А то, что когда-нибудь будет лучше - я убежден... Только надо как-то дожить...
Михаил Жванецкий
По ступенькам, что вели к автобусной остановке, спускался сухонький старичок, опираясь на клюку. Было видно, что ему очень трудно это даётся. Перед тем, как опустить ногу на ступеньку, старичок проверял её клюкой. Очевидно, что он ещё и плоховато видел, но продолжал осторожно, и очень медленно спускаться вниз.
– Дед, а дед, – услышал он грубое к нему обращение, – ты куда это прёшь? Поравнявшись с ним прикрикнул молодой человек, спешивший поскорее спуститься с лестницы.
– На автобус сынок, – улыбнулся старичок, – к дочери мне надо.
– Надо ему, – огрызнулся парень, – сидел бы дома. Нечего шататься и мешаться. Поскорее бы вас меньше стало.
– Спасибо сынок, я доберусь сам, не беспокойся. А вот и автобус уже подъезжает, я его слышу.
Открылась передняя дверь и к ней потянулись люди.
– Кьюаркод свой дед предъяви, – преградив старичку изрёк огромный амбал у двери, – ты слышал дед? А? Кьюаркод предъяви и проходи. Кьаркод. Кьюаркод. – всё повторял и повторял, как заведённый, этот цербер у двери.
Перед глазами деда вспыхивала череда воспоминаний.
– Аусвайс, аусвайс, – слышалось резкое тявканье и бешеный лай собак, – аусвайс, аусвайс, – и громкий, невыносимый для человека гогот.
И тут, на глазах толпы, которая поддерживала цербера, и уже была готова растерзать старичка, дед вдруг распрямился. Глянул в сторону тявкающего амбала и подняв клюку, стал ею наносить удар за ударом, опрокидывая на него всю свою старческую силу, вдруг ставшую могучей.
Амбал, не ожидавший такого натиска, отмахивался как мог от града ударов. Но клюшка не выдержала, и при очередном ударе сломалась. Дед остался безоружным. Амбал отряхнулся и стал наступать на него. Его глаза налились кровью от злости и гнева. Желваки перекатывались на лице, как шарики. Сжатые кулаки уже были готовы наносить ответные удары старичку, но тут ему преградил дорогу юноша, что огрызался ранее на деда. Ему на поддержку встали другие, оградив дружной стеной, защищая деда.
– Отстань от деда гнида. Сам живи по своему кьюаркоду. Мы тебе не стадо. Пора уже вновь становиться людьми.
– Поехали дедушка, – улыбнулся молодой человек, – отвезём тебя к дочери.
Чистый воздух хлынул в помутневший город, очищая его от всего наносного и ненужного, что прилетело как налёт ржавчины, тли, съедающей всё живое.
Чистый воздух сделав своё дело, полетел дальше очищать мир.