на замок и вперед. Сам он инициативы, как и с Люсьен редко когда проявлял. Но на ее вопрос: «Побаловаться не хочешь?» – увы, отвечал положительно.
А были еще юные завсегдатайки Клуба, которым ужасно нравилось дразнить отельера курением тонких сигарет или просить «угостить девушку бокалом шампанского». Тут главное было не остаться с игривой особой в закрытом помещении наедине, где рефлекс оказывать женщинам секс-уважение мог взять верх.
Слава богу, до мелкобриток дело пока не доходило. Для них он, несмотря на видимость дружбы, продолжал оставаться человеком низшей расы – ну и с нашим вам удовольствием! Зато неожиданно удружил Жорка, привел из универа двух прелестных черноглазых кубинок: мулатка Даина была из соседней с ним группы, квартеронка Селия – ее подружка с третьего курса. Показал им «Бирему» как главную достопримечательность Питера. Кубинки владели английским еле-еле, поэтому князьки, понтов ради, принялись обращаться к девицам только по-испански, изредка добавляя русские слова. А так как Даина-Селия оказались завидными болтушками-хохотушками, то английская речь в тот вечер, к удивлению всех присутствующих, и вовсе оказалась не в чести. Узнав, что Алекс – еще и владелец отеля, шоколадки тут же попросили дать им какую-либо работу. Уж не путанами ли ко мне хотят? – насторожился Копылов. Но девушки претендовали лишь на четверть ставки официантки или горничной по вечерам – им чудовищно нужны были деньги.
– А если устроить школу кубинских танцев? – нашел иной выход Жорка. Тут же в фойе Клуба нашли музыку румбы и сальсы, и гостьи выдали столь зажигательные танцы, перед которым померк даже рок-н-ролл Алекса с Ларой.
– Все, заметано, мы с Георгием ваши первые платные ученики, – объявил Копылов.
Под Танцпол определили подвальный тренажерный зал, откуда тренажеры перенесли в другой закуток, а в новоявленном Танцполе устроив цветомузыку и развесив зеркала. Поначалу учеников у Даины-Селии были только Алекс с Жоркой. Но закрытый характер танцевальной студии сделал свое дело: на платные занятия три раза в неделю сперва записались Лара с Евой и Люсьен, следом еще с полдюжины учениц Лэнгвидж Скул, затем и Оливия притащила туда упирающегося Томаса. В общем, то, что не удалось Ларе с блеском получилось у кубинок. Три несчастных кавалера на дюжину танцорок – это было что-то! Зато им уже и к тренажерам отпала нужда подходить – каждое занятие облегчало мужиков на полтора килограмма живого веса, оттуда бегом только в душ. Единственным минусом кубинок было то, что они вели себя как настоящие хинитеро – ресторанные разводилы. Но почему бы и не позволить им небольшое угощение, хотя бы за приятность общения на испанском!
Быстро уразумев, что никто не рвется за простую выпивку затащить их в постель, девушки сами вышли на охотничью тропу. Даина положила глаз на Хазина, а Селия принялась охмурять Алекса. На ее завлекательные ухватки под пронзительными взглядами Евы, Люсьен и Лары совсем не воспламеняли его и, чтобы положить им конец он не придумал ничего лучше, как признаться Селии, что является геем, но так в России за это расстреливают, то лучше, если она никому об этом не скажет.
Тем не менее, Люсьен, не веря ему, бушевала:
– Еще и негритянку завел! Русских баб ему не хватает. Вере все расскажу.
– Отлучу от простого женского счастья, – смеясь, урезонивал он ее.
Свою новую отельерную он для любовных утех принципиально не допускал, предоставляя дамам возможность самим выбирать другое место романтической встречи. Выговоренное им у Веры право один день в неделю не ночевать дома оказалось весьма ценной штукой, именно благодаря тому, что это была действительно ночь без баб, когда можно было побыть в одиночестве и без помех обдумать все последние события и наметить план своих ближайших действий. И отельерная в Пристройке куда он мог незаметно, как войти, так и выйти, как нельзя лучше способствовал этой Ночи Робинзона. Особенно трудно было с Люсьен и Ларой: одна постоянно рвалась «заправить» боссу постель, другая пыталась «побаловаться» на его узкой тахте. Пришлось неразумных гурий выпроваживать буквально в толчки: «Тихо, дорогие гражданки, Чапай думать будет»!
Окончательно избавившись от их ночных посягательств, Алекс созрел и до новой инициации Веры. Без всякого предупреждения после театра повел ее не домой, а в «Бирему», вернее в свою отельерную. Тихо, никем не замеченные пробрались из соседнего двора сперва в подъезд, потом в тамбур и в офис.
– Это и есть твой служебный кабинет, где ты раз в неделю ночуешь! – Вера и не пыталась скрыть разочарования, оглядывая столик с двумя компьютерами, небрежно застеленное односпальное ложе, 20-дюймовый телевизор и электрочайник с пачкой печенья и намеренно не помытой чашкой (чтобы не видно было нигде женской руки).
Он едва удержался, чтобы не включить на компьютерах мониторинг отельных видеокамер – трудно было предсказать, как она отнесется к слежке за персоналом и постояльцами. Вместо этого предложил ей романтическую ночь под бутылку красного вина и музыкальные программы по ТВ. В три часа ночи дал команду одеваться, открыл своим ключом внутреннюю дверь тамбура и за руку повел любимую Гюльчатай на экскурсию по «Биреме». Все в отеле к этому моменту погрузилось в глубокий сон. Не спал только Покусанный Денис в вахтерской. Взяв у него связку ключей, Алекс провел Веру по всем прелестям «Биремы»: от новой выставки (уже настоящих картин) до Боксерской студии, Бильярдной и Танцпола, сауны и Тренажерной. Завел ее и в Лэнгвидж Скул, где по всему коридору были развешены виды Мелкобритании.
Вера от всего увиденного была в глубоком социальном шоке.
– Как тебе удается сочетать уголовников с англичанами и выставочным залом?!
– Надеюсь, ты теперь понимаешь, почему я пока не могу тебя встроить во все это?
– Кажется, понимаю. Ну что ж буду ждать, когда приведешь меня сюда через парадный вход.
16
– Ну привет, дорогой товарищ! – на пороге его Отельерной стояла собственной персоной Вика Гоголева, старлей питерского ФСБ, всем своим приятным очкастым видом, как бы говоря: вот и поймала тебя.
– Привет, – от неожиданности он не совсем справился со своей мимикой, и тем выдал себя. Нелепо было уже доказывать, что он не ее студенческий сексот Дима Волков?
– Гостиницу заимел, английскую школу открыл, дачу на Саймаа купил, ранчо строишь, – перечислила она его злодеяния. – А отчеты как-то уже и писать перестал.
Вместо ответа он вынул мобильник и нажал кнопку вызова Евы, которую только что видел в Буфете.
– Зайди, – коротко сказал-приказал.
– Это ты кому? Уж не охраннику ли? – чуть усмехнулась Вика.
Через двадцать секунд в Отельерную без стука вошла Ева.
– Здравствуйте, – на всякий случай поздоровалась она с незнакомой гостьей.
– Тут меня про какие-то отчеты спрашивают, – сообщил Алекс.
– Вы кто? – спросила Ева.
– Одна из учениц вашей Лэнгвидж Скул, – сдержанно представилась чекистка.
    – По какому вопросу? Какие отчеты? Или лицензия на учебную деятельность?
– Да, хотя бы лицензия.
– Идемте, я вам покажу.
И Вика, сверкнув на Алекса взглядом, вынуждена была топать за ней. Не успел он досмотреть все испанские новости по ТВ, как Девушка Бонда вернулась и сердито плюхнулась на единственный посетительский стул Отельерной:   
– Рассказывай. Причем все!
Он был совсем не против – почему бы не сгрузить на нее часть своих проблем, если она так этого хочет? Вот только «глушилку» сейчас включу.
– Год назад я разослал сначала по московским редакциям, а потом по интернету компромат на тридцать перестроечных больших чиновников за их службу на матрасников, меня повязали и на машине вывезли из Питера в Москву на явочную фээсбэшную квартиру. Там меня как следует допросили, увы, даже без пыток, а потом навели обо мне справки. В справках, как я понимаю, говорилось, что я не подсуден их юрисдикции. И чтобы не терять лицо, они завербовали меня в качестве стукача моего питерского ликбеза. Эта Вика стала моим местным куратором. Ты ведь в курсе, что раньше я звался Димой Волковым? Теперь рассказывай ты.
– Что за привычка у тебя черт знает куда втюхиваться! Что еще о тебе я не знаю? Где ты взял этот компромат?
– В один день – только одна тайна. Ну?
– Мне она ни про какое ФСБ, ни про Диму Волкова не сообщала, просто попросила посмотреть документы на школу. Действительно ли мы даем потом кембриджский сертификат? Записана в школу как Виктория Гоголева.
– Интересно, восемь тысяч в месяц она будет отстегивать из своей зарплаты или это будут ее служебные расходы?
– Спроси и узнай, – дала Ева могучий совет.
На следующий вечер повторилось почти то же самое, только уже с Севой. С ним Алекс столкнулся, когда Перегонщик выходил из учительского блока в вестибюль. Молча посмотрели друг на друга, после чего Копылов направился в туалет, а Сева следом за ним. Туалет был как раз на одну кабинку и один писуар, поэтому при включенной воде, ничто не могло помешать их прямому общению.
– Самый лучший способ получить от тебя конвертики, да и английский хочу подтянуть, – объяснил Сева свое ученичество. – Слышал, для своих у вас тут есть скидка, не сделаешь по блату?
– И не мечтай. Сам решил или направили?
– А как хочешь, чтобы я ответил? – нахально осклабился Перегонщик. – В пятницу у меня следующее занятие, заберу пятый, восьмой и девятый конверты. В это же время.
– В пятницу я на Фазенде, вернусь не раньше девяти. Пару часиков подождешь меня в Буфете или Бильярдной.
– Хочешь, чтобы я тебе дополнительный прибыток дал?
Но Алекс уже, не слушая, выходил из туалета.
Так в «Биреме» завелось сразу аж два новых соглядатая. Впрочем, вели они себя без понтов, ни в чем, кроме учебы и редких посещений Клуба с Буфетом замечены не были, и Копылов быстро привык к их посещениям: ну поставят еще десяток новых жучков, эка невидаль – кто им будет подставляться, только не они с Жоркой и Евой.
На Фазенде тем временем тоже все более-менее стабилизировалось. Даже скрытое видеонаблюдение показывало, что новгородцы не филонят, а честно пашут по восемь-десять часов в день. На фундаменте сгоревшего брусчатого дома росли кирпичные стены одноэтажного четырехкомнатного Бунгало, дополнительно утеплялся Кирпичный блок, превращаясь в Усадьбу о восьми спальнях, не считая огромной столовой и кухни.
Поползновения Хазина прямо сейчас в зиму купить лошадь с седлом и двуколкой и превратить один из щитовых развалюх в конюшню Алекс пресек на корню:
– Найдешь две тонны сена и полтонны овса, не считая других прибамбасов, тогда покупай.
– Каких других прибамбасов? – напряг уши Жорка.
– Вот почитай, – отельер протянул ему книгу о содержании лошадей, специально взятую из своей библиотеки Верой.
Вопрос был исчерпан.
Зато той осенью у князьков образовалось дополнительное развлечение в хазинском Магазине. Их прежнее разовое экспедиторство превратилось в настоящий спорт. Не меньше 2-3 раз в неделю оба брались развозить по адресам клиентов бытовую технику. Руки сами требовали какого-либо полезного физического применения. Некоторые жильцы, особенно там, где не работал лифт, считали своим долгом юным мальчишкам-грузчикам давать дополнительную денежку: не все же обогащаться вашим хозяевам-захребетникам. Причем побеждал в соревновании тот, кому давали самые мелкие чаевые – приятно было ощущать себя богачом со сторублевым бонусом. Злостных неплательщиков, вроде челябинских братков больше не встречалось, зато попадались привереды, которые придравшись к какому-либо пустяку отправляли грузчиков со здоровенным холодильником или стиральной машиной восвояси прямо из своей прихожей. Впрочем, князьки такие проколы тоже относили к категории полезного жизненного опыта.
Вообще, они хорошо дополняли друг друга не только в лихих драках, но и в любом другом взаимодействии. Более горячий Хазин обычно быстро загорался, но и резко спускал обороты, боясь выглядеть наивным и смешным. Алекс же наоборот любое действие предпочитал отложить на следующий день, зато потом действовал твердо и решительно. Янычарский школа, где царила тотальная прослушка, идеально подготовила их к теперешней жизни, выработав на автомате привычку самые компрометирующие слова выражать с помощью определенных знаков. Наслушавшись через прослушку их разговоров даже Стас успокоился: «Эта пацанва борозды не испортит».
Всегда в хорошем настроении, готовые в тридцать секунд решить любую проблему, уважительные к людям, пока те их не разозлили, ни пьющие, ни курящие, знающие цену деньгам и хлесткому находчивому слову. А их кулачные подвиги, образованность, знание языков, независимость суждений всех окружающих быстро отучали смотреть на них как на выскочек и малолеток.
– Я разгадала ваш секрет, – обронила однажды на их тройственном совещании Ева. – Вы просто пока растущие организмы, которые еще ни в чем не выработали свои привычки и приоритеты. Не умеете ни любить, ни ненавидеть, ни бросаться на баррикады.
На что они лишь переглянулись между собой.
– Ну знаешь и знаешь, только никому не рассказывай, – попросил Жорка.
Алекс только весело рассмеялся – навешивай на нас бирки какие хочешь.
17
Самой скучной частью жизни Копылова как ни странно стали теперь мелкобриты. Весной, когда Лэнгвидж Скул только начиналась все было гораздо интересней, постоянно хотелось чем-то поразить и подкупить заморских гостей. Теперь же с ними было полное спокойствие. Ну приехали, ну преподают, ну задают нелепые вопросы.
Не помогал и улучшенный Клуб. Жорка выцыганил у Алекса вторую плазму для бывшей Бильярдной и в Клубе возник настоящий двухзальный кинотеатр, где в параллель с фильмом на английском языке с русскими титрами всегда можно было посмотреть и футбол, и русский сериал. В Фойе появились игровые столики для бриджа, шахмат и нард, сильно пополнились книжные и журнальные полки, одна из стен украсилась мишенью дарса. В подвале появился тир с пневмашками, луками и арбалетами, цивильный вид приобрели залы с бильярдом и тренажерами, не говоря уже о Боксерской студии, куда уже приходили не только лукачцы, но и другая молодежь. Отбоя не было от девушек в Танцполе. Помимо Буфета по вечерам работали пивбар при сауне и коктейль-бар в Фойе для любителей выставок. В общем, все тридцать три удовольствия, не выходя из отеля.
На этом фоне сама Лэнгвидж Скул уже не имела прежнего блеска. Вдруг обнаружилось, что вернуться на учебу захотели не все ученики, а те, кто вернулся больше хотят заниматься с русскими учителями, чем с природными англичанами, не знающими русского языка. Пришлось некоторым ученикам-старожилам даже снизить оплату, чтобы на уроках было не так пустынно. Немного выручало индивидуальное репетиторство, но в финансовом плане оно особой погоды не делало. Чисто для массовости за половинную оплату занятия стал посещать практически весь персонал отеля, включая и Циммера с Тамарой, и Лару с Люсьен, и приезжающую на своем «Ауди» диву Инну.
Насчет дискуссионного клуба при разговоре с Маккоем у Алекса сорвалось, что называется для красного словца. Но и это исполнилось. Заводилой здесь выступал новый учитель 27-летний Питер Гилмут, уроженец Нью-Йорка, закончивший в Англии университет. На фоне сдержанных и воспитанных мелкобритов ему особенно хотелось продемонстрировать свою американскую простоту и общительность. Сразу объявив всем, что цель его пребывания в России – писать книгу о постсоветском менталитете, он тут же приступил к энергичному сбору материалов для будущего опуса. Уже на второй день, включив диктофон, он подступился со своими вопросами к Алексу:
– Мне сказали, что до тринадцати лет вы жили и воспитывались в Центральной Америке, не можете ли вы рассказать мне, как прошла ваша адаптация к жизни в России?
Происходило это на самоварном чаепитии в Фойе. Хазина не было, зато присутствовали Ева с Ларой и «бакалавры». Естественно все они тут же навострили уши.
– Что именно вас интересует? – вежливо уточнил Копылов.
– Ваше первое ощущение?
– Что я попал в ад, – честно отвечал отельер.
– Ад в чем? – обрадовался Питер.
– В людях, в обстановке, в погоде, в грязи на улице.
– И как быстро это у вас прошло?
– А оно и не прошло. Я по-прежнему считаю, что живу в аду.
Питер не поверил, выразительно повел головой, мол, этот отель тоже для вас ад?
– Вы видно шутите?
– Вы спросили – я ответил. Шутя или серьезно, я не знаю. – Что особенного было в английском языке, так это вездесущее «вы», придающее самым прикольным пикировкам вид серьезного разговора.
Так же реагировал Алекс и на другие подобные расспросы Питера, всякий раз оставляя матрасника в сомнениях насчет искренности слов оппонента.
Но настоящий праздник наступал, когда в полемику с Гилмутом, перерастающую в перепалку вступал Хазин. Прямо физически ощущалось, как Светлобес обкатывает на Питере то, что через пару дней появится в его газете.
Чего стоил один хазинский пассаж про «Слово о Полку Игореве», которое Жорка назвал главным русским шедевром впереди всяких Толстых и Достоевских, мол, в «Слове» заложена формула всей русской жизни на тысячелетие вперед.
– Там есть такое выражение «О, Русская земля, уже ты за холмом!». Представить немца, восклицающего «О, моя Бавария, уже ты за холмом!» я могу. Могу и англичанина: «О, мой Йорк, уже ты за холмом!» Но вот американца, восклицающего «О, мой Арканзас, уже ты за холмом!» при всем желании почему-то не могу.
– А какой смысл в этом выражении? – недоумевал Питер. – Это о чем?
– У нас был такой Владимир Ленин, вы, наверно, слышали? Он утверждал, что все нации были созданы до XIV века. Вот я теперь и ломаю голову, можно ли все нации, которые были созданы позже, назвать полноценными нациями и народами.
Лицо Гилмута даже пятнами пошло от этих слов.
Не осталась в стороне и столь милая сердцу западных умников тема однополой любви, но тут Жорка тоже не отсиживался в обороне, а смело шел вперед, используя прежнюю находку Алекса насчет многоженства.
– Нет никакого сомнения, что в будущем планету ждет именно повальное многоженство, причем чисто по экономической причине, – безапелляционно вещал Хазин. – Когда энергетические ресурсы всякого мужчины упрутся в свой физический предел, всплывет необходимость включать дополнительные резервы. В VII веке арабы придумали просто и эффектно: четыре жены. И бедуину в пустыне ничего не оставалось, как броситься на богатые страны, чтобы обеспечить своих жен приличными драгоценностями.
Питера как всякому американцу, не приходило в голову, что человек с серьезным видом может говорить заведомую чушь. Зато Оливия с Томасом и Юджином с трудом прятали улыбки.
Не забыл он и про отличие русских от немцев (читай от англосаксов).
– Немцы строят свое государство за счет мудрого самоограничения: зная, что из предмета, имеющего неправильную форму, любые стены выйдут кривыми и непрочными, каждый немец добровольно придает самому себе форма идеального кирпича, стирает у себя все углы и выпуклости, мешающие этой кладке. Мы же, великороссы, только из этих неправильностей и состоим. Но наша государственность все равно хоть и выходит кривой, зато очень прочной, потому что это уже не кирпич, а железобетон.
Как-то заговорили об особом долготерпении русского человека.
– Все дело в русской географии, – пустился в объяснения Жорка. – Вы представляете, что значит жить тысячи лет в лесу с большой семьей у одной русской печки. Причем эта русская печь никак не может обогреть пространство больше двадцати пяти квадратных метров? И вот вы насмерть разругались со своим соседом и ночью среди зимы он поджег ваш дом. И что идти с десятью детьми к родственникам в другую двадцатипятиметровую избу? Вот и выработали за столетия терпеть и ни с кем сильно не ругаться. А для сброса агрессивности у нас всегда были деревенские бои стенка на стенку, чего тоже никогда не было в европейских странах.
Шикарно расправился он и с европейским понятием свободной личности:
– Да, согласен, в России никогда не было свободы в вашем понимании этого термина. Зато в России всегда было такое понятие как вольность. Если свобода – это правильная свобода, то вольность – это свобода неправильная, это проявление свободы не по законам или биллям, а по собственному хотению. Подчинялся, подчинялся, а потом вдруг взбрыкнул и не подчинился. Это и есть наша вольность. Кстати, можете себе записать, что есть главная тайна русской души, она выражается пятью словами: «Ты моему нраву не прикословь!» Причем это касается не только мужчин, но и самых послушных девушек. В один прекрасный день они могут так взбрыкнуть, что психоаналитики всего мира только с ума сойдут.
– Откуда ты это только знаешь? – частенько спрашивал его потом Алекс.
– Да так, откуда-то, – неопределенно пожимал плечами Жорка.
Разумеется, хазинские спичи мало в чем убеждали мелкобритов в компании с матрасником, зато удивительным образом действовали на Копылова. Любые назидания от людей взрослых он всегда принимал с известными оговорками, зато то же самое высказанное ровесником тут же врастало в него словно собственным знанием.
18
Вере по почте пришел вызов на оформление наследства бабушки и перед тем, как уехать в Тверь, она затеяла со своим гражданским благоверным серьезный разговор.
– Я все же хочу купить в Питере себе однокомнатную квартиру.
– И что ты будешь с ней делать?
– Иногда прятаться от тебя, иногда приглашать своих родственников и друзей.
– Супер!
– Только мне не хватает пяти тысяч. Та, которая мне нравится, стоит двадцать тысяч. Не мог бы ты…
  Ничего себе! Оказывается, она втихаря уже себе и хату выбрала! А что, если он не станет ее отговаривать?
– Пять тысяч? Не вопрос, конечно, дам.
– Не дам, а одолжу, – поправила она.
– Конечно, одолжу.
Отправляясь из дома в «Бирему», он гадал, что это было: демонстративный жест независимости, проверка его отношения к ней, предтеча будущего охлаждения. Положительно, невеста продолжала его регулярно удивлять.
Похожая ситуация у него была и с Люсьен, которая тоже старалась убедить Алекса купить нормальную квартиру для нее, вернее, для их любовных свиданий. Всего-то и надо было каких-то сорок тысяч баксов. Ты, мол, за месяц столько зарабатываешь.
Простая, вроде бы арифметика, но весь организм Алекса упорно сопротивлялся ей, не желая расставаться с «нажитой непосильным трудом» зеленью. Было даже не очень понятно почему, собственно, он такой жадный: неужели просто денег жалко. Тем более, пример дивы Инны с ее папиком был перед глазами. Только потом до него дошло: такой подарок автоматически его самого превращает в унизительного покупателя женских любовных услуг за энную сумму.
Разумеется, при высказывании вслух все это выглядело ужасно неубедительно и даже глуповато. Впрочем, вода камень точит и месяц назад он выдвинул Люсьен свое условие покупки:
– Хорошо, но я покупаю эту квартиру на свое имя. Ты в нее заселяешься и через три года я ее переоформляю на твое имя.
– Три года, что это за срок такой? – совсем не обрадовалась она. – Чтобы я тебе успела надоесть, и ты нашел бы подходящий повод для разрыва? Или тебя за это время подстрелят, и я у разбитого корыта?
Насчет «подстрелят» довод был железобетонный.
И сегодня после разговора с Верой, когда Люсьен принесла ему в отельерную чай с бутербродами и снова спросила «надумал или еще нет», он сказал ей так:
– Хорошо, давай я покупаю тебе квартиру, но мы с тобой полностью все прекращаем, ты увольняешься из «Биремы» и больше мне никогда не звонишь.
– Это ты меня решил проверить? За деньги я с тобой или нет? – горничной и это было не в масть.
– Просто ты с квартирой сразу превратишься в мою вторую семью. Против тебя как возлюбленной я ничего не имею против, но как вторая семья… – Алекс сделал весьма выразительный жест руками, мол, увы и ах.
Минуту Люсьен молчала, поигрывая пустым подносом.
– И ты готов хоть завтра пойти в банк и дать мне эти деньги?
– Не совсем так. У меня есть еще одно условие: квартира будет куплена не мной.
– Как это?
– Богатым папиком должен быть другой. Например, Попов. Ты же сама говорила, что он к тебе когда-то крылья подбивал. Вот и пофлиртуешь с ним при народе, пару раз в кабак сходишь, в номере у него пару часов посидишь, а потом с загадочным видом оттуда прокрадешься на выход.
– Да ты у нас настоящий сутенер, – сердито вспыхнула девушка.
– О Господи! Опять все не так! – взмолился он. – Придумай лучше!
– Это ты так из-за Веры стараешься?
– Нет. Я всегда и во всем стараюсь только из-за себя. В общем ты услышала мои слова: квартира должна быть якобы куплена не мной!
Глаза оскорбленной Люсьен метали молнии и другие электрические разряды. Терпеть это было малоприятно, но с другой стороны не может же он весь окружающий мир сводить только к таким частным любовным разборкам. Самое время выйти на улицу, встряхнуть головой и переключиться на что-то другое.
19
Покупка почти нового крузака для лукачца Тимони якобы на одолженные деньги Алекса произвело разброд и шатания среди остальных «боксеров». Всем им тут же захотелось стать под знамена щедрого отельера. Вскоре и повод подвернулся, Циммер наконец определился с покупкой ресторана и настойчиво допытывался у Алекса, сможет ли тот каким-либо образом отмазать его беззащитную собственность от ретивых бандюганов.
– Только если сам стану рэкетиром, – отвечал Копылов.
– Согласен не глядя. Становись.
Пришлось Алексу, почесав затылок, вникать в суть вопроса: как и сколько платят браткам другие рестораторы. Всплыла такса: от двух до пяти тысяч тугриков в месяц. Циммер соглашался на две, кряхтя мог потянуть и три, но не больше. С этими исходными цифрами Алекс и отправился на стрелку с Черепом. Предложил ему: беру еще двух «боксеров» на полное содержание в качестве крыши для общепита моего приятеля. Однако ответ удалось получить не сразу. Сначала Лукач с подручными прокатился на Фазенду посмотреть, как там жируют Тимоня с напарником. А днем позже в сопровождении некой тридцатилетней дамы наведался и в «Бирему». Захотел якобы просто осмотреть отель и пообедать в буфетном кабинете в компании с отельером. Алекс терялся в догадках, ведь не мог же Череп базарить о сделке при даме. Тогда о чем? Лукач никуда не спешил, внимательно изучал меню, задавал вопросы о блюдах и закусках, марках вина и откуда что в «Бирему» привозят. Ничего не прояснилось и когда Лукач стал хвалить Алекса, говоря, что знает и о повышении зарплат персонала и о том, как в отеле все довольны молодым хозяином. (Неужели данью обложить захотел, гадал Копылов.) Дама по имени Тоня хранила молчание, лишь иногда пытливо поглядывая на отельера.
Наконец, схомячив обед из шести блюд и бутылки коньяка, и отослав Тоню (это была родная сестра Черепа) в машину, заговорили о «делах наших скорбных». Секрет открылся просто:
– Захотел Тонькино будущее обеспечить. Мне возможно на Кипр или в Испанию перебираться придется, надо о девушке позаботиться, родной муж у нее ни рыба, ни мясо.
Алекс слушал, не перебивая.
– Присмотрел тут один частный отельчик. Хочу купить для Тоньки. Она конечно в этом ни уха, ни рыла. Поэтому вся надежда только на тебя.
От неожиданности Копылов коротко хохотнул:
– Пардон… Работу мне предлагаете?
– Не работу, а партнерство. Пятьдесят процентов плачу я, пятьдесят – ты.
– А потом?
– Потом ты всем распоряжаешься, а пятьдесят процентов прибыли Тоньке.
– То есть, она ничего не будет делать, только прибыль получать? – уточнил Алекс.
– Давай без всяких бухгалтерских штучек, знаю, что прибыль можно накрутить и на три копейки. Даже из Испании я смогу все это отслеживать и накажу, если потребуется.
– Значит, вся его начинка, персонал, повара, продукты, милиция, пожарные, налоговая, санэпидемстанция – все на мне? – иначе сформулировал отельер. – И аж за половину от цены помещения.
– Понял. Твои условия?
– Заочно что-то говорить нет смысла. Надо считать. И надо посмотреть.
– Ну так поехали смотреть.
Предлога, чтобы отказаться, не нашлось, и они, загрузившись в машину Лукача, поехали смотреть недвижимость. Отель, вернее отельчик оказался объединенными в один блок четырьмя квартирами первого этажа обычного жилого дома, в каждой комнате по две-три двухъярусных койки – этакая ночлежка для азиатов-гастарбайтеров с жуткими запахами и ободранностью. Если считать по койкам – то мест на 40-50. Накануне прошла милицейская облава и сейчас здесь кроме двух теток и сторожа никого не было. Сами тетки при виде Черепа бледнели и вытягивались по стойке смирно, насколько им позволяли их телеса.
– Ну что? – спросил Лукач, когда закончили осмотр. Присутствующая за его спиной Тоня тоже пытливо смотрела на Алекса.
– Этот шалман никакого отношения к гостинице не имеет. Чистый клоповник.
– Согласен. А вторую «Бирему» из нее сделать сможешь?
У Алекса от такого вопроса аж дух заняло. Выходит, его отель уже считают супер-пупер, а его самого – реаниматором любых недвижимостей.
– Надо подумать и посчитать.
– Ну так считай, а я тем временем тебе, как ты и хотел еще пару «боксеров» подкину, только будешь с них за каждого Тоньке помесячно по сто баксов отсчитывать.
Возвращаясь в «Бирему» (от Шалмана до нее пешком было минут пятнадцать), Алекс не переставал ухмыляться – вспомнил пророчество Стаса насчет его копыловского предводительства у бандюганов. Корону Майкла Корлеоне, похоже, уже подносили прямо к его голове. Оставалось лишь услышать причитания капитана по этому поводу.
– Господи, почему мне такое наказание! – и в самом деле закатил к небу глаза Стас, не понимая, как это комично выглядит у стокилограммового штангиста.
– Я Путину на тебя донос напишу! – грозилась, когда узнала, и Ева.
Но были мнения и прямо противоположные.
– Второй отель? Да ты у нас отельер-сетевик, – засмеялся по телефону Зацепин, при этом совсем не возражая.
– А почему бы и нет? – загорелся Жорка. – Два пансионата лучше, чем один. Один будет для чистых, другой для нечистых.
И начались бесконечные переговоры, как с «боксерами» и ремонтниками-молдаванами, так с Софочкой и Циммером, задействован был даже Попов, дабы рассказал, как сам ввязывался в гостиничный бизнес.
Лукача обо всех этих переговорах тоже ставили в известность и чем сильнее он вникал в них, тем больше понимал, что почем и сантиметр за сантиметром выходил на параметры будущего договора, которые бы всех устроил.
20
В разгар этого переполоха в Треххатку вдруг позвонил из Москвы Зацепин.
– Пора лететь в Гавану.
– Вера со мной?
– Разумеется.
– Когда выезжать и срок пребывания?
– Стандартные две недели. Выезд как можно быстрее, но без пафосных усилий.
– Куплю путевки, а дальше?
– Сообщишь по мылу тете Аните. Там тебя встретят.
– Какие-то инструкции?
– Не забудь тете и племяннице о подарках и бери побольше зелени.
Ну что ж задание принято, и Алекс с довольной улыбкой прошествовал в спальню, где Вера за компьютером корпела над своей заказухой.
– Хочу предложить тебе на две недели прогуляться на Кубу.
– Как это? – не сразу поняла она.
– Тетя Анита срочно пригласила. Сказала, чтобы без тебя я не приезжал.
– А работа? Меня не отпустят.
– Это я беру на себя.
– А моя книга?! Мне нужно еще хотя бы неделя.
– Недели нет. Есть три дня. – И он пошел разыскивать их загранпаспорта.
Насчет трех дней Алекс конечно погорячился. Уехать довелось лишь через десять дней, пришлось даже переоформлять на более поздний срок уже купленные путевки.
Стас о поездке узнал, подслушав разговор Алекса с турагентом.
– Опять шифруешься?
– Родина так приказывает, – сокрушенно разводил руками Копылов.
Жорка тот вовсе взбеленился:
– Я тоже с тобой поеду, и ты меня не остановишь!
После консультации Стаса с Зацепиным решено было Хазина тоже отпустить, но неожиданно вмешался Хазин-старший:
– С тебя еще черногорский загар не сошел! Как ты в лицо своим работникам смотреть будешь! Копылов пусть делает что хочет. А тебе нельзя! – его голос по мобильнику гремел так, что, стоя рядом, Алекс все прекрасно слышал.
Жорка пытался было хорохориться, мол, все равно поеду, но отельер его успокоил:
– Твой батя прав. В Магазине тебя не поймут. Надо было тебе в Черногорию не ехать, тогда бы полетели. Через полгода куда-нибудь вместе поедем, не сейчас.
– Ну да, тебе и на Кипр, и на Кубу можно, а мне нет.
– Ничего не поделаешь – дискриминация.
Накануне отлета Алексу на трубу позвонил Маккой уточнить его кубинские намерения, не собирается ли он случаем вообще остаться в Гаване.
– Я думаю, там мне по любому будет скучно, – отвечал Копылов. – Разве что открою в Гаване новый отель.
– Если ты не привезешь оттуда то, что должен привезти, твоя жизнь осложнится, где бы ты ни захотел спрятаться, – не повелся на его юмор матрасник.
Так и получилось, что о своем тайном задании Алекс сперва узнал именно от него, потому что даже Зацепин не знал всех подробностей:
– Он сказал, что ты что-то должен ему с Кубы привезти? Наверно так оно и есть. Я знаю только, что ты должен на Кубу отвезти отсюда. – И специальный курьер доставил Копылову тюбик с зубной пастой, в котором находилась капсула с микропленкой.
До поездки пришлось еще оперативно решить цивильные дела, что и объяснило задержку с путевками. На Фазенде принять сделанную работу по Усадьбе и Бунгало с выплатой зарплаты. А также ударить по рукам с Лукачем по Шалману и оговорить со своими молдаванами все необходимые там ремонты и переделки. Не подвела и Вера: успела закончить свой сборник и отдать его в издательство, а также помочь ему с подарками для Марии и тети Аниты.
Не обошлось и без сюрпризов: Жорка неосторожно сказанул о турпоездке Алекса кубинкам. Те, естественно, не преминули воспользоваться оказией и кроме своей увесистой сумки, отельер повез еще два баула с мясными консервами и питерскими вкусностями их родственникам.
21
Лететь на Кубу предстояло четырнадцать часов, Вера, когда узнала, была в шоке. Алекс ее успокаивал:
– И выспишься, и начитаешься, и со мной еще поругаться успеешь.
Отдельной программой у него был интим с невестой в туалете «Боинга», но не срослось. Вера оказалась слишком не романтичной и пугливой, на чем они даже слегка повздорили. Обиженная она уткнулась на два часа в книгу, а его тем временем вдруг накрыл самый настоящий страх. Слишком беззаботно и весело все со шпионством до сих пор происходило. Но ведь никто не сказал, как сама кубинская ГУР ко всему этому относится. Может она не поддержит двойную игру Исабель, а наоборот, обвинит в шпионстве и ее и Алекса. Ведь по законам Голливуда, катастрофа случается именно в самый спокойный и радостный момент бытия. Вот же будет фортель попасть в кубинский застенок. Думая об этом, он не столько жалел себя и Веру, сколько сокрушался о полном обрыве всех начатых питерских дел: Фазенды, «Биремы-2», «Светлобеса», жалко было даже шпионское казначейство: кто же теперь врагам народа денюжку отсчитывать будет.
Вот наконец и аэропорт Хосе Марти. После Домодедовских и Пулковских размахов что-то совсем небольшое с духотой, неухоженностью и малолюдьем. Но главное за стеклянными стенами снова пальмы, прозрачное как слеза любимой женщины небо и кругом полно испанского языка. Несмотря на все страхи радостная улыбка не сходила с лица Алекса.
Матери среди встречавших не было, либо она тайно наблюдала издали. Зато была табличка с их турагентством и добрая дюжина родственников Даины-Селии, которые явились за своими посылками. Кутерьма поднялась такая, что привлекла внимание двух полицейских, пришлось Алексу даже как следует объясняться, чтобы никого не забрали в полицейский участок.
– Теперь ты еще и кубинский челнок, – подначивала его Вера.
Когда тургруппа полностью собралась, их повезли в отель. Пять звезд на Кубе оказались похуже, чем четыре звезды в Ларнаке, но особо придираться как-то не хотелось.
– А какие у нас планы? Я думала, тетя Анита встретит нас, – удивлялась невеста.
– Наверно, не смогла. Как приедет, так приедет. Переодевайся, пойдем купаться.
На море были большие волны, поэтому они направились к бассейну. Но искупаться им не дали. Явился стройный мускулистый мулат и пригласил их следовать за собой к тете Аните. Ехать пришлось на «Бьюике» 1955 года, который, впрочем, по дороге так и не развалился. Одинокая хижина, куда их привезли, разительно отличалась от виллы в Ларнаке, некая дощатая постройка, где все было направлено на создание как можно больше сквозняков. Жуткая древняя мебель, зато великолепный бар с разными бутылками рома и прохладительными напитками. Тропические фрукты и отменный кофе тоже в наличие.
Помимо самой Исабель и Марии в доме имелось два вооруженных охранника. Сердце Алекса снова упало – слишком это походило на домашний арест.
– Не удивляйтесь, таковы здесь некоторые правила, – объяснила «тетя Анита».
Привезенные подарки для Марии, и восторг девочки слегка сняли напряжение. Когда Вера, как следует, втянулась в общение с ребенком, Исабель коротко бросила по-испански:
– Привез, что должен был привезти? – И знаком показала, кому надо отдать.
Скрытно от Веры тюбик с зубной пастой перекочевал в руки одного из охранников, после чего тот тотчас сел в старенький «Москвич» и укатил.
Алексу пришлось постараться с наводящими вопросами, чтобы прояснить ситуацию. Все же это был не домашний арест, а обычные правила предосторожности – среди пассажиров, прилетевших тем же рейсом, вполне могла быть подсадная утка. Вполне откровенные рассказы об особенностях местной жизни тоже никак не свидетельствовали о недоверии кубинской россиянке. После двухчасового общения тот же мулат отвез их на «Бьюике» назад в отель. Вера была само простодушие:
– Неужели у них тут действительно такой полицейский режим?
– Ее муж работает в охране Фиделя, поэтому все эти строгости, – выкручивался как мог Алекс.
В самом деле, за две недели пребывания на Кубе им удалось встретиться с «тетей Анитой» всего четыре раза. Две встречи прошли в парках Гаваны, один раз они все-таки побывали в настоящем доме Исабель, который был ненамного лучше той первой хижины и где им только мельком удалось увидеть ее мужа Мигеля, и один раз был устроен пикник на пустынном морском берегу. Там отплыв вместе с «племянником» подальше от берега, Исабель позволила себе чуть пооткровенничать:
– Я специально выговорила, чтобы только ты был моим посредником с твоим Маккоем, так ты в большей безопасности.
– А как тут задействована моя идея насчет «Скорпионов»?
– Она не задействована, она просто дала толчок кому надо. Ты даже не представляешь, какие силы ты поставил на уши. И хорошо бы, если бы ты об этом молчал. Никто не знает, чем все это может закончиться.
Была и другая тема, которая беспокоила Алекса.
– Я в ауте от твоего дома. В Питере в таких трущобах живут лишь малоимущие учителя и врачи, а ты жена генерала. Можно я тебе хоть пару тысяч баксов подкину, они у меня с собой. Ну хотя бы для Марии.
– Нет. Все необходимое у нее и у меня есть. Весь шик в Ларнаке был за счет российской стороны, просто здесь во всем этом другой порядок цифр, и подставляться из-за ерунды нет никакого желания. К тебе лишь одна просьба: не погибнуть и не разориться в ближайших двенадцать лет. Когда Мария поедет на учебу в МГУ, чтобы у нее там был богатый и успешный родственник, тогда ее и побалуешь, как сочтешь нужным.
В общем, кубинское шпионство Алекса весьма сильно разочаровало: ох уж эти пафосные тайны плаща и кинжала! На выручку пришел испытанный способ сделать обычную жизнь гораздо интересней жизни подковерной. В этом плане здорово помогли родственники Даины-Селии. Девчонки недаром просили не все отдавать своей родне сразу. Обычные кубинцы мало задумываются о дне завтрашнем, собрать соседей и угостить их подарками из России – самое милое дело. Поэтому сами посылки и конверты с долларами были разбиты практичными студентками на несколько порций. Один из братьев Селии работал таксистом на «Ладе-копейке» и половина вечеров у питерских гостей оказались заняты на объезде всех других ее родственников и друзей. Вера от этих посещений была в полном восторге, сама нищета и разруха ее мало смущали – в начале девяностых она в своей Твери видела и не такое.
– Зато посмотри, какие все они веселые, беспечные и дружелюбные друг к другу, мы тогда были совсем не такими.
– Но они сорок лет уже так живут, – возражал он.
– Если бы у твоей Коста-Рики были такие санкции, она бы тоже так жила.
С этим ему было трудно спорить.
Хороши были и их самостоятельные прогулки по Гаване. Помпезные обветшалые капитолии, вереницы одно-двухэтажных домиков с почти полным отсутствием стекол и штукатурки, пестрая полуодетая публика – зато сколько смеха, восклицаний, внимания даже к чужакам. Раскрутчиками-хинитеро были не только девушки, но и парни, которые сами заводили знакомство и обещали все показать и все устроить. Впрямую денег они не просили, но все как-то само-собой превращалось в дармовое угощение. Здорово, например, насмешила одна мулатка, которая была так бедна, что ей даже на ром денег не хватало. У Алекса при этом был свой кайф. Он прикидывался руссо-туристо, знающего лишь пару фраз на английском, а когда новоявленные гиды начинали между собой по поводу русских лохов насмешничать, переходил на чистый испанский. Впрочем, этот его трюк вызывал не обиду или досаду, а только взрыв ответной веселости. Причем почти каждый из обаятельных хинитеро непременно вставлял что-то приятное про СССР. Ну и почему бы за таких лапушек не заплатить десять-двадцать тугриков?
Вера удивлялась его снисходительности.
– Ты же знаешь, что это чистый развод?
– Ну и что? Человек потратил на меня время, старался мне понравиться, рассказал что-то интересное – явно заслужил нормальный гонорар.
Грохочущий кондиционер в номере отеля подвиг их заменить их мокрой простыней, которой они укрывались. Каждых два часа простыня высыхала, они ее заново мочили и снова на два часа засыпали, перейдя заодно на добрых старых четыре-пяти ночных интимов.
А пляж, а море, а пальмы! – все это тоже было с ними и при них. В конце Вера призналась, что здесь ей понравилось даже больше чем на Кипре. Он был этому только рад. Накануне отъезда их нашел тот мускулистый мулат, что отвозил их к «тете Аните» и не заметно для Веры и окружающих передал Алексу капсулу с ответной микропленкой, которую уже сам Копылов всунул во флакон с незаконченным кремом от загара.
22
Когда улетали на Кубу из Пулково, шел нормальный осенний дождь, две недели спустя их встречал уже снегопад. В зале прилета увидели Сенюкова с Ларой.
– А Хазин с Евой где? – удивился Алекс такому отступлению от протокола.
– Они в больнице,
– А что такое?
– Жору подстрелили, а Ева там возле него.
– Как подстрелили! Кто? – воображение немедленно выстроило Алексу шеренгу бандюганов и даже ревнивого папика дивы Инны.
– Какая-то девица. Из Москвы.
– Неужели, как ее… Анюта? – вспомнил он имя московской пассии Хазина.
– Да нет, совсем другое имя.