Николай Семёнович Лесков – самобытнейшй писатель, знаток нравов и быта российской провинции 19 века, создатель ярких образов литературных героев. Чтение его произведений никого не оставит равнодушным. Известно, что Л.Н. Толстой называл его самым русским писателем.
Особый интерес представляет рассказ «Зверь». Лесков отправил своё произведение в 1883 году в «Рождественское приложение» к «Газете А. Гатцука», где оно публикуется с подзаголовком «Рождественский рассказ». В примечании к сборнику читаем: «В рассказе «Зверь» условности святочного рассказа не помешали ему мастерски нарисовать образ помещика-крепостника и картины крепостной действительности». [5, с. 459]
Известный литературовед Лев Александрович Аннинский писал об убеждениях знаменитого писателя следующее: «Собственно, нормальный прогрессист, либерал, демократ, сторонник реформ и гласности, сторонник свободной «коммерции», сторонник немедленного освобождения крепостных крестьян. Противник удушающей российскую жизнь чиновной бюрократии, противник дикости и даже (как в щедринском духе модно говорить) обличитель тёмных сторон и язв». [1, с. 232]
Однако уже в ранних журналистских статьях Лескова Л.А. Аннинский замечает своеобразие: «Вместо благородного негодования, принятого в прессе (…) – глубоко спрятанный скепсис». [Там же, с. 232] Литературовед подчёркивает особую лесковскую интонацию.
«На протяжении жизни Лесков пишет о разных слоях и сословиях реформирующейся и пореформенной России: о крестьянах, помещиках, купцах, священниках, чиновниках. Но что характерно: он никого не осуждает безоговорочно». [1, с. 348] Лев Аннинский говорит о том, что Лесков старается не обвинить, а понять изображаемых им героев.
Писатель всегда имеет свою точку зрения на российскую жизнь. Не соглашается с идеями ни «попятников», ни «нетерпеливцев», как он называет представителей славянофильского и революционно-демократического лагерей. Возникают у него проблемы и с умеренно-либеральными кругами, и с государственно-охранительными. Роман «Некуда», например, подвергся сильной цензурной правке, что сказалось на его художественной ценности.
Профессор Московской Духовной Академии М.М. Дунаев в своей книге о религиозных исканиях русских писателей отмечает: «Одно из центральных стремлений во всём творчестве Лескова – отыскание в жизни и отображение в литературе различных проявлений типа праведника, существованием которого, по убеждённости писателя, только и может быть прочной и верной вся жизнь на земле». [2, с. 539] Дунаев называет «эскизом», первой попыткой писателя в поисках праведников создание повести «Овцебык» (1863). Главный герой её – В.П. Богословский ищет особых, «евангельских» людей, постигших истину и способных бороться со злом. По своим устремлениям он сам как будто оказывается таким «евангельским человеком». Однако ему не хватает мудрости, терпения и любви, и жизнь его оканчивается трагически.
В 1872 году выходит в свет роман «Соборяне». Там изображены праведники, «чающие чуда обновления в духовной жизни народа». Вместе с тем выведены и церковные чиновники, которые, по сути, препятствуют движению в защиту истинной веры. Лесков много создаст произведений, вскрывающих недостатки в жизни Церкви, критикующих православных священников. Например, «Мелочи архиерейской жизни» (1878), «Бродяги духовного чина» (1882) и другие. Профессор отмечает ограниченность этой критики, но в то же время и наличие у писателя искренности и желания добра. Дунаев замечает: «В целом духовенство предстоит у Лескова в непривлекательном облике». [2, с. 563]
Однако в рассказе «Зверь» дан светлый образ священника. Его беседа-проповедь, обращённая к детям, оказывает благотворное влияние на помещика. Интересно, что великий писатель взял эпиграф из жития преподобного Серафима Саровского. Согласно преданию, тот укротил медведя, с его рук питаются и другие звери. «Поразительно богатство духовных даров, излучаемых св. Серафимом». [11, с. 235 - 236]
По поводу рождественских произведений у Лескова есть статья, где он пишет, что целью литературы должно быть «умягчение сердец», а писатель должен быть добрым и рассудительным. «Как сделать, чтобы высший христианский идеал прощения привести в согласие с политической экономиею и Уставом о предупреждении и пресечении [преступлений] - этого я не знаю и думаю, что это к обязанностям изобразительной литературы нимало и не относится; но я знаю, что литература должна искать высшего, а не низшего, и цели евангельские для неё всегда должны быть дороже целей Устава о предупреждении». [6, с.149]
Динамичный драматичный сюжет рассказа «Зверь» держит в напряжении до конца, финал поражает своей неожиданностью. Читатель переживает за медведя, который обречён на казнь и за слугу Ферапонта, которого ждёт наказание за непослушание. Но всё заканчивается, согласно законам святочного рассказа, счастливо. В рассказе нет сказочных, фантастических элементов, но преображение дяди героя подобно чуду.
Кто-то может усомниться в соответствии произведения жизненной правде. Однако характерно, что преображение помещика происходит не сразу. Если бы дядя рассказчика после проникновенного рассказа священника признал свою вину, это бы выглядело утопично. Нет, он прощает Храпошку (Ферапонта), посмевшего не выполнить приказ хозяина, и хвалит его великодушие. Затем награждает слугу и даёт ему вольную.
Мы переживаем за судьбу медведя и слуги. Яркие положительные эмоции вызывают у нас спасение медведя и благополучный финал. К дяде мальчика на протяжении чтения рассказа читатели испытывают отрицательные чувства, не для всех кажется убедительным превращение жестокого крепостника в альтруиста, помогающего сирым и убогим. Поэтому важно акцентировать внимание на финале произведения, ведь рассказ-проповедь о Христе потряс сознание дяди.
И ведь история эта ему хорошо известна, но до событий, изображённых в рассказе, не принималась близко к сердцу. Повлияла она потому, что услышана им в нужное время в нужном месте. И ещё важно, как она передана. Здесь священник отец Алексей поведал её не только детям, но и с расчётом на внимание хозяина поместья. Этого батюшку тоже можно отнести к праведным людям, показанным в других произведениях писателя. Да и сам дядя и его слуга превратились в праведников.
Не зря Василий Розанов писал о том, как много дали русской душе классики литературы 19-го века, среди которых называет Лескова: «Сколько утешения; сколько тайного, незримого развития, уже неодолимого, незаглушимого!» [8, с. 403]
После прочтения рассказа у кого-то может возникнуть недоумение. Помещик простил слугу, дал ему денег и отпустил на волю. Тот отказался уходить. Невнимательный читатель поспешит объявить такое поведение проявлением рабской сути. У кого-то может возникнуть соблазн сделать обобщение: мол, тут прослеживается рабская покорность всего народа.
Этот миф развеял Дмитрий Сергеевич Лихачёв, напомнивший о традициях русской культуры. Он утверждал, основываясь на знании отечественной истории: «Но русская культура ещё и потому европейская, что она всегда в своей глубочайшей основе была предана идее свободы личности». [7, с.4]
Д.С. Лихачёв напоминает о том, что на русском Севере не существовало крепостного права. Напоминает о бегстве крестьян в казаки, о движении на Восток, освоении Сибири. Да и национальный характер русского народа оформился до закрепощения.
В произведении Лескова нет и намёка на рабскую покорность Ферапонта. В последних предложениях сказано, что слуга сделался верным другом бывшего грозного крепостника. «Эти два добряка» [5, с.385] стали помогать людям, которых настигало горе.
В указанной статье Д.С. Лихачёв выражает пожелание: «Пусть безотчётное стремление отдавать всего себя какому-либо святому делу, что так отличало русских во все времена, снова займёт своё достойное место и отвлечёт русского человека от коверкающих его схем единомыслия, единодействия и единоподчинения». [7, с.6]
К произведениям Николая Семёновича Лескова можно подходить не только с точки зрения влияния религиозных праведников на самосознание народа. Исследователь творчества знаменитого писателя профессор И.В. Столярова отмечала богатую многостороннюю одарённость русского народа. Она выделяла такую яркую черту русского как артистизм. Автор приводит в пример следующие произведения Лескова: «Запечатлённый ангел», «Левша», «Тупейный художник». Они проникнуты гуманистической направленностью.
Рассказ «Зверь» Столярова не упоминает, но имеет в виду: «Из них явствует, что понятие «артистизм» сопряжено у Лескова не только с природной одарённостью человека, но с пробуждением его души, крепостью характера. Истинный художник, в представлении писателя, – это человек, одолевший в себе «зверя», примитивный эгоизм своего «я». [3, с.129]
Артистизм в рассказе «Зверь» проявляется в характере дяди рассказчика и его слуги. Дрессировка диких зверей, представления, которые устраивает медведь Сганарель – всё напоминает цирк.. Зрителей всегда хватает. Наезжавшие к дяде гости участвуют в охоте, становятся свидетелями жестоких зрелищ – расправ над провинившимися зверьми, которые напоминают гладиаторские сражения.
Исходя из утверждения Столяровой, можно говорить о том, что герой преодолевает эгоизм и предубеждения, становится подлинным творцом добрых дел.
В произведении обыгрывается метафора зверя, преобразившегося в человека. Вначале это присутствует в виде намёка, когда дрессированный медведь на потеху окружающим показывает свою выучку, представляя действия, выполняемые людьми. И спасается от расправы, выказав немалое соображение. В конце происходит подлинное преображение дяди рассказчика, ставшего из жестокого крепостника праведником. Здесь можно увидеть мечту писателя о мире и согласии между классами и сословиями.
Можно детально проанализировать сей рассказ. Он, в отличие от таких произведений, как "Левша", не относится к сказу. Здесь взрослый рассказчик вспоминает события, свидетелем которых был в детстве.
Произведение раскрывает пороки крепостного права. В то же время разоблачения нельзя назвать гневными. Автор верит, что человек, испорченный крепостными порядками, всевластием над подчинёнными людьми, способен на исправление. В рассказе подобная метаморфоза происходит в душе героя произведения.
Дядя героя-рассказчика называет своего слугу Ферапонта (Храпошку) «укротителем зверя». Почему он так говорит? (Ферапонт умел обходиться со зверями. Медведь по кличке Сганарель очень любил его, они подружились. Когда рассвирепевшего медведя надо было застрелить, Храпон не стал в него стрелять, они простились как лучшие друзья).
Отношения между Ферапонтом и медведем, действительно, трогательные. Но давайте вспомним начало рассказа. Он ведётся от первого лица. Как мальчик оказался у дяди? (В тот год стояла ужасно холодная зима. Отец мальчика служил следователем, часто отлучался из дома. Как-то он находился по делам в городе Ельце. Мать мальчика на Рождество решила съездить к нему, а пятилетнего сына оставила у своей сестры. Сестра её была замужем за одним помещиком из Орловской губернии. В книге сказано про него: «Он был очень богат, стар и жесток». Этот помещик и в своих детях стремился воспитывать жестокость. Однажды племянника выставил на балкон во время грозы. Дядю боялись все).
Прочитаем предложение, в котором описывается его характер:
«В характере у него преобладали злобность и неумолимость, и он об этом нимало не сожалел, а напротив, даже щеголял этими качествами, которые, по его мнению, служили будто бы выражением мужественной силы и непреклонной твёрдости духа».
В статье Аллы Кретовой высказаны такие суждения: «Зверь» – один из немногих “идиллических” лесковских святочных рассказов. Рождественская развязка традиционна и убедительно трогательна.
Лесков апеллирует к рождественским главам Евангелия, на сцену вступает Высший Промысел в виде традиционных в святочном рассказе “жанровых аксиом”: чуда, спасения, дара». [4, А. Кретова, Электронный ресурс]
Развязка, конечно, очень трогательная, однако идиллическим рассказ нельзя назвать. Идиллический – значит «мирный, спокойный, безмятежно-счастливый». Такие определения никак не подходят к большей части произведения. Уже в начале описание суровой зимы навевает тревогу, которая усиливается гнетущим впечатлением от порядков, принятых в доме дяди рассказчика.
А события, связанные с медведем, скорее можно отнести к жанру приключений, читаются с всё возрастающим интересом. «Жанровые аксиомы» в конце этого рождественского рассказа представлены весьма ярко, но классик выразил их оригинально, о чём уже упоминалось выше. Да и последующая жизнь барина и слуги, ставших друзьями, тоже не идиллическая. Она не безмятежно-спокойна, а проникнута активной заботой о страждущих, сирых и убогих. В этом и заключается счастье наших героев.
Библиографический список
1. Аннинский Л.А. Повести о А.Ф. Писемском, П.И. Мельникове-Печерском, Н.С. Лескове. Часть III. Несломленный. Повесть о Лескове. М.: Книга, 1988
2. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в ХVII – XX веках. М.М. Дунаев. – М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003. Глава XII. Николай Семёнович Лесков.
3. История всемирной литературы в 9 томах. Том седьмой. Литературный процесс в России. 12. Лесков. И.В. Столярова. Издательство «Наука», Москва, 1991.
4. Кретова А. Дядя Скрудж и дядя Страх в «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса и в святочном рассказе Н.С. Лескова «Зверь».// Литература, 1 сентября, 2001, №1 [Электронный ресурс] URL: https://lit.1sept.ru/article.php?ID=200100102 (дата обращения: 8.12.2020)
5. Лесков Н.С. Левша. Повести и рассказы. Казань, Татарское кн. изд – во, 1980.
6. Обуянная соль. (Литературная заметка). Н.С. Лесков о литературе и искусстве. Ленинград. Издательство Ленинградского университета, 1984.
7. О национальном характере русских. Д.С Лихачёв. Вопросы философии, №4, 1990
8. Розанов В.В. Сочинения/ Сост., подгот. текста и коммент. А.Л. Налепина и и Т.В. Померанской. – М.: «Сов. Россия», 1990.