ГЛАВА 6. Александра Бах.
Страной, в которой я решила осесть, стала Германия. Причин для этого было достаточно.
Например. Это – европейская страна (в Штаты я бы и под страхом смерти не поехала жить). В Италии меня слишком хорошо знали в музыкальных кругах, в Испании и Португалии – слишком жаркий для меня климат, В Англии – довольно сыро (в подобной сырости обострялись мои хронические заболевания носоглотки), Францию я несколько недолюбливала за их язык, а прочая европейская мелочь меня вообще не интересовала.
Кроме того, Германия имела глубочайшие культурно-музыкальные корни, да и фортепианная школа на тот момент была на голову выше общеевропейской.
И, кроме того, именно в Германии я проходила стажировку (около двух лет в общей сложности) по барочной музыке /будучи ещё студенткой Консерватории/. Только здесь в то время можно было получить основательные знания и пройти реальную практику.
Одним словом, выбор был не случайным.
Своё пребывание в этой стране я начала с оформления легальных документов (жила я в это время на съёмной квартире, где при оформлении не требовали паспорт) – не хотелось подставляться, используя фальшивые.
И только через полгода, после многочисленных проверок, тестов (на язык и знание историко-культурного фонда страны), и неимоверного числа взяток, мне выдали паспорт гражданки Германии!
День, когда я получила легальный паспорт, можно считать моим очередным Днём рождения (наверное, поэтому я их больше и не праздновала).
Александра Граф родилась двадцать второго мая в Берлине – таковы были официальные данные на меня.
Придумать имя не составило труда – просто взяла имя мужа. Фамилия – от моего бандитского прозвища. Дата рождения – от Рихарда Вагнера (который родился двадцать второго мая 1813 года).
То время, которое я потратила на оформление документов, я не теряла даром. Я успела подобрать себе дом. Он находился за городом - мне это было только на руку. Мне не нужны были соседи – я хотела спрятаться как можно лучше от посторонних ушей и глаз. Дом располагался среди лесного массива (часть леса тоже пришлось выкупить – чтобы никто не лез и не решил тут выстраивать дома), был расположен далеко от трассы и очень хорошо замаскирован среди деревьев. Не зная его расположения, его было просто невозможно найти!
Получив паспорт, я сразу оформила все документы на дом и землю. В течение последующего месяца я приобрела всё недостающее – полную обстановку дома (включая 3 рояля разных фабрик), охранную систему и … автомобиль (вернее, сменила прокатные машины на личный автотранспорт).
Между тем, занимаясь проблемами насущными, я совершенно запустила свой внешний вид. Волокита с документами изрядно меня вымотала – я довольно сильно похудела (из-за отсутствия времени и условий для нормального питания). Моя внешность оставляла желать лучшего – одежду я носила без разбору (чем хуже – тем скорее я её одевала), парики и линзы меняла, как перчатки, а сами перчатки носила, не снимая, не зависимо от погоды и помещений. Грубо говоря, я была не в лучшей форме!
/хотя, если по правде, форму тогда я себе ещё и не подобрала – это произойдёт несколько позже/
За это время многое изменилось и в Москве. Если вкратце…
…К тому моменту, когда Ники вышел из клиники, от него ушла жена, а новоиспечённый продюсер расторгнул все контракты. Одним словом, Ники оказался на улице и никому не нужен!
Когда он об этом узнал и понял, что никто не хочет брать его на работу, он пропал. Несколько раз его видели на кладбище, возле моей урны, то выкрикивающим проклятья, то рыдающим в раскаянье.
Врачи разводили руками – больше они ничего не могли сделать.
Потом около месяца его вообще никто не видел – и он был объявлен в розыск. Нашёлся он во время одного из рейдов полиции по притонам наркоманов. Ники оказался в их числе. Его насильно поместили в клинику. Но возникла проблема оплаты счетов (пребывание в подобных заведениях весьма дорогостояще), но здесь в ситуацию вмешался … Саша!
Он оплатил все счета и с этого момента стал опекуном Ники во всех смыслах, он стал его ангелом-хранителем.
Саша постоянно навещал его в больнице, подбадривал и пытался вернуть к нормальной жизни.
Когда врачам показалось, что Ники вполне может себя контролировать, они выписали его. Саша устроил его к себе на фирму в качестве музыкального консультанта (обязанностей никаких – но всегда под присмотром и с иллюзией собственной необходимости).
Однако на фирме всё напоминало обо мне – это вызвало у Ники очередное обострение, и он снова пропал.
Нашли его спустя несколько недель в очередном притоне. На этот раз курс лечения подлился дольше – Саша не стал рисковать и решил довести курс до конца.
Подобный ход событий не мог не взволновать общественность. Все (честно говоря, я - в первую очередь) просто недоумевали.
«А как же война?» - спрашивали себя журналисты.
«Какая война?! – ответил им Николо Бьянко (критик, порождённый моим не совсем здоровым сознанием). – Война прекратилась уже тогда, когда Королёв старший расторгнул контракт с Косицыной, бесцеремонно выгнав её с фирмы, в то время как она считалась без вести пропавшей. Уже тогда она перестала быть конкурентом для фирмы Шнайдера. И когда Косицына ушла из оперы и начала преподавать в Консерватории, эта знаменитая «река» совсем уже обмелела. Война стала бессмысленной, так как и Альтов, и Косицына перестали быть солистами враждующих фирм. Таким образом, «река» высохла, но «берега» не стали от этого ближе и всё равно остались одиноки. «Два берега не встретятся» - Косицына это знала и, как ни старалась, ничего не смогла изменить. С её кончиной обрушился один берег. Сейчас рушится и другой. И что останется? Равнина? Гладкая поверхность современного искусства? Как грустно заканчивается эта красивая и романтичная история «двух берегов». Но, может, мы чего-то не знаем? Может, она ещё получит продолжение?» - подобным многоточием, которое, на мой взгляд, должно было заставить многих задуматься - именно так я закончила свою статью.
Это было всё, на что я была способна в подобных условиях. Я могла только попытаться вселить в Ники надежду - если он, конечно, читал тогда прессу - и наблюдать со стороны, надеясь, что всё будет хорошо! Вмешиваться было не в моих силах…
Я начала устраивать собственную жизнь. Решив все проблемы, связанные с легальным пребыванием в стране, обеспечив себя всем необходимым, я, наконец, смогла заняться своими профессиональными делами.
У меня никогда не возникало сомнений в выборе деятельности – ею могло быть только искусство! А так как мой певческий голос знал весь мир, я решила пойти другой дорогой – карьерой концертирующего пианиста. Ведь на тот момент реально знали мой стиль разве что мои ученики, и то вряд ли отдавали себе в этом отчёт – ведь я никогда не навязывала свою трактовку и работала над тем, чтобы каждый ученик вырабатывал собственное виденье и слышанье.
Итак, я решила стать Пианистом. Для того чтобы заявить миру о себе я выбрала довольно необычный (для меня) способ – я решила действовать через … конкурсы. Выбрав из огромного числа существовавших на тот момент самые престижные, я подала на них заявки и засела за рояли.
В прямом смысле слова я не вставала сутками – ведь почти год (пока я оформляла документы, мыкалась по гостиницам) я была лишена возможности как-либо заниматься. Зато теперь у меня было для этого всё.
Меня всегда спасало умение быстро восстанавливаться и учить новое. Буквально за месяц я полностью восстановилась. И уже к осени я была готова принять участие в самом престижном конкурсе. Я была уверена в себе, как никогда.
Со дня моей «смерти» прошло почти три года – за это время мир вполне мог забыть мой стиль. Кроме того, мне, безусловно, пришлось кардинально менять пристрастия. И моя собственная эволюция дала о себе знать – эти три года не выпали из моей жизни: я многое пересмотрела, я вообще стала воспринимать мир по-другому, и это не могло не отразиться в моей игре.
Таким образом, я могла не бояться быть узнанной по стилю исполнения. Но моя внешность ещё могла ввести кое-кого в заблуждение. Ведь мои портреты продолжали украшать городские стенды, обложки журналов (журналисты после моей смерти стали ещё активнее сочинять про меня сплетни), а мои записи можно было приобрести на каждом шагу!
Поэтому новый образ требовал тщательной проработки деталей, и ничто не могло даже намёком зародить подозрение.
Главным словом, которое я выбрала для нового образа, стало «шок». Во всём!
Впервые я смогла опробовать новый «стиль» на отборочном туре к конкурсу.
…На сцену я вышла лёгкой и быстрой походкой, босиком (!). Подойдя к роялю, я сняла перчатки и лёгким жестом бросила их на пол. Коротко поклонившись (словно случайно, проходя мимо), я быстро села за рояль и сразу начала играть.
Не меньшим шоком стала моя одежда: играла я в брюках и чёрном топе. Это был весь мой концертный костюм!
Правда, обсуждение моей одежды продолжалось недолго – лёгкий шумок, который появился при моём выходе, смолк почти сразу, как только я начала играть.
Меня всегда отличали яркость, неординарность, глубочайшая индивидуальность и своеобразность трактовки. Моё исполнение никогда не было похоже на чьё-то. Я всегда находила в музыке что-то такое, чего другие не замечали или просто проходили мимо. Акценты в моём исполнении всегда были смещены по сравнению с «общепринятыми».
Мою трактовку можно было принять или не принять, но она никого не оставляла равнодушным, и она была обоснована и убедительна.
И, кроме того, у меня был ещё один козырь – я любила музыку и отдала ей всю свою жизнь, и она, в знак благодарности, никогда меня не предавала!
…Закончила играть я в гробовой тишине – я слышала только своё дыхание и учащённое сердцебиение. На возвращение из мира музыки мне потребовалось около полуминуты. Но едва я встала и склонила голову в лёгком поклоне, как в зале раздались аплодисменты (максимально бурные – учитывая, что в зале сидело всего несколько членов жюри). Мягко улыбнувшись, я покинула сцену таким же быстрым шагом, как и выходила.
В своей победе я не сомневалась ни секунды (конечно, отборочный тур я прошла). Хотя и должна была признать, что пошла ва-банк. Моя эксцентричная внешность могла перебить впечатление от игры. Вернее, не позволить услышать. Меня «спас» безупречный профессионализм, отточенность, индивидуальность – но всё это при полном соблюдении авторских указаний и чутком ощущении стиля и эпохи.
Для сцены я решила взять псевдоним – Бах. С этим композитором у меня было связано очень много: от полного непонимания и неприятия до благоговения и преклонения перед его Гением, он очень сильно изменил в своё время моё мировоззрение и виденье мира музыки.
«Безусловным открытием конкурса, да и сезона вцелом смело можно назвать далеко не юную пианистку из Берлина Александру Бах. Она сразила буквально всех. Её экстравагантная манера одеваться идёт вразрез с тонкостью исполнения, которое отличают безупречный профессионализм и интеллигентность без характерной для многих современных пианистов пошлой сентиментальности, поясничанья, и чрезмерных телодвижений» - вот одна из статей, которых появилось огромное множество после конкурса.
Я понравилась публике – и это было главное. Значит, все дороги передо мной были открыты. И всё, что от меня требовалось – честно работать, и не забывать о своих дорогих зрителях!
…Шли месяцы…
Не желая с кем-либо сближаться, я занялась собственной раскруткой самостоятельно. Всё-таки мой муж был продюсер! И я многому у него научилась.
Своими силами я организовывала сольные концерты в разных городах Германии, продолжая в то же время вести активную конкурсную жизнь, срывая все Гран-при и первые места.
/в этом, собственно, первое время и состояли мои доходы… ведь раскрутка и реклама требовали огромных затрат, а большая часть средств, привезённых из России закончилась на первом же конкурсе…/
Постепенно образ Бах откристаллизовался окончательно (на все последующие годы).
На сцену я выходила неизменно босиком, в чёрном пиджаке, который вместе с перчатками летел в зал, едва я подходила к роялю, чёрных брюках и … парике.
Аплодисменты были разрешены только после всей заявленной программы (и ни в коем случае ни в начале, ни между произведениями!), к этому я приучила публику довольно быстро.
На бис я играла пять-шесть произведений, между которыми тоже нельзя было аплодировать. А понять, что концерт окончен было легко – последней я всегда играла первую часть четырнадцатой сонаты Бетховена (вопреки желанию самого композитора…). После того, как замолкал рояль, я под громом оваций покидала зал.
Бах не принимала цветов, подарков и записок; не давала автографов. Она запрещала все виды записи со своих концертов и со своих конкурсных выступлений. Билеты на первые три ряда никогда не продавались (я всё ещё боялась, что меня кто-то может узнать).
Бах не давала интервью, ни с кем не общалась и покидала сцену столь быстро, что никто не успевал к ней подойти. Едва покинув сцену, она садилась в свой Мерседес и скрывалась в «неизвестном направлении».
Почти сразу (едва только начав сольную карьеру) я наняла штат охранников, которые обеспечивали мне беспрепятственное передвижение и ограждали меня от журналистов, поклонников и всех, кто хотел ко мне приблизиться. Бах оказалась в прямом смысле слова недоступна.
«Она спускалась с небес, чтобы поднять туда нас. После трёх часов блаженства мы возвращаемся на грешную землю, а она – на небеса».
Со временем я стала выезжать в граничащие государства. Мир начал узнавать про Бах. Так как я сама запретила все виды записи, лишив тем самым себя основной части зрителя, мне пришлось самой выезжать к этому зрителю.
/я заняла принципиальную позицию – только живого звука/
Конечно, у меня уже были и такие поклонники, которые сами ехали в Германию только за тем, чтобы услышать меня. Но таких ещё было меньшинство.
Так, мало-помалу, я становилась легендой. Цены на мои концерты упорно росли (и довольно быстро достигли планки «небесных» и даже «заоблачных»). И делала я это не из жадности (на жизнь мне вполне хватало) – мне просто было любопытно, до какой же степени это может дойти, во мне проснулся азарт!
Я вела отшельнический образ жизни, абсолютно ни с кем не общалась (разве что с зеркалом…). Мои «вылазки в свет» ограничивались концертами, редкими перебранками с начальником охраны (редко - по телефону, чаще – через мессенджер) и статьями Николо Бьянко, который пользовался всё большей популярностью.
В конкурсах я перестала участвовать довольно быстро – когда закончились все самые престижные, и когда дома у меня не осталось места для новых роялей.
…Из Москвы новостей не было: Ники лечился, Саша работал, продолжая раскрутку в первую очередь Славина, дети росли. К тому времени, как Бах начала своё «покорение Европы», Саша начал потихоньку знакомить их с музыкальными инструментами (в музыку они были погружены ещё с внутриутробного возраста).
продолжение: http://proza.ru/2021/12/01/1915