На обложке двадцать седьмого номера «Огонька» помещена фотография участников «исторического заседания Совета министров под Личным председательством Его Императорского Величества Государя Императора Николая Александровича, состоявшегося в царской ставке 16 июля 1915 г.»
По свидетельству помощника управляющего делами правительства А.Н. Яхонтова, составлявшего тогда секретные протоколы заседаний императорского кабинета министров, «ни Верховный Главнокомандующий, ни Начальник его Штаба не находили нужным освещать перед Советом Министров истинное положение, заблаговременно предупредить о надвигающейся катастрофе (о "великом отступлении 1915 года" – А.А.).
Поэтому заявление Военного Министра (А.А. Поливанова на «историческом» заседании – А.А.) и показалось чуть ли не взрывом бомбы». Поливанов подчеркнул, что «наше отступление развивается с возрастающею быстротою, во многих случаях принимающею характер чуть ли не панического бегства».
Тут же, в своих комментариях, Яхонтов восклицает: «Неужели правда, все пропало! Не внушает мне Поливанов доверия. У него всегда, чувствуется преднамеренность, задняя мысль, за ним стоит тень Гучкова».
В ходе прений Яхонтов записывает суждения участников «исторического» заседания: «На местах неразбериха и путаница невообразимые…; Все делается случайно, наспех, бессистемно…; В толпе ширятся толки о бездеятельности, неспособности Совета Министров, подогреваемые беззастенчивою печатью и некоторыми общественными кругами. К каким это может привести последствиям при общем возбуждении умов — едва ли нужно говорить… Императрица Александра Федоровна, как Вам известно, никогда не была расположена к Николаю Николаевичу и в первые дни войны протестовала против призвания его на пост Главнокомандующего. Сейчас же она считает его единственным виновником переживаемых на фронте несчастий. Огонь разгорается. Опасно подливать в него масло…; Открыто обвиняя промышленников в недостаточно интенсивном развитии производства и в преобладании соображений выгоды над сознанием патриотического долга, военные власти в то же время давят на рабочую массу террором. При малейших недоразумениях пускаются в оборот полевые суды, вооруженная сила, лишение льгот по призыву и т. п. устрашения. Незначительный конфликт раздувается в крупное, чуть ли не революционное событие…; Над Россией нависает какая то безысходная трагедия…».
Завершает свои записи Яхонтов таким свидетельством: «За все время войны не было такого тяжелого заседания. Настроение больше, чем подавленное. Разошлись словно в воду опущенные. Что-то придется переживать дальше. Российское авось вывозило и в худшие времена. Бог не выдаст — немец не слопает».
«Авось» в итоге не вывезло. Отечественные историки вынесли свой приговор верховному командованию: «В итоге непродуманного, а зачастую просто преступного военного управления в 1915 году фактически уничтожаются последние кадровые солдаты и офицеры русской армии…; переселение более четырех миллионов беженцев во внутренние губернии, приводит к транспортному кризису и кризису снабжения армии и мирного населения продовольствием…».
Принятое тогда Николаем II роковое решение отправить дядю на Кавказский фронт и возложить на себя бремя управления фронтами не остановило Колеса истории: военная катастрофа пятнадцатого года оказалась предтечей общенациональной катастрофы года семнадцатого...
Однако вернемся к делам литературным, в которых еще не ощущается приближения полного краха. Первая страница номера 27 открывается стихотворением Николая Клюева «Мирская дума» («Не гуси в отлет собирались,/Не лебеди на озере скликались...»), написанным в эпическом размере, напоминающем «Калевалу» - «…Рек святой: «Пятьсот годин в колоде/Почивал я об уме не тщася,/Смерть моих костей не обглодала,/Из телес не выплавила сала,/Чтоб отлить свечу, чей брезг бездонный/У умерших теплится во взоре…».
Н. Клюев, гомосексуализм которого не был тайной для современников (Клюев известен многочисленными амурными связями с образованными выходцами из крестьянского сословия; величайшей, с позволения сказать, любовью его жизни был Сергей Есенин), являлся признанным лидером тогдашних «крестьянских поэтов».
«Славянская тема» клюевского стихотворения перекликается с рассказом «Ярило» (из славянской мифологии) Ал. Л. Кондратьева, о котором шла речь выше, при обозрении № 22 журнала. В рассказе обворожительная русалка, дочь морского царя Осинилы, демонстрирует свои прелести «синеглазому Дажбогу», заставляя последнего густо краснеть…
Из «Действующей армии» якобы прислал рассказ «Командирша» (мелодраматическое повествование в письмах о «роковой эффектной женщине», которая «по влечению сердца» будет «скрашивать дни своего инвалида») некто Леонид Бегун. Об авторе известно мало: журналист и прозаик Леонид Фокич Бегун, родился в Ялте в 1883 г., умер не раньше 1918 г., сын известного коммерсанта-еврея, почётного гражданина Ялты. Печатался в литературных журналах «Театр и искусство», «Современный мир» и др. с 1900-х годов. Автор сказочных повестей «Смерть грёз» (1909 г.) и «Бескрылое счастье» (1911 г.).
Еще один рассказ, помещенный в номере, называется «Шахматы» (о том, как шахматная игра спасла главного героя от чар «такой», надо полагать роковой, женщины) и принадлежит перу А. Грузинского. Александр Семенович Лазарев-Грузинский (1861-1927 гг.), русский беллетрист и журналист начал печататься еще в 80-е годы XIX века и к 1911 г. опубликовал два тома рассказов («Нескучные рассказы» и «Женщины»). Тесно общался с А.П. Чеховым, о котором написал цикл воспоминаний. После рассказа «Шахматы» ничего существенного не сочинил.