Беспросветная грусть смотрела в его окно поздним ноябрьском утром. Серое небо заволокло сыростью, которая напитала воздух тоской.
Он с трудом разлепил набрякшие веки и почувствовал тошноту. Это было его обычное состояние по утрам. Он называл это тошнотой от жизни.
***
Было ли в его жизни хоть что-то хорошее? Несомненно было, взять, хотя бы, то же самое детство. В те годы у каждого ребёнка было много хорошего, даже, если потом это кажется ерундой. Взрослея мы становимся циничными и перестаем верить в чудо.
Ваське было пять, когда он во дворе подобрал грязного, худого щенка. Он стоял на пороге дома, прижимал дрожащий комочек к груди и плакал.
Плакал от того, что бабушка кричала, что этот блохастый задохлик нам не нужен и она на порог его не пустит. А дед сидел на своём стуле в кухне и что-то еле слышно говорил бабушке. Она в ответ кричала, чтобы он заткнулся.
Потом бабушка попыталась отнять щенка у Васьки, но тот вцепился в него мертвой хваткой. Щенок начал скулить, то ли от боли, то ли от страха. Васька бился в истерике и кричал, что это его собака и он вместе с ней умрёт. А потом он укусил бабушку за руку. Наверно, больно укусил, так как бабушка закричала и отвесила Ваське оплеуху. Он упал на пол, прижимая щенка к груди.
Прибежала из магазина мама и, бросив на пороге сумки подскочила к Ваське.
- Маленький мой, что случилось? - спрашивала она, прижимая Ваську вместе со щенком к себе.
Васька всхлипывал, зарывшись лицом в мамин живот.
А потом они с бабушкой кричали друг на друга, а дед, сидя в кухне на своём стуле что-то тихо им говорил.
На следующий день мама с Васькой и щенком уехали от бабушки. Вот тогда Васька был счастлив. Потому что теперь он жил только с мамой и у него был Пончик. Так мама назвала щенка, когда его отмыла и он стал рыжим и пушистым.
Пончик умер, когда Васька вернулся из армии. Два года ждал своего хозяина, а когда тот пришёл, то на руках у него и умер.
- Он болел. Я думала, что умрёт и ты не успеешь с ним попрощаться. Но вон как вышло. Дождался таки, - говорила мама, когда Васька бережно заворачивал Пончика в старую простынь.
Пончик был Васькиным счастьем. Васька был Пончиковой жизнью.
Наверно, со смертью Пончика, всё в Васькиной жизни пошло наперекосяк. На заводе, куда он устроился после армии, зарплату платили раз в три месяца, часть которой люди брали то макаронами, которые при варке разваривались, то гречкой, то подсолнечным маслом.
- Ничего, сынок, ничего, проживем как-нибудь, - говорила мать, пересыпая гречку в трехлитровую банку. Она работала в библиотеке, где платили копейки, но, хотя бы, каждый месяц.
- Ты только не пей, Васенька, - обнимала она сына, которого по утрам тошнило.
Да он и сам был бы рад не пить, но как, если только в такие моменты он чувствовал хоть какое-то счастье.
Казалось бы, вот сейчас, когда и зарплату начали платить ежемесячно, и, вроде, у него появилась женщина, которую он, наверно, любил, можно сказать, что счастье близко. Увы, только в бессознательном состоянии его не тошнило от беспросветной серости его жизни.
А потом умерла и мать.
- Хороший ты мужик, Васька, но пропащий, - говорила женщина, которую, казалось, что Васька любил.
Она, после смерти его матери, прожила с ним полтора года. А сейчас собирала свои вещи в чемодан. Он смотрел на неё, борясь с утренней тошнотой и в его душе ничего не шевелилось. Ни капли сожаления, ни капли тоски, ни капли горя. Вся тоска ушла вместе с Пончиком. Всё горе выплакал вместе с уходом мамы. Значит не было любви и не было счастья. Одно лишь сплошное равнодушие и беспросветная серость. И так на протяжении его сорока лет жизни.
***
Он, шаркая растоптанными тапками по потертому линолеуму, прошёл на кухню и поставил на плиту чайник. Заварив растворимого кофе Васька залпом выпил его. Тошнота отступила. Он медленно оделся и пошёл на работу.
- Василий, пошли опохмелимся, - подмигивая и держа руку в кармане, из которого виднелось горлышко бутылки, шептал Михалыч.
Васька скривился и помотал головой. Первый раз в жизни его тошнило от мысли о выпивки утром.
Михалыч пожал плечами и скрылся в своей коморке.
Вечером Васька медленно брел под моросящим, промозглым ноябрьским дождём, низко опустив голову. И тут ему под ноги бросился грязный скулящий комочек. Васька опустился на корточки и погладил дрожащего мокрого щенка.
Щенок прижал уши и с надеждой смотрел на Ваську. Через минуту он уже сидел за пазухой и боялся пошевелиться от разливающегося по всему телу тепла. А Васька, впервые за долгое время, почувствовал, что счастье так близко. Оно прижималось к его груди и, забирая его тепло, отдавало своё. И наконец-то отступила тошнота и беспросветная тоска начала рассеиваться под слабым лучом надежды.